Дома никого не было. На двери сеней Натка увидела записку: «Бабушка, я ушла за коровой. Ключ под тряпкой на крыльце».
Натка засмеялась, глядя на Шуркины каракули. «Одиннадцать скоро будет, а все еще плохо соображает, — подумала Натка. — Спрятала ключ и сама же всем об этом и рассказала. Бери, кому не лень».
С горы от колхозных клунь потянуло пылью, коровьей шерстью, молоком. Разморенная жарой рыжая корова Тоська, задев боком расшатанную калитку, медленно вошла во двор, подошла к корыту и стала жадно пить теплую воду.
Вскоре появилась Шура. Пока Тоська пила, Шура успела выложить почти все домашние новости.
— Мама уже два дня дома не была. На сенокосе она. Там и ночует. В этом году ее скирды самые лучшие. Председатель хвалил. А из района приезжал редактор, сфотографировал, и портрет ее будет в газете.
— А где бабушка?
— На огороде… Ты мне привезла гостинец?
— Привезла. Вот.
Шура повертела в руках ласты и спросила:
— Это что, в городе такие страшные носят?
— Ты, Шурка, ненормальная, — засмеялась Натка. — Это же ласты. В них плавают, а не ходят… А вот ружье для подводной охоты. Будем с тобой на черта охотиться.
— Ты сама ненормальная, — испуганно сказала Шурка. — Черта казаки боятся, а ты… охотиться. Мама не свелит.
— Мама и знать не должна. И никто не должен знать. Поняла?
— Не поняла, — сказала Шурка.
— Тогда я ласты какой-нибудь другой девчонке отдам, — пригрозила Натка.
— Ну и отдавай, — Шурка бросила подарок в лебеду. — А я маме скажу.
Обе, надувшись, сели на бревно, лежащее под плетнем.
— Ты просто трусиха, — сказала Натка.
Шурка промолчала.
— Ты предательница…
Шурка ни слова.
— Если б я знала, лучше бы осталась со своим классом. Или уехала с археологами в степь.
Непонятно было Натке, что случилось с ее младшей сестрой. В прошлом году, какую бы затею ни придумала Натка, сестра первая подхватывает… А теперь — «маме скажу». Предательница… Может, и правда Натка зря со своим классом не осталась?
…Перед самым концом учебного года в Наткином классе состоялось собрание. Разговаривали о том, как лучше провести лето. Учительница по ботанике прочитала ребятам статью о лекарственных травах, напечатанную в газете «Сельская жизнь».
— В нашей области, ребята, — сказала она, — около сорока ценных лекарственных трав, их надо собирать. Я предлагаю идти в поход по Ахтубинской пойме. Хорошо отдохнем и сделаем полезное дело. Кто пойдет?
К удивлению всех, Натка отказалась. А ведь раньше она сама организовывала поездки с археологами на раскопки степных курганов. Теперь же…
— Мама просила приехать сразу, — сказала Натка и пояснила: — У нее очень много дел, надо помочь. А тра́вы я в деревне соберу. Моя бабушка знает много лекарственных трав.
Кроме дел и того, что Натка скучала по маме и Шурке, у нее была еще одна причина, чтобы ехать домой: поймать черта в Чертовом озере.
Чертово озеро находится в Хоперском займище, сразу же за хутором. Сколько себя помнит Натка, об этом озере рассказывают разные страшные истории. Во всех историях бывает черт. В давние времена черт заманил к себе в озеро самую красивую в хуторе девушку Любу Сапожникову. Заманил и утопил.
А еще… Это было, как говорила бабушка, до колхозов. В Кочки приехал лектор-атеист. Когда ему рассказали про черта, он рассмеялся и пригласил хуторян на озеро, чтобы доказать, что никакого черта нет. Было это в зазимье. Лектор повел на озеро подвыпивших для храбрости казаков. Лед был прозрачный, через него просматривалось все дно озера. Казаки кучкой ходили по льду, глядели, как под зелеными водорослями стаями ходили черноспинные караси. Хорошие караси, крупные. На это озеро не всякий рыбак пойдет — страшно, вот и живет здесь рыба припеваючи.
И вдруг совсем неожиданно лед треснул под ногами осмелевшей ватаги. Вода, вытесненная окунувшимися казаками, выплеснулась наверх. Все потонули, кроме лектора-безбожника. Он был в стороне и в полынью не попал. Но в Кочки лектор тоже не вернулся — сбежал. А худая слава за Чертовым озером с тех пор укрепилась еще больше.
Все эти рассказы давние и толковать их можно было по-разному. Люба Сапожникова могла утонуть по какой-то другой причине, черт ни при чем тут, и лед треснул на озере опять же без помощи черта — просто не выдержал, тонкий был.
Однако были доказательства и более важные, хотя черт с тех пор шкодил все больше по мелочам. Наткина мать своими глазами видела, как водяной схватил селезня, который привел на озеро выводок. От селезня всплыли только перья. Таких случаев было очень много, когда хозяева не досчитывались утей или гусей, побывавших на Чертовом озере.
Пастух Афоня этой весной рассказывал вообще невероятное. Около Чертова озера он пас хуторских коров. И слышал, как кто-то огромный бурунил на озере воду. Хоть и страшно, однако Афоня решил поглядеть, кто это в озере мутит воду. Пробрался через тальник и видит: островок, сидевший до сих пор на середине озера, оказался не на месте. Пригляделся, а он тихонько движется к берегу. «Конечно же, это черт его тянет!» — решил Афоня. Хотел он было бежать подальше, но тут увидел, как кто-то сильный, разрезая воду, пронесся мимо острова. И в этот момент, когда вода поднялась белым буруном, с неба, широко распластав крылья, опустился орел. Он вцепился когтями в плывущее страшилище, взмахнул крыльями и тут же скрылся под водой.
Афоня мог и сочинить. Он любил рассказывать маловероятные истории, которые будто бы приключались с ним на пастбище. Не поверили бы ему и на этот раз, если бы островок был на своем месте. А он оказывался почти у берега.
В прошлом году делал попытку поохотиться с ружьем на черта Ванятка Бугаев. Два дня сидел он в тальнике и ничего не высидел.
Теперь решила объявить войну водяному Натка. Она считала так: если он ест утей, то, значит, это не какой-то дух, а если так, то его можно поймать. В помощники хотела взять себе не мальчишек, а девчонок (что они, хуже мальчишек?). Однако самая первая помощница струсила при одном только упоминании о черте. Кто же пойдет с Наткой?
Сидят сестры на бревне. Сердитые. Натка обдумывает, как бы уговорить Шурку, чтобы она не только матери не сказала ни слова, а даже согласилась бы пойти на озеро. Одной все-таки жутко.
Посидев молча, Натка глубоко вздохнула.
— Ладно, — сказала она. — Если ты так, то я через два дня уеду. — И решительно поднялась.
— Ведь врешь ты, Натка, — быстро вскочила Шурка. — Все ты врешь. Никуда не уедешь. Мама не отпустит. Картошку надо окучивать, дом, гляди — вся глина обвалилась, обмазывать надо, белить тоже… А ты — уеду… Мама ждала тебя, ждала…
— Разве что мама не отпустит, — согласилась Натка.
Не то придумала. Надо что-нибудь еще…
И придумала: Натка скоро заканчивает школу. Подходит Шуркина очередь ехать в город, она во сне видит этот день.
— Не возьмет тебя Лида, — сказала Натка.
— Возьме-ет, — уверенно протянула Шурка.
— Нет. Я скажу ей, какая ты.
— Какая? — удивилась Шурка.
— Обманщица.
Шурка в слезы. Натка торжествует, уговаривает.
— Перестань, Шурка, что это мы, как дурочки какие. Сразу и поругались. Я не скажу, если не скажешь ты. Ведь не скажешь?
Шурка качнула головой: не скажет.
— Вот и хорошо.
Много ли нужно сестрам, чтобы поссориться? — пустяки, и не больше этого, чтобы помириться.
— Пойдем к бабушке, — помолчав, предложила Шурка.
— Пойдем, — Натка подняла ласты, маски, ружье.
— Куда же ты? — спросила Шурка, видя, что сестра направилась не в ту сторону.
— Пойдем в обход, — засмеялась Натка.
Шурка догадалась: Натка что-то затевает. Не может она, чтобы не придумать что-нибудь озорное. Кочкинцы говорят про Натку, что у нее все выходки бабушкины. И это точно. Даже сейчас бабушка нет-нет и отольет какую-нибудь озорную пулю. Шурка не такая. Тихая. Но с Наткой и она не прочь пошутить.
— Ты уже охотилась с этим ружьем? — поинтересовалась Шурка.
— Охотилась. Сергей возил нас с Лидой на Тумак[1]. Я сазана там подстрелила на четыре килограмма. Зубы у него вот такие. — Натка показала ноготь большого пальца. — Почти как у человека.
Шурка остановилась.
— Ну и врешь ты.
— Честное комсомольское.
— Так у сазана зубов-то нету.
— Много ты знаешь. Сергей специально собирает коллекцию рыбьих зубов. Оказывается, они есть у всех рыб. Я тебе покажу.
Огород длинной лентой тянется от двора вниз. Он кончается там, куда в разлив по весне подходит вода, где начинаются заросли высоких осокорей, дубов и ветел. Там у осокорей белеет бабушкин платок.
Спустились по улице к мосту и пошли в обход тальником. Спрятавшись в осокорях, сдерживая смех, сняли платья, спрятали, надели ласты, маски и, высоко поднимая ноги, пошли по окученному картофелю.
Нагнувшись, бабушка Домашка потихоньку тюкала мотыгой по твердым комьям земли. Она была так увлечена работой, что ничего, кроме земли и картофельных ростков, не видела. Натка подняла земляной камешек и бросила в бабушку. Бабушка разогнула спину и, глядя на чудовища с зелеными лягушачьими лапами, перекрестилась. А чудища, высоко поднимая лапы, все приближались. Бабушка бросила мотыгу и быстро затрусила к дому.
Девчонки со смеху попадали на землю.
— Бабушка! — закричала Натка.
Но бабушка остановилась только около двора.
Разглядев своих внучек, рассердилась:
— Да вы что, умом тронулись? — Но вскоре успокоилась, прислонилась к плетню и, потрясая плечами, долго беззвучно смеялась.
— И что вы девчонками уродились? Все замашки ребячьи. — И, оглядев с ног до головы, спросила:
— Что же это такое?
— Мы будем охотиться на сазанов, — объяснила Шура. — Это ласты, в них плавают под водой, а это ружье, чтобы стрелять тоже под водой. — И, вспомнив, сказала: — Платья нужно забрать. Вы идите, а я сбегаю.
Вернулась Шура в слезах.
— Не нашла платьев. Кто-то унес. Конечно, мальчишки.
Натка надела мамин халат, и они пошли в осокори. Мальчишек никаких не было. Они заглядывали в кусты, ходили по следам, которые кто-то оставил на опавшей прошлогодней листве. Нигде никого.
Шуру кусали комары, и она шлепала себя ладонями по голым ногам. Громко, чтобы слышали спрятавшиеся мальчишки, грозилась:
— Ну, погодите, попадетесь нам, мы вам покажем!
На себя Шура не надеялась. Она не сладит даже со слабаком Лешкой Сапожниковым. Но Натка… С Наткой ничего не страшно. Натка в прошлом году мальчишку тонувшего спасла. В гости откуда-то приехал, а плавать не умел. Ванятка Бугаев столкнул его в воду. И за это получил от Натки. С тех пор и пошла у них вражда.
Они уже собрались уходить. Шура случайно взглянула вверх и обрадованно вскрикнула:
— Натка! Гляди!
На самой вершине осокоря висели платья. На соседнем дубе сидели Иван Бугаев и Лешка Сапожников.
— А-а! Попались! — злорадно сказала Натка. — Сейчас же снимите, а не то…
— Что ты нам сделаешь? — нахально спросил Бугаев.
— По шее получите.
— Гляди, сама получишь.
Сапожников молчал. С Наткой ему не сладить. Оговаривался Бугаев. У него было настроение подразнить девчонок.
— Снимите или нет? — спросила Натка.
— Завтра, — пообещал Бугаев.
— Посмотрим. Вам же плохо будет. — И приказала Шурке: — Принеси ружье и спички. Мы им сейчас покажем.
Шура принесла.
Натка еще раз пригрозила ребятам. Не помогло.
— Тогда мы вас будем расстреливать.
Иван смеялся громко, Лешка осторожно хмыкал. Натка подняла ружье и прицелилась. Не в ребят — в платье Шуры. Разматывая белую леску, стальной гарпун взметнулся к вершине и застрял в платье. Натка сдернула платье вниз.
— А за моим ты полезешь, — приказала Натка Ивану.
— Не полезу! — огрызнулся Бугаев. — Стрелять в нас ты не имеешь права.
— Тогда я тебя другим способом достану.
— А у тебя больше нет никакого способа.
— Сейчас увидишь.
— Может, слезем и удерем, — шепнул Лешка.
— Ты что, сдрейфил?
— Да нет, я так. Может, лучше не связываться?
— Удирай, если хочешь.
Ванятка с интересом наблюдал за Наткой, как она собирала сушняк и складывала в кучу под деревом.
— Сейчас я вам покажу, — говорила она, поглядывая наверх.
— Покажи, покажи, — смеясь, отзывался Ванятка.
Натка насгребала сухих листьев, подсунула их под сушняк и подожгла. Густой и едкий дым повалил вверх. Ванятка перестал смеяться. Ребята перебрались на другую ветку, но дым и там доставал. Ванятка и Лешка чихали, кашляли.
Лешка не выдержал, стал спускаться на землю. Ванятка обозвал его трусом.
— Сам ты трус, — сказала Шура. Боишься спуститься.
Пока Лешка спускался, Натка смотала леску и взяла под стражу незадачливого соседа. Ванятка кашлял.
Пришлось сдаваться на милость победителей. Пришлось карабкаться на осокорь, доставать Наткино платье.
Ванятка понимал, что Лешка может подумать о нем, как о трусе. Чего доброго, еще и наболтает лишнего ребятам.
Ему было неловко перед Лешкой, и потому он стал объяснять:
— Были б это мальчишки. Слез бы, надавал по шее и порядок. А их тронь… Разговоры потом, жалобы.