Том 26, ч.2

[1) Ошибка Смита и Рикардо, упускавших из виду постоянный капитал. Воспроизводство различных частей постоянного капитала]

Прежде всего мы сведем воедино положения Рикардо, разбросанные по всей его книге.

«… Все продукты страны потребляются; но величайшая разница, какую только можно себе представить, заключается в том, потребляются ли они теми, кто взамен этого производит другую стоимость, или же теми, кто такой стоимости не производит. Когда мы говорим, что доход сберегается и прибавляется к капиталу, мы подразумеваем, что та часть дохода, о которой говорится, что она прибавляется к капиталу, потребляется теперь производительными рабочими, а не непроизводительными». (Рикардо проводит здесь то же различие, что и А. Смит.) «Ничего не может быть ошибочнее предположения, что капитал растет от непотребления. Если бы цена труда поднялась так высоко, что, несмотря на прирост капитала, нельзя было бы применить больше труда, чем прежде, то я сказал бы, что такой прирост капитала был бы все еще потреблен непроизводительно» (стр. 163, примечание) [Русский перевод, том I, стр. 129–130].

Здесь, стало быть, все сводится лишь к тому, потребляют ли продукт рабочие или же не они. Как у Адама Смита и у других. В действительности же речь должна здесь идти вместе с тем и о производственном потреблении тех товаров, которые составляют постоянный капитал и потребляются в качестве орудий труда или материала труда или же потребляются таким образом, что путем этого потребления превращаются в орудия труда и материал труда. С самого же начала ошибочным, т. е. односторонним, является представление, будто накопление капитала есть превращение дохода в заработную плату, будто оно сводится к накоплению переменного капитала. Весь вопрос о накоплении получает тем самым ложное освещение.

Прежде всего другого необходимо уяснить себе воспроизводство постоянного капитала. Мы рассматриваем здесь годовое воспроизводство, т. е. берем год как меру времени для процесса воспроизводства.

Значительная часть постоянного капитала — основной капитал — входит в годовой процесс труда, хотя она не входит [целиком] в годовой процесс образования стоимости. Основной капитал [в той его части, которая не входит в процесс образования стоимости] не потребляется. Стало быть, эта его часть и не должна воспроизводиться. Она сохраняется, а вместе с ее потребительной стоимостью сохраняется и ее меновая стоимость — благодаря тому, что вообще входит в процесс производства и остается в соприкосновении с живым трудом. Чем больше в стране в данном году эта часть капитала, тем относительно больше чисто формальное воспроизводство (сохранение) ее в следующем году; это имеет место при предположении, что процесс производства возобновляется, продолжается, поддерживается в движении хотя бы лишь в прежнем масштабе. Ремонт и все остальное, необходимое для сохранения основного капитала, мы прибавляем к первоначально затраченным на него трудовым издержкам. С сохранением в вышеуказанном смысле это не имеет ничего общего.

Вторая часть постоянного капитала ежегодно потребляется в производстве товаров и поэтому должна воспроизводиться. Сюда относится как вся та часть основного капитала, которая ежегодно входит в процесс образования стоимости, так и вся та часть постоянного капитала, которая состоит из оборотного капитала, — сырье и вспомогательные материалы.

Что касается этой второй части постоянного капитала, то в ней следует проводить дальнейшие различия.

[695] Значительная часть того, что в одной сфере производства выступает как постоянный капитал — как средства труда и материал труда, — является одновременно продуктом в какой-нибудь параллельной сфере производства. Например, пряжа составляет часть постоянного капитала ткача; она — продукт прядильщика, еще, быть может, только за день до этого находившийся в процессе становления. Говоря здесь об одновременности, мы имеем в виду то, что произведено в течение того же года. Одни и те же товары, на различных своих фазах, проходят в течение одного и того же года через различные сферы производства. Из одной сферы они выходят как продукт, в другую входят как такой товар, который образует постоянный капитал. И в качестве постоянного капитала все они потребляются в течение данного года: либо таким образом, что в товар входит только их стоимость — как это имеет место у основного капитала, — либо таким образом, что в товар входит также и их потребительная стоимость — как это имеет место у оборотного капитала. В то время как произведенный в одной сфере производства товар входит в другую сферу производства, чтобы быть потребленным здесь в качестве постоянного капитала, — наряду с этой последовательностью тех сфер производства, в которые вступает один и тот же товар, различные элементы этого товара, или различные фазы его, производятся одновременно, рядом друг с другом. В течение одного и того же года он непрерывно потребляется в одной сфере как постоянный капитал и непрерывно производится как товар в другой, параллельной сфере. Те же самые товары, которые таким путем потребляются в течение года как постоянный капитал, столь же непрерывно производятся на протяжении того же года. Машина изнашивается в сфере А. Одновременно с этим она производится в сфере В. Постоянный капитал, потребляемый в течение года в тех сферах производства, которые производят жизненные средства, одновременно производится в других сферах производства, так что в течение года или в конце года он вновь возмещен in natura^{118}. И то и другое — и жизненные средства и эта часть постоянного капитала — суть продукты нового, в течение года действующего труда.

Выше я показал^{119}, каким образом часть стоимости продукта тех сфер производства, в которых производятся жизненные средства, а именно часть стоимости, возмещающая постоянный капитал этих сфер производства, образует доход для производителей этого постоянного капитала.

Но существует, далее, еще одна часть постоянного капитала, которая ежегодно потребляется, не входя составной частью в сферы производства, производящие жизненные средства (товары, пригодные для [индивидуального] потребления). Эта часть, стало быть, не может и возмещаться из этих сфер. Мы имеем в виду ту часть постоянного капитала — орудий труда, сырья, вспомогательных материалов, — которая производственно потребляется в процессе образования, производства самого постоянного капитала — машин, сырья и вспомогательных материалов. Эта часть, как мы видели^{120}, возмещается in natura либо непосредственно из продукта самих этих сфер производства (как, например, семена, скот, отчасти уголь), либо тем путем, что часть тех продуктов различных сфер производства, которые образуют постоянный капитал, обменивается [среди производителей средств производства]. Здесь имеет место обмен капитала на капитал.

Благодаря существованию и потреблению этой части постоянного капитала увеличивается не только масса продуктов, но и стоимость годового продукта. Та часть стоимости годового продукта, которая равна стоимости этой части потребленного постоянного капитала, покупает обратно in natura или извлекает обратно из годового продукта ту часть последнего, которая должна возместить in natura потребленный постоянный капитал. Так, например, та часть стоимости посева, которую составляют семена, определяет ту часть стоимости урожая (и вместе с тем количество зерна), которая в качестве постоянного капитала должна быть возвращена земле, производству. Без вновь присоединенного в течение года труда эта часть не была бы воспроизведена; но на деле она произведена, прошлогодним или [вообще] прошлым трудом, и — если производительность труда не изменяется — та стоимость, которую эта часть присоединяет к годовому продукту, есть результат труда не текущего года, а прошлого. Чем больше, пропорционально, применяемый в данной стране постоянный капитал, тем больше будет и та часть постоянного капитала, которая потребляется в производстве постоянного капитала и которая не только выражается в большей массе продуктов, но и повышает стоимость этой массы продуктов. Таким образом, эта стоимость есть не только результат нынешнего труда, труда текущего года, но точно так же и результат прошлогоднего, прошлого труда, хотя без непосредственного труда данного года она так же не могла бы появиться вновь, как не мог бы появиться и тот продукт, в который она входит. Если эта часть постоянного капитала возрастает, то возрастает не только масса годового продукта, но и стоимость последнего, даже если бы количество годового труда оставалось неизменным. Это возрастание представляет собой форму накопления капитала, понять которую очень важно. И не может быть ничего более далекого от понимания этой стороны дела, чем положение Рикардо:

«Труд одного миллиона человек в промышленности всегда произведет одну и ту же стоимость, но не всегда он произведет одно и то же богатство» (цит. соч., стр. 320) [Русский перевод, том I, стр. 226].

Этот миллион человек, предполагая рабочий день данным, не только будет производить, в зависимости от производительности труда, весьма различные массы товаров, по и стоимость этой массы будет весьма различна в зависимости от того, произведена ли она с затратой большего или меньшего постоянного капитала, присоединена ли к ней, следовательно, большая или меньшая стоимость, созданная прошлогодним, прошлым трудом.

[2) Стоимость постоянного капитала и стоимость продукта]

Мы здесь повсюду, где речь идет о воспроизводстве постоянного капитала, простоты ради предполагаем сперва, что производительность труда, а следовательно и способ производства остаются неизменными. При данном масштабе производства подлежит возмещению в качестве постоянного капитала определенное количество продукта in natura. При неизменяющейся производительности остается без изменений также и [696] стоимость этого количества. Если наступают изменения в производительности труда, благодаря чему то же самое количество продукта может быть вновь воспроизведено дороже или дешевле, с затратой большего или меньшего труда, то наступают также изменения в стоимости постоянного капитала, которые влияют на величину избытка продукта над постоянным капиталом.

Положим, например, что для посева требуется 20 квартеров [пшеницы] по 3 ф. ст. = 60 ф. ст. Если на воспроизводство одного квартера затрачивается на одну треть труда меньше, то квартер стоит всего лишь 2 ф. ст. Из продукта надо по-прежнему вычесть, в качестве затраты на посев, 20 квартеров, но та часть, которую они составляют в стоимости всего продукта, теперь равна лишь 40 ф. ст. Для возмещения того же самого постоянного капитала потребуется тогда меньшая часть стоимости совокупного продукта и меньшая часть его в натуре, хотя в качестве семян должны быть по-прежнему возвращены земле 20 квартеров[122].

Если бы ежегодно потребляемый постоянный капитал составлял у одной нации 10 миллионов ф. ст., а у другой только 1 миллион, и вновь присоединенный в течение года труд одного миллиона человек выражался бы в 100 миллионах ф. ст., то стоимость продукта у первой нации составляла бы 110, а у другой — только 101 миллион. При этом не только возможно, но и несомненно, что единица товара была бы у нации I дешевле, чем у нации II, так как последняя при затрате того же количества [непосредственного] труда производила бы гораздо меньшую массу товаров, гораздо меньше того, что соответствовало бы разности между 10 и 1. Правда, у нации I по сравнению со II более значительная часть стоимости продукта, а стало быть и более значительная часть совокупного продукта, идет на возмещение капитала. Но зато и совокупный продукт у нации I гораздо больше.

Относительно фабричных товаров известно, что 1 миллион человек в Англии производит не только гораздо большее количество продукта, но и продукт гораздо большей стоимости, чем, например, в России, хотя единица товара в Англии гораздо дешевле. Однако, что касается земледелия, то кажется, что там не существует такого же соотношения между капиталистически развитыми и сравнительно неразвитыми нациями. Продукт отсталой нации дешевле, чем продукт капиталистически развитой нации. Речь идет о денежной цене. И тем не менее кажется, что продукт развитой нации есть продукт гораздо меньшего количества труда (затраченного в течение года), чем продукт отсталой нации. В Англии, например, земледелием занимается меньше трети, а в России четыре пятых населения — там ⁵/₁₅, здесь ¹²/₁₅. Числа эти не следует понимать a la lettre^{121}. Так, в Англии масса людей в неземледельческих отраслях хозяйства — в машиностроении, в торговле, на транспорте и т. д. — занята изготовлением и доставкой элементов сельскохозяйственного производства, чего нет в России. Таким образом, относительное количество людей, занятых в земледелии, нельзя просто определять числом непосредственно занятых в земледелии индивидов. В странах капиталистического производства в этом сельскохозяйственном производстве косвенно принимают участие много таких индивидов, которые в менее развитых странах подчинены ему непосредственно. Поэтому разница кажется большей, чем она есть. Но для общего уровня цивилизации страны разница эта очень важна, даже поскольку она состоит лишь в том, что значительная часть причастных к земледелию производителей не участвует в нем непосредственно и, вырванная из идиотизма деревенской жизни, принадлежит к промышленному населению.

Итак, оставим в стороне прежде всего это. Далее, оставим в стороне также и то, что большинство земледельческих народов вынуждено продавать свой продукт ниже его стоимости, тогда как в странах с развитым капиталистическим производством земледельческий продукт поднимается в цене до своей стоимости. Во всяком случае, в стоимость продукта английского земледельца входит такая часть стоимости постоянного капитала, которая не входит в стоимость продукта русского земледельца.

Предположим, что эта часть стоимости равна дневному труду 10 человек. Предположим далее, что этот постоянный капитал приводится в движение одним английским рабочим. Я говорю о той части постоянного капитала земледельческого продукта, возмещение которой — как, например, возмещение земледельческих орудий — происходит не путем затраты нового труда [земледельцев]. Если требуется 5 русских рабочих для производства того же продукта, какой производит 1 англичанин при помощи постоянного капитала [равного 10 рабочим дням], и если постоянный капитал, применяемый русским, равен 1 рабочему дню, то продукт англичанина будет равен 10 + 1 = 11 рабочим дням, а продукт русского будет равен 1 + 5 = 6. Если русская земля настолько плодороднее английской, что она без применения постоянного капитала или с помощью в 10 раз меньшего постоянного капитала производит столько же хлеба, сколько англичанин производит с капиталом в 10 раз большим, то стоимости одинаковых количеств английского и русского хлеба относятся как 11:6. Если бы квартер русского хлеба продавался по 2 ф. ст., то английский хлеб продавался бы по 3²/₃ ф. ст. за квартер, ибо 2:3²/₃ = 6:11. Таким образом, денежная цена и стоимость английского хлеба были бы гораздо выше, чем денежная цена и стоимость русского хлеба, но тем не менее английский хлеб был бы произведен с затратой меньшего количества [непосредственного] труда, ибо для того, чтобы прошлый труд вновь появился как в массе продукта, так и в его стоимости, не требуется никакой дополнительной затраты нового труда. Более высокая цена и стоимость английского хлеба всегда имела бы место в том случае, если бы англичанин, применяя меньше непосредственного труда, чем русский, в то же время применял больший постоянный капитал и если бы этот постоянный капитал, — который ему [в смысле затраты нового труда] ничего не стоит, хотя он в свое время стоил [определенных затрат] и должен быть оплачен, — повышал-производительность труда не в такой степени, чтобы этим было компенсировано естественное плодородие русской почвы. Денежные цены земледельческого продукта могут, следовательно, в странах капиталистического производства находиться на более высоком уровне, чем в [697] странах менее развитых, хотя на деле продукт этот стоит меньшего количества труда. Он содержит больше совокупного труда — непосредственный труд плюс прошлый труд, — но вновь появляющийся в этом продукте прошлый труд не требует никаких [новых] затрат. Продукт был бы дешевле, если бы этому не препятствовало различие в естественном плодородии. Этим можно объяснить также и более высокие денежные ставки заработной платы [в развитых капиталистических странах].

До сих пор мы говорили только о воспроизводстве имеющегося капитала. Рабочий возмещает свою заработную плату вместе с прибавочным продуктом или прибавочной стоимостью, которая образует прибыль капиталиста (включая ренту). Он возмещает ту часть годового продукта, которая ему вновь служит в качестве заработной платы. Капиталист проел свою прибыль в течение года, но рабочий произвел такую часть продукта, которая снова может быть проедена в качестве прибыли. Часть постоянного капитала, потребленная в производстве жизненных средств, возмещается тем постоянным капиталом, который в течение года произведен новым трудом. Производители этой новой части постоянного капитала реализуют свой доход (прибыль и заработную плату) в той части жизненных средств, стоимость которой равна стоимости постоянного капитала, потребленного в производстве этих жизненных средств. Наконец, постоянный капитал, потребляемый в производстве постоянного капитала, в производстве машин, сырья и вспомогательных материалов, возмещается — in na-tura или путем обмена капитала на капитал — из совокупного продукта различных сфер производства, производящих постоянный капитал.

[3) Необходимые условия накопления капитала. Амортизация основного капитала и ее роль в процессе накопления]

Как же обстоит дело с увеличением капитала, с его накоплением, в отличие от воспроизводства, с превращением дохода в капитал?

Для упрощения вопроса предположим, что производительность труда остается той же, что не происходит никаких изменений в способе производства, что, следовательно, требуется такое же количество труда для производства того же количества товаров, что, стало быть, увеличение капитала стоит такого же количества труда, как и прошлогоднее производство капитала того же размера.

Часть прибавочной стоимости должна превратиться в капитал, вместо того чтобы быть потребленной как доход. Она должна быть превращена частью в постоянный, частью в переменный капитал. А та пропорция, в которой она делится на эти две различные части капитала, зависит от данного органического строения капитала, — ибо способ производства и стоимостное соотношение обеих частей остаются неизменными.

Чем выше развито производство, тем больше будет та часть прибавочной стоимости, которая превращается в постоянный капитал, по сравнению с той частью ее, которая превращается в переменный капитал.

Итак, прежде всего часть прибавочной стоимости (и та соответствующая ей часть прибавочного продукта, которая состоит из жизненных средств) должна быть превращена в переменный капитал, т. е. на нее должен быть куплен новый труд. Это возможно лишь в том случае, если возрастает число рабочих или если удлиняется рабочее время, в течение которого они работают. Последнее происходит, когда, например, часть рабочего населения была занята лишь наполовину либо на две трети или, для более или менее продолжительных периодов, также путем абсолютного удлинения рабочего дня, которое тогда, однако, должно быть оплачено. Но это нельзя считать постоянным средством накопления. Рабочее население может увеличиться, если непроизводительные ранее работники превращаются в производительных или если в процесс производства вовлекаются те части населения, которые раньше не работали, как, например, женщины и дети, пауперы. Последний пункт мы здесь оставляем в стороне. Наконец, [увеличение числа нанимаемых рабочих может иметь место] в результате того, что рабочее население абсолютно возрастает вместе с ростом всего населения. Накопление может быть постоянным, непрерывным процессом только при условии этого абсолютного возрастания населения (хотя относительно, по сравнению с применяемым капиталом, население и уменьшается). Увеличение населения выступает в качестве основы для накопления как постоянного процесса. Но это предполагает такую среднюю заработную плату, которая делает возможным непрерывное возрастание рабочего населения, а не только воспроизводство его. Для экстренных случаев капиталистическое производство обеспечивает себя уже тем, что оно часть рабочего населения заставляет работать чрезмерно, а другую держит in petto^{122}, в качестве резервной армии, на положении нищих или полунищих.

Но как же обстоит дело с другой частью прибавочной стоимости, которая должна быть превращена в постоянный капитал? Для простоты мы абстрагируемся от внешней торговли и рассматриваем изолированную нацию. Возьмем пример. Пусть прибавочная стоимость, произведенная фабрикантом холста, равна 10000 ф. ст., половину которых, т. е. 5000 ф. ст., он хочет превратить в капитал. Из этой суммы, соответственно органическому строению капитала в механическом ткацком производстве, одна пятая должна быть затрачена на заработную плату. Мы абстрагируемся здесь от оборота капитала, при котором фабриканту, может быть, достаточно иметь сумму, рассчитанную на пять недель, по истечении которых он продает свой продукт и таким путем получает обратно из сферы обращения капитал для заработной платы. Мы предполагаем, что он должен держать в резерве у банкира 1000 ф. ст. на заработную плату (для 20 рабочих) и постепенно затрачивать их, в виде заработной платы, в течение года. Затем 4000 ф. ст. должны быть превращены в постоянный капитал. Во-первых, фабрикант должен купить столько пряжи, сколько могут переработать в холст в течение года 20 рабочих. (Мы все время абстрагируемся от обращения оборотной части капитала.) Далее, фабрикант должен увеличить количество ткацких станков на своей фабрике, а также, быть может, добавить новую паровую машину или увеличить мощность старой машины и т. д. Но для того чтобы купить все это, он должен найти в готовом виде на рынке пряжу, ткацкие станки и т. д. Он должен превратить свои 4000 ф. ст. в пряжу, ткацкие станки, уголь и т. д., [698] т. е. купить все эти вещи. Но для того чтобы их можно было купить, они должны быть налицо. Так как мы предположили, что воспроизводство старого капитала происходило при прежних условиях, то прядильщик должен был затратить весь свой капитал, чтобы доставить то количество пряжи, которое требовалось ткачам в предыдущем году. Как же сможет он удовлетворить добавочный спрос, для которого требуется добавочное предложение пряжи?

Точно так же обстоит дело с владельцем машиностроительного завода, который доставляет ткацкие станки и т. д. Он произвел лишь такое количество новых ткацких станков, которое достаточно для возмещения среднего износа станков в ткацкой промышленности. Но охваченный жаждой накопления владелец ткацкой фабрики заказывает на з000 ф. ст. пряжи и на 1000 ф. ст. ткацких станков, угля (так как с углепромышленником дело обстоит точно так же) и т. д. Или же он дает владельцу прядильной фабрики 3000 ф. ст., машиностроителю и углепромышленнику и т. д. — 1000 ф. ст., чтобы они превратили для него эти деньги в пряжу, станки и уголь. Следовательно, ему пришлось бы подождать окончания этого процесса, прежде чем он мог бы начать свое накопление, свое производство нового холста. Это — первый перерыв.

Но владелец прядильной фабрики с полученными им 3000 ф. ст. оказывается, в свою очередь, в таком же положении, как и владелец ткацкой фабрики с 4000 ф. ст., с той только разницей, что он из полученных им 3000 ф. ст. сейчас же вычитает свою прибыль. Он может найти добавочное количество прядильщиков, но ему нужны лен, веретена, уголь и т. д. Точно так же углепромышленнику нужны, кроме новых рабочих, новые машины или орудия. А владельцу машиностроительного завода, который должен доставить новые ткацкие станки, веретена и т. д., требуется, кроме добавочных рабочих, еще железо и т. д. Но хуже всего обстоит дело с производителем льна, который добавочное количество льна может доставить только в следующем году, и т. д.

Следовательно, для того чтобы владелец ткацкой фабрики имел возможность без проволочек и перерывов ежегодно превращать часть своей прибыли в постоянный капитал — и чтобы накопление было не прерывным процессом, — необходимо, чтобы он находил в готовом виде на рынке добавочное количество пряжи, ткацких станков и т. д. Если он, а также владелец прядильной фабрики, углепромышленник и т. д. найдут на рынке в готовом виде лен, веретена и машины, то им надо будет только нанять больше рабочих.

Та часть постоянного капитала, которая ежегодно учитывается как изношенная и входит в качестве износа в стоимость продукта, на деле не выходит из употребления. Возьмем, например, машину, которая функционирует в течение 12 лет и стоит 12000 ф. ст.; средний износ такой машины, который следует учитывать каждый год, равен 1000 ф. ст. Тогда к концу двенадцати лет, поскольку ежегодно в продукт входит 1000 ф. ст., будет воспроизведена стоимость в 12000 ф. ст., и можно будет купить новую машину такого же рода за эту цену. Ремонт и текущие починки, которые необходимы в течение 12 лет, мы причисляем к издержкам производства машины, и они не имеют никакого отношения к нашему вопросу. Но на самом деле действительность отличается от такого среднего расчета. Возможно, что во втором году машина работает лучше, чем в первом. И все же по истечении 12 лет ею уже нельзя пользоваться. Тут происходит то же, что и с домашним животным, средняя продолжительность жизни которого составляет 10 лет, но которое тем не менее в силу этого не отмирает ежегодно на одну десятую, хотя по истечении десяти лет оно должно быть заменено новым экземпляром того же рода. Конечно, в течение одного и того же года определенное число машин и т. д. всегда вступает в такую стадию, когда они действительно должны быть заменены новыми машинами. Следовательно, ежегодно приходится определенное количество старых машин и т. д. действительно, in natura, заменять новыми. И этому соответствует среднее ежегодное производство машин и т. д. Стоимость для их оплаты берется из выручки за товары в соответствии с периодом их (машин) воспроизводства. Но остается в силе тот факт, что хотя значительная часть стоимости годового продукта (той стоимости, которая ежегодно уплачивается за этот продукт) необходима для замены, например через 12 лет, старых машин новыми, — но она отнюдь не требуется в действительности для того, чтобы ежегодно была заменена in natura двенадцатая часть их, что на деле было бы даже невыполнимо. Этот фонд может быть отчасти использован для выдачи заработной платы или для покупки сырья — до того, как продан или оплачен товар, который все время выбрасывается в сферу обращения, но не тотчас же возвращается из нее. Однако невозможно, чтобы использование этого фонда в каждом данном случае длилось целый год напролет, ибо товары, совершающие свой оборот в течение года, должны полностью реализовать свою стоимость, т. е. должны оплатить, реализовать содержащиеся в них заработную плату, сырье, износ машин и прибавочную стоимость.

Итак, там, где применяется много постоянного капитала, а следовательно, также и много основного капитала, эта часть стоимости продукта, возмещающая износ основного капитала, представляет собой фонд накопления, который может быть использован тем, кто его применяет, для вложения в дело нового основного капитала (или же оборотного капитала), причем для этой части накопления не производится никакого вычета из прибавочной стоимости. (Смотри Мак-Куллоха.)[123] Такого фонда накопления не существует на тех ступенях производства и у тех наций, где нет большого основного капитала. Это важный пункт. Мы имеем здесь фонд для постоянных затрат на улучшения, расширения и т. д.

[4) Связь между отраслями производства в процессе накопления. Непосредственное превращение части прибавочной стоимости в постоянный капитал как особенность накопления в земледелии и в машиностроении]

Однако тот вопрос, который мы хотим здесь разобрать, состоит в следующем. Даже если бы весь вложенный в машиностроение капитал был достаточен только для возмещения ежегодного износа машин, то и в этом случае он производил бы гораздо больше машин, чем ежегодно требовалось бы, ибо износ отчасти существует лишь идеально, а реально должен быть возмещен in natura только по истечении известного ряда лет. Стало быть, применяемый указанным образом капитал доставляет ежегодно массу машин, которые могут быть использованы для новых капиталовложений и предвосхищают эти новые капиталовложения. Например, владелец машиностроительного завода начинает свое производство в данном году. Пусть он в течение этого года доставляет машин на 12000 ф. ст. В таком случае в течение каждого из следующих одиннадцати лет ему нужно было бы при простом воспроизводстве производимых им машин производить лишь на 1000 ф. ст., и даже эта годовая продукция потреблялась бы не ежегодно. Еще меньшая часть его продукции была бы потреблена в том случае, если бы он применял весь свой капитал. Для того чтобы его капитал оставался в движении и осуществлял [699] ежегодно всего лишь свое простое воспроизводство, необходимо новое непрерывное расширение производства в отраслях, нуждающихся в этих машинах. (Тем более, если он сам накопляет.)

Следовательно, даже в том случае, если в этой сфере производства вложенный в нее капитал только воспроизводится, необходимо постоянное накопление в остальных сферах производства. А с другой стороны, благодаря уже одному только простому воспроизводству в машиностроении постоянное накопление в остальных сферах производства столь же постоянно находит на рынке в готовом виде один из своих элементов. Здесь, в одной из сфер производства, имеется налицо постоянный запас товаров для накопления, для нового, добавочного производственного потребления в других сферах, даже если в самой этой сфере происходит всего лишь простое воспроизводство наличного капитала.

В отношении тех 5000 ф. ст. прибыли или прибавочной стоимости, которые капиталистом, например владельцем ткацкой фабрики, превращаются в капитал, возможны два случая, предполагая всегда, что он на рынке находит труд, который он должен купить на 1000 ф. ст., взятых из этих 5000 ф. ст., чтобы соответственно условиям своей сферы производства превратить эти 5000 ф. ст. в капитал. Эта часть [капитализируемой прибавочной стоимости] превращается в переменный капитал и затрачивается на заработную плату. Но чтобы применить этот труд, фабриканту нужны пряжа, добавочные машины и добавочные вспомогательные материалы. {Добавочные машины необходимы только в том случае, если не происходит удлинения рабочего дня. А при удлинении рабочего дня машины лишь быстрее изнашиваются, время их воспроизводства сокращается, но вместе с тем производится больше прибавочной стоимости; и хотя стоимость машин должна быть распределена между произведенными товарами в течение более короткого промежутка времени, но зато товаров производится несравненно больше; так что, несмотря на этот более быстрый износ, в стоимость или цену единицы товара входит меньшая часть стоимости машин. В этом случае непосредственно затрачивать новый капитал на самые машины не приходится. Приходится лишь несколько быстрее возмещать стоимость машин. Но вспомогательные материалы требуют в этом случае авансирования добавочного капитала.} Владелец ткацкой фабрики либо находит на рынке эти условия своего производства в готовом виде, — тогда закупка этих товаров отличается от закупки других товаров только тем, что он покупает товары для производственного потребления, а не для индивидуального потребления. Либо он их не находит готовыми на рынке, — тогда ему приходится заказывать их (как это происходит, например, с машинами новой конструкции) совершенно так же, как ему приходится заказывать те предметы личного потребления, которых он не находит в готовом виде на рынке. Если бы сырье (лен) должно было быть произведено лишь по заказу {примерно как производится индиго, джут и т. п. индийскими райятами^{123} по заказу авансирующих их английских купцов}, то накопление владельца ткацкой фабрики в его собственном предприятии было бы в этом году невозможно. С другой стороны, если предположить, что владелец прядильной фабрики капитализирует свои 5000 ф. ст., а владелец ткацкой фабрики не накопляет, то пряжу невозможно будет продать, — хотя на рынке были налицо все условия ее производства, — и эти 5000 ф. ст. превращены, правда, в пряжу, но не в капитал.

(Кредит, о котором нам здесь нет необходимости распространяться, делает возможным то, что накопленный капитал применяется не в той именно сфере, где он произведен, а там, где он имеет больше всего шансов увеличить свою стоимость. Однако каждый капиталист предпочтет вкладывать свой накопленный капитал по возможности в своей собственной отрасли. Если он вкладывает свой капитал в других отраслях, то он становится денежным капиталистом и вместо прибыли получает лишь процент; или же ему пришлось бы пуститься в спекуляцию. Но мы говорим здесь о накоплении в среднем и лишь в качестве примера предполагаем, что накопленный капитал вкладывается в той или иной особой отрасли.)

С другой стороны, если бы льновод расширил свое производство, т. е. если бы он накоплял, а владельцы прядильной и ткацкой фабрик, владелец машиностроительного завода и т. д. не накопляли, — то у него на складе оказался бы излишний лен, и в следующем году льновод, вероятно, сократил бы свое производство.

{ Здесь мы пока совершенно отвлекаемся от индивидуального потребления и рассматриваем только связь производителей между собой. Если эта связь существует, то производители, во-первых, образуют по отношению друг к другу рынок для таких капиталов, которые они должны друг другу возместить; для части жизненных средств образуют рынок вновь занятые или лучше занятые рабочие; а так как прибавочная стоимость в следующем году возрастает, то капиталисты могут потреблять возрастающую часть своего дохода и, следовательно, до известной степени также образуют рынок друг для друга. И все же значительная часть продукта данного года может остаться нереализованной.}

Вопрос теперь надлежит формулировать так: если предположить всеобщее накопление, т. е. предположить, что во всех отраслях происходит большее или меньшее накопление капитала, — а это действительно является условием капиталистического производства и к этому капиталист как капиталист стремится с такой же страстью, с какой собиратель сокровищ стремится к накоплению денег (но это и необходимо для того, чтобы капиталистическое производство двигалось вперед), — то каковы условия этого всеобщего накопления, к чему оно сводится? Или, так как владелец ткацкой фабрики может рассматриваться как представитель капиталиста вообще, каковы условия, необходимые для того, чтобы он мог беспрепятственно превращать обратно в капитал 5000 ф. ст. прибавочной стоимости и из года в год непрерывно продолжать процесс накопления? Накопить 5000 ф. ст. значит не что иное, как превратить эти деньги, эту сумму стоимости, в капитал. Условия для накопления капитала, следовательно, совершенно те же, что и вообще для его первоначального производства или воспроизводства.

Но условия эти заключались в том, что на одну часть денег покупался труд, а на другую часть — такие товары (сырье, машины и т. д.), которые могли бы быть производственно потреблены этим трудом. { Некоторые товары, как, например, машины, сырье, полуфабрикаты и т. д., пригодны только для производственного потребления. Другие, как, например, дома, лошади, пшеница, рожь (из которой делается водка или крахмал и пр.) и т. д., пригодны и для производственного и для индивидуального потребления.} Для того чтобы можно было купить эти товары, они должны находиться на [700] рынке как товары — на промежуточной стадии между закончившимся производством и еще не начавшимся потреблением, в руках продавцов, в стадии обращения — или же должна существовать возможность того, чтобы они были доставлены по заказу (произведены по заказу, как, например, при постройке новых фабрик и т. д.). Так дело и обстояло — это служило предпосылкой при производстве и воспроизводстве капитала — в силу осуществленного при капиталистическом производстве разделения труда в общественном масштабе (распределение труда и капитала между различными отраслями), в силу происходящего одновременно на всей поверхности параллельного производства, воспроизводства. Это было условием рынка, производства и воспроизводства капитала. Чем больше капитал, чем выше производительность труда, вообще чем крупнее масштаб капиталистического производства, — тем больше также и масса тех товаров, которые находятся в стадии перехода из производства в потребление (индивидуальное и производственное), в обращении, на рынке, и тем больше гарантия для каждого отдельного капитала, что он найдет на рынке в готовом виде условия своего воспроизводства. Это тем более верно, что, соответственно самой сущности капиталистического производства, каждый отдельный капитал, во-первых, работает в таком масштабе, который обусловлен не индивидуальным спросом (заказы и т. д., частные потребности), а стремлением реализовать возможно больше труда, а потому и прибавочного труда, и доставлять при данном капитале возможно большее количество товаров; во-вторых, каждый отдельный капитал стремится занять на рынке возможно большее место и вытеснить, устранить своих конкурентов. Конкуренция капиталов.

{ Чем большего развития достигают средства сообщения, тем больше может сокращаться запас на рынке.

«Где производство и потребление относительно велики, там, конечно, сравнительно большой излишек всегда будет находиться в промежуточной стадии, на рынке, на пути от производителя к потребителю, если только быстрота, с которой продаются вещи, не возрастет в такой степени, чтобы свести на нет те последствия, которые без этого имело бы возросшее производство» («An Inquiry into those Principles, respecting the Nature of Demand and the Necessity of Consumption, lately advocated by Mr. Malthus» etc. London, 1821, стр. 6–7).}

Итак, накопление нового капитала может происходить лишь при тех же условиях, как и воспроизводство уже имеющегося налицо капитала.

{ Мы здесь совершенно не останавливаемся на том случае, когда накоплено больше капитала, чем можно разместить в производстве, когда он, например, в форме денег лежит без употребления у банкиров. Отсюда займы за границу и т. д., короче — спекуляция с инвестированием капитала. Мы не рассматриваем также и тот случай, когда невозможно продать всю массу произведенных товаров, кризисы и т. д. Это относится к разделу о конкуренции. Здесь же нам надлежит исследовать лишь формы капитала в различных фазах его движения, причем все время предполагается, что товары продаются по их стоимости.}

Владелец ткацкой фабрики может обратно превратить в капитал 5000 ф. ст. прибавочной стоимости в том случае, если он, кроме труда на сумму в 1000 ф. ст., находит на рынке пряжу и т. д. в готовом виде или может получить это по заказу, для чего, следовательно, должен быть произведен добавочный продукт, состоящий из тех товаров, которые входят в его постоянный капитал, в особенности из таких, для производства которых требуется более продолжительное время и количество которых не может быть увеличено быстро или вообще не может быть увеличено в течение данного года; так обстоит дело с сырьем, например льном.

{ Здесь выступает на сцену купеческий капитал, который держит на складах в готовом виде запасы товаров для возрастающего потребления, индивидуального или производственного; но это лишь одна из форм опосредствования и потому относится не сюда, а к рассмотрению конкуренции капиталов.}

Подобно тому как производство и воспроизводство наличного капитала в одной сфере предполагает параллельное производство и воспроизводство в других сферах, так и накопление, или образование добавочного капитала, в одной отрасли предполагает одновременное, или параллельное, производство добавочной продукции в других отраслях. Таким образом, одновременно должен расти масштаб производства во всех сферах, доставляющих постоянный капитал (соответственно той определяемой спросом средней доле в общем росте производства, которая приходится на каждую особую сферу); доставляют же постоянный капитал все те сферы, которые не дают готового продукта для индивидуального потребления. Важнее всего при этом увеличение количества машин (орудий), сырья, вспомогательных материалов, так как все другие отрасли производства, куда они входят, — доставляют ли эти отрасли полуфабрикаты или же готовые изделия, — должны лишь привести в движение больше труда, когда эти условия имеются налицо.

Итак, для того чтобы имело место накопление, во всех, по-видимому, сферах необходимо постоянное добавочное производство.

Это надлежит выяснить еще несколько подробнее. Затем второй существенный вопрос:

Та часть прибавочной стоимости, или, так как здесь речь идет о прибыли, та часть прибыли (включая ренту; если земельный собственник хочет накоплять, превращать ренту в капитал, то прибавочная стоимость попадает всегда в руки капиталистического предпринимателя; это происходит даже и тогда, когда рабочий превращает часть своего дохода в капитал), которая обратно превращается в капитал, состоит лишь из труда, вновь присоединенного в течение [701] последнего года. Спрашивается, целиком ли расходуется этот новый капитал на заработную плату, обменивается ли он только на новый труд?

В пользу этого говорит следующее. Всякая стоимость возникает первоначально из труда. Всякий постоянный капитал первоначально в такой же мере продукт труда, как и переменный капитал. И здесь мы, по-видимому, опять являемся свидетелями непосредственного возникновения капитала из труда.

Против этого говорит следующее. Разве образование добавочного капитала должно происходить при худших условиях производства, чем воспроизводство старого капитала? Разве оно должно вернуться к более низкой ступени способа производства? Но так именно обстояло бы дело, если бы новая стоимость затрачивалась только на непосредственный труд, который, следовательно, и без основного капитала и т. д. должен был бы сам сперва произвести этот капитал, совершенно так же, как первоначально труду сперва приходится самому создавать свой постоянный капитал. Это чистая бессмыслица. Но такова предпосылка Рикардо и других. На этом следует остановиться подробнее.

Первый возникающий здесь вопрос заключается в следующем:

Может ли часть прибавочной стоимости быть превращена в капитал тем путем, что капиталист, вместо того чтобы продать эту часть или, точнее, тот прибавочный продукт, в котором она представлена, употребляет ее, напротив, непосредственно как капитал? Утвердительный ответ на этот вопрос содержал бы уже в себе тот вывод, что не вся сумма прибавочной стоимости, подлежащей превращению в капитал, превращается в переменный капитал, или затрачивается на заработную плату.

Относительно той части сельскохозяйственных продуктов, которая состоит из зерна и скота, это ясно с самого начала. Часть зерна, принадлежащая к той части урожая, которая представляет для фермера прибавочный продукт или прибавочную стоимость, — а также и часть скота, — вместо того чтобы поступать в продажу, может сейчас же опять служить условием производства в качестве семян или рабочего скота. Точно так же обстоит дело с частью производимых на самой земле удобрений, которые вместе с тем могут как товар обращаться в торговле, т. е. могут продаваться. Эту [не вступающую в обращение] часть прибавочного продукта, достающегося фермеру в качестве прибавочной стоимости, в качестве прибыли, фермер может сейчас же снова превратить в условие производства внутри своей собственной сферы производства, т. е. превратить непосредственно в капитал. Эта часть не расходуется на заработную плату, не превращается в переменный капитал. Она изымается из индивидуального потребления и в то же время не потребляется производительно в смысле Смита и Рикардо. Она потребляется производственно, но потребляется как сырье, а не как жизненные средства для производительных или непроизводительных работников. Зерно служит не только жизненным средством для производительных рабочих и т. д., но и кормом для скота, сырьем для производства водки, крахмала и т. д. Скот со своей стороны (мясной или рабочий скот) не только служит жизненным средством, но и доставляет сырье для многих отраслей промышленности, а именно: шкуры, кожи, сало, кости, рога и т. д., и двигательную силу отчасти для самого сельского хозяйства, отчасти для транспортной промышленности.

Во всех тех отраслях производства, в которых время воспроизводства выходит за пределы одного года (как, например, в значительной части скотоводства, в лесном хозяйстве и т. д.), но продукты которых вместе с тем должны непрерывно воспроизводиться, т. е. непрерывно требуют приложения определенного количества труда, — в этих отраслях накопление и воспроизводство совпадают постольку, поскольку вновь присоединенный труд, представляющий не только оплаченный, но также и неоплаченный труд, должен накопляться in natura до тех пор, пока продукт не будет готов для продажи.

(Здесь речь идет не о накоплении прибыли, которая ежегодно присовокупляется [к капиталу] соответственно общей норме прибыли; это не действительное накопление, а лишь способ исчисления. Здесь речь идет о накоплении совокупного труда, повторяющегося в течение нескольких лет, о таком накоплении, при котором, следовательно, не только оплаченный, но также и неоплаченный труд накопляется in natura и тотчас же снова превращается в капитал. Что же касается накопления прибыли в таких случаях, то оно, напротив, не зависит [прямым образом] от количества вновь присоединенного здесь труда.)

Точно так же обстоит дело и с техническими растениями (доставляют ли они сырье или же вспомогательные материалы). Их семена, а также та часть этих растений, которая может быть снова употреблена как удобрение и т. д., представляют часть совокупного продукта. Если бы они не могли поступать в продажу, это нисколько не изменило бы того, что, коль скоро они снова входят в производство как условие производства, они образуют часть совокупной стоимости [нового продукта] и в качестве [702] таковой составляют постоянный капитал для нового производства.

Тем самым уже выяснен один основной вопрос — относительно сырья и жизненных средств (предметов питания), поскольку они являются собственно сельскохозяйственным продуктом. Здесь, следовательно, накопление прямо совпадает с воспроизводством в увеличенном масштабе, так что часть прибавочного продукта снова служит средством производства непосредственно в своей собственной сфере производства, не проходя через обмен на заработную плату или на другие товары.

Второй основной вопрос — это машины. Речь идет не о тех машинах, которые производят товары, а о тех, которые производят машины, о постоянном капитале машиностроительной промышленности. Если эти машины даны, то нужен только труд, затрачиваемый в добывающей промышленности и доставляющий сырье (железо и т. д.) для всякого рода сосудов и машин. Вместе с машиностроительными машинами даны также и машины для обработки самого сырья. Трудность, на которую мы здесь наталкиваемся, состоит в том, чтобы не попасть в порочный круг предпосылок. А именно, для того чтобы произвести больше машин, необходимо больше материала (железа и т. д., угля и т. д.), а чтобы произвести этот добавочный материал, нужно больше машин. Примем ли мы, что промышленники, производящие машиностроительные машины, и промышленники, производящие машины (создаваемые с помощью машиностроительных машин), принадлежат к одной и той же группе капиталистов или нет, это нисколько не меняет дела. Ясно одно. Часть прибавочного продукта представлена в машиностроительных машинах (по крайней мере, от фабриканта машин зависит придать прибавочному продукту такую форму). Эти машиностроительные машины не должны быть обязательно проданы, они могут опять войти в новое производство in natura как постоянный капитал. Здесь, следовательно, перед нами вторая категория такого прибавочного продукта, который непосредственно (или посредством обмена в той же самой сфере производства) входит в новое производство (накопление) как постоянный капитал, не проходя через процесс предварительного превращения в переменный капитал.

Вопрос о том, может ли часть прибавочной стоимости быть непосредственно превращена в постоянный капитал, сводится прежде всего к вопросу, может ли часть того прибавочного продукта, в котором представлена прибавочная стоимость, непосредственно снова входить в свою собственную сферу производства в качестве условия производства, не будучи предварительно отчуждена.

Общий закон таков:

Там, где часть продукта, а стало быть, также и прибавочного продукта (т. е. той потребительной стоимости, в которой представлена прибавочная стоимость), может прямо, без опосредствования, снова войти в качестве условия производства, в качестве средства труда или материала труда, в ту сферу производства, из которой этот продукт вышел, — там накопление внутри этой сферы производства может и должно принять такую форму, что часть прибавочного продукта не продается, а вместо этого непосредственно (или путем обмена с капиталистами других отраслей в этой же сфере производства, накопляющими подобным же образом) снова включается в процесс производства как условие воспроизводства, так что накопление и воспроизводство в увеличенном масштабе здесь прямо совпадают. Они неизбежно совпадают везде, но не обязательно таким непосредственным образом.

Это относится также и к части вспомогательных материалов. Например, к углю, произведенному за год. Часть прибавочного продукта может быть использована для того, чтобы снова производить уголь, может, следовательно, быть прямо, без какого-либо опосредствования, использована углепромышленником как постоянный капитал для производства в увеличенном масштабе.

В промышленных округах встречаются такие машиностроители, которые сооружают для фабрикантов целые фабрики. Положим, что ¹/₁₀ [их продукции] есть прибавочный продукт, или неоплаченный труд. Очевидно, решительно ничего не меняется от того, представлена ли эта ¹/₁₀, т. е. прибавочный продукт, в фабричных зданиях, построенных для третьих лиц и им проданных, или же в фабричном здании, выстроенном машиностроителем для самого себя, проданном им самому себе. Здесь дело лишь в характере той потребительной стоимости, в которой представлен прибавочный труд, лишь в том, может ли эта потребительная стоимость как условие производства снова войти в сферу производства [703] того капиталиста, которому принадлежит прибавочный продукт. Перед нами опять пример того, какое важное значение имеет категория потребительной стоимости для определения экономических форм.

Итак, здесь мы уже имеем значительную часть прибавочного продукта (а следовательно, и прибавочной стоимости), которая может и должна быть превращена непосредственно в постоянный капитал, чтобы быть накопленной в качестве капитала, и без которой вообще не может иметь места какое бы то ни было накопление капитала.

Мы видели, во-вторых, что там, где высок уровень развития капиталистического производства, следовательно и производительности труда, а стало быть, значителен и постоянный капитал, в особенности же та часть его, которая состоит из основного капитала, — что там уже простое воспроизводство основного капитала для всех сфер, — а также и происходящее параллельно с этим воспроизводство того наличного капитала, который производит основной капитал, — образует фонд накопления, т. е. доставляет машины, постоянный капитал для производства в расширенном масштабе.

В-третьих, остается следующий вопрос:

Может ли часть прибавочного продукта быть превращена обратно в капитал (постоянный капитал) путем (опосредствованного) обмена между производителями, например, машин, рабочих инструментов и т. д., и производителями сырья — железа, угля, металлов, леса и т. д., — т. е. путем обмена различных составных частей постоянного капитала? Например, если фабрикант железа, угля, леса и т. д. покупает машины или инструменты у машиностроителя, а машиностроитель покупает металл, лес, уголь и т. д. у производителей этого сырья, то путем такого обмена они возмещают друг другу взаимосвязанные составные части своего постоянного капитала или образуют новый постоянный капитал. Вопрос здесь в том, в какой мере это относится к прибавочному продукту.

[5) Превращение капитализируемой прибавочной стоимости в постоянный и переменный капитал]

Выше^{124} мы видели, что при простом воспроизводстве данного капитала часть постоянного капитала, использованная при воспроизводстве постоянного капитала, возмещается или не-посредственно in natura или путем обмена между производителями постоянного капитала; это — обмен капитала на капитал, а не обмен дохода на доход или дохода на капитал. Далее, тот постоянный капитал, который используется, или производственно потребляется, в производстве предметов потребления — предметов, входящих в индивидуальное потребление, — возмещается теми новыми продуктами того же рода, которые являются результатом вновь присоединенного труда и, следовательно, сводятся к доходу (заработной плате и прибыли). В соответствии с этим в сферах, производящих предметы потребления, та часть продукции, стоимость которой возмещает постоянный капитал, применяемый в этих сферах, представляет доход производителей постоянного капитала, тогда как, наоборот, та часть продукции в сферах, производящих постоянный капитал, которая представляет вновь присоединенный труд и потому образует доход производителей этого постоянного капитала, представляет для производителей жизненных средств постоянный капитал (служащий для возмещения [потребленного в производстве жизненных средств постоянного] капитала). Следовательно, это предполагает, что производители постоянного капитала обменивают свой прибавочный продукт (т. е. в данном случае избыток их продукта над той частью последнего, которая равна их постоянному капиталу) на жизненные средства, потребляют его стоимость индивидуально. Между тем этот прибавочный продукт

1) содержит заработную плату (или воспроизведенный фонд для заработной платы), и эта часть должна оставаться предназначенной (со стороны капиталиста) для расходования на заработную плату, т. е. для индивидуального потребления (а если предполагается минимум заработной платы, то и рабочий полученную им заработную плату может реализовать только в жизненных средствах);

2) содержит прибыль капиталиста (включая ренту). Эта часть, если она достаточно велика, может быть потреблена отчасти индивидуально, отчасти производственно. А в этом последнем случае происходит обмен продуктами между производителями постоянного капитала; однако здесь мы имеем перед собой уже не обмен той части продукта, которая представляет их постоянный капитал, подлежащий взаимному возмещению, а имеем перед собой часть прибавочного продукта, доход (вновь присоединенный труд), который непосредственно превращается в постоянный капитал, благодаря чему увеличивается масса постоянного капитала и расширяется масштаб воспроизводства.

Следовательно, также и в этом случае часть наличного прибавочного продукта, т. е. часть вновь присоединенного в течение года труда, непосредственно превращается в постоянный капитал, не будучи до этого превращена в переменный капитал. Стало быть, также и здесь видно, что производственное потребление прибавочного продукта — или накопление — отнюдь не тождественно с расходованием всего прибавочного продукта на заработную плату производительных рабочих.

Можно представить себе такой случай: машиностроитель продает свой товар (часть его) производителю, например, тканей; последний платит ему деньги; на эти деньги машиностроитель покупает железо, уголь и т. д., а не жизненные средства. Однако при рассмотрении всего процесса в целом ясно, что производители жизненных средств не могут купить для возмещения своего постоянного капитала машины или сырье, если производители элементов, служащих для возмещения постоянного капитала, не купят у них произведенных ими жизненных средств, если, следовательно, этот процесс обращения не представляет собой по существу обмен между жизненными средствами и постоянным капиталом. Вследствие отделения друг от друга актов покупки и продажи могут, естественно, возникать очень существенные нарушения и осложнения в этих процессах сальдирования.

[704] Если страна не может сама произвести то количество машин, иметь которое ей позволяет накопление капитала, то она покупает их за границей. То же самое происходит, если она не может сама произвести нужное количество жизненных средств (для заработной платы) и сырья. Тут, с появлением на сцене международной торговли, становится ясно как день, что часть прибавочного продукта страны, — поскольку он предназначен для накопления, — превращается не в заработную плату, а непосредственно в постоянный капитал. Но тогда создается представление, будто там, за границей, авансируемые в этих целях деньги целиком затрачиваются на заработную плату. Мы видели, что этого нет и не может быть, даже при абстрагировании от внешней торговли.

В какой пропорции прибавочный продукт делится между переменным и постоянным капиталом, это зависит от среднего строения капитала, и чем более развито капиталистическое производство, тем относительно меньше будет часть, непосредственно затрачиваемая на заработную плату. Тот взгляд, что прибавочный продукт, так как он есть продукт лишь вновь присоединенного в течение года труда, превращается [при накоплении] также лишь в переменный капитал, затрачивается лишь на заработную плату, — этот взгляд вообще соответствует тому ошибочному представлению, что так как продукт есть лишь результат или материализация труда, то стоимость продукта целиком сводится к доходам: заработной плате, прибыли и ренте, — как это ошибочно думали Смит и Рикардо.

Значительная часть постоянного капитала, а именно основной капитал, может состоять из того, что непосредственно входит в процесс производства жизненных средств, сырья и т. д., или же из того, что служит либо для сокращения процесса обращения, как, например, железные дороги, шоссейные дороги, судоходные каналы, телеграфные линии и т. д., либо для сохранения товаров и для образования товарных запасов, как, например, пакгаузы, склады и т. д., или же, наконец, из того, что увеличивает плодородие земли лишь после продолжительного периода воспроизводства, как, например, работы по нивелированию земельных участков, водоотводные каналы и пр. В зависимости от того, более значительная или менее значительная часть прибавочного продукта затрачивается на тот или иной из этих видов основного капитала, будут весьма различны непосредственные, ближайшие последствия всего этого для воспроизводства жизненных средств и т. д.

[6) Проблема кризисов (вводные замечания). Разрушение капитала при кризисах]

Если в качестве предпосылки дано добавочное производство постоянного капитала, — т. е. большее производство, чем необходимо для возмещения старого капитала, а значит и для производства прежнего количества жизненных средств, — то никаких дальнейших трудностей не представляет добавочное производство, или накопление, в тех сферах, где машины, сырые материалы и т. д. используются [для производства предметов индивидуального потребления]. Если имеется налицо нужный добавочный труд, то капиталисты указанных сфер находят на рынке все средства для нового капиталообразования, для превращения в новый капитал тех своих денег, в которых представлена прибавочная стоимость.

Но весь процесс накопления сводится прежде всего к такому добавочному производству, которое, с одной стороны, соответствует естественному росту населения, а с другой — образует имманентную основу для явлений, обнаруживающихся в кризисах. Мерой этого добавочного производства является сам капитал, наличный масштаб условий производства и безмерное стремление капиталистов к обогащению, к увеличению своего капитала, а отнюдь не потребление, которое заранее подорвано, ибо наибольшая часть населения, рабочее население, может расширять свое потребление лишь в очень тесных границах, а с другой стороны, по мере развития капитализма, спрос на труд относительно уменьшается, хотя абсолютно этот спрос и возрастает. Сюда присоединяется еще и то, что все выравнивания диспропорций имеют случайный характер и что, хотя те соотношения, в которых капиталы применяются в отдельных сферах, и выравниваются посредством некоторого постоянного процесса, но само постоянство этого процесса предполагает точно так же и постоянные диспропорции, которые ему приходится постоянно, часто насильственным путем, выравнивать.

Мы должны здесь рассматривать только те формы, которые капитал проходит на различных стадиях своего дальнейшего развития. Следовательно, здесь не дается анализа тех реальных отношений, в рамках которых происходит действительный процесс производства. Все время предполагается, что товар продается по его стоимости. Конкуренция капиталов остается вне рассмотрения, равно как и кредит. Вне рассмотрения остается также и действительная структура общества, которое отнюдь не состоит только из класса рабочих и класса промышленных капиталистов и в котором, стало быть, потребители и производители не тождественны: первая категория, категория потребителей (чьи доходы отчасти являются не первичными, а вторичными, производными от прибыли и заработной платы), значительно шире второй [т. е. категории производителей], и поэтому тот способ, каким она расходует свой доход, и размеры последнего вызывают весьма большие видоизменения в экономическом ходе дел и особенно в процессе обращения и воспроизводства капитала. Однако если уже при рассмотрении денег[124] мы нашли, что они заключают в себе возможность кризисов, как поскольку они вообще представляют собой форму, отличную от натуральной формы товара, так и в своей форме средства платежа, то это в еще большей степени обнаруживается при рассмотрении общей природы капитала, еще до выяснения дальнейших реальных отношений, образующих все предпосылки действительного процесса производства.

[705] Усвоенный Давидом Рикардо (принадлежащий, собственно говоря, Джемсу Миллю) взгляд пошлого Сэя (к чему мы еще вернемся, когда будем говорить об этом ничтожестве), будто невозможно перепроизводство или, по крайней мере, всеобщее переполнение рынка, — этот взгляд покоится на положении о том, что продукты обмениваются на продукты[125], или, как это представлял себе Милль, на «метафизическом равновесии продавцов и покупателей»[126], откуда был сделан дальнейший вывод, что спрос определяется только самим производством, или что спрос и предложение тождественны. То же самое положение встречается и в той форме, особенно излюбленной у Рикардо, что любая сумма капитала во всякой стране может быть применена производительно.

«Г-н Сэй», — говорит Рикардо в главе 21-й («Влияние накопления на прибыль и процент»), — «в высшей степени убедительно показал, что нет такой суммы капитала, которая не могла бы найти применения в стране, ибо спрос ограничен только производством. Каждый человек производит только с целью потребления или продажи, и он продает только с целью купить какой-либо другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен или мог бы служить для будущего производства. Таким образом, производя, он необходимо становится либо потребителем своих собственных продуктов, либо покупателем и потребителем продуктов какого-либо другого лица. Нельзя предполагать, что он в течение долгого времени будет плохо осведомлен относительно того, какие товары он с наибольшей выгодой может производить, чтобы достигнуть преследуемой им цели, а именно — приобрести другие продукты. И поэтому маловероятно, что он постоянно» (здесь речь идет вообще не о вечной жизни) «будет производить такой товар, на который нет спроса» (стр. 339–340) [Русский перевод, том I, стр. 239].

Рикардо, который повсюду стремится быть последовательным, видит, что его авторитет, Сэй, сыграл здесь с ним шутку. В примечании к вышеприведенному месту он замечает:

«Вполне ли согласуется с изложенным г-ном Сэем принципом следующее его утверждение: «Чем в большем изобилии имеются свободные капиталы по сравнению с возможностью их применения, тем больше должна упасть норма процента на ссужаемые капиталы» (Сэй [Traite d'economie politique. Seconde edition. Paris, 1814], том II, стр. 108)? Если в данной стране капитал может находить для себя применение в любых размерах, то как можно говорить, что он имеется в чрезмерном изобилии по сравнению с возможностью его применения?» (стр. 340, примечание) [Русский перевод, том I, стр. 239].

Так как Рикардо ссылается на Сэя, то в дальнейшем мы займемся критикой положений Сэя, когда дело дойдет до рассмотрения взглядов самого этого шарлатана.

Пока заметим здесь лишь следующее:

При воспроизводстве, совершенно так же как и при накоплении капитала, дело не только в том, чтобы возместить ту же самую массу потребительных стоимостей, из которых состоит капитал, в ее прежнем масштабе или в расширенном (при накоплении), но и в том, чтобы возместить стоимость авансированного капитала с обычной нормой прибыли (с обычной прибавочной стоимостью). Стало быть, если в силу какого-либо обстоятельства или сочетания обстоятельств рыночные цены товаров (совершенно безразлично, всех ли или большинства) упадут значительно ниже их цен издержек, то, с одной стороны, воспроизводство капитала сократится, насколько это вообще возможно. Но еще больше будет затруднено накопление. Прибавочная стоимость, накопленная в форме денег (золота или банковских билетов), превращалась бы в капитал лишь с убытком. Поэтому она праздно лежит в банке в виде сокровища или же в форме кредитных денег, что решительно ничего не меняет в существе дела. Такое же затруднение могло бы наступить и в силу противоположных причин, если бы отсутствовали реальные предпосылки воспроизводства (как, например, при вздорожании хлеба или из-за того, что не накоплено достаточного количества постоянного капитала in natura). Наступает задержка в воспроизводстве, а потому и в потоке обращения. Покупка и продажа антагонистически противостоят друг другу, и незанятый капитал выступает в форме праздно лежащих денег. Такое же явление (и это большей частью предшествует кризисам) может иметь место и тогда, когда производство добавочного капитала происходит очень быстро и его обратное превращение в производительный капитал так повышает спрос на все элементы последнего, что действительное производство не может поспевать за ним, а потому возрастают цены на все те товары, которые входят в процесс образования капитала. В этом случае сильно понижается процентная ставка, как бы ни возросла прибыль, и это понижение процентной ставки ведет тогда к самым рискованным спекулятивным предприятиям. Задержка в воспроизводстве ведет к уменьшению переменного капитала, к падению заработной платы и к уменьшению массы применяемого труда. Это, в свою очередь, оказывает новое воздействие на цены и вызывает новое их падение.

Никогда не следует забывать, что при капиталистическом производстве дело идет не непосредственно о потребительной стоимости, а о меновой стоимости и особенно об увеличении прибавочной стоимости. Это есть движущий мотив капиталистического производства, и недурно выглядит та концепция, которая, чтобы посредством рассуждений отмахнуться от противоречий капиталистического производства, отвлекается от его основы и изображает его как производство, имеющее целью обеспечить непосредственное потребление производителей.

Далее: так как процесс обращения капитала длится не один день, а, напротив, охватывает более или менее продолжительный период, пока капитал не вернется к себе [в сферу производства]; так как этот период совпадает с тем периодом, в течение которого рыночные цены [706] выравниваются в цены издержек; так как в течение этого периода происходят крупные перевороты и изменения на рынке, происходят крупные изменения в производительности труда, а потому также и в реальной стоимости товаров, — то совершенно ясно, что от исходного пункта — первоначально данного капитала — до его возвращения к себе по окончании одного из таких периодов должны происходить крупные катастрофы и должны накопляться и развиваться элементы кризиса, которые ни в какой мере не устраняются жалкой фразой, что продукты обмениваются на продукты. Сравнивание стоимости товаров в один период со стоимостью тех же самых товаров в более поздний период, что г-н Бейли считает схоластической выдумкой[127], составляет, напротив, основной принцип процесса обращения капитала.

Когда речь идет о разрушении капитала, производимом кризисами, то следует различать две вещи.

Поскольку происходят затруднения в процессе воспроизводства и сокращается, а местами и совсем останавливается, процесс труда, уничтожению подвергается действительный капитал. Машины, которые не употребляются, — не капитал. Труд, который не эксплуатируется, есть потерянное производство. Сырье, которое лежит неиспользованным, — не капитал. Здания (а также вновь сооружаемые машины), которые либо оказываются неиспользованными, либо остаются незаконченными, товары, гниющие на складе, — все это представляет собой разрушение капитала. Все это выражает не что иное, как задержку в процессе воспроизводства, выражает то, что наличные условия производства фактически не действуют как условия производства, не вводятся в действие как таковые. При этом их потребительная стоимость и их меновая стоимость идут прахом.

А во-вторых, разрушение капитала, производимое кризисами, означает обесценение масс стоимостей, которое в дальнейшем служит препятствием к тому, чтобы они возобновили в том же масштабе процесс своего воспроизводства в качестве капитала. Это — разрушительное падение товарных цен. При этом потребительные стоимости не разрушаются. То, что теряет один, выигрывает другой. Действующие в качестве капиталов массы стоимостей не могут в тех же руках возобновлять себя как капитал. Старые капиталисты терпят банкротства. Если стоимость товаров какого-нибудь капиталиста, путем продажи которых он воспроизводит свой капитал, была равна 12000 ф. ст., из коих, скажем, 2000 ф. ст. составляли прибыль, и если цена этих товаров падает до 6000 ф. ст., то капиталист этот не может ни оплатить своих договорных обязательств, ни,

даже если бы у него и не было долгов, снова начать дело в прежнем масштабе, имея в руках 6000 ф. ст., ибо цены товаров опять поднимаются до уровня их цен издержек. Таким образом, уничтожен капитал в 6000 ф. ст., хотя тот, кто купил эти товары, поскольку он приобрел их за половину их цены издержек, может при- новом оживлении дел весьма преуспевать и даже нажиться на этом. Значительная часть номинального капитала общества, т. е. меновой стоимости существующего капитала, уничтожена раз навсегда, хотя как раз это уничтожение, поскольку оно не задевает потребительной стоимости, может весьма способствовать новому воспроизводству. Это вместе с тем тот период, когда денежные люди обогащаются за счет промышленников. Что же касается падения чисто фиктивного капитала — государственных процентных бумаг, акций и т. д., — в тех случаях, когда оно не ведет к банкротству государства и акционерных обществ и не тормозит этим вообще воспроизводства, подрывая кредит промышленных капиталистов, владеющих подобными бумагами, — то оно является лишь перенесением богатства из одних рук в другие и в общем оказывает на воспроизводство благоприятное действие, ибо те выскочки, в руки которых попадают по дешевой цене эти акции или бумаги, в большинстве случаев более предприимчивы, чем прежние их владельцы.

[7) Нелепость отрицания перепроизводства товаров при одновременном признании избытка капитала]

Рикардо всегда последователен в тех своих положениях, которые он разрабатывает самостоятельно. Поэтому у него положение о невозможности перепроизводства (товаров) тождественно с положением о невозможности чрезмерного изобилия, или избытка, капитала^{125}.

«В стране не может быть накоплено такое количество капитала, которое нельзя было бы применить производительно, если вследствие повышения цен на предметы необходимости не будет очень значительного повышения заработной платы, в результате чего для прибыли на капитал» останется так мало, что исчезнет стимул к накоплению» (стр. 340) [Русский перевод, том I, стр. 239].

«Из всего сказанного следует, что нет границ для спроса, нет границ для применения капитала, пока он приносит какую-нибудь прибыль, и что, б каком бы изобилии ни имелся капитал, нет другой достаточной причины для падения прибыли, кроме повышения заработной платы, и к этому можно далее добавить, что единственной достаточной и постоянной причиной повышения заработной платы является возрастающая трудность добывания пищи и предметов необходимости [707] для возрастающего числа рабочих» (стр. 347–348) [Русский перевод, том I, стр. 244].

Что сказал бы в таком случае Рикардо по поводу тупоумия последующих экономистов, которые отрицают перепроизводство в одной форме (в виде общего переполнения рынка товарами) и в то же время не только допускают его в другой форме, как перепроизводство капитала, чрезмерное изобилие капитала, избыток капитала, но и объявляют это существенным пунктом своих учений?

Ни один здравомыслящий экономист послерикардовского периода не отрицает чрезмерного изобилия капитала. Напротив, изобилием капитала все они и объясняют кризисы (поскольку не выводят их из явлений кредита). Таким образом, все они признают перепроизводство в одной форме, но отрицают его в другой. Остается, следовательно, лишь вопрос о том, как относятся друг к другу обе формы перепроизводства, как относится форма, в которой оно отрицается, к форме, в которой оно утверждается?

Сам Рикардо ничего не знал о кризисах в собственном смысле слова, о всеобщих, проистекающих из самого процесса производства кризисах мирового рынка. Кризисы 1800–1815 гг. Рикардо мог объяснять вздорожанием хлеба из-за неурожаев, обесценением бумажных денег, обесценением колониальных товаров и т. д., так как вследствие континентальной блокады рынок был насильственно сужен по политическим, а не по экономическим причинам. Кризисы после 1815 г. он также мог объяснять себе отчасти неурожайным годом, вызвавшим недостаток хлеба, отчасти падением хлебных цен, так как перестали действовать те причины, которые, согласно его собственной теории, должны были привести к вздутию хлебных цен во время войны и отрезанности Англии от континента, отчасти переходом от войны к миру и возникшими в связи с этим «внезапными переменами в ходе торговли» (см. в его «Principles» главу 19-ю: «О внезапных переменах в ходе торговли» йшие исторические явления, в особенности почти правильная периодичность кризисов мирового рынка, уже не позволяли послерикардовским экономистам отрицать факты или истолковывать их как случайные явления. Вместо этого они, — не говоря уже о тех, кто объясняет все кредитом, чтобы вслед за этим объявить, что и сами они вынуждены будут предположить избыток капитала, — выдумали великолепную разницу между чрезмерным изобилием капитала и перепроизводством.

Против перепроизводства они выдвигают сохраняемые ими фразы и доводы Рикардо и Смита, тогда как из чрезмерного изобилия капитала они пытаются вывести необъяснимые для них в противном случае явления. Так, например, Уилсон объясняет одни кризисы чрезмерным изобилием основного капитала, а другие — чрезмерным изобилием оборотного капитала. Само чрезмерное изобилие капитала признаётся лучшими экономистами (как, например, Фуллартоном) и стало уже настолько общепринятым предрассудком, что эта фраза фигурирует как нечто само собой разумеющееся даже в компендиуме ученого господина Рошера[128].

Итак, спрашивается, что такое чрезмерное изобилие капитала и чем оно отличается от перепроизводства?

(Впрочем, справедливость требует заметить, что другие экономисты, как, например, Юр, Корбет и т. д., объявляют перепроизводство нормальным состоянием крупной промышленности, поскольку речь идет о внутреннем рынке. Получается, стало быть, что это перепроизводство ведет к кризисам только при известных условиях, когда сокращается также и внешний рынок.)

Согласно тем же самым экономистам, капитал — это деньги или товары. Перепроизводство капитала есть, следовательно, перепроизводство денег или товаров. И тем не менее оба эти явления не имеют будто бы ничего общего между собой. У этих экономистов не может быть речи даже о перепроизводстве денег, ибо деньги рассматриваются ими как товар, так что все явление сводится к перепроизводству товаров, которое они под одним названием признают, а под другим отрицают. Если в дальнейшем говорится, что имеется перепроизводство основного капитала или оборотного капитала, то в основе этого утверждения лежит то, что товары рассматриваются здесь уже не в этом простом определении, а в том их определении, в котором они выступают как капитал. Но этим, с другой стороны, в свою очередь признаётся, что при капиталистическом [708] производстве и его явлениях, — например, при перепроизводстве, — дело идет не только о том простом отношении, в котором продукт выступает как товар, приобретает определение товара, а о тех общественных определениях его, в силу которых он есть нечто большее, чем товар, и отличается от простого товара.

Вообще, можно до некоторой степени признать, что в выражении «чрезмерное изобилие капитала», вместо выражения «перепроизводство товаров», заключается не одна только чисто словесная увертка или не одно только бессовестное скудоумие, которое одно и то же явление признаёт существующим и необходимым, когда оно называется а, но отрицает его, коль скоро оно именуется б, так что сомнения и неуверенность имеются здесь фактически только относительно наименования явления, но не относительно самого явления, — бессовестное скудоумие, стремящееся от трудной задачи объяснения явления уклониться на том пути, что явление это отрицается в одной форме (под одним названием), а именно в той форме, в какой оно противоречит предрассудкам этих экономистов, и признаётся лишь в такой форме, под которой у них не содержится никакой мысли. Если все это оставить в стороне, то в переходе от выражения «перепроизводство товаров» к выражению «чрезмерное изобилие капитала» заключается, действительно, некоторый шаг вперед. В чем состоит он? В признании того, что производители товаров противостоят друг другу не как простые товаровладельцы, а как капиталисты.

[8) Отрицание всеобщего перепроизводства у Рикардо. Возможность кризиса, заложенная во внутренних противоречиях товара и денег]

Вот еще несколько положений Рикардо:

«Можно подумать… что Адам Смит утверждает, будто мы некоторым образом вынуждены» (так оно и есть на деле) «производить избыток хлеба, шерстяных и металлических изделий и будто капитал, производящий эти товары, не мог бы найти себе другое применение. Между тем способ применения того или другого капитала есть всегда дело свободного выбора, и поэтому никогда не может быть избытка какого-либо товара в течение сколько-нибудь продолжительного времени; ибо, если бы такой избыток имел место, цена товара упала бы ниже его естественной цены, и капитал был бы перемещен в какое-нибудь более выгодное занятие» (стр. 341–342, примечание) [Русский перевод, том I, стр. 240].

«Продукты всегда покупаются на продукты или на услуги; деньги — лишь посредник, при помощи которого совершается обмен»

(это имеет тот смысл, что деньги являются лишь средством обращения, а сама меновая стоимость — лишь мимолетной формой обмена продукта на продукт, что неверно).

«Какой-нибудь отдельный товар может быть произведен в излишнем количестве, и на рынке может оказаться такой избыток его, что затраченный на него капитал не будет возмещен; но это не может случиться со всеми товарами» (стр. 341–342) [Русский перевод, том I, стр. 240].

«Понизится ли прибыль вследствие роста производства и вызванного этим увеличения спроса или нет, — это зависит исключительно от повышения заработной платы, а повышение последней, за исключением кратковременных повышений, в свою очередь зависит от легкости производства пищи и предметов необходимости для рабочих» (стр. 343) [Русский перевод, том I, стр. 241].

«Если купцы вкладывают свои капиталы во внешнюю торговлю или в судоходство, то они всегда делают это по своему свободному выбору, а не под давлением необходимости; они делают это потому, что их прибыль в этих отраслях будет несколько выше, чем во внутренней торговле» (стр. 344) [Русский перевод, том I, стр. 241].

Что касается кризисов, то все авторы, которые описывают действительное движение цен, или все практики, которые пишут в определенные моменты кризиса, справедливо игнорировали мнимо теоретическую болтовню и удовлетворялись заявлением о том, что учение о невозможности переполнения рынка и т. д. в абстрактной теории верно, но на практике ошибочно. Самим фактом регулярного повторения кризисов галиматья Сэя и других была на деле низведена до уровня такой фразеологии, которая употребляется лишь во времена процветания, а во времена кризисов выбрасывается за борт.

[709] В кризисах мирового рынка бурно прорываются наружу противоречия и антагонизмы буржуазного производства. Но, вместо того чтобы исследовать, в чем состоят те антагонистические элементы, которые разражаются катастрофой, апологеты удовлетворяются тем, что отрицают самую катастрофу и вопреки ее закономерной периодичности упрямо утверждают, что если бы производство направлялось по учебникам, то дело никогда не доходило бы до кризиса. Апологетика состоит здесь, далее, в фальсификации простейших экономических отношений и особенно в том, что вопреки противоположности фиксируется единство.

Если, например, покупка и продажа, или движение метаморфоза товара, представляют единство двух процессов или, вернее, прохождение одного процесса через две противоположные фазы, если это движение, стало быть, существенным образом есть единство обеих фаз, то это есть столь же существенным образом также и разделение этих фаз и обособление их друг против друга, превращение их в нечто самостоятельное по отношению друг к другу. А так как они всё же внутренне связаны друг с другом, то обособление внутренне связанных моментов может проявиться лишь насильственно, как разрушительный процесс. Именно в кризисе обнаруживается действенная сила их единства, единства различных моментов. Та самостоятельность по отношению друг к другу, которую приобретают взаимно связанные и друг друга дополняющие моменты, насильственно уничтожается. Кризис обнаруживает, стало быть, единство ставших самостоятельными по отношению друг к другу моментов. Без этого внутреннего единства кажущихся безразличными по отношению друг к другу моментов не было бы и кризиса. Но нет, говорит экономист-апологет. Так как имеет место единство, то кризис не может иметь места. А это, в свою очередь, означает не что иное, как утверждать, что единство противоположных моментов исключает их противоположность.

Чтобы доказать, что капиталистическое производство не может приводить к всеобщим кризисам, отрицаются все его условия и все определения его общественной формы, все его принципы и differentiae specificae^{126}, словом, отрицается само капиталистическое производство, и в сущности доказывается, что если бы капиталистический способ производства был не специфически развитой, своеобразной формой общественного производства, а таким способом производства, который предшествует самым ранним зачаткам капитализма, то свойственные ему антагонизмы, противоречия, а потому также и их бурное проявление в кризисах не существовали бы.

«Продукты», — говорит Рикардо вслед за Сэем, — «всегда покупаются на продукты или на услуги; деньги — лишь посредник, при помощи которого совершается обмен» [Русский перевод, том I, стр. 240].

Следовательно, здесь, во-первых, товар, в котором существует противоположность между меновой и потребительной стоимостью, превращается просто в продукт (потребительную стоимость), а обмен товаров превращается, стало быть, просто в меновую торговлю продуктами, всего лишь потребительными стоимостями. Нас отодвигают назад, к тому, что имело место не только до капиталистического производства, но даже и до простого товарного производства, и от сложнейшего явления капиталистического производства — от кризиса мирового рынка — отделываются тем, что просто отрицают первое условие капиталистического производства, а именно, то условие, что продукт должен быть товаром, должен поэтому быть представлен как деньги и проделать процесс метаморфоза. Вместо того чтобы говорить о наемном труде, говорят об «услугах», — слово, в котором опять-таки отброшена специфическая определенность наемного труда и его потребления, а именно, свойство увеличивать стоимость тех товаров, на которые он обменивается, порождать прибавочную стоимость, — а тем самым отброшено и то специфическое отношение, благодаря которому деньги и товар превращаются в капитал. «Услуга» — это труд, взятый лишь как потребительная стоимость (а это является чем-то второстепенным в капиталистическом производстве), совершенно так же, как в слове «продукт» сущность товара и заложенное в нем противоречие оказываются скрытыми. Вполне последовательно, что деньги в таком случае рассматриваются как всего лишь посредник обмена продуктами, а не как существенная и необходимая форма существования товара, который неизбежно должен проявить себя в качестве меновой стоимости, в качестве всеобщего общественного труда. Так как подобным превращением товара всего лишь в потребительную стоимость (в продукт) зачеркивается сущность [710] меновой стоимости, то столь же легко становится возможным — или, вернее, необходимым — отрицать деньги как существенную форму товара, являющуюся в процессе метаморфоза самостоятельной по отношению к первоначальной форме товара.

Следовательно, здесь от кризисов отмахиваются в своих рассуждениях тем, что забывают или отрицают исходные предпосылки капиталистического производства — наличие продукта как товара, раздвоение товара на товар и деньги, проистекающие отсюда моменты разделения в товарном обмене, наконец, то отношение, в котором деньги или товар находятся к наемному труду.

Не лучше, впрочем, обстоит дело и у тех экономистов (как, например, у Дж. Ст. Милля), которые хотят объяснить кризисы этими простыми, содержащимися в метаморфозе товаров возможностями кризиса — например, разделением покупки и продажи. Эти определения, объясняющие возможность кризиса, далеко еще не объясняют его действительности, не объясняют того, почему фазы процесса [воспроизводства] вступают в такой конфликт, что лишь путем кризиса, путем насильственного процесса может дать себя знать их внутреннее единство. Это разделение покупки и продажи и проявляется в кризисе; оно есть элементарная форма последнего. Объяснять кризис этой его элементарной формой — значит объяснять его существование тем, что выражает его бытие в его абстрактнейшей форме; т. е. объяснять кризис кризисом.

«Каждый человек», — говорит Рикардо^{127}, — «производит только с целью потребления или продажи, и он продает только с целью купить какой-либо другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен или мог бы служить для будущего производства. Таким образом, производя, он необходимо становится либо потребителем своих собственных продуктов (goods), либо покупателем и потребителем продуктов какого-либо другого лица. Нельзя предполагать, что он в течение долгого времени будет плохо осведомлен относительно того, какие товары он с наибольшей выгодой может производить, чтобы достигнуть преследуемой им цели, а именно — приобрести другие продукты. И поэтому маловероятно, что он постоянно (continually) будет производить такой товар, на который нет спроса» [Русский перевод, том I, стр. 239].

Эта ребяческая болтовня достойна какого-нибудь Сэя, но не Рикардо. Прежде всего, ни один капиталист не производит для того, чтобы потреблять свой продукт. И когда мы говорим о капиталистическом производстве, мы можем с полным основанием сказать: «ни один человек не производит с целью потребления своего продукта», даже если он какие-то части своего продукта применяет вновь для производственного потребления. Но у Рикардо речь идет о частном потреблении. Рикардо забыл раньше, что продукт есть товар. Теперь им забыто даже общественное разделение труда. При тех общественных условиях, когда люди производят для самих себя, действительно не бывает кризисов, но нет также и капиталистического производства. Мы никогда и не слышали, чтобы древние с их основанным на рабстве производством знали когда-нибудь кризисы, хотя отдельные производители и у древних терпели банкротства. Первая часть альтернативы [ «с целью потребления или продажи»] — бессмыслица. Нелепа и вторая часть. Человек, который произвел продукт, не имеет [в условиях капиталистического производства] выбора: продавать или нет. Он вынужден продавать. И вот при кризисах возникает как раз такое положение вещей, что он не может продать или же может продать лишь ниже цены издержек или даже вынужден продать прямо с убытком. Какая же польза ему, а также и нам, от того, что он произвел свой продукт для продажи? Дело именно в том, чтобы выяснить, что мешает этому его благому намерению осуществиться.

Далее:

«Каждый продает только с целью купить какой-либо другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен или мог бы служить для будущего производства» [там же].

Какое идиллическое изображение буржуазных отношений! Рикардо забывает даже о том, что кто-нибудь может продавать, чтобы платить, и что эти вынужденные продажи играют очень значительную роль в кризисах. Ближайшая цель капиталиста при продаже состоит в том, чтобы обратно превратить свой товар или, вернее, свой товарный капитал в денежный капитал и таким путем реализовать свою прибыль. Потребление — доход — отнюдь не служит направляющим моментом этого процесса, каким оно, действительно, является для человека, продающего товары только для того, чтобы превратить их в жизненные средства. При капиталистическом же производстве доход [потребление] выступает как результат, а не как определяющая цель. Каждый продает прежде всего для того, чтобы продать, т. е. чтобы превратить товар в деньги.

[711] Во время кризиса человек может быть весьма доволен, если он продал, а о покупке он может пока и не помышлять. Конечно, для того чтобы реализованная стоимость могла снова действовать как капитал, она должна проделать процесс воспроизводства, т. е. должна снова быть обменена на труд и товары. Но кризис как раз и есть момент нарушения и перерыва процесса воспроизводства. И это нарушение не может быть объяснено указанием на то, что оно не имеет места в периоды, когда нет кризиса. Не подлежит никакому сомнению, что никто не «будет постоянно производить такой товар, на который нет спроса» (стр. 339–340), но такой нелепой гипотезы никто и не высказывает. Да она и вообще совершенно не относится к делу. Цель капиталистического производства — это прежде всего не «приобретение других продуктов», а присвоение стоимости, денег, абстрактного богатства.

В основе рассуждений Рикардо здесь лежит также и рассмотренное мною раньше[129] положение Джемса Милля о «метафизическом равновесии покупок и продаж» — положение, которое в процессах покупки и продажи видит только единство, по не разделение. Отсюда и такое утверждение Рикардо (вслед за Джемсом Миллем):

«Какой-нибудь отдельный товар может быть произведен в излишнем количестве, и на рынке может оказаться такой избыток его, что затраченный на него капитал не будет возмещен; но это не может случиться со всеми товарами» (стр. 341–342) [Русский перевод, том I, стр. 240].

Деньги не только такой «посредник, при помощи которого совершается обмен» (стр. 341), но вместе с тем также и такой посредник, благодаря которому обмен продукта на продукт распадается на два акта, не зависящие один от другого и разделенные во времени и пространстве. А приведенное неправильное понимание денег покоится у Рикардо на том, что он вообще рассматривает лишь количественное определение меновой стоимости, а именно, то, что она равна определенному количеству рабочего времени, и забывает, напротив, о. качественном определении ее, а именно, о том, что индивидуальный труд выражает себя как абстрактно всеобщий, общественный труд только путем своего отчуждения (alienation)^{128}.

Положение о том, что не все виды товаров, а только отдельные их виды могут оказаться в «избытке на рынке», что перепроизводство поэтому всегда может быть лишь частичным, представляет собой жалкую увертку. Прежде всего, если иметь в виду только природу товара, ничто не мешает тому, чтобы все товары, были на рынке в избытке и чтобы поэтому все они упали ниже своей цены[130]. Ведь здесь речь идет как раз лишь о моменте кризиса. Именно все товары, кроме денег. То, что данный товар необходимо должен быть представлен в деньгах, означает лишь, что эта необходимость существует для всех товаров. И в той же мере, в какой отдельному товару трудно проделать этот метаморфоз, это может быть трудно и для всех товаров. Общая природа метаморфоза товаров, — который включает отделение покупки и продажи друг от друга, так же как и их единство, — не только не исключает возможность всеобщего переполнения рынка, а, наоборот, как раз и есть сама эта возможность всеобщего переполнения.

Далее, рикардовские и другие подобные рассуждения исходят, конечно, из отношения не только между покупкой и продажей, но и между спросом и предложением, что мы должны разобрать лишь при рассмотрении конкуренции капиталов. По Миллю, покупка есть продажа и т. д., отсюда получается, что и спрос есть предложение, а предложение — спрос. Но ведь они также и отделяются друг от друга и могут приобрести самостоятельность по отношению друг к другу. Предложение всех товаров может в данный момент быть больше спроса на все товары благодаря тому, что спрос на всеобщий товар, на деньги, на меновую стоимость, больше спроса на все особые товары, другими словами, благодаря тому, что момент выражения товара в деньгах, реализации его меновой стоимости, берет верх над моментом обратного превращения товара в потребительную стоимость.

Если отношение между спросом и предложением понимать в более широком и более конкретном смысле, то сюда войдет отношение между производством и потреблением. Здесь опять-таки следовало бы не упускать из виду существующее в скрытом состоянии и как раз в кризисе насильственно прорывающееся наружу единство обоих этих моментов в его отношении к тоже существующему и даже характерному для буржуазного производства разделению и противоположности их.

Что касается противопоставления частичного перепроизводства всеобщему, поскольку дело сводится к тому, чтобы признать первый вид перепроизводства с целью увильнуть от признания второго, то относительно этого надлежит заметить следующее:

Во-первых: кризисам чаще всего предшествует всеобщее вздутие цен на все предметы, являющиеся продуктами капиталистического производства. Поэтому все эти товары участвуют в последующем крахе, и при тех ценах, которые существовали на них до краха, все они создают перегрузку рынка. По падающим ценам, по ценам, упавшим ниже цен издержек, рынок может поглотить такую массу товаров, какой он не мог бы поглотить по их прежним рыночным ценам. Избыток товаров всегда относителен, т. е. это есть избыток товаров при данных ценах. Те цены, по которым в этом случае поглощаются товары, разорительны для производителя или купца.

[712] Во-вторых: для того чтобы кризис (стало быть, также и перепроизводство) был всеобщим, достаточно, чтобы он охватил ведущие предметы торговли.

[9) Ошибочный взгляд Рикардо на соотношение между производством и потреблением при капитализме]

Рассмотрим подробнее, как Рикардо пытается отмахнуться в своих рассуждениях от всеобщего переполнения рынка:

«Какой-нибудь отдельный товар может быть произведен в излишнем количестве, и на рынке может оказаться такой избыток его, что затраченный на него капитал не будет возмещен; но это не может случиться со всеми товарами. Спрос на хлеб ограничивается числом ртов, которые будут потреблять его, спрос на обувь и одежду — числом лиц, которые будут их носить. Но даже если общество или часть общества может иметь столько хлеба, шляп и обуви, сколько оно может или хочет потребить, то этого нельзя сказать о всех продуктах, производимых природой или промышленностью. Некоторые люди потребляли бы больше вина, если бы имели возможность приобрести его. У других вина достаточно, но они хотели бы увеличить количество своей мебели или улучшить ее качество. Третьи желали бы украсить свои парки или расширить свои дома. Стремление сделать все это или что-нибудь из этого заложено, в груди каждого человека; для этого требуются лишь необходимые средства, и ничто другое не может предоставить эти средства, кроме как увеличение производства» (стр. 341–342) [Русский перевод, том I, стр. 240–241].

Возможно ли более ребяческое рассуждение? Оно означает следующее. Отдельный товар может быть произведен в большем количестве, чем то, которое может быть потреблено. Но это не может относиться одновременно ко всем товарам. Ибо потребности, удовлетворяемые товарами, безграничны, и все эти потребности не удовлетворяются одновременно. Напротив. Процесс удовлетворения одной потребности заставляет другую перейти, так сказать, в скрытое состояние. Выходит, что ничего не требуется, кроме средств для удовлетворения этих потребностей, а эти средства могут быть добыты лишь путем увеличения производства. Значит, всеобщее перепроизводство невозможно.

К чему все это? В моменты перепроизводства значительная часть нации (в особенности рабочий класс) в меньшей степени, чем когда-либо в другое время, обеспечена хлебом, обувью и т. д., не говоря уже о вине и мебели. Если бы перепроизводство могло возникать только после того, как все члены нации удовлетворили хотя бы самые насущные потребности, то в истории буржуазного общества до наших дней ни разу не могло бы иметь место не только всеобщее, но даже и частичное перепроизводство. Если, например, рынок переполнен обувью или ситцем, вином или колониальными продуктами, то разве это значит, что хотя бы только две трети нации до пресыщения удовлетворили свою потребность в обуви, ситце и т. д.? Какая вообще существует связь между перепроизводством и абсолютными потребностями? Перепроизводство связано только с платежеспособными потребностями. Речь идет не об абсолютном перепроизводстве — не о перепроизводстве самом по себе, взятом по отношению к абсолютной потребности или желанию обладать товарами. В этом смысле не существует ни частичного, ни всеобщего перепроизводства, и они вовсе не противостоят друг другу.

Но, скажет Рикардо, если имеется масса людей, которым нужны обувь и ситец, то почему же они не добывают себе средств для покупки их, почему они не займутся производством чего-нибудь такого, на что они могли бы купить обувь и ситец? Не будет ли еще проще сказать: почему они не производят для себя обувь и ситец? И что еще поразительнее в перепроизводстве — это то, что подлинные производители тех самых товаров, которые переполняют рынок, — рабочие — терпят нужду в них. Здесь нельзя сказать, что они должны были бы произвести эти вещи, чтобы получить их, ибо они их произвели и все-таки не имеют их. Нельзя также сказать, что определенный товар потому переполняет рынок, что нет потребности в этом товаре. Если, следовательно, даже частичное перепроизводство нельзя объяснить тем, что количество переполняющих рынок товаров превосходит потребность в них, то от всеобщего перепроизводства уже никак не удастся отмахнуться при помощи рассуждений о том, что существует потребность во многих из тех товаров, которые имеются на рынке, — потребность, остающаяся неудовлетворенной.

Вернемся к примеру с фабрикантом ситца^{129}. Пока воспроизводство протекало без перебоев, — а значит без перебоев протекала и та фаза этого воспроизводства, в которой ситец, продукт, существующий как товар, как товар для продажи, обратно превращался в деньги по своей стоимости, — до тех пор и рабочие, производящие ситец, тоже потребляли, допустим, часть этого ситца, а с расширением производства, т. е. с накоплением, они потребляли его соответственно больше, или в производстве ситца было занято больше рабочих, которые вместе с тем являлись отчасти и его потребителями.

[10) Превращение возможности кризиса в действительность. Кризис как проявление всех противоречий буржуазной экономики]

Прежде чем идти дальше, отметим следующее.

Отделение друг ют друга процесса производства (непосредственного) и процесса обращения представляет собой опять-таки — и в более развитом виде — возможность кризиса, которая обнаружилась уже при рассмотрении простого метаморфоза товара[131]. Лишь только эти процессы, вместо того чтобы плавно переходить один в другой, [713] приобретают самостоятельность как обособленные и противостоящие друг другу моменты, — кризис налицо.

При метаморфозе товара возможность кризиса выражается в следующем;

Во-первых, товар, существующий реально как потребительная стоимость, а идеально, в цене, как меновая стоимость, должен быть превращен в деньги: Т — Д. Если эта трудность — продажа — разрешена, то покупка, Д — Т, уже не представляет затруднения, так как деньги обладают способностью непосредственно обмениваться на всё. Необходимой предпосылкой является при этом наличие потребительной стоимости товара, полезность содержащегося в нем труда; в противном случае это вообще не товар. Далее предполагается, что индивидуальная стоимость товара равна его общественной стоимости, т. е. что материализованное в нем рабочее время равно рабочему времени, общественно необходимому для производства этого товара. Поэтому возможность кризиса в том смысле, в каком она обнаруживается в простой форме метаморфоза, проистекает лишь из того, что те различия формы — те фазы, через которые метаморфоз товара проходит в своем движении, — во-первых, суть необходимо дополняющие друг друга формы и фазы, а во-вторых, несмотря на эту внутреннюю необходимую взаимосвязь, представляют собой существующие безразлично друг к другу, не совпадающие во времени и пространстве, отделимые и отделенные друг от друга и друг от друга не зависящие части и формы процесса. Следовательно, возможность кризиса заключается здесь исключительно в отделении друг от друга продажи и покупки. Только в форме товара приходится товару преодолевать здесь стоящую перед ним трудность. Как только он приобрел форму денег, эта трудность уже позади. Далее, однако, также и это сводится к отделению друг от друга продажи и покупки. Если бы товар не имел возможности в форме денег покидать сферу обращения, или, другими словами, отсрочивать свое обратное превращение в товар, если бы — как это имеет место при непосредственной меновой торговле — покупка и продажа совпадали, то при сделанных предположениях возможность кризиса отпала бы. Ибо предположено, что товар есть потребительная стоимость для других товаровладельцев. В форме непосредственной меновой торговли товар только тогда не может быть обменен, когда он не является потребительной стоимостью или же когда на другой стороне нет других потребительных стоимостей, которые могли бы быть обменены на него; стало быть, лишь при двух условиях: или когда одна сторона произвела нечто бесполезное, или когда у другой стороны нет ничего полезного, что можно было бы обменять, в качестве эквивалента, на потребительную стоимость, имеющуюся у первой стороны. Но в обоих случаях обмен вообще не имел бы места. Однако если бы обмен имел место, то его моменты не были бы отделены друг от друга. Покупатель был бы продавцом, продавец — покупателем. Таким образом, отпал бы критический момент, проистекающий из формы обмена, поскольку обмен является обращением, — и если мы говорим, что простая форма метаморфоза заключает в себе возможность кризиса, то мы лишь говорим, что в самой этой форме заложена возможность разрыва и отделения друг от друга существенно дополняющих друг друга моментов.

Но это касается также и содержания. При непосредственной меновой торговле главная масса продукции у производителя тех или других продуктов предназначена для удовлетворения его собственной потребности или, при несколько более развитом разделении труда, для удовлетворения известных ему потребностей его сотоварищей по производственной деятельности. То, что подлежит обмену как товар, это — излишек, и остается несущественным, будет ли этот излишек обменен или нет. При товарном производстве превращение продукта в деньги, продажа, представляет собой conditio sine qua non^{130}. Непосредственное производство для удовлетворения собственных потребностей отпадает. Если товары остаются непроданными, то кризис налицо. Трудность превращения товара — особого продукта индивидуального труда — в деньги, его противоположность, в абстрактно всеобщий, общественный труд, заключается в том, что деньги не выступают как особый продукт индивидуального труда, что тот, кто продал, т. е. тот, кто теперь владеет товаром в форме денег, не вынужден сейчас же покупать снова, снова превращать деньги в особый продукт индивидуального труда. В меновой торговле этой противоположности не существует. Здесь никто не может быть продавцом, не будучи покупателем, и покупателем, не будучи продавцом. Трудность, испытываемая продавцом, — при предположении, что его товар имеет потребительную стоимость, — проистекает исключительно из того, что покупатель легко может отложить обратное превращение денег в товары Эта трудность превращения товара в деньги, продажи его, проистекает исключительно из того, что товар должен быть превращен в деньги, деньги же отнюдь не должны быть немедленно превращены в товар, так что продажа и покупка могут оторваться друг от друга. Мы сказали, что эта форма заключает в себе возможность кризиса, т. е. возможность того, что моменты, взаимно и неразрывно связанные друг с другом, отрываются один от другого, вследствие чего их соединение осуществляется насильственным путем, так что их взаимная связь пробивает себе дорогу посредством насилия, учиняемого над той самостоятельностью, которую они приобрели по отношению друг к другу. [714] А кризис есть не что иное, как насильственное осуществление единства фаз процесса производства, обособившихся и ставших самостоятельными по отношению друг к другу.

Общая, абстрактная возможность кризиса означает не что иное, как наиболее абстрактную форму кризиса, без содержания, без содержательной побудительной причины кризиса. Продажа и покупка могут оторваться друг от друга. Они, следовательно, суть кризис potentia^{131}, и их совпадение всегда остается критическим моментом для товара. Но они могут и плавно переходить одна в другую. Стало быть, остается в силе, что наиболее абстрактной формой кризиса (и потому формальной возможностью кризиса) является сам метаморфоз товара, в котором, как развернутое движение, содержится лишь заключенное в единстве товара противоречие меновой и потребительной стоимости, далее — денег и товара. Но то, благодаря чему эта возможность кризиса становится кризисом, не содержится в самой этой форме; в ней содержится лишь то, что форма для кризисов налицо.

И это-то и важно при рассмотрении буржуазной экономики. Кризисы мирового рынка должны рассматриваться как реальное сведение воедино и насильственное выравнивание всех противоречий буржуазной экономики. Поэтому те отдельные моменты, которые таким образом сводятся воедино в этих кризисах, должны выступать и прослеживаться в каждой сфере буржуазной экономики, и по мере того, как мы всё дальше и дальше проникаем в эту экономику, мы должны, с одной стороны, раскрывать всё новые и новые определения этого противоречия, а с другой стороны, показывать, как в более конкретных формах его повторяются и содержатся его более абстрактные формы.

Итак, можно сказать: кризис в его первой форме есть сам метаморфоз товара, отделение друг от друга покупки и продажи.

Кризис в его второй форме связан с функцией денег как средства платежа. Здесь деньги в два различных, отделенных друг от друга момента времени фигурируют в двух различных функциях.

Обе эти формы еще совершенно абстрактны, хотя вторая и конкретнее первой.

Таким образом, при рассмотрении процесса воспроизводства капитала (который совпадает с его обращением) прежде всего надлежит показать, что упомянутые выше формы здесь просто повторяются, или, вернее, впервые здесь получают содержание, основу, на которой они могут себя проявить.

Рассмотрим то движение, которое проделывает капитал с того момента, когда он, как товар, покидает процесс производства, чтобы затем снова возникнуть из него в форме товара. Если мы отвлечемся здесь от всех дальнейших определений содержания, то мы будем иметь перед собой следующее: совокупный товарный капитал, как и каждый отдельный товар, входящий в него, должен проделать процесс Т — Д — Т, метаморфоз товара. Таким образом, общая возможность кризиса, содержащаяся в этой форме, — отделение друг от друга покупки и продажи, — содержится и в движении капитала, поскольку капитал тоже есть товар и представляет собой не что иное, как товар. Кроме того, из взаимосвязанности метаморфозов различных товаров вытекает, что один товар превращается в деньги потому, что другой товар обратно превращается из формы денег в товар. Следовательно, отделение друг от друга покупки и продажи здесь выступает, далее, в таком виде, что превращению одного капитала из формы товара в форму денег должно соответствовать обратное превращение другого капитала из формы денег в форму товара, первый метаморфоз одного капитала должен соответствовать второму метаморфозу другого капитала, оставление процесса производства одним капиталом должно соответствовать возвращению в процесс производства другого капитала. Такое взаимное сращение и переплетение процессов воспроизводства или обращения различных капиталов является, с одной стороны, необходимым вследствие разделения труда, а с другой стороны — случайным, и уже в силу этого расширяется определение содержания кризиса.

А во-вторых, что касается возможности кризиса, проистекающей из формы денег как средства платежа, то при рассмотрении капитала обнаруживается уже гораздо более реальная основа для превращения этой возможности в действительность. Например, владелец ткацкой фабрики должен оплатить весь постоянный капитал, элементы которого были доставлены владельцем прядильной фабрики, льноводом, владельцами машиностроительного и железоделательного заводов, лесопромышленником, углепромышленником и т. д. Поскольку последние производят такой постоянный капитал, который входит только в производство постоянного капитала, не входя в конечный товар, в ткань, постольку они путем обмена капитала на капитал возмещают друг другу свои условия производства. Предположим [715] теперь, что владелец ткацкой фабрики продает свою ткань за 1000 ф. ст. купцу, но под вексель, так что деньги фигурируют в качестве средства платежа. Этот вексель владелец ткацкой фабрики в свою очередь продает банкиру, у которого он производит этим путем уплату, скажем, какого-нибудь долга или который учитывает ему этот вексель. Точно так же под вексель продал льновод владельцу прядильной фабрики, а последний — владельцу ткацкой фабрики, точно так же машиностроитель — владельцу ткацкой фабрики, металлург и лесопромышленник — машиностроителю, углепромышленник — владельцам прядильной и ткацкой фабрик, машиностроителю, металлургу и лесопромышленнику. Кроме того, металлург, углепромышленник, лесопромышленник, льновод уплатили друг другу векселями. И вот, если теперь купец не платит, то владелец ткацкой фабрики не может оплатить свой вексель банкиру.

Льновод выдал вексель на владельца прядильной фабрики, машиностроитель — на владельцев ткацкой и прядильной фабрик. Владелец прядильной фабрики не может платить, так как не в состоянии заплатить владелец ткацкой фабрики; оба они не платят машиностроителю, а этот последний не платит металлургу, лесопромышленнику, углепромышленнику» И все они в свою очередь, не реализуя стоимости своего товара, не могут возместить ту часть стоимости, которая возмещает постоянный капитал. Так возникает всеобщий кризис. Это не что иное, как возможность кризиса, отмеченная при рассмотрении денег как средства платежа, но мы видим здесь, в капиталистическом производстве, уже такую связь взаимных долговых требований и обязательств, покупок и продаж, при наличии которой возможность кризиса может развиться в действительность. При всех обстоятельствах мы имеем следующее:

Если покупка и продажа не застывают в напряженном положении друг против друга и потому не возникает необходимости в их насильственном выравнивании; если, с другой стороны, деньги в качестве средства платежа функционируют так, что долговые обязательства взаимно погашают друг друга и, значит, не воплощается в действительность то противоречие, которое потенциально имеется в деньгах как средстве платежа; если, следовательно, обе эти абстрактные формы кризиса не проявляются реально как таковые, — то кризиса не существует. Не может быть кризиса без того, чтобы покупка и продажа не оторвались друг от друга и не вступили в противоречие, или без того, чтобы не проявились те противоречия, которые содержатся в деньгах как средстве платежа, стало быть, без того, чтобы кризис не выступил вместе с тем в своей простой форме — в форме противоречия покупки и продажи и в форме противоречия денег как средства платежа. Но это всё же лишь формы, общие возможности кризисов, а потому и формы, абстрактные формы действительного кризиса. Бытие кризиса выступает в них как в своих простейших формах, а также в своем простейшем содержании, поскольку сама эта форма есть его простейшее содержание. Но это еще не есть обоснованное содержание. Простое денежное обращение и даже обращение денег как средства платежа, — и то и другое возникает задолго до капиталистического производства, не порождая кризисов, — возможны и действительны без кризисов. Стало быть, одними этими формами нельзя объяснить, почему они оборачиваются своей критической стороной, почему содержащееся в них potentia^{132}противоречие проявляется actu^{133} как таковое.

Отсюда видна безмерная пошлость тех экономистов, которые, не будучи уже в состоянии отмахнуться посредством рассуждений от явления перепроизводства и кризисов, успокаиваются на том, что в вышеозначенных формах дана [лишь] возможность наступления кризисов, так что случайным является и то, что они не наступают, и само их наступление представляется всего лишь случайностью.

Развившиеся в товарном обращении и далее в денежном обращении противоречия — а значит, и возможности кризиса — сами собою воспроизводятся в капитале, так как развитое товарное и денежное обращение имеет место в действительности только на основе капитала.

Но теперь речь идет о том, чтобы проследить дальнейшее развитие потенциального кризиса, — реальный кризис может быть выведен лишь из реального движения капиталистического производства, конкуренции и кредита, — о том, чтобы показать дальнейшее развитие потенциального кризиса, поскольку он проистекает из тех определений формы капитала, которые присущи капиталу как капиталу и не заключены просто в его бытии как товара и денег.

[716] Сам по себе один лишь (непосредственный) процесс производства капитала не может прибавить здесь ничего нового. Для того чтобы процесс производства капитала вообще существовал, его условия предполагаются данными. Поэтому в первом разделе о капитале — в разделе о непосредственном процессе производства — не прибавляется ни одного нового элемента кризиса. Потенциально элемент кризиса здесь содержится, ибо процесс производства есть присвоение прибавочной стоимости, а потому и ее производство. Но в самом процессе производства это не может проявиться, так как в нем еще не идет речь о реализации не только воспроизведенной стоимости, но и прибавочной стоимости.

Обнаружиться это может впервые лишь в процессе обращения, который сам по себе является в то же время и процессом воспроизводства.

Далее здесь следует заметить, что мы должны изобразить процесс обращения или процесс воспроизводства до того. как мы изобразим готовый капитал — капитал и прибыль; ибо нам надлежит выяснить не только то, как капитал производит, но и то, как капитал производится. Действительное же движение исходит из имеющегося уже налицо капитала, — речь идет о действительном движении на основе развитого, с самого себя начинающего, самого себя предполагающего капиталистического производства. Поэтому процесс воспроизводства и получившие в нем дальнейшее развитие зародыши кризисов могут быть в самом разделе, трактующем о воспроизводстве, выяснены лишь неполно и требуют дополнительного рассмотрения в главе «Капитал и прибыль»[132].

Совокупный процесс обращения или совокупный процесс воспроизводства капитала есть единство его фазы производства и его фазы обращения, т. е. такой процесс, который проходит через оба указанные процесса как через свои фазы. Здесь заложена получившая дальнейшее развитие возможность кризиса, или его получившая дальнейшее развитие абстрактная форма. Поэтому экономисты, отрицающие кризисы, отстаивают лишь единство обеих этих фаз. Если бы эти фазы были лишь отделены друг от друга, не будучи чем-то единым, то было бы невозможно насильственное восстановление их единства, невозможен был бы кризис. Если бы они были лишь едины, не будучи отделимы друг от друга, то было бы невозможно насильственное отделение их, что опять-таки представляет собой кризис. Кризис есть насильственное восстановление единства моментов, ставших самостоятельными, и насильственное превращение в нечто самостоятельное таких моментов, которые по существу составляют нечто единое. [716]

[11) К вопросу о формах кризиса]

[770а] К стр. 716.

Итак:

1) Общая возможность кризисов дана в самом процессе метаморфоза капитала и притом вдвойне. Поскольку деньги функционируют в качестве средства обращения, возможность кризисов содержится в отделении друг от друга покупки и продажи. Поскольку деньги функционируют в качестве средства платежа, где они действуют в два различных момента времени как мера стоимостей и как реализация стоимости, — возможность кризисов содержится в отделении друг от друга этих двух моментов. Если стоимость в промежуток между этими двумя моментами изменилась и товар в момент его продажи не стоит столько, сколько он стоил в тот момент, когда деньги функционировали в качестве меры стоимостей, а поэтому и взаимных обязательств, то долговое обязательство не может быть оплачено из вырученных за товар денег, и потому не может быть сальдирован весь ряд сделок, которые, в свою очередь, зависят от этого обязательства. Раз товар не мог быть продан в течение определенного промежутка времени, — даже если не изменилась его стоимость, — то одного этого обстоятельства уже достаточно для того, чтобы деньги не могли выполнить свою функцию средства платежа, ибо они должны функционировать как средство платежа в определенный, заранее установленный срок. А так как одна и та же сумма денег функционирует для ряда взаимных сделок и обязательств, то невозможность уплаты возникает здесь не в одном только, а во многих пунктах, и отсюда проистекает кризис.

Таковы формальные возможности кризиса. Первая возможна без последней, т. е. кризисы возможны без кредита, без того, чтобы деньги функционировали как средство платежа. Но вторая невозможна без первой, т. е. без отделения покупки и продажи друг от друга. Однако в последнем случае кризис наступает не только потому, что товар вообще не может быть продан, по и потому, что он не может быть продан в течение определенного промежутка времени, и кризис возникает и получает здесь свой характер не только от того, что товар не может быть продан, но и от того, что не реализуется целый ряд платежей, которые основаны на продаже этого определенного товара в этот определенный срок. Такова форма денежных кризисов в собственном смысле слова.

Таким образом, если кризис наступает вследствие отделения друг от друга покупки и продажи, то он развивается как денежный кризис, когда деньги уже функционируют как средство платежа, и эта вторая форма кризисов в таком случае возникает в качестве чего-то само собой разумеющегося, как только наступает первая. Стало быть, при исследовании того, почему общая возможность кризиса становится действительностью, при исследовании условий кризиса, совершенно излишне уделять особое внимание форме тех кризисов, которые возникают из развития денег как средства платежа. Именно поэтому экономисты и любят ссылаться на эту само собой разумеющуюся форму как на причину кризисов. (Поскольку развитие денег как средства платежа связано с развитием кредита и его разбуханием, следует, конечно, выяснить причины этих явлений, но здесь еще не место для этого.)

В той мере, в какой кризисы вызываются изменениями и революциями цен, не совпадающими с изменениями стоимости товаров, они, естественно, не могут быть разобраны при рассмотрении капитала вообще, где предполагаются цены, тождественные со стоимостями товаров.

Общая возможность кризисов есть сам формальный метаморфоз капитала, отделение друг от друга покупки и продажи во времени и пространстве. Но это никогда не является причиной кризиса. Ибо это не что иное, как наиболее общая форма кризиса, т» е. сам кризис в его наиболее общем выражении.

Но нельзя сказать, что абстрактная форма кризиса есть причина кризиса. Если спрашивают о его причине, то хотят именно знать, почему его абстрактная форма, форма его возможности, превращается из возможности в действительность.

4) Общие условия кризисов, поскольку они не зависят от колебаний цен (все равно, связаны ли эти колебания цен с кредитом или нет), отличающихся от колебаний стоимостей, надлежит выводить из общих условий капиталистического производства. [770а]

[716] (Кризис может наступить: 1) при обратном превращении [денег] в производительный капитал — в результате изменений стоимости элементов производительного капитала, особенно сырья; например, когда объем урожая хлопка уменьшается и его стоимость тем самым возрастает. Мы здесь имеем дело еще не с ценами, а со стоимостями.) [716]

[770а] Первый момент. Обратное превращение денег в капитал. Предполагается определенная ступень производства или воспроизводства. Основной капитал может рассматриваться здесь как нечто данное, неизменное, не входящее в процесс образования стоимости. Так как воспроизводство сырья зависит не только от затраченного на него труда, но и от производительности этого труда, связанной с природными условиями, то масса продукта — даже [XIV—771а] масса продукта, произведенная тем же самым количеством труда, — может уменьшиться (при плохих урожаях). Следовательно, стоимость сырья повышается, а масса его уменьшается. Тем самым нарушено то соотношение, в котором деньги должны обратно превратиться в различные составные части капитала для того, чтобы производство продолжалось в прежнем масштабе. Больше должно быть затрачено на сырье, меньше остается для затраты на труд; поэтому не может быть поглощено такое же количество труда, как прежде. Во-первых, это невозможно физически, так как уменьшилось количество сырья; во-вторых, это невозможно потому, что на сырье должна быть затрачена более значительная, чем прежде, часть стоимости продукта и, следовательно, в переменный капитал может быть превращена менее значительная часть ее. Воспроизводство не может быть повторено в прежнем масштабе. Часть основного капитала бездействует, часть рабочих оказывается выброшенной на улицу. Норма прибыли падает, так как стоимость постоянного капитала увеличилась по сравнению с переменным и применяется меньше переменного капитала. Заранее фиксированные отчисления — процент, рента, — установленные в расчете на неизменную норму прибыли и эксплуатации труда, остаются прежними и частью не могут быть оплачены. Отсюда кризис. Кризис труда и кризис капитала. Это, следовательно, такое нарушение процесса воспроизводства, которое вызвано тем, что повысилась стоимость одной из частей постоянного капитала, подлежащих возмещению из стоимости продукта. Далее, несмотря на понижение нормы прибыли, здесь имеет место вздорожание продукта. Если этот продукт в качестве средства — производства входит в другие сферы производства, то его вздорожание вызывает в них такое же нарушение воспроизводства. Если он входит в качестве жизненного средства в общее потребление, то он или входит вместе с тем в потребление рабочих, или не входит. В первом случае последствия будут те же, что и при нарушениях в переменном капитале, о чем речь будет впереди. Но если продукт вообще входит в общее потребление, то в результате его вздорожания (если его потребление не сокращается) может уменьшиться спрос на другие продукты, а потому станет невозможным их обратное превращение в сумму денег, соответствующую их стоимости; таким образом нарушается другая сторона их воспроизводства: не обратное превращение денег в производительный капитал, а обратное превращение товара в деньги. Во всяком случае, в рассматриваемой нами отрасли производства уменьшается масса прибыли и масса заработной платы, а тем самым уменьшается и часть необходимой выручки от продажи товаров других отраслей.

Но такого рода недостаток сырья может получиться также и независимо от урожая, или от обусловленной природными факторами производительности труда, доставляющего сырье. А именно, если в какой-либо отдельной отрасли производства на машины и т. д. затрачена непомерно большая часть прибавочной стоимости, добавочного капитала, то, при новом масштабе производства, сырья будет недостаточно, хотя его было бы достаточно при производстве в прежнем масштабе. Следовательно, это происходит в результате непропорционального превращения добавочного капитала в его различные элементы. В данном случае перед нами перепроизводство основного капитала, которое порождает здесь точно такие же явления, как и те, которые порождаются в первом случае [т. е. при плохом урожае сырья].

[861а][.

]^{134}

Или же они [кризисы] покоятся на перепроизводстве основного капитала и, следовательно, на относительном недопроизводстве оборотного капитала.

Так как основной капитал, как и оборотный, состоит из товаров, то нет ничего более смехотворного, чем позиция тех экономистов, которые отрицают перепроизводство товаров, но в то же время признают перепроизводство основного капитала.

5) Кризисы, возникающие из нарушений первой фазы воспроизводства, т. е. из затруднений в превращении товаров в деньги, или затруднений в продаже. При кризисах первого рода [происходящих в результате вздорожания сырья] кризис возникает из затруднений в обратной покупке элементов производительного капитала. [XIV — 861а]

[12) Противоречие между производством и потреблением в условиях капитализма. Превращение перепроизводства ведущих предметов потребления во всеобщее перепроизводство]

[XIII—716] Прежде чем перейти к новым формам кризиса[133], вернемся опять к Рикардо и к вышеприведенному примеру^{135}.

[716] Пока у фабриканта ситца имеет место воспроизводство и накопление, его рабочие также являются покупателями части принадлежащего ему продукта, они часть своей заработной платы расходуют на ситец. Именно потому, что у фабриканта идет производство, рабочие имеют средства для покупки некоторой доли его продукта, а значит они частично дают ему возможность продать продукт. Выступать как покупатель — как представитель спроса — рабочий может по отношению к тем только товарам, которые входят в индивидуальное потребление, так как он не сам распоряжается своим собственным трудом, а значит и не сам владеет условиями осуществления своего труда — средствами труда и материалом труда. Следовательно, уже это обстоятельство исключает наибольшую часть производителей (там, где развито капиталистическое производство, — самих рабочих) из числа потребителей, покупателей. Они не покупают сырья и средств труда, они покупают только жизненные средства (товары, непосредственно входящие в индивидуальное потребление). Поэтому нет ничего более смехотворного, чем разговоры о тождестве производителей и потребителей; ибо для чрезвычайно большого количества отраслей производства — для всех тех отраслей, которые не производят предметов непосредственного потребления, — основная масса участвующих в производстве абсолютно отстранена от покупки ими самими произведенных продуктов. Они никогда не являются непосредственными потребителями или покупателями этой значительной части своих собственных продуктов, хотя они оплачивают ту часть стоимости последних, которая содержится в покупаемых ими предметах потребления. Здесь обнаруживается также двусмысленность слова «потребитель» и ошибочность отождествления его со словом «покупатель». В смысле производственного потребления именно рабочие потребляют машины и сырье, используют их в процессе труда. Но рабочие используют их не для себя и поэтому-то и не являются их покупателями. Для рабочих машины и сырье не потребительные стоимости, не товары, а объективные условия того процесса, субъективными условиями которого являются сами рабочие.

[717] Но могут сказать, что нанимающий рабочих предприниматель является их представителем при покупке средств труда и материала труда. Однако представляет он их — речь идет о представительстве на рынке — при других условиях, чем те, при которых они представляли бы себя сами. Он должен продать массу товаров, заключающую в себе прибавочную стоимость, неоплаченный труд, А рабочие должны были бы продать лишь такую массу товаров, в которой была бы воспроизведена стоимость, авансированная в производстве — в виде стоимости средств труда, материала труда и заработной платы. Капиталисту, следовательно, нужен более обширный рынок, чем тот, который потребовался бы рабочим. Далее, от него, а не от них зависит, считает ли он условия рынка достаточно благоприятными для того, чтобы начать воспроизводство.

Итак, рабочие являются производителями, не будучи потребителями — даже когда процесс воспроизводства не нарушается — по отношению ко всем тем предметам, которые должны потребляться в смысле не индивидуального потребления, а производственного.

Следовательно, нет более нелепого способа отрицать кризисы, чем утверждение, будто потребители (покупатели) и производители (продавцы) при капиталистическом производстве тождественны. Они совершенно не совпадают друг с другом. В тех случаях, когда процесс воспроизводства идет своим ходом, эту тождественность можно утверждать только по отношению к одному из 3000 производителей, т. е. по отношению к капиталисту. Столь же ошибочно обратное утверждение, будто потребители являются производителями. Земельный собственник (получатель земельной ренты) не производит, но тем не менее он потребляет. Точно так же обстоит дело и со всеми представителями денежного капитала.

Апологетические фразы, пускаемые в ход в целях отрицания кризисов, важны постольку, поскольку они всегда доказывают противоположное тому, что хотят доказать. В целях отрицания кризисов они говорят о единстве там, где существуют противоположность и противоречие. Стало быть, они важны постольку, поскольку можно сказать: они доказывают, что если бы в действительности не существовало тех противоречий, которые изобретатели этих фраз устранили в своем воображении, то не было бы и кризиса. Но в действительности кризис существует, ибо существуют эти противоречия. Всякое основание, приводимое апологетами против существования кризиса, представляет собой противоречие, устраненное лишь в их воображении, стало быть реальное противоречие, стало быть основание кризиса. Стремление устранить противоречия при помощи фантазирования есть вместе с тем подтверждение того, что в действительности имеются налицо те противоречия, которые, согласно благочестивому желанию, не должны существовать.

То, что рабочие по сути дела производят, есть прибавочная стоимость. Пока они ее производят, у них есть что потреблять. Как только производство прибавочной стоимости-прекращается, прекращается и их потребление, так как они перестали производить. Но они могут потреблять отнюдь не потому, что производят эквивалент для своего потребления. Напротив, когда они производят только такой эквивалент, их потребление прекращается, они не имеют эквивалента для потребления. Их труд либо приостанавливается, либо сокращается, либо, при всех обстоятельствах, их заработная плата понижается. В последнем случае — если уровень производства остается неизменным — они не потребляют произведенного ими эквивалента. Но тогда у них не хватает средств не потому, что они недостаточно производят, а потому, что им достается слишком малая доля произведенного ими продукта.

Итак, когда рассматриваемое отношение сводят просто к отношению между потребителями и производителями, то забывают, что производящий наемный рабочий и производящий капиталист суть два производителя совершенно различного рода, не говоря уже о таких потребителях, которые вообще не занимаются производственной деятельностью. Здесь опять-таки противоположность отрицается тем, что абстрагируются от действительно существующей в производстве противоположности. Уже само отношение наемного рабочего и капиталиста заключает в себе:

1) то, что наибольшая часть производителей (рабочие) не являются потребителями (покупателями) весьма значительной части своего продукта, а именно средств труда и материала труда;

2) то, что наибольшая часть производителей, рабочие, могут потреблять эквивалент своего продукта лишь до тех пор, пока они производят больше, чем этот эквивалент, т. е. прибавочную стоимость, или прибавочный продукт. Они всегда должны быть перепроизводителями, должны производить сверх своих [платежеспособных] потребностей, чтобы иметь возможность быть потребителями или покупателями в [718] пределах этих своих потребностей[134].

Таким образом, по отношению к этому классу производителей утверждение о единстве между производством и потреблением во всяком случае выступает как prima facie^{136} ошибочное.

Когда Рикардо говорит, что единственная граница спроса, это — само производство, а последнее ограничено только капиталом[135], то, если отбросить неверные предпосылки, это на деле имеет лишь тот смысл, что капиталистическое производство находит свою меру только в капитале, причем под капиталом понимается также и рабочая сила, превращенная в составную часть капитала (купленная им) как одно из условий его производства. Между тем, как раз и спрашивается, является ли капитал как таковой также границей и для потребления. Во всяком случае он служит такой границей в отрицательном смысле, т. е. не может быть потреблено больше, чем произведено. Но вопрос заключается в том, служит ли он этой границей в положительном смысле, может ли и должно ли быть потреблено — на основе капиталистического производства — столько же, сколько производится. Если правильно проанализировать положение Рикардо, то оно утверждает как раз противоположное тому, что он хотел этим сказать, — а именно, что производство ведется без учета существующих границ потребления и что оно ограничено лишь самим капиталом. И это, действительно, характерно для этого способа производства.

Итак, согласно предположению, рынок переполнен, например, хлопчатобумажными тканями, так что они или отчасти или совсем не могут быть проданы, или же могут быть проданы лишь значительно ниже своей цены. (Скажем пока: стоимости, так как при рассмотрении процесса обращения или воспроизводства нам еще приходится иметь дело со стоимостью, а не с ценой издержек и тем более не с рыночной ценой.)

Впрочем, во всем этом анализе само собой разумеется следующее: нельзя отрицать, что в отдельных отраслях может быть произведено слишком много и потому в других отраслях — слишком мало, что, следовательно, частичные кризисы могут проистекать из диспропорциональности производства (пропорциональность же производства является всегда лишь результатом диспропорциональности производства на основе конкуренции) и что одной из общих форм этой диспропорциональности производства может быть перепроизводство основного или, с другой стороны, перепроизводство оборотного капитала^{137}. Подобно тому как условием продажи товаров по их стоимости является то, чтобы в них содержалось лишь общественно необходимое рабочее время, так и для целой сферы производства капитала таким условием является то, чтобы на эту особую сферу была затрачена лишь необходимая часть совокупного рабочего времени общества, — лишь то рабочее время, которое требуется для удовлетворения общественной потребности (спроса). Если на эту сферу затрачено больше, то, хотя бы даже каждая единица товара содержала только необходимое рабочее время, сумма этих единиц содержит больше, чем общественно необходимое рабочее время, и точно так же: хотя единица товара и обладает потребительной стоимостью, сумма этих единиц, при данных предпосылках, часть своей потребительной стоимости теряет.

Однако здесь мы говорим не о кризисе в той мере, в какой он основан на диспропорциональности производства, т. е. на диспропорции в распределении общественного труда между отдельными сферами производства. Об этом речь может идти лишь постольку, поскольку речь идет о конкуренции капиталов. Там было уже сказано^{138}, что повышение или понижение рыночной стоимости вследствие этой диспропорции имеет своим результатом изъятие капитала из одной сферы производства и перенесение его в другую, миграцию капитала из одной отрасли в другую. Однако в самом этом выравнивании уже заложено то, что оно предполагает противоположность выравнивания и, следовательно, может заключать в себе кризис; самый кризис может быть формой выравнивания. Но такого рода кризис признают Рикардо и другие.

При рассмотрении процесса производства[136] мы видели, что капиталистическое производство только к тому и стремится, чтобы захватить возможно больше прибавочного труда, т. е. чтобы при помощи данного капитала материализовать возможно больше непосредственного рабочего времени — путем ли удлинения рабочего дня или путем сокращения необходимого рабочего времени, путем развития производительных сил труда, применения кооперации, разделения труда, машин и т. д., словом, путем производства в крупном масштабе, т. е. массового производства. В самой сущности капиталистического производства заложено, стало быть, производство без учета границ рынка.

При рассмотрении воспроизводства предполагается вначале, что способ производства остается неизменным, и таковым при расширении производства он, действительно, остается в течение некоторого времени. Масса произведенных товаров увеличивается здесь потому, что применяется больше капитала, а не потому, что капитал применяется более производительно. Но уже одно только количественное увеличение [719] капитала включает в себя вместе с тем и то, что увеличивается его производительная сила. Если количественное увеличение капитала есть следствие развития производительной силы, то и наоборот — развитие этой производительной силы в свою очередь имеет своей предпосылкой более широкую, расширенную капиталистическую основу. Здесь имеет место взаимодействие. Поэтому воспроизводство на более широкой основе, т. е. накопление, — хотя первоначально оно является лишь количественным расширением производства, связанным с тем, что при тех же самых условиях производства был вложен больший капитал, — на известной точке всегда получает также и качественное выражение, выступая как большая продуктивность тех условий, при которых совершается воспроизводство. Отсюда увеличение массы продуктов в большей пропорции, чем та, в которой возрос капитал при расширенном воспроизводстве, т. е. при накоплении.

Но вернемся снова к нашему примеру с ситцем.

Застой на рынке, переполненном ситцем, нарушает воспроизводство у владельца ткацкой фабрики. Это нарушение бьет прежде всего по его рабочим. Последние, следовательно, теперь в меньшей степени являются — или вовсе уже не являются — потребителями его товара, ситца, и других товаров, входивших в их потребление. У них есть, конечно, потребность в ситце, но они не могут покупать его, так как не имеют средств, а не имеют они средств потому, что не могут продолжать производство, продолжать же производство они не могут вследствие того, что произведено слишком много, что рынок переполнен ситцем. Им не может помочь ни совет Рикардо «увеличить свое производство», ни совет «производить что-нибудь другое»[137]. Они теперь представляют часть временного перенаселения, перепроизводства рабочих, в данном случае — производителей ситца, так как на рынке имеет место перепроизводство ситца.

Но кроме тех рабочих, которые непосредственно нанимаются капиталом, вложенным в ситцеткацкое производство, этот застой в воспроизводстве ситца отразится на массе других производителей — прядильщиков, возделывателей хлопка, производителей веретен и ткацких станков, железа, угля и т. д. У всех этих групп тоже нарушится их воспроизводство, так как воспроизводство ситца есть условие их собственного воспроизводства. Это произошло бы даже и в том случае, если бы в их собственных сферах не было перепроизводства, т. е. если бы там было произведено не больше того количества, которое обусловливается и оправдывается бесперебойно работающей ситцеткацкой промышленностью. Все эти отрасли производства имеют между собой то общее, что свой доход (заработную плату и прибыль, поскольку последняя потребляется как доход, а не накопляется) они потребляют не в своем собственном продукте, а в продукте тех сфер, которые производят предметы потребления, в том числе и ситец. Таким образом, потребление ситца и спрос на него падают именно потому, что слишком много ситца имеется на рынке. Но падает также спрос и на все те другие товары, на которые, как на предметы потребления, расходуется доход этих косвенных производителей ситца. У этих последних средства для покупки ситца и других предметов потребления ограничиваются, сокращаются потому /что на рынке имеется слишком много ситца. Это касается также и других товаров (предметов потребления). Теперь внезапно обнаруживается относительное перепроизводство их, так как сократились средства для их покупки, а тем самым сократился и спрос на них. Даже если в этих отраслях не было произведено слишком много, теперь в них — перепроизводство.

Если имеет место перепроизводство не только ситца, но также льняных, шелковых и шерстяных тканей, то нетрудно понять, что перепроизводство этих немногих, но ведущих предметов вызывает более или менее всеобщее (относительное) перепроизводство на всем рынке. На одной стороне — избыток всех условий воспроизводства и переполнение рынка непроданными товарами всех видов. На другой стороне — обанкротившиеся капиталисты и лишенные всяких средств, терпящие жестокую нужду рабочие массы.

Этот довод представляет собой, однако, палку о двух концах. Если легко понять, каким образом перепроизводство некоторых ведущих предметов потребления должно повлечь за собой явление более или менее всеобщего перепроизводства, то это еще отнюдь не делает понятным, как может возникнуть перепроизводство указанных ведущих предметов. Ведь явление всеобщего перепроизводства выводится из взаимозависимости между работниками, занятыми непосредственно в этих отраслях промышленности, и работниками всех тех отраслей хозяйства, которые производят предшествующие элементы их продуктов, различные фазы применяемого там постоянного капитала. Для последних перепроизводство является результатом. Но откуда возникает оно у первых? Ибо последние расширяют производство, пока расширяют производство первые, а вместе с этим расширением производства обеспечивается как будто и всеобщее возрастание дохода, а стало быть и их собственного потребления[138]. [719]

[13) Несоответствие между расширением производства и расширением рынка. Рикардовская концепция неограниченных возможностей для роста потребления и для расширения внутреннего рынка]

[720] Если мы скажем, что непрерывно расширяющееся производство {которое ежегодно расширяется по двум причинам: во-первых, потому, что вложенный в производство капитал непрерывно возрастает, а во-вторых, потому, что он применяется все более и более производительно; во время воспроизводства и накопления непрерывно накопляются мелкие улучшения, которые в конце концов совершенно изменяют весь масштаб производства; происходит накопление улучшений, накопляющееся развитие производительных сил}, — что это непрерывно расширяющееся производство нуждается в непрерывно расширяющемся рынке и что производство расширяется быстрее, чем рынок, то этим будет лишь иначе выражено то явление, которое подлежит объяснению: оно будет выражено не в своей абстрактной, а в своей реальной форме. Рынок расширяется медленнее, чем производство; другими словами, в том цикле, который проходит капитал во время своего воспроизводства, — а в этом цикле он воспроизводится не просто в прежних размерах, а в расширенном масштабе, описывает не круг, а спираль, — наступает такой момент, когда рынок оказывается слишком узким для произведенной продукции. Это имеет место в конце цикла. Но это означает лишь то, что рынок переполнен. Перепроизводство теперь — очевидный факт. Если бы расширение рынка шло в ногу с расширением производства, то не было бы переполнения рынка, не было бы перепроизводства.

Однако одно лишь признание того, что рынок должен расширяться вместе с производством, опять-таки уже означало бы, с другой стороны, также и признание возможности перепроизводства, ибо рынок имеет внешние географические пределы, внутренний рынок выступает как ограниченный по сравнению с таким рынком, который является одновременно и внутренним и внешним, а последний, в свою очередь, — по сравнению с мировым рынком, который в каждый данный момент опять-таки ограничен, но потенциально способен к расширению. Поэтому, если признаётся, что рынок должен расшириться для того, чтобы не наступило перепроизводство, то признаётся также и то, что перепроизводство может иметь место, ибо тогда возможно, — поскольку рынок и производство представляют собой два безразличных по отношению друг к другу момента, — что расширение одного не соответствует расширению другого, что пределы рынка расширяются недостаточно быстро для производства или что новые рынки — новые расширения рынка — могут быть быстро превзойдены производством, так что расширенный рынок теперь точно так же выступает в качестве предела, как прежде в качестве предела выступал более узкий рынок.

Поэтому Рикардо последователен, когда он отвергает то положение, что вместе с расширением производства и возрастанием капитала необходимо и расширение рынка. По мнению Рикардо, весь капитал, имеющийся в какой-нибудь стране, может быть с выгодой применен в этой же стране. Рикардо полемизирует поэтому против А. Смита, который, с одной стороны, выдвинул тот же взгляд, что и он (Рикардо), а с другой стороны, со своим обычным разумным чутьем высказался также и против этого взгляда. Смит еще не знает явления перепроизводства, кризисов, проистекающих из перепроизводства. Он знает только кредитные и денежные кризисы, которые появляются сами собой вместе с системой кредита и банков. В накоплении капитала он, действительно, видит безусловное увеличение всеобщего народного богатства и благосостояния. С другой стороны, уже одно лишь развитие внутреннего рынка во внешний, в колониальный и мировой рынок, рассматривается им как доказательство, так сказать, относительного (потенциального) перепроизводства на внутреннем рынке.

Стоит привести здесь полемику Рикардо против Смита:

«Если купцы вкладывают свои капиталы во внешнюю торговлю или в судоходство, то они всегда делают это по своему свободному выбору, а не под давлением необходимости; они делают это потому, что их прибыль в этих отраслях будет несколько выше, чем во внутренней торговле.

Адам Смит справедливо заметил, что «стремление к пище ограничивается у каждого человека небольшой вместимостью человеческого желудка»»

{ А. Смит здесь сильно ошибается, так как он не относит к пище производимые в сельском хозяйстве предметы роскоши},

««но стремление к комфорту и украшениям, стремление иметь хорошее жилище, одежду, утварь и домашнюю обстановку, по-видимому, совсем не знает предела или каких-либо границ».

Природа, следовательно», — продолжает Рикардо, — «необходимым образом ограничила величину того капитала, который в какое-либо данное время может быть с выгодой применен в сельском хозяйстве»

{ уж не потому ли существуют народы, вывозящие сельскохозяйственные продукты? Как будто нельзя было бы, вопреки природе, вложить в сельское хозяйство весь возможный капитал, чтобы в Англии, например, производить дыни, винные ягоды, виноград и т. д., выращивать цветы и т. д., разводить птицу, дичь и т. д.? (Укажем, например, на те капиталы, которые римляне затрачивали на одно только искусственное разведение рыб.) И разве сырье для промышленности производится не сельскохозяйственным капиталом?},

««но она не поставила никаких границ» (как будто природа вообще имеет какое-нибудь отношение к этому делу!) «размерам того капитала, который может быть применен в производстве «предметов комфорта и украшения» жизни. Доставлять себе максимальное количество этих предметов — вот цель, которая имеется в виду. И только потому, что внешняя торговля или судоходство достигают этого лучше, люди предпочитают обращаться к ним, вместо того чтобы самим производить внутри страны нужные товары или же товары, способные их заменить. Но если бы вследствие особых обстоятельств мы не могли вкладывать капитал во внешнюю торговлю или в судоходство, то мы стали бы применять его, хотя и с меньшей выгодой, внутри страны. А так как не существует границ «стремлению к комфорту и украшениям, стремлению иметь хорошее жилище, одежду, утварь и [721] домашнюю обстановку», то и для капитала, затрачиваемого на их производство, не может быть никаких других пределов, кроме тех, которые ограничивают наши возможности содержать рабочих, изготовляющих эти предметы.

Адам Смит говорит, однако, о морской торговле так, как будто ею занимаются не по свободному выбору, а под давлением необходимости; как будто капитал остался бы без применения, если бы не был вложен в нее; как будто капитал во внутренних промыслах может оказаться избыточным, если он не ограничен известными пределами. Смит говорит: «Если капитал какой-либо страны возрос до такой степени, что он уже не может быть весь употреблен на производство средств потребления и на содержание производительного труда в данной стране»» {эта часть цитаты подчеркнута самим Рикардо}, ««то излишек капитала, естественно, направится в морскую торговлю и будет употреблен на выполнение подобных же функций в других странах»… Но разве эта част производительного труда Великобритании не может быть применена в производстве другого рода товаров, на которые можно было бы купить что-нибудь такое, на что в стране имеется больший спрос? А если бы это было невозможно, то разве мы не могли бы употребить этот производительный труд, хотя бы и с меньшей выгодой, на производство внутри страны этих товаров, на которые имеется спрос, или, по крайней мере, товаров, способных их заменить? Если нам нужен бархат, то разве мы не могли бы попробовать выделывать его сами? А если бы нам это не удалось, то разве мы не могли бы производить больше сукна или какого-нибудь другого нужного нам предмета?

Мы производим промышленные товары и покупаем на них товары за границей потому, что этим путем мы можем получать большее количество товаров» {качественного различия не существует!}, «чем если бы мы производили их внутри страны. Отнимите у нас возможность такой торговли, и мы немедленно снова начнем изготовлять эти товары для самих себя. Но приведенное мнение Адама Смита противоречит всем его общим положениям по этому вопросу. «Если чужая страна»» { цитирует Рикардо из Смита} ««может снабжать нас каким-нибудь товаром дешевле, чем мы можем его производить сами, то лучше покупать его в этой чужой стране на часть продукта нашего собственного труда, применяемого в той области, в которой мы пользуемся известным преимуществом. Общая сумма труда страны, находясь всегда в пропорции к применяющему его капиталу»» {в весьма различной пропорции!} (подчеркивание в цитате принадлежит опять-таки самому Рикардо), ««от этого нисколько не уменьшится, и ему только нужно будет найти ту область, в которой он может быть применен наиболее выгодным образом».

И снова: «Поэтому те, кто имеет в своем распоряжении больше предметов питания, чем они могут потребить сами, всегда готовы обменять этот излишек, или, что то же самое, цену его, на блага другого рода. Все, что остается после удовлетворения потребностей, ограниченных в их размерах, затрачивается на удовлетворение тех потребностей, которые никогда не могут быть удовлетворены полностью и, по-видимому, не имеют никаких границ. Чтобы добыть себе кусок хлеба, бедняки напрягают свои силы, выполняя прихоти богачей, и они стараются превзойти друг друга по части дешевизны и совершенства своей работы, чтобы обеспечить себе этот кусок хлеба. Число рабочих возрастает вместе с увеличением количества предметов питания, или вместе с усовершенствованием и расширением земледелия. А так как природа их занятий допускает очень далеко идущее разделение труда, то в еще гораздо большей степени, чем численность рабочих, увеличивается количество того материала, который они могут обработать. Вследствие этого возникает спрос на всякого рода материалы, которые человеческая изобретательность может использовать для усовершенствования или украшения жилищ, одежды, утвари, домашней обстановки; усиливается спрос на минералы и другие ископаемые, скрытые в недрах земли, на благородные металлы и драгоценные камни».

Из всего сказанного следует, что нет границ для спроса, нет границ для применения капитала, пока он приносит какую-нибудь прибыль, и что, в каком бы изобилии ни имелся капитал, нет другой достаточной причины для падения прибыли, кроме повышения заработной платы, и к этому можно далее добавить, что единственной достаточной и постоянной причиной повышения заработной платы является возрастающая трудность добывания пищи и предметов необходимости для возрастающего числа рабочих» (цит. соч., стр. 344–348) [Русский перевод, том I, стр. 241–244].

[14) Противоречие между безудержным развитием производительных сил и ограниченностью потребления масс как основа перепроизводства. Апологетическая сущность теории о невозможности всеобщего перепроизводства]

Слово перепроизводство само по себе вводит в заблуждение. До тех пор, пока не удовлетворены самые насущные потребности значительной части общества или хотя бы только самые непосредственные ее потребности, разумеется, абсолютно не может быть речи о перепроизводстве продуктов — в том смысле, что масса продуктов была бы избыточна по сравнению с потребностью в них. Наоборот, следует сказать, что на основе капиталистического производства в этом смысле постоянно имеется недопроизводство. Пределом для производства служит прибыль капиталистов, а отнюдь не потребности производителей. Но перепроизводство продуктов и перепроизводство товаров — две совершенно различные вещи. Если Рикардо полагает, что форма товара безразлична для продукта и, далее, что товарное обращение лишь формально отличается от меновой торговли, что меновая стоимость является здесь лишь мимолетной формой обмена веществ, а деньги поэтому представляют собой лишь формальное средство обращения, то все это в сущности вытекает из его предпосылки о том, что буржуазный способ производства есть абсолютный способ производства, т. е. способ производства без более точного специфического определения, и что все его определения представляют собой, следовательно, лишь нечто формальное. Поэтому-то Рикардо и не может признать, что буржуазный способ производства включает в себя границу для свободного развития производительных сил, границу, которая обнаруживается в кризисах и — среди всего прочего — в перепроизводстве, этом основном явлении кризисов.

[722] Рикардо видел из цитируемых, одобряемых и потому повторяемых им положений Смита, что удовлетворение безграничного «стремления» ко всякого рода потребительным стоимостям всегда происходит на основе такого состояния общества, при котором массе производителей приходится более или менее ограничиваться удовлетворением потребности в «пище и предметах необходимости», т. е. довольствоваться тем, без чего никак нельзя обойтись. Рикардо видел, что, стало быть, это громадное большинство производителей более или менее отстранено от участия в потреблении богатства — в той мере, в какой богатство выходит за круг предметов необходимости.

Конечно, последнее обстоятельство имеет место, и притом в еще большей степени, также при античном производстве, строившемся на рабстве. Но древние и не помышляли о том, чтобы превращать прибавочный продукт в капитал. Во всяком случае, если и делали это, то только в незначительной степени. (Широко практиковавшееся ими собирание сокровищ в собственном смысле слова показывает, как много прибавочного продукта лежало у них без всякого употребления.) Значительную часть прибавочного продукта они обращали на непроизводительные затраты — на произведения искусства, на религиозные и общественные сооружения. В еще меньшей степени строилось их производство на развязывании и развертывании материальных производительных сил — на разделении труда, машинах, применении сил природы и науки в частном производстве. Фактически они в общем и целом так и не пошли дальше ремесленного труда. Поэтому то богатство, которое они создавали для частного потребления, было относительно невелико, и кажется оно большим только потому, что скоплялось в руках немногих, которые к тому же не знали, что с ним делать. Если поэтому у древних не было перепроизводства, то было перепотребление у богачей, которое в последнюю эпоху Рима и Греции выливается в безумную расточительность. Немногие торговые народы, имевшиеся среди древних, жили отчасти за счет всех этих в сущности бедных наций. Между тем, именно безудержное развитие производительных сил и проистекающее отсюда массовое производство, происходящее в тех условиях, что, с одной стороны, у массы производителей потребление ограничено кругом предметов необходимости, а с другой стороны, пределом для производства служит прибыль капиталистов, — вот что составляет основу современного перепроизводства.

Все возражения, какие Рикардо и другие выдвигают против перепроизводства и т. д., покоятся на том, что они рассматривают буржуазное производство либо как такой способ производства, в котором не существует различия между покупкой и продажей, а имеет место непосредственная меновая торговля, — либо как общественное производство, при котором общество как бы по плану распределяет свои средства производства и производительные силы в той степени и той мере, как это необходимо для удовлетворения его различных потребностей, так чтобы на каждую сферу производства приходилась такая доля. общественного капитала, какая требуется для удовлетворения соответствующей потребности. Эта фикция проистекает вообще из неспособности понять специфическую форму буржуазного производства, а эта неспособность, в свою очередь, проистекает из погруженности в буржуазное производство, представляемое как производство вообще [schlechthin]. Совершенно так же человек, исповедующий определенную религию, видит в ней религию вообще [schlechthin], а вне ее усматривает одни только лжерелигии.

Между тем следовало бы, наоборот, спросить: каким образом на основе капиталистического производства, где каждый работает за свой страх и риск и где особенный труд вынужден вместе с тем выражать себя как свою противоположность, как абстрактно всеобщий и в этой форме общественный труд, — каким образом на этой основе необходимые выравнивание и взаимосвязь различных сфер производства, установление соразмерности и пропорции между ними возможны иначе, чем путем постоянного уничтожения постоянной дисгармонии? Это еще признаётся тогда, когда речь идет о выравниваниях, производимых конкуренцией, ибо эти выравнивания всегда предполагают, что что-то должно быть выравнено, т. е. что гармония всегда является лишь результатом движения, уничтожающего существующую дисгармонию.

Поэтому Рикардо и признаёт возможность переполнения рынка для отдельных товаров. Невозможно, по его мнению, только одновременное всеобщее переполнение рынка. Поэтому возможность перепроизводства в какой-либо особой сфере производства не отрицается. Невозможность [всеобщего] перепроизводства и вытекающего отсюда всеобщего переполнения рынка состоит, дескать, в одновременности этого явления для всех сфер производства. Выражение «всеобщее переполнение рынка» всегда следует брать cum grano salis^{139}, потому что в моменты всеобщего перепроизводства перепроизводство в некоторых сферах всегда есть лишь результат, следствие перепроизводства ведущих предметов торговли, являясь всегда лишь относительным и представляя собой перепроизводство лишь потому, что перепроизводство существует в других сферах.

Апологетика переворачивает это вверх дном. Перепроизводство ведущих предметов торговли, в сфере которых только и проявляется активное перепроизводство, — а это вообще такие предметы, которые могут производиться лишь в массовом масштабе и фабричным способом (также и в земледелии), — представляет собой, по утверждению этих апологетов, перепроизводство только потому, что существует перепроизводство таких предметов, в сфере которых обнаруживается относительное, или пассивное, перепроизводство. Перепроизводство, согласно этому мнению, существует только потому, что перепроизводство не универсально. Относительность перепроизводства — тот факт, что действительное перепроизводство в одних сферах вызывает его в других, — формулируется следующим образом: не существует универсального перепроизводства, так как в том случае, если бы перепроизводство было универсальным, все сферы производства сохраняли бы то же самое соотношение между собой; значит, универсальное перепроизводство равнозначно пропорциональному производству, что исключает перепроизводство. И это говорит, дескать, против универсального перепроизводства. [723] А именно, так как универсальное перепроизводство в абсолютном смысле было бы не перепроизводством, а лишь большим, чем обычно, развитием производительной силы во всех сферах производства, то не существует, дескать, действительного перепроизводства, которое как раз и не является этим не имеющим бытия, само себя уничтожающим перепроизводством. Между тем, только потому, что оно таким не является, оно и существует.

При более детальном рассмотрении этой жалкой софистики дело сводится к следующему: Допустим, что имеет место перепроизводство железа, хлопчатобумажных тканей, полотна, шелка, сукна и т. д.; тогда нельзя сказать, что произведено, например, слишком мало угля и что это-то и является причиной указанного перепроизводства; ибо это перепроизводство железа и т. д. точно так же включает в себя перепроизводство угля, как, скажем, перепроизводство ткани включает в себя перепроизводство пряжи. { Возможно было бы перепроизводство пряжи по сравнению с тканями, железа — по сравнению с машинами и т. д. Это всегда было бы относительным перепроизводством постоянного капитала.} Итак, не может быть речи о недопроизводстве тех предметов, перепроизводство которых уже подразумевается, так как они входят составным элементом — как сырье, вспомогательные материалы или средства производства — в те предметы, положительное перепроизводство которых именно и есть подлежащий объяснению факт (входят в «отдельный товар, который произведен в излишнем количестве и который может оказаться в таком избытке на рынке, что затраченный на него капитал не будет возмещен»^{140}). Стало быть, речь идет о других предметах, принадлежащих непосредственно к таким сферам производства, которые не относятся ни к ведущим предметам торговли, где, согласно предположению, имеется перепроизводство, ни к тем сферам, где, так как они образуют посредствующее производство для ведущих предметов торговли, производство должно было достигнуть по меньшей мере такого же масштаба, как и в заключительных фазах продукта, — хотя ничто не мешает тому, чтобы производство здесь пошло еще дальше и таким путем возникло бы перепроизводство внутри перепроизводства. Так, например, хотя уголь должен быть произведен в таком количестве, чтобы могли работать все те отрасли промышленности, в которые уголь входит в качестве необходимого условия производства, и, стало быть, перепроизводство угля включено в перепроизводство железа, пряжи и т. д. (даже при условии, что уголь произведен лишь в таком количестве, которое находится в пропорции к производству железа и пряжи), все же возможно также, что угля было произведено еще больше, чем этого требовало перепроизводство железа, пряжи и т. д. Это не только возможно, но и весьма вероятно. Ибо производство угля и пряжи и производство во всякой другой сфере, доставляющей лишь условие или служащей лишь подготовительной фазой для такого продукта, который должен быть завершен в другой сфере, руководствуется не непосредственным спросом, не непосредственным производством или воспроизводством, а степенью, мерой, отношением (пропорцией), в которых они расширяются. А что при подобном расчете можно попасть дальше цели, это само собой ясно. Выходит, таким образом, что недостаточно произведено было [не указанных выше продуктов, а] других предметов, например роялей, драгоценных камней и т. д., что недопроизводство произошло в области этих других предметов. {Бывают, конечно, также и такие случаи перепроизводства, где перепроизводство предметов, не принадлежащих к категории ведущих, не является следствием и где причиной перепроизводства является, наоборот, недопроизводство, как, например, при неурожае хлебов, при неурожае хлопка и т. д.}

Нелепость этой фразы [насчет недопроизводства] выступает особенно резко тогда, когда она применяется в международном плане, как это делали Сэй[139] и другие экономисты вслед за ним. Утверждается, например, что надо говорить не о перепроизводстве в Англии, а о недопроизводстве в Италии. Если бы Италия, во-первых, имела достаточно капитала для возмещения английского капитала, вывезенного в Италию в форме товаров; во-вторых, если бы она применяла этот свой капитал таким образом, что он производил бы те особые предметы, в которых нуждается английский капитал отчасти для возмещения самого себя, отчасти для возмещения приносимого им дохода, то не было бы никакого перепроизводства. Следовательно, не существовал бы факт действительно — по отношению к действительному производству в Италии — существующего перепроизводства в Англии, а только факт воображаемого недопроизводства в Италии; воображаемого потому, что оно предполагает в Италии такой [724] капитал и такое развитие производительной силы, каких там нет, а во-вторых, потому, что здесь делается вдобавок столь же утопическое предположение, что этот не существующий в Италии капитал употребляется как раз так, как это было бы необходимо для того, чтобы английское предложение и итальянский спрос, английское и итальянское производство дополняли друг друга. Другими словами, это означает не что иное, как следующее: не было бы перепроизводства, если бы спрос и предложение соответствовали друг другу, если бы капитал был распределен между всеми сферами производства в такой пропорции, что производство одного предмета включало бы потребление другого и, стало быть, свое собственное потребление. Не было бы перепроизводства, если бы перепроизводства не было. Но так как при существующих в тот или иной момент условиях капиталистическое производство может дать себе волю для безудержного развития лишь в некоторых отдельных сферах, то всякое капиталистическое производство было бы вообще невозможно, если бы оно должно было развиваться во всех сферах одновременно и равномерно. Так как в указанных отдельных сферах перепроизводство имеет место абсолютно, то относительно оно имеет место также и в тех сферах, где [абсолютного] перепроизводства нет.

Итак, такого рода объяснение перепроизводства на одной стороне недопроизводством на другой означает лишь следующее: если бы производство было пропорциональным, перепроизводства не было бы. То же самое, если бы спрос и предложение соответствовали друг другу. То же самое, если бы все сферы обладали одинаковыми возможностями капиталистического производства и его расширения — такими, как разделение труда, машины, вывоз на отдаленные рынки, массовое производство и т. д., — если бы все страны, торгующие друг с другом, обладали одинаковой способностью производства, и притом производство этих стран было бы различным и взаимно дополняющим. Стало быть, если имеет место перепроизводство, то потому, что не исполняются все эти благочестивые желания. Или еще абстрактнее: не было бы перепроизводства в одном месте, если бы везде имело место равномерное перепроизводство; но капитал недостаточно велик для того, чтобы перепроизводство имело такой универсальный характер, а потому и происходит лишь частичное перепроизводство.

При ближайшем рассмотрении эта фантазия сводится к следующему:

Признаётся, что в каждой отдельной отрасли производства возможно перепроизводство. Единственное обстоятельство, которое могло бы помешать одновременному перепроизводству во всех отраслях, состоит, согласно указанному объяснению, в том, что товар обменивается на товар, т. е. сторонники этого взгляда прибегают к предположению условий меновой торговли. Но путь для этой увертки отрезан именно тем, что товарное обращение [trade] не есть меновая торговля и поэтому продавец товара вовсе не является по необходимости в то же время и покупателем какого-нибудь другого товара. Вся эта увертка покоится, следовательно, на том, что абстрагируются от денег, абстрагируются от того, что речь идет не об обмене продуктами, а о товарном обращении, для которого отделение друг от друга покупки и продажи имеет существенное значение.

{ Обращение капитала содержит в себе возможности нарушений. Так, например, при обратном превращении денег в условия производства капитала дело идет не только о том, чтобы снова превратить деньги в те же самые (по своему роду) потребительные стоимости: для повторения процесса воспроизводства существенно, чтобы эти потребительные стоимости можно было снова иметь по их прежней стоимости (или по более низкой стоимости, что, разумеется, еще лучше). Но весьма значительная часть этих элементов воспроизводства, состоящая из сырья, может вздорожать в силу двух причин. Во-первых, если количество орудий производства увеличивается быстрее, чем то количество сырья, которое может быть произведено в данный промежуток времени. Во-вторых, вследствие изменчивого характера урожаев. Поэтому погода, как правильно заметил Тук[140], играет такую большую роль в современной промышленности. (То же самое имеет силу для предметов питания в их отношении к заработной плате.) Таким образом, обратное превращение денег в товар может наталкиваться на затруднения и создавать возможности кризиса совершенно так же, как и превращение товара в деньги. В тех случаях, когда речь идет о простом обращении, а не об обращении капитала, эти затруднения не имеют места.} (Существует еще масса моментов, условий, возможностей кризиса, которые могут быть рассмотрены лишь при анализе более конкретных отношений, в особенности — конкуренции капиталов и кредита.)

[725] Перепроизводство товаров отрицается, а перепроизводство капитала, напротив, признаётся. Но капитал сам состоит из товаров или, поскольку он состоит из денег, он должен быть обратно превращен в товары того или другого рода, чтобы он мог функционировать как капитал. Что такое, следовательно, перепроизводство капитала? Перепроизводство таких масс стоимости, которые предназначены к тому, чтобы производить прибавочную стоимость (или, рассматривая капитал со стороны его вещественного содержания, перепроизводство товаров, предназначенных для воспроизводства), — стало быть, воспроизводство в слишком большом масштабе, а это то же самое, что просто перепроизводство.

Говоря более определенно, перепроизводство капитала означает не что иное, как то, что слишком много производится с целью обогащения, или что слишком большая доля продукта предназначена не к тому, чтобы быть потребленной в виде дохода, а к тому, чтобы давать барыш, чтобы быть накопленной; не к тому, чтобы удовлетворять частные потребности своего владельца, а к тому, чтобы доставлять ему абстрактное общественное богатство, деньги, и больше власти над чужим трудом — капитала, — или чтобы эту власть усиливать. Это говорят представители одной стороны. (Рикардо отрицает это^{141}.) А чем объясняют перепроизводство товаров представители другой стороны? Тем, что производство является недостаточно разнообразным, что определенные предметы потребления не произведены в достаточно массовом количестве. Что здесь речь не может идти о производственном потреблении, это ясно; ибо фабрикант. производящий слишком много холста, необходимо увеличивает этим свой спрос на пряжу, машины, труд и т. д. Речь идет, стало быть, о частном потреблении. Произведено слишком много холста, но, быть может, слишком мало апельсинов. Сперва отрицались деньги, чтобы представить [несуществующим или несущественным] отделение друг от друга покупки и продажи. Теперь отрицается капитал, чтобы изобразить капиталистов в виде таких людей, которые выполняют простую операцию Т — Д — Т и производят для индивидуального потребления, не в качестве капиталистов, преследующих цель обогащения, обратного превращения части прибавочной стоимости в капитал. А фраза, что налицо имеется слишком много капитала, означает ведь не что иное, как то, что слишком мало продуктов потребляется — и при данных условиях может потребляться — как доход. (Сисмонди[141].) Почему же производитель холста предъявляет производителю хлеба требование, чтобы тот потреблял больше холста, или производитель хлеба предъявляет требование производителю холста, чтобы тот потреблял больше хлеба? Почему производитель холста не реализует сам более значительную часть своего дохода (прибавочной стоимости) в холсте, а фермер — в хлебе? Относительно каждого в отдельности признаётся, что (не говоря уже о том, что каждая потребность имеет определенную границу) этому препятствует их потребность в капитализации. Относительно всех, вместе взятых, это не признаётся.

(Мы здесь совершенно отвлекаемся от элемента кризисов, проистекающего из того, что товары воспроизводятся дешевле, чем они были произведены. Отсюда обесценение товаров, находящихся на рынке.)

Во всеобщих кризисах мирового рынка все противоречия буржуазного производства бурно прорываются наружу в своей совокупности, в частных же кризисах (частных по содержанию и по охвату) — лишь разрозненно, изолированно, односторонне.

Что касается специально перепроизводства, то оно имеет своим условием всеобщий закон производства капитала — производить в меру развития производительных сил (т. е. в меру возможности при данной массе капитала эксплуатировать максимальную массу труда), не считаясь с существующими границами рынка или платежеспособных потребностей. И происходит это путем постоянного расширения воспроизводства и накопления, а потому и постоянного обратного превращения дохода в капитал, тогда как, [726] с другой стороны, у массы производителей спрос ограничивается и, в соответствии с природой капиталистического производства, вынужден ограничиваться средним уровнем потребностей.

[15) Взгляды Рикардо на различные способы накопления капитала и на экономические последствия накопления]

В главе 8-й («О налогах») Рикардо говорит:

«Когда годовой продукт какой-либо страны с превышением возмещает ее годовое потребление, то говорят, что ее капитал увеличивается; когда ее годовое потребление даже не покрывается ее годовым производством, то говорят, что ее капитал уменьшается. Таким образом, капитал может увеличиваться или вследствие увеличения производства, или вследствие уменьшения непроизводительного потребления» (стр. 162–163) [Русский перевод, том I, стр. 129].

Под «непроизводительным потреблением» Рикардо здесь понимает, как он говорит в примечании к цитируемому месту (стр. 163), потребление продуктов непроизводительными работниками, «которые взамен потребленного ими не производят никакой другой стоимости». Следовательно, под увеличением годового производства понимается увеличение годового производственного потребления. Последнее может быть увеличено либо путем прямого его увеличения при неизменном или даже возрастающем непроизводственном потреблении, либо путем уменьшения непроизводственного потребления.

«Когда мы говорим», — сказано в том же примечании, — «что доход сберегается и прибавляется к капиталу, мы подразумеваем, что та часть дохода, о которой говорится, что она прибавляется к капиталу, потребляется теперь производительными рабочими, а не непроизводительными».

Я показал^{142}, что превращение дохода в капитал отнюдь не равнозначно превращению дохода в переменный капитал, или расходованию его на заработную плату. Однако так именно думает Рикардо.

В том же примечании он говорит:

«Если бы цена труда поднялась так высоко, что, несмотря на прирост капитала, нельзя было бы применить больше труда, чем прежде, то я сказал бы, что такой прирост капитала был бы все еще потреблен непроизводительно».

Стало быть, не просто потребление дохода производительными рабочими делает это потребление «производительным», а потребление его рабочими, производящими прибавочную стоимость. Согласно этому взгляду, капитал увеличивается только в том случае, если он получает в свое распоряжении больше труда [чем прежде].

В главе 7-й («О внешней торговле») Рикардо пишет:

«Существуют два пути накопления капитала: он может сберегаться или вследствие увеличения дохода, или вследствие уменьшения потребления. Если моя прибыль повысилась с, 1000 ф. ст. до 1200 ф. ст., а мои расходы остаются без изменения, то я накопляю ежегодно на 200 ф. ст. больше, чем прежде. Если я сберегаю 200 ф. ст. на своих расходах, а прибыль моя остается прежней, то получится такой же результат: к моему капиталу ежегодно будет дополнительно прибавляться по 200 ф. ст.» (стр. 135) [Русский перевод, том I, стр. 114].

«Если вследствие введения машин стоимость всех тех товаров, на которые затрачивается доход, упадет на 20 %, то я смогу благодаря этому сберегать столько же, как если бы мой доход повысился на 20 %. Но норма прибыли в одном случае остается без изменения, в другом она повысилась на 20 %. Если ввоз дешевых товаров из-за границы позволяет мне сберечь 20 % на моих расходах, то результат будет совершенно такой же, как если бы машины понизили издержки производства этих товаров, но прибыль не повысится» (стр. 136) [Русский перевод, том I, стр. 114–115].

(То есть она не повысилась бы, если бы более дешевые продукты не входили ни в переменный, ни в постоянный капитал.)

Итак, при неизменном расходовании дохода накопление оказывается следствием повышения нормы прибыли { но накопление зависит не только от высоты, а и от массы прибыли}; при неизменной норме прибыли накопление есть следствие уменьшения расходов, которое, как принимает здесь Рикардо, имеет место в результате удешевления «товаров, на которые затрачивается доход» (вызываемого либо введением машин, либо внешней торговлей).

В главе 20-й («Стоимость и богатство, их отличительные свойства») говорится:

«Богатство» (под богатством Рикардо понимает потребительные стоимости) «страны может быть увеличено двумя способами: во-первых, путем употребления большей, доли дохода на содержание производительного труда, благодаря чему увеличивается не только количество, но и стоимость всей массы товаров; во-вторых, оно может быть увеличено и без применения добавочного количества труда — благодаря тому, что прежнее количество труда становится болев производительным, вследствие чего увеличивается количество, но не стоимость произведенных товаров.

В первом случае возрастает не только богатство страны, но и стоимость ее богатства. Страна становится богатой благодаря бережливости, благодаря уменьшению своих расходов на предметы роскоши и комфорта и употреблению полученных таким путем сбережений на воспроизводство.

[727] Во втором случае не обязательно имеет место уменьшение расходов на предметы роскоши и комфорта или увеличение количества применяемого производительного труда; но тот же труд будет здесь производить больше продуктов: будет возрастать богатство, хотя и не стоимость. Из этих двух способов увеличения богатства следует предпочесть последний, так как он дает тот же результат без всяких лишений и сокращения комфорта, которые необходимо связаны с первым способом. Капитал есть та часть богатства страны, которая используется в целях будущего производства, и он может быть увеличен теми же способами, что и богатство. Добавочный капитал будет одинаково эффективным при производстве будущего богатства независимо от того, получен ли он путем усовершенствований в методах труда и в машинах или путем употребления более значительной части дохода на цели воспроизводства. Ибо богатство всегда зависит от количества произведенных товаров безотносительно к легкости, с какой произведены те средства, которые были применены при производстве. Определенное количество одежды и предметов питания будет поддерживать существование и давать занятие для одного и того же числа людей и будет поэтому обеспечивать выполнение одного и того же количества работы, все равно, произведены ли эти предметы питания и одежды трудом 100 или 200 человек; но они будут обладать вдвое большей стоимостью, если при их производстве было занято 200 человек» (стр. 327–328) [Русский перевод, том I, стр. 230–231].

Первая постановка вопроса у Рикардо гласила:

Накопление возрастает, при неизменных расходах, когда повышается норма прибыли, или, при неизменной норме прибыли, когда расходы (по стоимости) уменьшаются вследствие того, что дешевеют товары, на которые затрачивается доход. Теперь Рикардо устанавливает другую противоположность:

Накопление возрастает, капитал накопляется по своей массе и стоимости, когда более значительная часть дохода изымается из сферы индивидуального потребления и обращается на производственное потребление, когда посредством сбереженной таким путем части дохода приводится в движение больше производительного труда. В этом случае накопление имеет место благодаря бережливости.

Или же расходы [на индивидуальное потребление] остаются неизменными, никакого добавочного количества производительного труда не применяется, но тот же самый труд производит больше продуктов, чем прежде, его производительная сила повышается. Те элементы, из которых состоит производительный капитал, — сырье, машины и т. д. {раньше Рикар-до говорил о тех товарах, на которые затрачивается доход, теперь же речь идет о тех товарах, которые применяются в качестве средств производства}, — при той же затрате труда производятся в большем количестве, лучше, а потому и дешевле. В этом случае накопление не зависит ни от того, что повышается норма прибыли, ни от того, что более значительная часть дохода, благодаря бережливости, превращается в капитал, ни от того, что — вследствие удешевления тех товаров, на которые тратится доход, — на непроизводительные цели уходит менее значительная часть дохода. Накопление зависит здесь от того, что труд становится более производительным в сферах производства, доставляющих элементы самого капитала, т. е. от того, что удешевляются те товары, которые в качестве сырья, орудий и т. д. входят в процесс производства.

Если производительная сила труда увеличилась благодаря возросшему производству основного капитала по сравнению с переменным, то возрастает не только масса, но и стоимость воспроизводства, вследствие того что часть стоимости основного капитала входит в годовое воспроизводство. Это может происходить одновременно с ростом населения и увеличением числа применяемых рабочих, хотя относительно, по сравнению с постоянным капиталом, приводимым ими в движение, число применяемых рабочих постоянно уменьшается. Таким образом, происходит увеличение не только богатства, но и стоимости, и в движение приводится большая масса живого труда, хотя труд стал более производительным и масса труда по сравнению с массой произведенных товаров уменьшилась. Наконец, и при неизменной производительности труда переменный капитал и постоянный капитал могут в одинаковой мере увеличиваться вместе с естественным ежегодным приростом населения. Также и в этом случае капитал накопляется как по своей массе, так и по стоимости. Все эти последние пункты Рикардо оставляет без внимания. В той же главе Рикардо говорит:

«Труд одного миллиона человек в промышленности всегда произведет одну и ту же стоимость, но не всегда он произведет одно и то же богатство».

(Это совершенно неверно. Стоимость продукта миллиона человек зависит не только от их труда, но также и от стоимости капитала, при помощи которого они работают; следовательно, она будет очень различна в зависимости от массы произведенных ранее производительных сил, при помощи которых они работают.)

«Изобретение машин, усовершенствования в методах труда, лучшее разделение труда или открытие новых рынков, где возможен более выгодный обмен, — все это дает возможность одному миллиону человек производить при одном состоянии общества вдвое или втрое больше богатства, «предметов необходимости, комфорта или удовольствия», чем они могли производить при ином состоянии общества. Но по этой причине они не прибавили бы ничего к стоимости»

(непременно прибавили бы, ибо их прошлый [728] труд входит в новое воспроизводство в гораздо большем объеме),

«так как стоимость каждого предмета повышается или падает в зависимости от легкости или трудности его производства, или, другими словами. в зависимости от количества труда, затраченного на его производство».

(Каждая единица товара может подешеветь, но стоимость возросшей совокупной массы товаров увеличится.)

«Предположим, что труд определенного количества людей производит с данным капиталом 1000 пар чулок и что в результате изобретения машин то же самое число людей может произвести 2000 пар или, продолжая производить 1000 пар, они могут сверх того произвести 500 шляп. Тогда стоимость 2000 пар чулок или 1000 пар чулок и 500 шляп будет не больше и не меньше, чем стоимость 1000 пар чулок до введения машин, так как они будут продуктом того же самого количества труда».

(Нотабене: если вновь введенные машины ничего не стоят.)

«Однако стоимость всей массы товаров все же уменьшится; ибо, хотя стоимость возросшего вследствие технических улучшений количества продуктов будет точно такая же, какой была стоимость меньшего количества, производившегося до того, как были введены технические улучшения, все же это изменение окажет свое действие также и на ту часть еще не потребленной товарной массы, которая была изготовлена до технических улучшений. Стоимость этих товаров уменьшится, так как она должна упасть до уровня стоимости товаров, произведенных при всех преимуществах новой техники, и общество, несмотря на возросшее количество товаров, несмотря на увеличившееся богатство и несмотря на возросшее количество предметов потребления, будет иметь меньшую сумму стоимости. Постоянно увеличивая легкость производства, мы постоянно уменьшаем стоимость некоторых из прежде произведенных товаров, хотя этим же способом мы увеличиваем не только национальное богатство, но также и возможности для будущего производства» (стр. 320–322) [Русский перевод, том I, стр. 226–227].

Рикардо говорит здесь о том обесценении, которое вследствие прогрессивного развития производительных сил претерпевают товары, произведенные при менее благоприятных условиях, все равно, находятся ли эти товары еще на рынке или же действуют в процессе производства в качестве капитала. Но отсюда отнюдь не следует, что «стоимость всей массы товаров уменьшится», хотя стоимость некоторой части этой массы и станет меньше. Указанный результат наступил бы лишь, во-первых, в том случае, если бы стоимость вновь присоединенных вследствие технического прогресса машин и товаров была меньше, чем происшедшее обесценение ранее имевшихся товаров того же рода; во-вторых, в том случае, если бы мы оставили без внимания, что с развитием производительных сил постоянно увеличивается также и число сфер производства, т. е. что для приложения капитала открываются новые отрасли, которые раньше совсем не существовали. Производство в ходе развития не только удешевляется, но и становится более многообразным.

В главе 9-й («Налоги на сырые материалы») Рикардо пишет:

«Что касается третьего возражения против налогов на сырые материалы, а именно, что эти налоги, повышая заработную плату и уменьшая прибыль, ослабляют побуждение к накоплению и действуют таким же образом, как и природная бедность почвы, то я пытался показать в другой части этого сочинения, что сбережения можно делать с таким же успехом из расходов, как и из производства; в результате уменьшения стоимости товаров, как и в результате повышения нормы прибыли. Когда я увеличиваю свою прибыль с 1000 до 1200 ф. ст., в то время как цены остаются неизменными, моя способность увеличивать свой капитал путем сбережений увеличится, но она увеличится не настолько, насколько она увеличилась бы, если бы моя прибыль оставалась без изменения, а цены товаров понизились так сильно, что на 800 ф. ст. я мог бы купить столько же, сколько раньше на 1000 ф. ст.» (стр. 183–184) [Русский перевод, том I, стр. 141].

Вся стоимость продукта (или, вернее, той части продукта, которая распределяется между капиталистом и рабочим) может уменьшиться без того, чтобы чистый доход уменьшился по сумме своей стоимости. (По своей пропорциональной доле он может даже возрасти.) Об этом говорится в главе 32-й («Взгляды г-на Мальтуса на ренту»):

«Впрочем, вся аргументация г-на Мальтуса построена на шатком основании: она предполагает, что раз уменьшается валовой доход страны, то вследствие этого должен в такой же пропорции уменьшиться и чистый доход. Одной из задач этого сочинения было показать, что вместе с каждым падением действительной стоимости предметов необходимости падает заработная плата и повышается прибыль на капитал, — другими словами, что в этом случае из каждой данной годовой стоимости менее значительная доля достается рабочему классу и более значительная доля тем, чьи фонды доставляют занятие этому классу, применяют его. Предположим, что стоимость товаров, производимых на какой-нибудь фабрике, составляет 1000 ф. ст. и что она делится между хозяином и его рабочими так, что рабочие получают 800 ф. ст., а хозяин — 200 ф. ст. [729] Если бы стоимость этих товаров упала до 900 ф. ст. и 100 ф. ст. были сбережены на заработной плате вследствие понижения цен на предметы необходимости, то чистый доход хозяина нисколько не уменьшился бы, и последний поэтому мог бы с такой же легкостью, как и до понижения цены, уплачивать ту же сумму налогов» (стр. 511–512) [Русский перевод, том I, стр. 345–346].

В главе 5-й («О заработной плате») говорится:

«Несмотря на тенденцию заработной платы сообразоваться с ее естественной нормой, ее рыночная норма может в прогрессирующем обществе в течение неопределенного периода стоять постоянно выше ее естественной нормы, потому что тот импульс, который увеличение капитала дает новому спросу на труд, не успеет еще исчерпать свое действие, как уже новое увеличение капитала начинает производить такое же действие. Таким образом, если возрастание капитала происходит постепенно и постоянно, то спрос на труд может давать непрерывно действующий стимул к росту населения» (стр. 88) [Русский перевод, том I, стр. 86].

С капиталистической точки зрения все представляется наоборот. Масса рабочего населения и степень производительности труда определяют как воспроизводство капитала, так и воспроизводство населения. Здесь же выходит наоборот — что население определяется капиталом.

В главе 9-й («Налоги на сырые материалы») Рикардо пишет:

«Накопление капитала естественно порождает усиленную конкуренцию между нанимателями труда и вследствие этого вызывает повышение цены труда» (стр. 178) [Русский перевод, том I, стр. 138].

Это зависит от того, в какой пропорции при накоплении капитала возрастают его различные составные части. Может происходить накопление капитала, а спрос на труд может абсолютно или относительно сокращаться.

Так как, согласно теории ренты Рикардо, с накоплением капитала и с ростом населения норма прибыли, в результате повышения стоимости предметов необходимости, или уменьшения производительности земледелия, имеет тенденцию к понижению, то получается, что накопление имеет тенденцию задерживать накопление, и закон уменьшения нормы прибыли, — поскольку по мере развития промышленности земледелие становится менее производительным, — витает, как злой рок, над буржуазным производством. Напротив, А. Смит взирает на уменьшение нормы прибыли с удовлетворением. Образцовой страной является для него Голландия. Уменьшение нормы прибыли, указывает А. Смит, вынуждает большинство капиталистов, за исключением самых крупных, вместо того чтобы жить на проценты, применять свой капитал в производстве; оно служит, таким образом, стимулом для производства. У учеников Рикардо ужас перед роковой тенденцией принимает трагикомические формы.

Приведем здесь все те места из Рикардо, которые относятся к этому предмету.

В главе 5-й («О заработной плате»):

«На различных стадиях развития общества накопление капитала, или средств для применения труда, идет с большей или меньшей быстротой и должно во всех случаях зависеть от производительных сил труда. Производительные силы труда, по общему правилу, больше всего тогда, когда имеется в изобилии плодородная земля: в такие периоды накопление часто идет с такой быстротой, что предложение рабочих не поспевает за темпом возрастания капитала.

Было вычислено, что при благоприятных условиях население может удвоиться в течение 25 лет; но при таких же благоприятных условиях весь капитал страны может удвоиться в более короткий период. В этом случае заработная плата в течение всего периода будет иметь тенденцию повышаться, так как спрос на труд будет возрастать еще быстрее, чем предложение его.

В новых колониях, в которых вводятся ремесла и знания, позаимствованные у стран, ушедших далеко вперед, капитал может иметь тенденцию возрастать быстрее, чем происходит размножение людей, и если бы недостаток в рабочих не покрывался притоком их из более густонаселенных стран, то эта тенденция очень сильно повышала бы цену труда. По мере того как население новых стран увеличивается и в обработку поступает земля худшего качества, уменьшается тенденция капитала к возрастанию; ибо прибавочный продукт, остающийся после того как удовлетворены потребности наличного населения, необходимо должен быть пропорционален легкости производства, т. е. он тем больше, чем меньше число лиц, занятых в производстве. Поэтому, хотя и вероятно, что при наиболее благоприятных условиях производительные силы все еще возрастают быстрее населения, но все же долго это продолжаться не будет, ибо вследствие ограниченности количества земли и неодинаковости ее качества всякое увеличение прилагаемого к ней капитала будет сопровождаться понижением нормы получаемой продукции, тогда как способность населения к размножению всегда остается неизменной» (стр. 92–93) [Русский перевод, том I, стр. 89].

(Последнее утверждение представляет собой поповскую выдумку. Способность населения к размножению уменьшается вместе с уменьшением производительной силы труда.)

Здесь — и это следует отметить прежде всего — Рикардо признаёт, что «накопление капитала… должно во всех случаях зависеть от производительных сил труда», так что prius'ом^{143} оказывается труд, а не капитал.

Далее, согласно рассуждению Рикардо получается, что в давно заселенных, промышленно развитых странах земледелием занимается больше людей, чем в колониях, тогда как дело обстоит как раз наоборот. Для производства того же количества продукта [730] Англия, например, применяет меньше сельскохозяйственных рабочих, чем любая другая страна, новая или старая. Правда, здесь косвенно участвует в сельскохозяйственном производстве более значительная часть неземледельческого населения. Но даже и это имеет место далеко не в такой пропорции, в какой непосредственно земледельческое население в менее развитых странах превышает земледельческое население в странах более развитых. Допустим даже, что в Англии хлеб дороже, издержки производства больше. Применяется больше капитала. В сельскохозяйственное производство входит больше прошлого, хотя и меньше живого труда. Но воспроизводство сельскохозяйственного капитала, вследствие уже имеющейся производственной базы, стоит меньшего количества труда, хотя стоимость этого капитала и возмещается в продукте.

Глава 6-я («О прибыли»).

Предварительно еще несколько замечаний. Прибавочная стоимость, как мы видели, зависит не только от нормы прибавочной стоимости, но и от количества одновременно занятых рабочих, стало быть, от величины переменного капитала.

Накопление, со своей стороны, определяется — непосредственно — не нормой прибавочной стоимости, а отношением прибавочной стоимости ко всей массе авансированного капитала, т. е. нормой прибыли; и не столько еще нормой прибыли. сколько общей массой прибыли, которая, как мы видели, для совокупного капитала общества тождественна с общей массой прибавочной стоимости, для отдельных же капиталов, применяемых в различных отраслях, может весьма значительно отличаться от произведенной ими массы прибавочной стоимости. Если рассматривать накопление капитала en bloc^{144}, то прибыль равна прибавочной стоимости, а норма прибыли равна прибавочной стоимости, деленной на капитал, или, точнее, прибавочной стоимости, исчисленной на каждые 100 единиц капитала.

Если норма прибыли (в процентах) дана, то общая масса прибыли зависит от величины авансированного капитала; стало быть, от этого зависит и накопление, поскольку оно определяется прибылью.

Если сумма капитала дана, то общая масса прибыли зависит от высоты нормы прибыли.

Поэтому небольшой капитал при высокой норме прибыли может давать большую массу прибыли, чем больший капитал при низкой норме прибыли.

Возьмем примеры:

1

Если множитель капитала и делитель нормы прибыли равны, т. е. если величина капитала увеличивается в той же пропорции, в какой норма прибыли падает, то сумма массы прибыли остается неизменной. 100 при 10 % Дает 10, и 2 х 100 при ¹⁰/₂%, т. е. при 5 %, дает также 10. Иными словами это, стало быть, означает: если норма прибыли падает в такой же пропорции, в какой накопляется (возрастает) капитал, то масса прибыли остается неизменной.

Если норма прибыли падает быстрее, чем возрастает капитал, то масса прибыли в своей сумме уменьшается. 500 при 10 % дает массу прибыли в 50. Шестикратная же сумма 6 х 500, или 3000, при ¹⁰/₁₀%, или 1 %, даст только 30.

Наконец, если капитал возрастает быстрее, чем уменьшается норма прибыли, то масса прибыли увеличивается, несмотря на то, что норма прибыли падает. Так, 100 при 10 % прибыли дает массу прибыли в 10. А 300 (т. е. 3 х 100) при 4 % (стало быть, когда норма прибыли уменьшилась в 2¹/₂ раза) дает массу прибыли в 12.

Теперь обратимся к положениям Рикардо.

В главе 6-й («О прибыли») Рикардо пишет:

«Таким образом, прибыль имеет естественную тенденцию падать, ибо с ростом общества и богатства приходится затрачивать все больше и больше труда для производства требующегося добавочного количества предметов питания. К счастью, эта тенденция прибыли, это, так сказать, ее тяготение, время от времени задерживается улучшениями в машинах, применяемых в производстве предметов необходимости, а также открытиями в агрономической науке, которые дают нам возможность обходиться меньшим количеством труда, чем требовалось раньше, и [731] таким путем понижать цену предметов первой необходимости для рабочего. Повышение цены предметов необходимости и заработной платы имеет, однако, свой предел; ибо, как только заработная плата будет равна… 720 ф. ст., т. е. всей выручке фермера, накоплению должен прийти конец, так как тогда никакой капитал не может давать прибыли и не может быть никакого спроса на добавочный труд, а значит и рост населения прекратится. В действительности, уже задолго до этого момента очень низкая норма прибыли остановит всякое накопление, и почти весь продукт страны, остающийся после оплаты рабочих, будет принадлежать собственникам земли и получателям десятины и налогов» (стр. 120–121) [Русский перевод, том I, стр. 106].

Это — буржуазные «сумерки богов» в представлении Рикардо, день страшного суда.

«Задолго до того, как такой уровень цен станет постоянным, исчезнет всякое побуждение к накоплению, ибо никто не накопляет иначе, как с целью производительного применения накопленного капитала… Поэтому такой уровень цен никогда не может иметь места. Фермер и фабрикант так же не могут жить без прибыли, как рабочий не может жить без заработной платы. Их стремление к накоплению будет уменьшаться с каждым уменьшением прибыли и совершенно исчезнет, когда их прибыль будет настолько низка, что не будет давать им достаточного вознаграждения за их усилия и за тот риск, которому они необходимо подвергаются при производительном применении своего капитала.

Я должен еще раз отметить, что норма прибыли будет падать гораздо быстрее…; ибо если стоимость продукта будет так высока, как я принимал ее при предположенных условиях, то стоимость капитала фермера значительно увеличится, так как он обязательно состоит из многих таких товаров, стоимость которых возросла. Прежде чем цена хлеба могла бы повыситься с 4 до 12 ф. ст., меновая стоимость капитала фермера, вероятно, удвоилась бы и равнялась бы 6000 ф. ст. вместо 3000. Если, стало быть, прибыль фермера составляла 180 ф. ст., или 6 % от его первоначального капитала, то теперь ее действительная норма не будет превышать 3 %, потому что 3 % с 6000 ф. ст. дают 180 ф. ст., и только на этих условиях какой-нибудь новый фермер, имеющий в кармане 6000 ф. ст., мог бы стать сельскохозяйственным предпринимателем» (стр. 123–124) [Русский перевод, том I, стр. 107–108].

«Мы могли бы также ожидать, что, хотя норма прибыли на капитал уменьшается вследствие накопления капитала в земледелии и повышения заработной платы, все же общая сумма прибыли будет возрастать. Так, если мы предположим, что при повторных накоплениях, каждый раз в размере 100000 ф. ст., норма прибыли падает с 20 до 19, 18, 17 %, т. е. непрерывно понижается, то мы могли бы ожидать, что вся сумма прибыли, которую получают все следующие друг за другом владельцы капитала, будет все возрастать: что она больше, когда капитал достигает 200000 ф. ст., чем когда он составляет 100000 ф. ст., еще больше, когда он возрастает до 300000 ф. ст. и т. д., что, следовательно, она увеличивается при каждом увеличении капитала, хотя бы норма прибыли все время понижалась. Однако такая прогрессия имеет силу только в течение определенного времени. Так, 19 % с 200000 ф. ст. составляют больше, чем 20 % с 100000 ф. ст., а 18 % с 300000 ф. ст. — больше, чем 19 % с 200000 ф. ст., но когда капитал будет накоплен в очень больших размерах, а норма прибыли упадет. тогда дальнейшее накопление будет уменьшать совокупную массу прибыли. Предположим, например, что накопление достигло 1000000 ф. ст., а> норма прибыли составляет 7 %, тогда вся сумма прибыли составит 70000 ф. ст. Если теперь к миллиону прибавить еще 100000 ф. ст. капитала, а норма прибыли упадет до 6 %, то владельцы капитала получат уже только 66000 ф. ст., или на 4000 ф. ст. меньше, хотя общая сумма капитала возросла с 1000000 до 1100000 ф. ст.

Однако, пока капитал вообще приносит какую-либо прибыль, не может быть такого накопления капитала, которое не давало бы как увеличения продукта, так и увеличения стоимости. При затрате добавочного капитала в 100000 ф. ст. ни одна часть прежнего капитала не становится менее производительной. Продукт земли и труда страны должен увеличиться, а стоимость его возрастет не только на всю величину стоимости продуктов, прибавленных к прежнему количеству продуктов, но и на величину той новой стоимости, которая добавлена ко всему продукту земли в результате того, что увеличилась трудность производства последней доли его. Однако, когда накопление капитала достигает очень больших размеров, стоимость продукта, несмотря на ее увеличение, будет распределяться таким образом, что на долю прибыли будет доставаться меньшая, чем прежде, часть ее, тогда как часть, приходящаяся на долю ренты и заработной платы, будет увеличиваться» (стр. 124–126) [Русский перевод, том I, стр. 108–109].

«Хотя производится большая стоимость, но зато и большая доля того, что остается от этой стоимости после уплаты ренты, потребляется производителями, а это, и только это, и определяет размеры прибыли. Пока земля дает обильные урожаи, заработная плата может временно повышаться, и производители могут потреблять в размерах, превышающих их обычную долю; но стимул, который тем самым дается увеличению населения, скоро возвращает рабочих к обычному уровню их потребления. По когда в обработку поступает худшая земля или на старой земле затрачивается добавочное количество капитала и труда с меньшим результатом, указанные выше последствия будут иметь место постоянно» (стр. 127) [Русский перевод, том I, стр. 110].

[732] «Итак, последствия накопления в различных странах будут различны в зависимости главным образом от плодородия почвы. Как бы обширна ни была страна, в которой земля неплодородна, а ввоз продовольствия запрещен, даже самое умеренное накопление капитала будет сопровождаться значительным уменьшением нормы прибыли и быстрым повышением ренты; и наоборот, небольшая, но плодородная страна, в особенности если она допускает свободный ввоз продовольствия, может накоплять очень большие капиталы, не вызывая этим значительного уменьшения нормы прибыли или значительного увеличения земельной ренты» (стр. 128–129) [Русский перевод, том I, стр. 110–111].

Налоги (говорится в главе 12-й — «Земельный налог») тоже могут привести к тому, что «оставшийся прибавочный продукт не будет достаточен для поощрения усилий тех, кто обычно своими сбережениями увеличивает капитал в государстве» (стр. 206) [Русский перевод, том I, стр. 155].

«Возможен только один случай» {говорится в главе 21-й — «Влияние накопления на прибыль и процент»}, — «да и тот носит временный характер, — когда накопление капитала при низких ценах на продовольствие сопровождается падением нормы прибыли. И это имеет место тогда, когда фонд на содержание труда увеличивается гораздо быстрее, чем население; в этом случае заработная плата будет высока, а норма прибыли низка. Если бы все люди отказались от употребления предметов роскоши и стремились только к накоплению, то могло бы быть произведено такое количество предметов необходимости, для которого не оказалось бы непосредственных потребителей. Для этих немногочисленных видов товаров, без сомнения, могло бы получиться общее переполнение рынка, и, следовательно, не было бы спроса на добавочное количество этих товаров, а применение добавочного капитала не давало бы прибыли. Если бы люди перестали потреблять, они перестали бы производить» (стр. 343) [Русский перевод, том I, стр. 241].

Таковы мысли Рикардо о накоплении и о законе падения нормы прибыли.