Только про девчонок

ЧТО БЫЛО ПОЛВЕКА НАЗАД

Вот и закончилось лето. Всего одно лето. Натка повзрослела. Только Шурка осталась прежней. Поглядела на солонцовского шофера и надула губы.

— Изменница ты, Натка.

— Никакая я не изменница, — возразила старшая сестра. — Просто мне повезло. Буду ехать в кабине и бесплатно…

— Нет, ты — изменница.

— Ты же сама первая нарушила договор.

— Когда?

— А на Чертовом озере. Помнишь? Ты сама бегала за Ваняткой, чтобы щуку помог вытащить.

— Это не в счет.

— Нет, в счет.

— Нет, не в счет. Щуку мы не смогли бы вытащить.

— То-то. Не смогли. А договор все равно был нарушен. Вообще наш договор был глупый. Есть дела, которые могут делать только мальчишки, а есть — которые мальчишки не могут, зато умеют девчонки.

Шурка молчала. Она думала о том, права Натка или нет.

Пришел Лешка.

— Ты оставишь нам Степку? — спросил он.

— Оставлю. Только кормите его получше и разговаривайте с ним почаще, чтобы не забывал человеческую речь.

— А он не улетит осенью?

— Нет. Он уже зимовал здесь. Привык. Вообще птицам не обязательно улетать. Если бы корму для них хватало, они зимовали бы здесь.

— Ну, ты уж скажешь, — засомневался Лешка.

— Ничего не скажешь. Это точно. Прошлый год мы ездили на зимние каникулы в Москву. Я видела в Останкинском мясокомбинате скворцов. Они там тысячами зимуют. Зачем им улетать: корма на комбинате вволю, есть где спрятаться от холода. Вот и живут. Только не поют песен.

— Ну что, поехали? — спросил шофер.

— Поехали. — Натка села в кабину и, вспомнив про Шурку, подозвала. — А вы помогайте друг другу. Ты — Лешке, Лешка — тебе.

— Купи мне там акваланг, — попросил Лешка.

— Возьми пока мой.

— Учись хорошенько, — наказывала мать. — Да письма пиши, не забывай.

— А травы, травы-то, — вспомнила бабушка Домашка, когда завыл стартер, и побежала в сарай.

Она принесла несколько сумок с надписями.

— Это горец. Хорошо кровь останавливает. А из этого валерьяновый отвар делать. Нервы успокаивает.

— Бросай, бабушка, в кузов. Врачи знают, что к чему, — торопила Ната бабушку.

— А вот это шалфей, — продолжала бабушка. — Полоскание хорошее из него получается.

— Поехали! — нетерпеливо газанул шофер, и бабушка разом бросила сумки, свертки, пакеты.

Едва отъехали от дома, увидали Ванятку Бугаева. Он выходил из поросшего лопухами и коноплей переулка. Он тоже, как и Натка, переменился за лето, посерьезнел, особенно за последние дни.

Как тут не посерьезнеть, когда в его жизни произошло столько перемен. Опять написали о нем в газете. И фотографию поместили. Правда, написали мало: лишь то, что он нашел лодку, больше было о большевике Бугаеве. Но разве убавилось бы гордости у любого кочкинского мальчишки, если бы он так неожиданно стал внуком смелого деда.

А дед Ваняткин, как рассказывает корреспондент, был очень смелым, только об этом никто не знал. Только и было известно кочкинцам, что подстрелили его на охоте…

Корреспондент все узнал. Он даже нашел того большевика, которого Сажин и Бугаев с фальшивыми документами освободили из-под ареста. Еремин его фамилия. А живет он в Волгограде. Так вот этот Еремин и рассказал корреспонденту все, как было.

Прав был Илья Иванович, когда говорил на Громке, что, возможно, Ваняткин дед смастерил печатный станок. Так оно и было.

Большевики послали Еремина на Хопер, чтобы объяснил казакам правду про царя, про войну с Германией, которую вел тогда царь, про большевиков, которые боролись с царизмом. Ходил он из хутора в хутор, рассказывал, людей надежных для большевиков подыскивал. После того, как его освободили из-под ареста, он жил у Бугаевых в омшанике. Там, в омшанике, сидя днем со свечкой, писал прокламации. Бугаев развозил их надежным людям.

Однажды Еремин пожаловался Бугаеву:

— Глаза устают. Достать бы печатный станок…

Бугаев никогда не видал печатного станка, спросил:

— А сделать его можно?

— Станок-то сделать можно, да шрифты где взять.

— А что это? — не понял незнакомое слово Бугаев.

— Буквы, из которых набираются слова.

— Так я могу слова вырезать на дереве.

— Это долго, — засомневался Еремин.

Три дня потом не показывался Бугаев в омшанике, а на четвертый день принес дубовый брус, а на нем прокламация слово в слово вырезана. Обрадовался Еремин, рассказал, как делать станок.

Много потом напечатали они прокламаций и разнесли по хуторам. И еще бы много напечатали, если бы пристав не пронюхал, где прячется Еремин. Пришлось оставить омшаник, а станок перенести на лодку. Как будто на охоту уходил по утрам Ваняткин дед. На самом деле винтовку брал на случай, если придется защищаться.

Было время большого разлива, когда Бугаев и Еремин, спрятавшись в Бобриной протоке, печатали прокламации. То в одной, то в другой стороне слышались гулкие ружейные выстрелы охотников. А в общем-то было тихо.

Громче выстрела прозвучал поблизости осторожный всплеск весла. Еремин оглянулся, шепнул товарищу:

— Выследили нас ищейки.

По протоке продвигалась лодка. В лодке два гребца и участковый полицейский пристав.

— Ну-ка, молодцы, выходите на чистую воду! — крикнул пристав.

Бугаев сел за весла и погнал свою лодку напрямик затопленным тальником.

— Не уйдете, голубчики! — кричал пристав и командовал гребцам: — Раз-два, взяли! Раз-два, дружно! Дружно! Дружно!

Уйти нужно было. Прямые улики. В лодке — прокламации. В лодке — большевик, которого ищут. Догонят — конец ему. Ваняткин дед нажимал на весла. Ему бы выйти на Громок, в камыши, а там — ищи-свищи Еремина.

Жмут вовсю ищейки, да только никак не догонят долбленку, поменьше она, полегче, все напрямик да напрямик идет. Когда вышли на протоку, ведущую к Громку, пристав понял — уйдут.

— Стойте! — приказал он.

Лодка уходила.

Пристав прицелился из револьвера.

— Стрелять буду.

— Греби! — приказал Еремину Бугаев и взялся за винтовку.

Револьверная пуля врезалась в корму лодки. Бугаев выстрелил в ответ. Раненый пристав упал на руки своих помощников.

В займище слышались выстрелы охотников, на Громке стреляли тоже. В этой схватке и погиб смелый большевик Бугаев. Еремину уйти не удалось.

Все это Ванятка прочел в газете. Но все это он хотел услышать сам, от самого Еремина, и потому поспешил к Натке.

— Остановитесь! — замахал он рукой.

Шофер притормозил, Ванятка на ходу прыгнул на крыло и сунулся головой в кабину.

— Ты найдешь Еремина в Волгограде?

— Обязательно.

— Пригласи его к нам.

— Приглашу. Но он, наверно, старенький. Не поедет.

— Наверно, — согласился Ванятка. — Как моя бабушка. Или как дед Семен Сажин.

— Ты сам приезжай к нам на зимние каникулы. Вместе сходим.

— Если мать отпустит, — обрадовался приглашению Ванятка.

— Отпустит. Ты уже самостоятельный.

Ванятка смутился.

— Летом снова приедешь?

— А как же.

— Будешь искать с нами подсвечники?

— Буду. Мы вместе с нашим Сергеем приедем. У него акваланг настоящий, с баллонами.