Территория сердца

16

Утром меня разбудила Алла в шесть утра.

— Так, мышонок, вчера порезвились и хватит, — с ходу начала она давать указания в трубке. — Я тебе такси вызвала, ты сейчас едешь на работу раньше всех задабривать дракона. Одеваешь…. Блин…. Чтоб тебе надеть-то поинтереснее и на контрасте с этой сукой….

— Алла Викторовна, доброе утро, — пробормотала я, едва открыв глаза и осознавая, что разговор уже идёт полным ходом. — Задабривать кого?

— Не прикидывайся, мышонок, — её голос был полон уверенности. — Александра, конечно. Вчера ты… переборщила…. со свиданием… а сегодня надо срочно исправлять положение. Я тебе вызвала такси, чтобы ты была на месте первой. Кофе ему приготовишь, договоры заберёшь у Влада на столе, ключ от сейфа в моем втором ящике, оттуда возьмешь и планшет и распечатаешь все поручения, и по возможности убьёшь свою гордость. Хватит играть с огнём!

— Ох, Алла Викторовна… — я с трудом села на кровати, пытаясь осознать происходящее. — Я поняла, поняла. Но… зачем так рано? Я думала, что у нас были разговоры о том, что не надо рабски бежать за его одобрением…

— Я говорила не о рабстве, мышка, — отрезала она, — а о том, чтобы ты не взорвала весь мост. Вчера мы повеселились, но сегодня будешь мудрой. Надевай джинсы и тот синий свитерок со спадающим плечом. На ноги — тканевые кроссовки — в них, если что, убегать удобнее. А если серьезно — никакого официоза — сегодня пятница, день без дресс-кода, помним, да? Пусть Ленка ему мозги морочит своим видом снежной королевы.

— Хорошо, — вздохнула я, вставая с кровати. — Джинсы и свитер — значит, джинсы и свитер. Кофе, договоры, скромное обаяние. Всё по плану.

— Именно, мышонок, — подытожила Алла. — И помни: сегодня главное — не казаться виноватой, но и не нарываться на новый конфликт. Ты вчера заявила свои права, но сейчас нужно чуть-чуть отступить. Дай ему почувствовать, что ты на его стороне. Не дожимай. Все, целую, меня сегодня не будет. Учитесь мириться сами.

Проклиная все на свете, я поплелась в ванную.

В офисе действительно еще никого не было, когда я прошмыгнула в приемную. Но двери в кабинет Болотова были чуть приоткрыты, оттуда на пол падала узкая полоска света. Я понимала, зачем Алла отправила меня на работу к семи утра — разговор должен был пройти наедине.

Мысленно благодаря предусмотрительность Аллы, я почти бесшумно в своей обуви сварила кофе, достала из кабинета Влада документы, разложила их по папкам и тихо постучалась в логово орка.

— Входи, — послышался знакомый ледяной голос Александра Юрьевича из-за двери.

Я толкнула дверь, осторожно заходя внутрь с подносом, на котором стояли свежий кофе и аккуратно разложенные папки с документами. Александр сидел за столом, с мрачным видом просматривая какие-то бумаги. Свет от настольной лампы мягко падал на его лицо, и хоть он был предельно сосредоточен, взгляд был холодным, почти отстранённым. Я впервые позволила себе рассмотреть лицо этого человека внимательнее. Очень резкие черты, хищный нос и темно-карие глаза, жесткий рот и высокий лоб, на который падали иссиня-черные пряди волос. Не красивый, но вызывающий интерес хищник — собранный, холодный, внушающий уважение и тревогу одновременно. Его глаза мельком пробежали по мне, но в них не было ни тепла, ни эмоций, только лёгкое ожидание.

— Кофе, — я поставила перед ним чашку, — печенье, договоры, с пометками и моими предложениями. Протоколы. Список поручений. Официальные письма для отправки.

— Мышонок, — он устало закрыл глаза, — хватит. Сядь, пожалуйста.

Его голос был усталым, но в нем звучало нечто большее, чем просто желание завершить рабочие моменты. Я замерла на секунду, не зная, как реагировать, но затем осторожно опустилась на стул напротив его стола.

— Мышонок, я на многое могу закрыть глаза, многое простить, тем более, когда вижу, что ошибки происходят не по глупости, а по неопытности. Но скажи мне, можно простить войну в собственной приемной?

Его голос оставался спокойным, но в нём уже сквозило что-то острое, почти как упрёк, заставляя меня напрячься. Я понимала, что момент пришёл, и что в этот раз не выйдет избежать разговора о вчерашнем инциденте. Он ждал ответа, и молчание только усугубляло ситуацию. С другой стороны, я понятия не имела, как преподнесла эту ситуацию Елена. У нее в этом было явное преимущество.

Ох и чесался у меня язык высказать ему все, что я думаю. Не я начала войну, не я допустила хамства и оскорблений, не я опустилась до упреков и обвинений. В конце концов не я позволила своему любовнику считать, что весь мир вращается вокруг него… нее, в данном случае.

И вдруг отчетливо поняла, что не стану ничего этого говорить. Но и оправдываться не стану.

— Мне жаль, Александр Юрьевич, что случилось, то случилось. В ссоре всегда виновны двое. Решение за вами.

— Это все, что ты скажешь? — его голос снова прозвучал устало.

— А что вы хотите? Оправданий? Обвинений? Жалоб? Это не будет.

— Мне не нужны оправдания или обвинения, — заметил он. — Мне нужно, чтобы ты поняла: всё, что происходит здесь, в офисе, отражается на всей компании. Ты сказала, что в ссоре виновны двое, но… конфликты разрушают не только людей, но и процесс работы. И от этого страдают все.

Он вздохнул и откинулся назад, явно уставший от всего происходящего.

— Я устал от того, что мне приходится разбираться в личных конфликтах, когда есть более важные дела. У нас была сделка с «Транснефтью», которую мы чуть не упустили из-за ваших разборок, — его голос стал тише, но острее. — Я хочу, чтобы ты поняла: работа превыше всего.

— Правда? — я не удержалась от фырканья. А после поднялась. — Я вас поняла, Александр Юрьевич, — голос мой звучал холодно и отстраненно. — Прошу прощения. Только вот и вы меня услышьте: с 9 до 18 я вся ваша, а дальше…. Мое личное время. Если уж вы перешли на этот уровень обвинений, то может выдадите мне строгую должностную инструкцию по моей работе? Потому что та, которая есть, вас явно не устраивает. Я не получаю дивидендов, Александр Юрьевич, я получаю лишь…. Геморрой. Простите за сравнение, но мой рабочий день еще не начался.

Александр Юрьевич резко поднял голову, его глаза сузились от моего тона. В комнате повисла напряжённая тишина, и я почувствовала, как между нами словно выросла невидимая стена.

— Ты хочешь должностную инструкцию? — спросил он ледяным голосом. — Ты считаешь, что я пытаюсь заставить тебя работать сверх нормы или не уважаю твоё личное время?

— Я считаю, что вы обвиняете меня в том, что я не обязана контролировать, — сказала я, не собираясь отступать. — Да, работа важна, но если ваша команда не может справиться с внутренними конфликтами без вашего вмешательства, может, стоит пересмотреть подходы? Не стоит перекладывать ответственность за провал на секретаря-референта, который не ведёт переговоры с «Транснефтью».

Я понимала, что меня снова несет, но молчать не могла.

— Я пришла в этот офис, чтобы работать. Не быть жертвой в вашей борьбе, не участвовать в личных войнах, а выполнять свою работу. И я выполняю её на все сто процентов. Но если вы хотите, чтобы я была здесь круглосуточно и взяла на себя все чужие ошибки, то это уже другая история. Может, вам нужен не секретарь, а кто-то другой?

Он тоже встал с кресла.

— Тогда скажи мне, что произошло вчера? Расскажи свою версию конфликта?

Я смотрела прямо в его глаза.

— Нет. Не стану. Потому что говорить за спинами других людей, обвинять их, жаловаться — подло!

Александр Юрьевич стоял напротив меня, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах появился опасный блеск. Мы смотрели друг на друга, словно противники на ринге, ожидая, кто сделает первый шаг.

— Ты не хочешь рассказать, что произошло, потому что считаешь это подлостью? — его голос был тихим, почти шипящим. — Или потому что знаешь, что в этой истории есть что-то, чего я не знаю?

Я плотно сжала зубы, не желая ничего говорить. Не могла же я сказать, что причиной вчерашних разборок был он сам.

Моя молчаливая реакция явно не понравилась Александру Юрьевичу. Его взгляд стал тяжелее, словно он пытался проникнуть в мои мысли, понять, что я скрываю.

— Так значит, дело во мне? — произнёс он, его голос был тихим, но напряжённым, как струна, а пальцы отбивали дробь по поверхности деревянного стола. — Это из-за меня началась вчерашняя ссора?

— Нет…. — я опустила глаза, — не совсем…. — не буду я говорить правду. — Скорее из-за того, что…. Елена считает, что я не справлюсь с тем, что мне поручают, — зачем я ее сейчас выгораживаю? На кой хрен?

Александр Юрьевич замер, его пальцы перестали отбивать дробь, но напряжение в воздухе только возросло. Он молчал, очевидно размышляя над моими словами, хотя я видела, что это объяснение его не устраивает.

— Она считает, что ты не справляешься? — произнёс он медленно, с явным скептицизмом. Его взгляд, казалось, пронзал меня насквозь, словно он искал настоящую причину.

Я кивнула, всё ещё не поднимая глаз, чувствуя, как моя уверенность тает с каждой секундой. Зачем я выгораживаю Елену? Может, потому что не хочу, чтобы этот разговор перерос в нечто большее. Но было очевидно, что он не верит ни единому моему слову.

— Лучезара, — его голос стал ниже, но жёстче. — Давай говорить откровенно. Мы оба знаем, что здесь происходит нечто большее, чем просто недовольство твоей работой. Я привык к прямоте. Так что перестань ходить вокруг да около и скажи мне правду.

— Какую? Что вы хотите услышать? Я сказала вам то, что вижу сама, мою версию. Если вас она не устраивает, я что могу сделать?

Елена, ненавижу тебя, но разбирайтесь сами — без меня!

Он потер лоб рукой, словно пытаясь снять головную боль. Поморщился. На долю секунды мне стало даже жаль его — он явно не думал, что ситуация зайдёт так далеко.

— Александр Юрьевич, — я осторожно задела его за запястье, проклиная свою инициативность, — может имеет смысл вам с Еленой Вячеславовной поговорить друг с другом откровенно? Не мое это дело, но….

Болотов резко поднял голову, когда я дотронулась до него, и его глаза на мгновение встретились с моими. Я тут же пожалела о своем поступке, чувствуя, как напряжение между нами снова растёт. Хотела забрать руку, но он накрыл ее своей второй рукой, зажимая мою ладонь между своими. Вырываться было глупо, хотя где-то внутри меня рос протест против такого контакта.

— Поговорить откровенно? — его голос был глухим, словно он обдумывал мои слова. — Ты думаешь, это поможет?

Я пожала плечами, опустив глаза.

— Прости, мышонок, — он по-прежнему не давал мне забрать руку, — за свои ошибки я пытался заставить ответить тебя. Ты права — это подло.

Его слова были неожиданными, и мне показалось, что впервые за всё время нашего общения он проявил слабину. Не ту холодную, рациональную сторону, которую я привыкла видеть, а что-то более… человеческое. Я не знала, что сказать, но внутри меня что-то слегка дрогнуло. Его рука всё ещё лежала на моей, и это прикосновение начинало казаться мне слишком личным, слишком интимным для нашей ситуации.

Он молчал, о чем-то думая, не отпуская меня, даже чуть сжимая мою ладонь. Я замерла, боясь пошевелится. Его рука на моей не была ни тяжёлой, ни обременительной, но само это прикосновение казалось странным, выходящим за рамки того, что должно быть между начальником и подчинённой. Я чувствовала, как от этого контакта по телу пробегает лёгкое тепло, но оно не было резким или пугающим, скорее… неожиданным. И совершенно не внушало былого отвращения. Мы оба замерли, словно время остановилось, и ни один из нас не решался сделать первый шаг — либо чтобы закончить этот момент, либо чтобы что-то начать.

Хлопнула входная дверь в приемной, заставляя обоих вернуться к реальности. Я могла лишь молиться, чтобы пришла не Савельева.

— Мне нужно тебя отпустить, мышонок? — очень тихо спросил Болотов. Спросил грустно, устало, без намеков и подоплеки. Я чувствовала легкое сжатие его пальцев, и от этого прикосновения меня не охватывал прежний страх или смущение. Наоборот, в нем была какая-то теплая искренность, от которой стало даже немного не по себе.

— Да… — выдохнула, не поднимая глаз. — Да, Александр Юрьевич, отпустите.

Он отпустил мою руку медленно, словно не хотел разрывать этот хрупкий момент, но понимал, что нужно это сделать. Я ощущала тепло, которое ещё оставалось на моей ладони, и это странное чувство не отпускало.

— Иди, мышонок, — тихо сказал он, — иди. У нас сложный день. Ты ведь не оставишь меня как вчера одного?

— Нет, не оставлю, — помотала головой, пытаясь разобраться, что чувствую.

— Хорошо, — устало улыбнулся он. — Лучик, перенеси все встречи со второй половины дня на следующую неделю, а потом…. Попроси Влада отпустить Елену Вячеславовну на сегодня, так же после обеда. Придется тебе, мышонок, сегодня отработать вчерашнюю халяву в одиночестве.

Я вскинула на него глаза, не понимая, что будет. А он словно ждал этого — поймал меня своим взглядом. Спокойным, полным уверенности и силы, но без прежней насмешки.

— Пора, девочка, мне навести порядок, — ответил он на немой вопрос.

Остаток дня прошёл относительно спокойно, и работа полностью захватила меня. Я так увлеклась выполнением поручений, что к обеду даже забыла о напряжённом разговоре с Александром. Елена всё это время игнорировала меня, делая вид, что я для неё не существую. Однако, когда Александр забрал её после обеда, как и обещал, я наконец смогла расслабиться и почувствовала, как воздух стал чуть легче.

С Владом работать было проще. Его присутствие не давило так, как присутствие его отца. Совещания, которые он проводил, больше касались организационных вопросов, а в этой области я чувствовала себя гораздо увереннее. Он не играл в психологические игры, не пытался поймать меня на мелочах — он просто отвечал на мои вопросы и иногда даже давал полезные советы.

Его теплый взгляд и улыбка, которую он посылал мне на совещаниях, не вызывала той легкой дрожи, что вызывали темные глаза его отца. Все утро я избегала встречаться глазами с Александром, но даже на встречах чувствовала его внимание. Не навязчивое, нет, но постоянное. И если раньше это внимание казалось мне тяжелым камнем, то сейчас…. Сейчас это была как морская волна — мягкая, но неотвратимая, от которой по всему телу разливалось странное чувство тревоги и трепета одновременно. И это мне категорически не нравилось.

— Зара, если этот чертов телефон в приемной будет трезвонить не затыкаясь, я сам к концу совещания озверею, — слова Влада заставили меня поднять голову от записей.

— Владислав Александрович, я не могу как та «мама» и там и тут. А если начну бегать туда-сюда, вы меня сами выгоните. Могу попросить кого-то из девочек сегодня посидеть в приемной.

— Ну так попроси, — нетерпеливо мотнул он головой, невольно повторив жест отца. Я не сдержала улыбки. Как они все-таки были похожи в некоторых ситуациях.

С затаенной улыбкой я набрала номер начальника отдела кадров:

— Павел Юрьевич, нам нужна девушка в приемную.

— Лучезара Игоревна, — он на секунду замолчал, — что такое?

— Алла Викторовна на больничном, Елена Вячеславовна уехала с Александром Юрьевичем, я не могу разорваться на две части.

— Понял, сейчас пришлю кого-нибудь. Эх…. Это будет не просто…

— Почему? Пришлите Лару с поста внизу. Или….

— Я сейчас подумаю, — тоскливо вздохнул он.

Минут через пятнадцать в двери приёмной осторожно, почти неслышно, прошла девушка — худенькая, с короткой стрижкой и рыжими волосами. Она выглядела немного смущённой, словно не была уверена, что правильно попала.

— Здравствуйте, — нерешительно сказала она, останавливаясь у моего стола. — Меня Павел Юрьевич прислал помочь… Я — Катя.

— Я — Зара. Лучезара, но можно просто Зара. Ты меня спасаешь, Кать, иначе я скоро двинусь по фазе, — с улыбкой сказала я, уступая ей своё место. Катя явно расслабилась, услышав дружелюбный тон. — Садись сюда.

Я пересела за стол Аллы и продолжила: — Значит, смотри. Александра Юрьевича сейчас нет, все звонки для него заносишь вот в эту таблицу: кто звонил, во сколько и зачем, — я указала на экран с таблицей, которая была моим маленьким изобретением для удобства. — Это нужно для того, чтобы потом было легче раскидать по приоритетам. Если звонят Владиславу Александровичу — либо записываешь, если мы заняты, либо говори мне, я решу, соединять или нет. Но чаще всего будут искать меня. Просто записывай, кто звонил, и я сама с ними свяжусь позже.

Катя кивала, записывая что-то в блокнот, но я видела, что она слушала внимательно. Это было странное, но приятное чувство — объяснять и руководить, отдавать распоряжения и видеть, как кто-то ловит каждое твоё слово.

— Поняла? — уточнила я, убедившись, что Катя не потерялась.

Та молча кивнула, улыбнувшись теплой улыбкой.

— Хорошо. На самом деле твоя задача на сегодня — ублажать телефон, чтобы он не свел нас с ума. Кофе варить не надо — я сама это сделаю, если Владислав Александрович попросит. Почты и расписания не касайся — это не твоя задача. Можешь себе кофе налить, кофе-машина там — я кивнула в сторону нашей маленькой кухни.

Катя улыбнулась ещё шире, явно радуясь, что задача оказалась не такой сложной, как она, возможно, представляла.

— Спасибо, Лучезара Игоревна, — с благодарностью сказала она. — Я постараюсь не доставить вам проблем.

— Не переживай, — отозвалась я, чувствуя, что наше сотрудничество началось вполне неплохо. — Главное — спокойствие и никакой паники. Если что-то будет непонятно — спрашивай сразу.

Я вернулась к своим документам, изредка поглядывая на Катю, чтобы убедиться, что она чувствует себя уверенно. Через пару минут я заметила, что она с легкостью записывает звонки в таблицу, и у меня на душе стало легче. Я воткнула в уши наушники, прослушивая утреннее совещание с Александром, сверяясь со своими записями и составляя для него протокол. Странности продолжались, его бархатистый низкий голос вызывал не страх, а улыбку. Мысли снова и снова возвращались к тому моменту, когда его рука накрыла мою. Тепло от этого прикосновения ещё не до конца отпустило меня, как и воспоминание о том, как он спросил, нужно ли меня отпустить.

Внезапно передо мной приземлилась кружка с кофе — большая, моя любимая.

Я посмотрела на улыбающуюся Катю и достала один наушник.

— Лучезара Игоревна, спасибо!

— За что? — удивлённо спросила я, глядя на Катю.

— Мы с девочками жребий тянули, кто сюда пойдет. Думали опять будет кошмар. Как между Харибдой и Сциллой, а вы…. Вы такая спокойная.

— Я тебе больше скажу, — засмеялась я, — в шкафчике ниже есть отдел, там мой НЗ на случай, когда совсем доводят. Можешь принести нам обеим по конфетке. Мы заслужили, — я прикрепила электронный протокол к совещанию, нажимая кнопку загрузить — удобную штуку, придуманную нашими программистами. Теперь в расписание мы могли к каждой встрече не просто прикрепить документы, чтобы начальники могли в любой момент их просмотреть на планшетах, но и после добавить протокол, создавая таким образом огромную базу данных.

Катя засмеялась, чуть удивлённая и обрадованная моим предложением и сходила, принеся нам по паре маленьких шоколадок.

Я снова вернулась глазами к планшету и…. едва не поперхнулась кофе.

На только что отправленный протокол мне пришел ответ. Александр отправил смайлик: улыбающуюся рожицу с поднятым вверх пальцем.

Я едва сдержала рвущийся смех: получилось нечто, похожее на хрюканье.

— Лучезара Игоревна? — вопросительно спросила Катя.

— Нет, ничего, просто…. Наши программисты…. Ух, затейники!

В этот же момент зазвонила и Алла.

— Судя по тому, что я вижу на своем планшете, — без предисловий заметила она, — мир восстановлен?

— Почти, — ответила, запивая свое смущение принесенным кофе.

— Сильно бесился?

— Вообще нет. Скорее…. Устал. И похоже, разобрался в ситуации.

— Ого…. Насколько разобрался?

— Настолько, что отменил все встречи и уехал с Савельевой, — чуть слышно ответила я. — Если что, я на нее не жаловалась.

— В этом-то я как раз и не сомневалась, — вздохнула Алла. — Похоже, мышонок, ты своим блеском вскрыла тааакой нарыв…. Даже я не ожидала.

— А что будет дальше? — спросила я, уже не пытаясь скрыть тревогу.

— Решение он принял, дорогая, сейчас озвучивает его. Предсказать ее реакция я не берусь. Зара, уволить ее пока…

— Не возможно, — согласилась я, понимая, что Александр не станет рубить с плеча. Не в его стиле.

— Скорее всего он поставит жесткие рамки и обозначит, что будет, если она их переступит. Если не совсем идиотка — успокоится и сядет на жопу ровно. У нее хорошая должность, более чем хорошая зарплата, есть своя и квартира и машина, да и выглядит хорошо. Подозреваю, что и подарки ей дарились не самые…. Простые. Но на это я бы рассчитывать сильно не стала. Не дал бог мозгов — считай инвалид. И мерзости творить она не закончит, просто станет осторожнее. Понимаешь, мышонок, — Алла вздохнула, — такие, как она, редко уходят красиво. Лена будет играть по правилам, но лишь до тех пор, пока не найдёт способ снова поставить себя на пьедестал. Поэтому расслабляться не стоит. Следи за ней и будь готова к тому, что она найдёт новый способ подставить тебя.

— Да, бл……

— Точнее и не скажешь, — согласилась Алла. — Твоя сила в том, мой маленький мышь, что она тебя не понимает. Совсем. Вы словно две параллельные вселенные. Она жалуется — ты молчишь, она истерит — ты спокойна, она ластиться — ты дрожишь от страха и огрызаешься, она ищет выгоду — ты вольно или не вольно стараешься помочь, она подчиняется — ты делаешь по-своему. Ох и заварили мы с тобой кашу, мышонок. Одно меня радует — наш технический отдел. Надо ж такую фигню придумать — смайлики в расписании. Засранцы гениальные!

Я тихо засмеялась — смайлик продолжал мне улыбаться.