Том 26, ч.2

[1) Избыток прибавочной стоимости в земледелии. Более медленное развитие земледелия по сравнению с промышленностью в условиях капитализма]

[X—445] Herr Rodbertus. Dritter Brief an von Kirchmann von Rodbertus: Widerlegung der Ricardoschen Lehre von der Grundrente und Begrundung einer neuen Rententheorie. Berlin, 1851.

Предварительно надлежит сделать следующее замечание. Когда мы говорим, что необходимая заработная плата равна 10 часам, то проще всего разъяснить это так: если труд в течение 10 часов (т. е. сумма денег, равная 10 часам) дает в среднем возможность сельскохозяйственному поденному рабочему покупать все необходимые ему жизненные средства — продукты земледелия, промышленности и т. д., — то это и есть средняя заработная плата за неквалифицированный труд. Здесь, следовательно, речь идет о стоимости того ежедневного продукта рабочего, который должен достаться ему. Эта стоимость существует сперва в форме того товара, который он производит, т. е. в виде определенного количества этого товара, в обмен на которое он — после вычета потребляемой им самим части этого товара (если он потребляет этот товар) — может приобрести нужные ему жизненные средства. Таким образом, здесь для его необходимого «дохода» имеют значение промышленность, земледелие и т. д., а не только та потребительная стоимость, которую он сам производит. Но это содержится в самом понятии товара. Рабочий производит товар, а не просто продукт. Об этом, следовательно, нет нужды распространяться.

Г-н Родбертус в первую очередь исследует, как обстоит дело в стране, где владение землей и владение капиталом не отделены друг от друга, и приходит здесь к тому важному выводу, что рента (под которой он понимает всю прибавочную стоимость) просто равна неоплаченному труду или тому количеству продуктов, в котором этот неоплаченный труд выражается.

Прежде всего следует заметить, что Родбертус имеет в виду только возрастание относительной прибавочной стоимости, т. е. возрастание прибавочной стоимости, поскольку оно обусловливается возрастающей производительностью труда, а не возрастание прибавочной стоимости, поскольку оно проистекает из удлинения самого рабочего дня. Всякая абсолютная прибавочная стоимость, разумеется, в известном смысле относительна. Труд должен быть достаточно производителен для того, чтобы рабочему не приходилось затрачивать все свое время на поддержание своей собственной жизни. Но тут-то и начинается различие. Впрочем, если первоначально труд мало производителен, то и потребности в высшей степени просты (как у раба), и сами господа живут не намного лучше, чем слуги. Относительная производительность труда, необходимая для того, чтобы мог появиться загребающий прибыль паразит, очень невелика. И если мы встречаем высокую норму прибыли там, где труд еще очень непроизводителен, где не применяются машины, разделение труда и т. д., то это объясняется только следующими обстоятельствами: либо, как это имеет место в Индии, потребности рабочего абсолютно малы и сам он придавлен настолько, что опускается еще ниже этого жалкого уровня потребностей, а с другой стороны, низкая производительность труда тождественна с малыми размерами основного капитала по отношению к той части капитала, которая затрачивается на заработную плату, или, что равносильно, с большими размерами затрачиваемой на труд части капитала по отношению к совокупному капиталу, — либо же рабочее время чрезвычайно удлинено. Последнее имеет место в таких странах (например, Австрия и др.), в которых уже существует капиталистический способ производства, но которым приходится конкурировать со странами, достигшими гораздо более высокой ступени развития. Заработная плата здесь может быть очень мала — отчасти потому, что потребности рабочего менее развиты, отчасти потому, что земледельческие продукты продаются по более дешевой цене, или, что для капиталиста означает то же самое, обладают меньшей денежной стоимостью. При низкой производительности труда незначительно и то количество продукта, которое уходит на заработную плату рабочего и производится в течение, скажем, 10 часов необходимого рабочего времени. Но если — вместо 12 часов — он работает 17, то это может компенсировать [для капиталиста] низкую производительность труда. Вообще но следует представлять себе дело так, будто вследствие того, что в какой-либо данной стране относительная стоимость труда падает по мере роста производительности труда в этой стране, заработная плата в различных странах обратно пропорциональна производительности труда. Дело обстоит как раз наоборот. Чем производительнее страна сравнительно с другой на мировом рынке, тем выше в ней заработная плата по сравнению с другими странами. Не только номинальная, но и реальная заработная плата в Англии выше, чем на континенте. Рабочий ест больше мяса, удовлетворяет большее количество потребностей. Однако это имеет силу только по отношению к промышленному рабочему, а не по отношению к сельскохозяйственному. Но заработная плата в Англии выше не в такой степени, в какой производительность английских рабочих превышает производительность рабочих других стран.

Земельная рента вообще (т. е. современная форма земельной собственности) — самый факт ее существования, помимо различия земельной ренты, обусловленного различием в плодородии земельных участков, — была бы возможна уже потому, что средняя заработная плата сельскохозяйственных рабочих ниже средней заработной платы промышленных рабочих. Так как здесь капиталист, сперва по традиции (ведь арендатор старых времен становится капиталистом раньше, чем капиталисты становятся арендаторами), отдавал с самого начала часть своей выручки земельному собственнику, то он вознаграждает себя понижением заработной платы ниже ее уровня. С бегством рабочих из деревни заработная плата должна была повыситься, и она действительно повысилась. Но едва только такого рода давление начинает давать себя знать, как вводятся машины и т. д., и в деревне снова создается перенаселение (относительное) (ср. Англию). Прибавочная стоимость может быть повышена без удлинения рабочего времени и без увеличения производительной силы труда, а именно — путем понижения заработной платы ниже ее традиционного уровня. И это действительно происходит повсюду, где сельскохозяйственное производство ведется капиталистическим способом. Где этого нельзя достигнуть при помощи машин, там это достигается посредством превращения пахотных земель в пастбища для овец. Здесь, следовательно, была бы уже налицо возможность [446] земельной ренты, потому что фактически заработная плата сельскохозяйственных рабочих не равна средней заработной плате. Эта возможность существования земельной ренты совершенно не зависела бы от цены продукта, которая предполагается равной его стоимости.

Второго рода повышение земельной ренты — получение ее с большего количества продуктов, продаваемых по той же цене, — знает и Рикардо, но не принимает его в расчет, так как земельную ренту он исчисляет на квартер, а не на акр. Он не сказал бы, что земельная рента повысилась потому, что 20 квартеров по 2 шилл. составляют больше, чем 10 квартеров по 2 шилл. или 10 квартеров по 3 шилл. (таким способом земельная рента может повыситься и при понижении цены).

К тому же, как ни объяснять самоё земельную ренту, у нее остается то значительное различие по сравнению с промышленностью, что в промышленности избыточная прибавочная стоимость получается благодаря более дешевому производству продуктов, а в земледелии — благодаря более дорогому производству. Если средняя цена фунта пряжи составляет 2 шилл., а я могу производить ее по 1 шилл., то я, чтобы завоевать рынок, неизбежно буду продавать ее по 1¹/₂ шилл. или, во всяком случае, несколько ниже 2 шилл. Это даже абсолютно необходимо. Ибо более дешевое производство предполагает производство в более широких масштабах. Таким образом, я вызываю переполнение рынка сравнительно с тем, что было до этого. Я должен продавать больше, чем прежде. Если 1 фунт пряжи обходится мне только в 1 шилл., то это обусловлено тем, что я произвожу, скажем, 10000 фунтов вместо прежних 8000. Дешевизна получается только в результате того, что основной капитал распределяется на 10000 фунтов. Если бы я продал только 8000 фунтов, то износ машин уже повысил бы цену каждого фунта на одну пятую, или на 20 %. Поэтому, чтобы иметь возможность продать 10000 фунтов, я продаю свою пряжу по цене, меньшей двух шиллингов [скажем, по 1¹/2 шилл.]. При этом я все еще получаю сверхприбыль в ¹/2 шилл., т. е. в 50 % на стоимость моего продукта, равную одному шиллингу, куда уже включена обычная прибыль. Во всяком случае я этим понижаю рыночную цену, и результатом является то, что потребитель вообще получает продукт по более дешевой цене. В земледелии же я продаю в аналогичном случае по 2 шилл., так как, если бы моей плодородной земли было достаточно, то в обработку не поступила бы менее плодородная земля. Если бы количество плодородной земли или плодородие худшей земли настолько увеличилось, что я мог бы удовлетворить спрос, то всей этой истории пришел бы конец. Рикардо не только не отрицает этого положения, но с полной определенностью подчеркивает его.

Итак, даже если мы признаем, что различием в плодородии почвы объясняется не сама земельная рента, а только различие земельных рент, то остается в силе тот закон, что, в то время как в промышленности сверхприбыль получается, как правило, от удешевления продукта, в земледелии относительная величина ренты возникает не только в результате относительного вздорожания (поднятия цены продукта плодородной земли выше его стоимости), но и в результате того, что дешевый продукт продается по издержкам производства более дорогого продукта. Но это, как я уже показал (Прудон)[2], — только закон конкуренции, проистекающий не из «земли», а из самого «капиталистического производства».

Далее, Рикардо был бы прав и в другом еще пункте, только он, по обыкновению политикоэкономов, превращает историческое явление в вечный закон. Это историческое явление состоит в относительно более быстром развитии промышленности (собственно буржуазной отрасли производства) в противоположность земледелию. Последнее стало производительнее, но не в такой степени, как промышленность. Там, где производительность промышленности увеличилась в 10 раз, производительность земледелия увеличилась, быть может, в 2 раза. Земледелие, следовательно, сделалось относительно менее производительным, хотя абсолютно оно стало более производительным. Это только доказывает в высшей степени причудливое развитие буржуазного производства и присущие ему противоречия. Но из-за этого не перестает быть правильным то положение, что земледелие становится относительно менее производительным, т. е. что по отношению к продукту промышленности стоимость земледельческого продукта, а вместе с тем и земельная рента, повышается. Что земледельческий труд по мере развития капиталистического производства становился относительно менее производительным, чем промышленный труд, означает только то, что производительность земледелия развивалась не с такой быстротой и не в такой степени.

Предположим, что отношение отрасли производства А к отрасли В равняется 1:1. А ведь первоначально земледелие было производительнее, так как здесь в производстве участвует созданная самой природой машина, а не просто силы природы; при помощи этой машины отдельный работник работает здесь с самого же начала. Поэтому в древности и в средние века земледельческие продукты были относительно гораздо дешевле, чем промышленные, что явствует уже из того (см. Уэйда)[3], в какой пропорции те и другие входят в среднюю заработную плату.

Пусть отношение 1:1 вместе с тем показывает производительность обеих отраслей производства. Если теперь отрасль А = 10, т. е. в десять раз увеличила свою производительность, тогда как отрасль В = 3, т. е. только утроила ее, то обе отрасли производства, относившиеся раньше как 1 к 1, будут относиться как 10 к 3, или как 1 к ³/₁₀. Относительно производительность отрасли В уменьшилась на ⁷/₁₀, хотя абсолютно она возросла втрое. Для самой высокой ренты это — по отношению к промышленности — равносильно тому, как если бы самая высокая рента повысилась оттого, что самая плохая почва стала на ⁷/₁₀ менее плодородной.

Отсюда, правда, никоим образом не следует, как думает Рикардо, что норма прибыли понизилась потому, что заработная плата повысилась в результате относительного вздорожания земледельческих продуктов [447] — ведь средняя заработная плата определяется не относительной, а абсолютной стоимостью продуктов, входящих в нее. Но отсюда действительно следует, что норма прибыли (собственно говоря, норма прибавочной стоимости) повысилась не в такой степени, в какой повысилась производительная сила обрабатывающей промышленности, и что причиной этому является относительно меньшая производительность земледелия (а не почвы). И это не подлежит никакому сомнению. Уменьшение необходимого рабочего времени является незначительным в сравнении с прогрессом промышленности. Это проявляется в том, что такие страны, как Россия и др., в состоянии побить Англию на рынке земледельческих продуктов. Меньшая стоимость денег в более богатых странах (т. е. относительная незначительность издержек производства денег для более богатых стран) не играет здесь никакой роли. Ибо вопрос заключается как раз в том, почему в конкуренции более богатых стран с более бедными это обстоятельство не оказывает влияния на их промышленные продукты, а влияет только на их земледельческие продукты. (Впрочем, это не доказывает, что бедные страны производят дешевле, что их земледельческий труд производительнее. Даже в Соединенных Штатах, как недавно доказано было статистическими исследованиями, увеличилось, правда, общее количество пшеницы, продаваемой по данной цене, но это произошло не потому, что с каждого акра получается больше, а потому, что обрабатывается большее количество акров. Нельзя говорить, что почва более производительна в тех странах, где имеются крупные массивы земли и где большие участки ее, слегка обработанные, дают при затрате одного и того же труда абсолютно большее количество продуктов, чем гораздо меньшие участки земли в более развитых странах.)

Переход к обработке менее производительной почвы не является бесспорным доказательством того, что земледелие стало менее производительным. Наоборот, это может свидетельствовать о том, что земледелие стало более производительным. Неплодородная почва обрабатывается не только потому, что цены сельскохозяйственных продуктов поднялись до того уровня, при котором возмещается вложенный в землю капитал, но также и потому, что средства производства достигли такого развития, что непроизводительная почва сделалась «производительной» и что она способна уже оплачивать не только обычную прибыль, но также и земельную ренту. Та почва, которая оказывается плодородной для данной ступени развития производительных сил, является неплодородной для более низкой ступени.

В земледелии абсолютное удлинение рабочего времени — а значит и увеличение абсолютной прибавочной стоимости — возможно только в незначительной степени. В земледелии нельзя работать при газовом освещении и т. п. Конечно, летом и весной можно рано начинать работу. Но это уравновешивается более короткими днями в зимнее время, когда вообще может выполняться лишь относительно небольшое количество работы. Следовательно, в этом отношении абсолютная прибавочная стоимость больше в промышленности, если только нормальный рабочий день не регулируется в порядке законодательного принуждения. Длительность периода, в течение которого сельскохозяйственный продукт пребывает в процессе производства без приложения к нему нового труда, является второй причиной того, что в земледелии создается меньшая масса прибавочной стоимости. Но, с другой стороны, за исключением некоторых отраслей сельского хозяйства, как скотоводство, пастбищное овцеводство и т. д., где население абсолютно вытесняется, отношение массы занятых людей к вложенному постоянному капиталу — даже в наиболее прогрессивном крупном сельском хозяйстве — все еще гораздо выше, чем в промышленности, по крайней мере, чем в господствующих отраслях промышленности. Таким образом, с этой стороны норма прибыли в сельском хозяйстве может быть выше, чем в промышленности, даже если, вследствие указанных причин, масса прибавочной стоимости здесь относительно меньше, чем она была бы в промышленности при применении такого же количества людей, причем это последнее обстоятельство отчасти опять-таки парализуется падением заработной платы сельскохозяйственных рабочих ниже ее среднего уровня. А если бы в земледелии были налицо какие-нибудь причины (вышесказанное намечено нами лишь в самых общих чертах) для повышения нормы прибыли (не временного, а такого, которое имеет место в среднем сравнительно с промышленностью), то уже самый факт существования земельных собственников привел бы к тому, что эта добавочная прибыль, вместо того чтобы войти в процесс выравнивания общей нормы прибыли, консолидировалась бы и доставалась бы земельному собственнику.

[2) Норма прибыли в ее соотношении с нормой прибавочной стоимости. Стоимость сельскохозяйственного сырья как элемент постоянного капитала в земледелии]

В общей постановке вопрос, на который надо дать ответ при рассмотрении теории Родбертуса, сводится к следующему. Общая форма авансированного капитала такова:

Постоянный капитал / Переменный капитал

Машины. Сырой материал / Рабочая сила

Два элемента постоянного капитала в их наиболее общей форме, это — средства труда и предмет труда. Последний не обязательно должен быть товаром, продуктом труда. Он, следовательно, может и не существовать как элемент капитала, хотя всегда существует как элемент процесса труда. Земля является предметом труда[4] для земледельца, залежи угля — для углепромышленника, вода — для рыбака, и даже лес — для охотника. Но наиболее полная форма капитала имеет место тогда, когда все указанные три элемента процесса труда выступают и как три элемента капитала, т. е. когда все они — товары, потребительные стоимости, имеющие меновую стоимость и представляющие собой продукт труда. В этом случае все эти три элемента входят также и в процесс образования стоимости, хотя машины входят в него не в том размере, в каком они входят в процесс труда, а только в той мере, в какой они потребляются процессом труда.

Итак, вопрос, о котором идет речь, заключается в следующем: может ли отсутствие одного из этих элементов увеличивать норму прибыли (не норму прибавочной стоимости) в той отрасли производства, в которой этот элемент отсутствует? Ответ на этот вопрос дает в общем виде сама формула:

Норма прибыли равна отношению прибавочной стоимости ко всей сумме авансированного капитала.

Все исследование ведется при предположении, что норма прибавочной стоимости, т. е. распределение стоимости продукта между капиталистом и наемным рабочим, остается неизменной.

[448] Норма прибавочной стоимости = ^m/_v; норма прибыли = ^m/_c+v. Так как т' — норма прибавочной стоимости — дано, то дано и v, а ^m/_v предполагается как постоянная величина. Следовательно, величина ^m/_c+v может изменяться только в том случае, если изменяется с+v, а так как v дано, то ^m/_c+v может возрастать или уменьшаться только при уменьшении или возрастании с. И притом ^m/_c+v будет возрастать или уменьшаться не в отношении с к v, а в отношении с к сумме с+v. Если бы с было равно 0, то ^m/_c+v было бы равно ^m/_v. Другими словами, норма прибыли в данном случае была бы равна норме прибавочной стоимости, и этот случай выражает тот предел, выше которого норма прибыли подняться не может, так как никакой способ исчисления не может изменить величины v и т. Если v= 100, а т = 50, то ^m/_v= ⁵⁰/₁₀₀= ¹/₂ = 50 %. Если бы к этому был добавлен еще постоянный капитал в 100, то норма прибыли составила бы ⁵⁰/_100+100 = ⁵⁰/₂₀₀= ¹/₄= 25 %. Норма прибыли уменьшилась бы наполовину. Если бы к 100 было добавлено 150, то норма прибыли составила бы ⁵⁰/_150+100= ⁵⁰/₂₅₀ = ¹/₅= 20 %. В первом случае весь капитал равен v, равен переменному капиталу, поэтому и норма прибыли равна норме прибавочной стоимости. Во втором случае весь капитал равняется 2хv, а потому норма прибыли составляет уже только половину нормы прибавочной стоимости. В третьем случае весь капитал = 2¹/₂ х 100 = 2¹/₂ х v= ⁵/₂х v. Здесь v составляет лишь ²/₅, всего капитала. Прибавочная стоимость составляет ¹/₂ от v, ¹/₂ от 100, а потому — лишь ¹/₂ от ²/₅ всего капитала, т. е. лишь ²/₁₀ всего капитала. (²⁵⁰/₁₀= 25, а ²/₁₀ от 250 = 50.) А ²/₁₀ представляют собой 20 % [т. е. норму прибыли, в 2¹/₂ раза меньшую, чем норма прибавочной стоимости].

Таков, следовательно, твердо установленный исходный пункт. Если v и ^m/_v остаются без изменения, то совершенно безразлично, из каких частей слагается величина с. При определенной величине с — например, 100 — совершенно безразлично, распадается ли с на 50 сырого материала и 50 в виде машин, либо на 10 сырого материала и 90 в виде машин, либо же на 0 сырого материала и 100 в виде машин или наоборот, — потому что именно отношение ^m/_c+v определяет норму прибыли; как относятся, в качестве стоимостных частей, ко всему с те элементы производства, из которых с состоит, — это здесь безразлично. Например, в производстве угля можно сырой материал (за вычетом того угля, который, в свою очередь, сам служит вспомогательным материалом) принять равным 0 и предположить, что весь постоянный капитал состоит из машин (включая постройки, рабочие инструменты). С другой стороны, можно принять, что у портного машины равны 0 (а именно там, где крупные портные еще не применяют швейных машин и, с другой стороны, — как это в настоящее время отчасти практикуется в Лондоне, — экономят даже на помещении, заставляя своих рабочих работать на дому; это — такое новшество, при котором второе разделение труда выступает снова в форме первого[5], — так что весь постоянный капитал сводится у такого портного к сырому материалу. Если углепромышленник затрачивает 1000 на машины и 1000 на наемный труд, а портной — 1000 на сырой материал и 1000 на наемный труд, то при равной норме прибавочной стоимости будет равна в обоих случаях и норма прибыли. Если мы предположим, что прибавочная стоимость составляет 20 %, то норма прибыли будет составлять в обоих случаях 10 %, а именно — ²⁰⁰/₂₀₀₀ = ²/₂₀ = ¹/₁₀ = 10 %. Следовательно, если соотношение между составными частями с — сырым материалом и машинами — оказывает влияние на норму прибыли, то это возможно только в двух случаях: 1) если в результате того, что это соотношение изменилось, видоизменяется абсолютная величина с; 2) если благодаря этому соотношению составных частей с видоизменяется величина v. Здесь должны были бы произойти органические изменения в самом производстве; дело тут не сводится к простой тавтологии, что если определенная часть с составляет теперь меньшую долю всей суммы, то другая часть с должна составлять большую долю.

В действительном бюджете английского фермера заработная плата = 1690 ф. ст., удобрения = 686 ф. ст., семена = 150 ф. ст., корм для коров = 100 ф. ст. Таким образом, на «сырой материал» приходится 936 ф. ст., больше половины того, что затрачивается на заработную плату. (См. Newman, F. W. Lectures on Political Economy. London, 1851, стр. 166.)

«Во Фландрии» (бельгийской) «удобрения и сено ввозятся в эти местности из Голландии» (для льноводства и т. д.; взамен этого вывозятся лен, льняное семя и пр.)… «Отбросы в голландских городах сделались предметом торговли и регулярно продаются по высоким ценам в Бельгию… Милях в двадцати от Антверпена вверх по Шельде можно видеть резервуары для удобрений, привозимых из Голландии. Торговля удобрениями ведется капиталистической компанией на голландских судах» и т. д. (Банфилд)[6].

Таким образом, даже такое удобрение, как обыкновенный навоз, стало предметом торговли, а тем более костяная мука, гуано, поташ и т. п. Здесь перед нами не только формальное изменение в производстве, состоящее в том, что элемент производства оценивается в деньгах. Из соображений производительности в почву привносятся новые вещества, а ее старые вещества продаются. Это также и не просто формальное различие между капиталистическим и предшествовавшим ему способом производства. Даже торговля семенами приобрела большее значение лишь в той мере, в какой начали понимать важность смены семян. Относительно земледелия в собственном смысле было бы поэтому смешно говорить, что в него не входит «сырой материал», и притом сырой материал как товар, все равно, воспроизводит ли его само земледелие или же он покупается, получается как товар извне. Столь же смехотворным было бы утверждение, что у машиностроителя [449] та машина, которую он сам применяет, не входит в его капитал как элемент стоимости.

Немецкий крестьянин, который из года в год сам производит элементы своего производства (семена, удобрения и т. д.) и сам вместе со своей семьей съедает часть своего хлеба, расходует (для самого производства) деньги лишь на приобретение немногих сельскохозяйственных орудий и на заработную плату. Предположим, что стоимость всех его затрат равна 100 [причем 50 из них уплачиваются деньгами]. Половину продукта он потребляет in natura^{1} ([сюда входят и] издержки производства [в натуральной форме]). Другую половину он продает и выручает, скажем, 100. Его валовой [денежный] доход в таком случае равен 100. И если [свой чистый доход в деньгах] он исчисляет на капитал в 50, то это составляет 100 % [прибыли]. Если теперь треть от [полученных в качестве прибыли] 50 уходит на ренту и треть на уплату налогов (вместе — 33¹/₃), то у него остается 16²/₃, что составляет 33¹/₃% на 50. На деле же он получил только 16²/₃% [на затраченные 100]. Крестьянин просто неправильно произвел расчет и сам себя надул. У капиталистического фермера подобного рода ошибок в расчете не бывает.

По договору испольной аренды (например, в провинция Берри), — как говорит Матьё де Домбаль, «Annales agricoles» etc., выпуск 4-й, Париж, 1828, —

«земельный собственник дает землю, постройки и обычно, полностью или частью, скот и сельскохозяйственные орудия, необходимые для производства; арендатор, со своей стороны, дает свой труд и больше ничего или почти ничего; продукты же земли делятся пополам» (стр. 301). «Арендаторы-испольщики, как правило, являются людьми, погрязшими в нищете» (стр. 302). «Если испольщик, авансируя 1000 фр., добивается возрастания валового продукта на 1500 фр.» (так что 500 фр. составляют валовую прибыль), «то он должен делить этот валовой продукт пополам с земельным собственником и, следовательно, получает только 750 фр., т. е. теряет 250 фр. из своего авансированного капитала» (стр. 304). «При прежней системе земледелия расходы, или издержки производства, делались почти исключительно натурой, из самих продуктов, которые шли на корм для скота, на потребление земледельца и его семьи; расходов в деньгах почти не производилось. Только это обстоятельство могло дать повод думать, что земельный собственник и арендатор имеют возможность делить между собой всю ту часть урожая, которая не была потреблена во время производства; однако такой способ действий возможен лишь в сельском хозяйстве данного типа, т. е. лишь при жалком состоянии земледелия; когда же хотят ввести в земледелие какое-либо улучшение, то сразу замечают, что это может быть достигнуто только путем известных предварительных затрат, которые в своей совокупности должны быть удержаны из валового продукта, чтобы можно было их употребить на производство следующего года. Поэтому всякий дележ валового продукта между земельным собственником и арендатором становится непреодолимым препятствием для какого бы то ни было улучшения» (стр. 307).

[3) Стоимость и средняя цена[7] в земледелии. Абсолютная рента]

[4) Несостоятельность положения Родбертуса об отсутствии в земледелии стоимости сырого материала]

Теперь обратимся к г-ну Родбертусу.

По мнению Родбертуса, в земледелии совсем не входит в счет сырой материал, потому что немецкий крестьянин, как уверяет Родбертус, не считает затратой для самого себя семена, корм и т. д., не принимает в расчет этих издержек производства, т. е. считает неправильно. Выходит, что в Англии, где фермер уже больше 150 лет производит расчет правильно, никакой земельной ренты не должно было бы существовать. Стало быть, Родбертусу следовало бы сделать отсюда не тот вывод, что арендатор уплачивает ренту потому, что его норма прибыли выше, чем в промышленности, а совсем другой вывод: арендатор выплачивает-де ренту потому, что, в результате неправильного расчета, он довольствуется более низкой нормой прибыли. Доктору Кенэ, который сам был сыном арендатора и хорошо был знаком с французскими арендными отношениями, Родбертус не пришелся бы по душе. Ведь Кенэ под рубрикой «авансов», среди «ежегодных авансов», определяет в один миллиард стоимость того «сырого материала», который арендатор применяет в своем хозяйстве, хотя и воспроизводит его in natura.

Если в одной части промышленности почти совершенно отсутствует основной капитал, или машинное оборудование, то в другой части, во всей транспортной промышленности — той промышленности, которая производит перемещение (при помощи повозок, железных дорог, кораблей и т. д.), — совсем не применяется сырой материал, а применяются только орудия производства. Приносят ли эти отрасли промышленности, кроме прибыли, еще и земельную ренту? Чем отличается эта отрасль промышленности, скажем, от горной промышленности? В обоих случаях имеются налицо лишь машинное оборудование и вспомогательные материалы, как, например, уголь для пароходов и локомотивов, а также и для рудников, корм для лошадей и т. д. Почему норма прибыли должна для одного рода производства исчисляться иначе, чем для другого? Предположим, что те затраты, которые крестьянин делает для своего производства in natura, составляют ¹/₅ всего авансированного им капитала; к этому надо добавить ⁴/₅, составляющих затраты на покупаемые им машины и на заработную плату; пусть весь этот расход равняется [по стоимости] 150 квартерам. Если, далее, крестьянин получает 10 % прибыли, то это составляет 15 квартеров. Валовой продукт, следовательно, был бы равен 165 квартерам. Если бы крестьянин вычел из затраченного им капитала ¹/₅ т. е. 30 квартеров, и считал бы 15 квартеров только на 120, то прибыль его составила бы 12¹/₂%.

Мы могли бы это выразить еще и так. Стоимость продукта крестьянина, или его продукт, равняется 165 квартерам (330 ф. ст.). Крестьянин оценивает свои затраты в 120 квартеров (240 ф. ст.). 10 % с них составляют 12 квартеров (24 ф. ст.). Но его валовой продукт равен 165 квартерам, из которых, таким образом, [на возмещение денежных затрат и на 10 % прибыли с них] уходит всего 132 квартера; остается 33 квартера. Но из этих 33 квартеров 30 квартеров расходуются in natura. Остается, значит, в виде сверхприбыли 3 квартера (= 6 ф. ст.). Совокупная прибыль этого крестьянина равна 15 квартерам (30 ф. ст.) вместо 12 квартеров (24 ф. ст.). Следовательно, он в состоянии платить ренту в 3 квартера, или в 6 ф. ст., и воображать при этом, что получил, как и всякий другой капиталист, 10 % прибыли. Но эти 10 % существуют только в воображении. На самом деле он авансировал не 120 квартеров, а 150, и 10 % с них составляют 15 квартеров, или 30 ф. ст. На самом деле он недополучил 3 квартера, т. е. ¹/₄ от полученных им 12 квартеров, [459] иными словами, он недополучил ¹/₅ от всей той прибыли, которую должен был бы получить, — и это потому, что он ¹/₅ своих затрат не принял в расчет в качестве затрат. Получается, что стоило бы крестьянину научиться вести счет капиталистически, как он сразу же перестал бы платить земельную ренту, которая равнялась бы только разности между его нормой прибыли и обычной ее нормой.

Иначе говоря, заключающийся в 165 квартерах продукт неоплаченного труда равен 15 квартерам, или 30 ф. ст., или 30 рабочим неделям. Если эти 30 рабочих недель, или 15 квартеров, или 30 ф. ст., относить к совокупной затрате, равной 150 квартерам, то они составили бы только 10 %; если относить их только к 120 квартерам, то они составят более высокую норму прибыли. Ибо 12 квартеров на 120 квартеров дают 10 %, а 15 квартеров составят на 120 квартеров не 10 %, а 12¹/₂%. Это означало бы: хотя крестьянин и сделал указанные натуральные затраты, но так как он их не учел на капиталистический лад, то сбереженный им прибавочный труд он отнес не ко всей сумме своих затрат; при таком положении вещей этот прибавочный труд представлял бы более высокую норму прибыли по сравнению с другими отраслями производства и мог бы приносить ренту, которая покоилась бы, следовательно, только на ошибке в расчете. Если бы крестьянин знал, что, для того чтобы оценивать в деньгах производимые им затраты и рассматривать их поэтому как товар, ему совсем нет необходимости превращать их предварительно в действительные деньги, т. е. продавать их, то всей этой истории пришел бы конец.

Без этой ошибки в расчете (которую могут делать в своей массе немецкие крестьяне, но которой не сделает ни один капиталистический арендатор) была бы невозможна родбертусовская рента. Она возможна только там, где сырой материал входит в издержки производства, но невозможна там, где он в эти издержки не входит. Она возможна только там, где сырой материал входит в производство, однако не учитывается производителем. Но она невозможна там, где сырой материал не входит в производство, — хотя г-н Родбертус и хочет вывести ренту не из ошибки в расчете, а из отсутствия, одной действительной статьи в авансируемых затратах.

Возьмем горную промышленность или рыболовство. Здесь сырой материал входит в производство только в качестве вспомогательного материала, а это мы можем оставить в стороне, ибо применение машин всегда (за весьма немногими исключениями) предполагает также и потребление вспомогательных материалов, являющихся для машины своего рода жизненными средствами. Предположим, что общая норма прибыли составляет 10 %. 100 ф. ст. затрачены на машины и заработную плату. Почему прибыль на 100 должна превышать 10 в том случае, если эти 100 затрачены, скажем, не на сырой материал, машины и заработную плату [а только на машины и заработную плату]?

Или же в том случае, если эти 100 затрачены только на сырой материал и заработную плату? Если здесь имеет место какое-нибудь различие, то оно могло бы проистекать лишь из того, что в различных случаях соотношение стоимостей постоянного капитала и переменного капитала вообще складывалось бы различным образом. Это различное соотношение давало бы различную прибавочную стоимость даже в том случае, если норма прибавочной стоимости предположена как постоянная. А отношение различной прибавочной стоимости к равным по величине капиталам должно было бы, разумеется, давать неодинаковые прибыли. Но, с другой стороны, общая норма прибыли означает ведь не что иное, как выравнивание этих различий, абстрагирование от органических составных частей капитала и такое распределение прибавочной стоимости, при котором равные по величине капиталы приносят равные прибыли.

То обстоятельство, что масса прибавочной стоимости зависит от величины затраченного капитала, относится — согласно общим законам прибавочной стоимости — отнюдь не к капиталам в различных сферах производства, а к различным капиталам в одной и той же сфере производства, где предполагается одинаковое соотношение органических составных частей капитала. Если я, например, говорю: масса прибыли соответствует, положим, в прядильной промышленности величине затраченных капиталов (что тоже не совсем верно, если к этому не добавить: предполагая производительность постоянной), — то я, в сущности, только говорю, что при данной норме эксплуатации прядильщиков сумма эксплуатации зависит от числа эксплуатируемых прядильщиков. Если же я, напротив, говорю, что масса прибыли в различных отраслях производства соответствует величине затраченных капиталов, то это значит, что норма прибыли для каждого капитала данной величины одна и та же, т. е. что масса прибыли может изменяться только вместе с изменением величины этого капитала, а это, другими словами, опять-таки означает, что норма прибыли не зависит от органического соотношения составных частей капитала в какой-нибудь отдельной сфере производства, что она вообще не зависит от величины прибавочной стоимости, создаваемой в этих отдельных сферах производства.

Горное дело следовало бы с самого начала отнести к промышленности, а не к земледелию. На каком основании? На том именно основании, что ни один продукт рудника in natura — в том виде, в каком он выходит из рудника, — не входит снова, как элемент производства, в постоянный капитал, применяемый на руднике (то же самое имеет место в рыболовстве, в охотничьем промысле, где затраты в еще гораздо большей степени сводятся только к средствам труда и к заработной плате или к самому труду). [460] Другими словами, это проистекает из того, что здесь каждый элемент производства — даже если его сырой материал получается из рудника — предварительно, прежде чем снова войти в качестве элемента в горное производство, не только видоизменяет свою форму, но и превращается в товар, т. е. должен быть куплен. Единственное исключение составляет уголь. Но в качестве средства производства уголь появляется только на той стадии развития, когда горнопромышленник уже представляет собой образованного капиталиста, ведущего итальянскую бухгалтерию, согласно которой не только он записывает в долг самому себе свои затраты, не только он является дебитором по отношению к своей собственной кассе, но и его собственная касса становится дебитором по отношению к самой себе. Таким образом, как раз здесь, где сырой материал действительно не входит в затраты, должно с самого начала преобладать капиталистическое счетоводство, а значит невозможно и то заблуждение, в какое может впасть крестьянин.

Возьмем даже обрабатывающую промышленность, и именно ту часть ее, где все элементы процесса труда фигурируют также и в качестве элементов процесса образования стоимости, где, стало быть, все элементы производства входят в производство нового товара вместе с тем и как затраты, как такие потребительные стоимости, которые обладают стоимостью, т. е. как товары. Здесь имеется существенная разница между промышленником, производящим первый полуфабрикат, и вторым и всеми дальнейшими промышленниками (соответственно последовательности фаз производства), у которых сырой материал не только входит в производство как товар, но и представляет собой уже товар второй степени, т. е. такой товар, который получил уже форму, отличную от натуральной формы первого товара, сырого продукта, и прошел уже вторую фазу процесса производства. Например, прядильщик. Сырым материалом служит ему хлопок, но это — сырой продукт уже в качестве товара. Для ткача же сырым материалом является пряжа — продукт прядильщика; сырым материалом для печатника или красильщика является ткань, продукт ткача, и все эти продукты, каждый из которых в какой-нибудь дальнейшей фазе процесса вновь выступает в качестве сырого материала, представляют собой вместе с тем товары[16]. [460]

[461] Мы здесь, очевидно, вновь натолкнулись на тот вопрос, который нас занимал уже дважды: один раз при рассмотрении взглядов Джона Стюарта Милля[17], затем — при общем

рассмотрении соотношения между постоянным капиталом и доходом^{7}. То, что этот вопрос возникает все вновь и вновь, показывает, что здесь еще есть какая-то заковыка. Этот вопрос относится, собственно говоря, к главе III — о прибыли[18]. Однако лучше рассмотреть его здесь.

Итак, возьмем пример:

4 000 фунтов хлопка = 100 ф. ст.;

4 000 фунтов пряжи = 200 ф. ст.;

4 000 ярдов ситца = 400 ф. ст.

Согласно этому предположению, 1 фунт хлопка = 6 пенсам, 1 фунт пряжи = 1 шилл., 1 ярд ситца = 2 шилл.

Предположим, что норма прибыли равна 10 %. Тогда:

в 100 ф. ст. — затрата = 90¹⁰/₁₁, прибыль = 9¹/₁₁.

в 200 ф. ст. — затрата = 181⁹/₁₁, прибыль = 18²/₁₁.

в 400 ф. ст. — затрата = 363⁷/₁₁, прибыль = 36⁴/₁₁.

А — это хлопок, продукт крестьянина (I), В — пряжа, продукт прядильщика (II), С — ткань, продукт ткача (III).

При этом предположении совершенно безразлично, включают ли сами 90¹⁰/₁₁ ф. ст. продукта А прибыль или же нет. Они не включают прибыли, если они являются таким постоянным капиталом, который сам себя возмещает. Точно так же для В безразлично, содержат ли [представляющие стоимость продукта А] 100 ф. ст. прибыль или же не содержат ее, и таким же образом обстоит дело с С в отношении продукта В.

Положение вещей у возделывателя хлопка (I), у прядильщика (II) и у ткача (III) представляется в следующем виде:

I) Затрата — 90¹⁰/₁₁, прибыль — 9¹/₁₁. Сумма — 100.

II) Затрата — (100 (I) + 81⁹/₁₁), прибыль — 18²/₁₁. Сумма — 200.

III) Затрата — (200 (II) + 163⁷/₁₁), прибыль — 36⁴/₁₁. Сумма — 400.

Вся сумма равна 700.

Прибыль равна 9¹/₁₁ + 18²/₁₁+ 36⁴/₁₁= 63⁷/₁₁.

Авансированный во всех трех отраслях капитал равен 90¹⁰/₁₁ + 181⁹/₁₁ + 363⁷/₁₁ = 636⁴/₁₁.

Избыток 700 над 636⁴/₁₁ равен 63⁷/₁₁. Но 63⁷/₁₁: 636⁴/₁₁ = 10: 100.

Продолжая анализ этой дребедени, мы получим следующее:

I) Затрата — 90¹⁰/₁₁, прибыль — 9¹/₁₁. Сумма — 100.

II) Затрата — (100(I)+81⁹/₁₁), прибыль — (10+8²/₁₁). Сумма — 200.

III) Затрата — (200(II) + 163⁷/₁₁), прибыль — (20+16⁴/₁₁). Сумма — 400.

Возделыватель хлопка (I) никому не должен уплачивать прибыль, потому что предполагается, что его постоянный капитал, равный 90¹⁰/₁₁, не включает прибыли, а выражает только постоянный капитал. В затрату прядильщика (II) входит весь продукт возделывателя хлопка (I) в качестве постоянного капитала. Часть [продукта II, выражающая] постоянный капитал, равный 100, возмещает возделывателю хлопка 9¹/₁₁ прибыли. В затрату ткача (III) входит весь продукт прядильщика (II), равный 200; [постоянный капитал ткача] возмещает, следовательно, прибыль в 18²/₁₁. Это, однако, не препятствует тому, что прибыль возделывателя хлопка ничуть не больше прибыли прядильщика и ткача, так как в такой же самой пропорции меньше тот капитал, который должен быть возмещен возделывателем хлопка, а прибыль соответствует величине капитала, совершенно независимо от того, из каких частей слагается этот капитал.

Предположим теперь, что ткач (III) производит всё сам. Тогда дело по видимости меняется. [Но в действительности норма прибыли при этом не изменяется.] Затраты ткача принимают теперь следующий вид: 90¹⁰/₁₁ вложены в производство хлопка; 181⁹/₁₁ — в производство пряжи и 363⁷/₁₁ — в производство ткани. Он покупает все три отрасли производства, он должен, следовательно, в каждую из этих отраслей вложить определенный постоянный капитал. Сложим эти капиталы в одну сумму: 90¹⁰/₁₁ + 181⁹/₁₁ + 363¹/₁₁ = 636⁴/₁₁. Исчисленные на эту сумму 10 % дают ровно 63⁷/₁₁, как и выше, — только теперь все это целиком кладет в карман одно лицо, тогда как прежде эти 63⁷/₁₁ распределялись между I, II и III.

[462] Откуда же возникает обманчивая видимость [будто при этом изменяется норма прибыли]?

Но предварительно еще одно замечание.

Если мы из 400, из которых 36⁴/₁₁ составляют прибыль ткача, вычтем эту прибыль, то останется 363⁷/₁₁, что составляет его затрату. Из этой затраты 200 заплачено за пряжу. Из этих 200 приходится на прибыль прядильщика 18²/₁₁. Если мы вычтем эти 18²/₁₁ из затраты в 363⁷/₁₁, то останется 345⁵/₁₁. Но в 200, возмещенных прядильщику, заключается, сверх того, еще 9¹/₁₁ — прибыль возделывателя хлопка. Если мы ее вычтем из 1, то останется 336⁴/₁₁. Если же мы эти 336⁴/₁₁ вычтем из 400, т. е. из совокупной стоимости ткани, то окажется, что в ней заключена прибыль, равная 63⁷/₁₁.

Но прибыль в 63⁷/₁₁ на 336⁴/₁₁ равна 18³⁴/₃₇.

Раньше эти 63⁷/₁₁ исчислялись на 636⁴/₁₁, и это составляло прибыль в 10 %. Избыток совокупной стоимости в 700 над 636⁴/₁₁ составлял как раз 63⁷/₁₁.

Итак, согласно нашему новому расчету, на 100 того же капитала приходилось бы 18³⁴/₃₇%), тогда как по предыдущему расчету — только 10 %.

Как это согласуется одно с другим?

Предположим, что I, II и III — один и тот же человек, который, однако, свои три капитала применяет не одновременно (один капитал — в хлопководстве, другой — в прядении, третий — в ткацком деле), а следующим образом: лишь после того как он закончил возделывание хлопка, он начинает прясть, и лишь закончив прядение, он принимается за ткачество.

Тогда расчет получился бы такой:

90¹⁰/₁₁ ф. ст. затрачивает этот капиталист на возделывание хлопка и получает 4000 фунтов хлопка. Чтобы выпрясть все это количество, он должен сделать дальнейшую затрату на машины, вспомогательные материалы и заработную плату — всего 81⁹/₁₁ ф. ст. При помощи этого он производит 4000 фунтов пряжи. Наконец, он превращает их в 4000 ярдов ткани, что обходится ему в новую затрату в 163⁷/₁₁ ф. ст. Если теперь сложить все его затраты, то его авансированный капитал составит 90¹⁰/₁₁ ф. ст. + 81⁹/₁₁ ф. ст. + 163⁷/₁₁ ф. ст., т. е. 3 3 6⁴/₁₁ ф. ст. 10 % от этой суммы составят 33⁷/₁₁, так как 336⁴/₁₁:33⁷/₁₁ = 100:10. Но 336⁴/₁₁ ф. ст. + 33⁷/₁₁ ф. ст. = 370 ф. ст. Стало быть, он продал бы 4000 ярдов ткани за 370 ф. ст. вместо 400 ф. ст., на 30 ф. ст. дешевле, т. е. на 7¹/₂ % дешевле прежнего. Следовательно, если бы стоимость ткани была действительно равна 400 ф. ст., то он мог бы продавать свой товар, получая обычную прибыль в 10 %, и платить еще ренту в 30 ф. ст., ибо его норма прибыли равнялась бы отношению не 33⁷/₁₁, а 63⁷/₁₁ затратам в 336⁴/₁₁, — т. е. она составляла бы 18³⁴/₃₇ %, как мы это видели выше.

И это, по-видимому, и есть на деле тот прием, при помощи которого г-н Родбертус исчисляет земельную ренту.

В чем же состоит ошибка? Прежде всего видно, что прядение и ткачество, если бы они были соединены друг с другом, должны были бы [согласно Родбертусу] давать земельную ренту точно так же, как и в том случае, когда прядение соединено с земледелием или же когда земледелие ведется отдельно.

Здесь, очевидно, двоякого рода история.

Во-первых, мы исчисляли 63⁷/₁₁ ф. ст. только на капитал в 336⁴/₁₁ ф. ст., тогда как мы должны их исчислять на три капитала совокупной стоимостью в 636⁴/₁₁ ф. ст.

Во-вторых, в последнем капитале (III) мы брали затрату в 336⁴/₁₁ ф. ст. вместо 363⁷/₁₁ ф. ст.

Эти два пункта надо разобрать отдельно.

Во-первых, если капиталист, объединяющий в одном лице возделывателя хлопка, прядильщика и ткача, превратит в пряжу весь продукт своего урожая хлопка, то он не употребит абсолютно никакой части этого урожая на возмещение своего земледельческого капитала. Он не применяет [одновременно] одну часть своего капитала на [463] возделывание хлопка — на издержки по возделыванию хлопка, на семена, заработную плату, машины — и другую часть на прядение, а сначала он вкладывает часть своего капитала в возделывание хлопка, потом эту часть с добавлением второй — в прядение, а затем обе первые части, уже содержащиеся в пряже, с добавлением еще третьей части он вкладывает в ткачество. Когда, наконец, ткань готова, в размере 4000 ярдов, то как может он возместить их элементы? Пока он ткал, он не занимался прядением и не имел также и материала, необходимого для этого, а пока он прял, он не возделывал хлопка. Его элементы производства, стало быть, не могут быть им возмещены. Облегчим себе задачу и скажем: да, наш паренек продает эти 4000 ярдов и затем на часть вырученных за них 400 ф. ст. «покупает» пряжу и элементы хлопка. Но к чему это сводится? К тому только, что мы на деле принимаем наличие трех капиталов, которые одновременно заняты, вложены в дело, авансированы на производство. Чтобы можно было купить пряжу, она должна быть налицо, а чтобы иметь возможность купить хлопок, последний также должен быть в наличии, а для того чтобы и хлопок и пряжа имелись на рынке и могли бы, стало быть, заменить сотканную пряжу и выпряденный хлопок, производящие их капиталы должны быть вложены в дело одновременно с вложенным в ткачество капиталом и должны превращаться в хлопок и пряжу в то самое время, когда пряжа превращается в ткань.

Следовательно, объединяет ли III все три отрасли производства или же они разделены между тремя производителями, — три капитала должны быть налицо одновременно. Капиталист не может с тем же капиталом, с которым он вел ткацкое дело, вести также и прядение и возделывание хлопка, если он хочет производить в том же масштабе. Каждый из этих капиталов занят в производстве, и то обстоятельство, что они взаимно друг друга возмещают, не имеет никакого отношения к интересующему нас вопросу. Капиталы, возмещающие друг друга, представляют собой постоянный капитал, и каждый из них должен быть вложен в ту или иную из трех отраслей и должен находиться в действии одновременно с другими. Если в 400 ф. ст. заключается прибыль в 63⁷/₁₁ ф. ст., то это лишь потому, что III, кроме своей собственной прибыли в 36⁴/₁₁ ф. ст., получает еще — в нашем расчете — и ту прибыль, которую он должен платить производителям II и I и которая, согласно предположению, реализуется в его товаре. Однако эту прибыль они получили не с его 363⁷/₁₁ ф. ст., а дело обстоит так: земледелец получил ее особо со своих 90¹⁰/₁₁ ф. ст., а прядильщик — со своих 181⁹/₁₁. Если III забирает себе всю прибыль, то он получил ее опять-таки не с 363⁷/₁₁ ф. ст., которые вложены им в ткачество, а с этого капитала плюс два других капитала, которые вложены им в прядение и возделывание хлопка.

Во-вторых, если мы у III исчисляем затрату в 336⁴/₁₁ ф. ст., а не в 363⁷/₁₁ ф. ст., то получается это вот почему:

Сделанную им затрату на возделывание хлопка мы исчисляем только в 90¹⁰/₁₁ ф. ст., а не в 100. Но ведь ему нужен весь продукт хлопководства, а последний составляет 100 ф. ст., а не 90¹⁰/₁₁. Прибыль в 9¹/₁₁ уже содержится в этом продукте. Иначе III применил бы такой капитал в 90¹⁰/₁₁ ф. ст., который не давал бы ему никакой прибыли. Возделывание хлопка не принесло бы ему прибыли, а возместило бы лишь затрату в 90¹⁰/₁₁ ф. ст. Точно так же и прядение не принесло бы ему прибыли, и весь продукт прядения возместил бы лишь затраты.

В этом случае его затраты действительно сводятся к 90¹⁰/₁₁ + 81⁹/₁₁ + 163⁷/₁₁ = 336⁴/₁₁. Это, таким образом, составляло бы его авансированный капитал. 10 % с этого капитала выразились бы в 33⁷/₁₁ ф. ст. Стоимость продукта равнялась бы тогда 370 ф. ст. Стоимость эта не была бы ни на грош выше, потому что, согласно предположению, обе первые части — I и II — никакой прибыли не принесли. Поэтому III поступил бы гораздо лучше, если бы он не пустился в отрасли I и II и оставался при старом методе производства. Ибо вместо 63⁷/₁₁ ф. ст., которые I, II и III могли проесть прежде, III имеет теперь сам только 33⁷/₁₁ ф. ст., тогда как прежде, когда его собратья проедали свою прибыль вместе с ним, он имел 36⁴/₁₁ ф. ст. прибыли. Он был бы действительно никудышным дельцом. Он сэкономил бы затрату 9¹/₁₁ ф. ст. в отрасли II только потому, что в отрасли I он не получил бы прибыли, и он сэкономил бы затрату 18²/₁₁ ф. ст. в отрасли III только потому, что не получил бы прибыли в отрасли II. Вырученные им 90¹⁰/₁₁ ф. ст. в возделывании хлопка и 81⁹/₁₁ + 90¹⁰/₁₁ в прядении возместили бы только сами себя. И только третий, вложенный в ткачество, капитал в 90¹⁰/₁₁ + 81⁹/₁₁ + 163⁷/₁₁ принес бы прибыль в 10 %. Это значило бы, следовательно, что 100 ф. ст. дают 10 % прибыли в ткацком деле, но ни гроша не дают в прядении и возделывании хлопка. Правда, это было бы очень приятно для III в том случае, если I или II — отличные от него лица, но отнюдь не тогда, когда он объединяет все три отрасли в своей драгоценной особе, рассчитывая присвоить себе самому эту экономию на столь милой его сердцу прибыли. Экономия в затратах на оплату прибыли (т. е. на оплату той составной части [464] постоянного капитала одной из этих трех отраслей, которая для других является прибылью) произошла бы, стало быть, вследствие того, что на деле в продуктах отраслей I и II не содержалось бы никакой прибыли и в этих отраслях не было бы выполнено никакого прибавочного труда; эти отрасли рассматривали бы себя лишь как наемных рабочих, возмещая себе только свои издержки производства, т. е. свои затраты на постоянный капитал и заработную плату. Но в этих случаях — если бы только I и II не захотели работать, скажем, на III, в результате чего, однако, прибыль входила бы в счет этого последнего — было бы, следовательно, выполнено вообще меньше труда, и для III дело обстояло бы совершенно одинаково, затрачивался ли тот труд, который он должен оплатить, только на заработную плату или же на заработную плату и прибыль. Это было бы для него одно и то же, поскольку он покупает и оплачивает продукт, товар.

Возмещается ли постоянный капитал целиком или частично in natura, т. е. возмещается ли он производителями того товара, для которого он служит постоянным капиталом, — совершенно безразлично. Прежде всего, всякий постоянный капитал должен быть в конечном счете возмещен in natura: машина возмещается машиной, сырье — сырьем, вспомогательные материалы — вспомогательными материалами. В земледелии постоянный капитал может входить в производство также и в качестве товара, т. е. может быть прямо опосредствован куплей и продажей. Он должен, конечно, — поскольку в воспроизводство входят органические вещества — быть возмещен продуктами этой же сферы производства. Но вовсе не обязательно, чтобы его возместили те же самые отдельные производители внутри этой сферы производства. Чем большего развития достигло земледелие, тем в большей степени все его элементы входят в него в качестве товаров не только формально, но и реально, т. е. эти элементы приходят извне, будучи продуктами других производителей (семена, удобрения, скот, продукты животноводства и т. д.). В промышленности непрерывное перемещение, например, железа на машиностроительный завод, а машин — в железный рудник имеет столь же постоянный характер, как и перемещение пшеницы из амбара в землю и из земли — в амбар фермера. В земледелии продукты возмещают себя непосредственно. Железо не может возместить машины. Но железо в количестве, имеющем такую же стоимость, как и машина, возмещает [в обмене между железоделателем и машиностроителем] одному — машину, а другому — железо, поскольку машина [проданная машиностроителем железоделателю] сама возмещается — по стоимости — железом.

Совершенно нельзя понять, какая разница получится для нормы прибыли, если земледелец те 90¹⁰/₁₁ ф. ст., которые он затрачивает на продукт в 100 ф. ст., станет исчислять, скажем, так, что 20 ф. ст. он будет относить за счет семян и т. д., 20 — за счет машин и т. д., а 50¹⁰/₁₁ — за счет заработной платы. Ведь 10 % прибыли он требует со всей этой суммы в целом. Те 20 ф. ст. продукта, которые он приравнивает к семенам, не содержат прибыли. Тем не менее они точно так же составляют 20 ф. ст., как и те 20 ф. ст. в виде машин, в которых заключена прибыль, скажем, в 10 %. Правда, это может быть чем-то только формальным. Эти 20 ф. ст. в виде машин могут на деле точно так же не представлять ни гроша прибыли, как и 20 ф. ст. в виде семян. Это, например, имеет место в том случае, если указанные 20 ф. ст. являются лишь возмещением составных частей постоянного капитала машиностроителя — тех составных частей, которые машиностроитель извлекает, скажем, из сферы земледелия.

Подобно тому как неверно, что вся совокупность машин входит в земледелие как его постоянный капитал, точно так же ошибочно и то, что весь сырой материал в его совокупности входит в обрабатывающую промышленность. Весьма значительная часть его остается в земледелии, являясь лишь воспроизводством постоянного капитала. Другая часть входит в доход непосредственно как жизненное средство и отчасти — как, например, фрукты, рыба, скот и т. д. — не проходит через «промышленный процесс». Следовательно, было бы неправильно заставлять промышленность расплачиваться за весь «сфабрикованный» земледелием сырой материал. Конечно, в тех отраслях обрабатывающей промышленности, в которые, в виде затрат, входит, наряду с заработной платой и машинами, сырой материал, — в этих отраслях авансированный капитал должен быть больше, чем в тех отраслях земледелия, которые доставляют этот сырой материал, указанным образом входящий в производство. Можно было бы также предположить, что если бы в этих отраслях обрабатывающей промышленности имела место собственная норма прибыли (отличная от общей), то она была бы здесь меньше, чем в земледелии, и именно вследствие того, что здесь применяется меньше труда. Стало быть, больший постоянный капитал и меньший переменный капитал при одинаковой норме прибавочной стоимости обязательно дают меньшую норму прибыли. Но это относится также и к определенным отраслям обрабатывающей промышленности в их отношении к другим ее отраслям, а также к определенным отраслям земледелия (в экономическом смысле) в их отношении к другим его отраслям. Меньше всего это как раз имело бы место в земледелии в собственном смысле, потому что оно, хотя и доставляет промышленности сырой материал, но все же внутри своей собственной сферы охватывает, как различные части своих затрат, сырой материал, машины и заработную плату; промышленность же ни в коем случае не оплачивает земледелию сырой материал, ту часть постоянного капитала, которую земледелие возмещает из собственного производства, а не путем обмена на продукты промышленности.

[5) Ложные предпосылки теории земельной ренты Родбертуса]

[465] Дадим теперь краткое резюме хода мыслей г-на Родбертуса.

Сначала он изображает то положение вещей, — как он его себе представляет, — когда земельный собственник (самостоятельно хозяйничающий) вместе с тем является и капиталистом и рабовладельцем. Затем наступает разделение. Отнятая у рабочих часть «продукта труда» — «единая натуральная рента» — делится теперь на «земельную ренту и прибыль с капитала» (стр. 81–82) [Русский перевод: К. Родбертус. Экономические сочинения. Ленинград, 1936, стр. 285]. (Г-н Гопкинс — см. тетрадь[19] — объясняет это еще гораздо проще и грубее.) Затем г-н Родбертус делит «сырой продукт» и «промышленный продукт» (стр. 89) [Русский перевод, стр. 291] между земельным собственником и капиталистом — petitio principii. [В действительности же] один капиталист производит сырые продукты, а другой — промышленные продукты. Напротив, земельный собственник не производит ничего, он даже и не «владелец сырых продуктов». Это представление [будто земельный собственник есть «владелец сырых продуктов»] характерно для немецкого «владельца поместья», каким и является г-н Родбертус. В Англии капиталистическое производство началось одновременно в промышленности и в земледелии.

Способ, каким образуется «ставка прибыли на капитал» (норма прибыли), г-н Родбертус выводит просто из того, что теперь в виде денег имеется «масштаб» прибыли для «выражения отношения прибыли к капиталу», чем и «дается надлежащее мерило для уравнивания прибылей на капитал» (стр. 94) [Русский перевод, стр. 295]. Родбертус не имеет никакого представления о том, что это равенство прибыли противоречит в каждой отрасли производства равенству между «рентой» и неоплаченным трудом, что стоимости товаров и их средние цены должны поэтому расходиться. Эта норма прибыли становится регулирующей также и для земледелия, так как «доход с имущества может исчисляться только на капитал», а в промышленности «применяется значительно большая часть национального капитала» (стр. 95) [Русский перевод, стр. 295]. Ни слова о том, что с развитием капиталистического производства само земледелие претерпевает переворот — не только формально, но и материально — и что земельный собственник низводится до роли простого получателя денег, перестает исполнять какие-либо функции в производстве. По мнению Родбертуса,

«в промышленности фигурирует в составе капитала — как материал — еще и стоимость совокупного продукта сельского хозяйства, чего не может быть в производстве сырья» (стр. 95) [Русский перевод, стр. 2951.

Что касается совокупного продукта, то это неверно. Вслед за тем Родбертус задает себе вопрос, остается ли, после вычета промышленной прибыли, прибыли на капитал, еще «часть ренты, приходящаяся на сырой продукт», и «если остается, то по каким причинам» (стр. 96) [Русский перевод, стр. 297].

Ведь Родбертус предполагает,

«что сырой продукт, как и продукт промышленности, обменивается соответственно затраченному труду, что стоимость сырого продукта равна только затраченному на него труду» (стр. 96) [Русский перевод, стр. 297].

Правда, как замечает Родбертус, это предполагает также и Рикардо. Но это неверно, по крайней мере prima facie; ибо товары обмениваются не по их стоимостям, а по отличающимся от этих стоимостей средним ценам, причем это вытекает из определения стоимости товаров «рабочим временем», из этого закона, противоречащего по видимости данному явлению. Если сырой продукт приносит, сверх средней прибыли, еще и отличную от нее земельную ренту, то это возможно только при том условии, что сырой продукт продается не по средней цене; почему дело обстоит именно так — это-то как раз и следовало бы объяснить. Но посмотрим, как рассуждает Родбертус.

«Я предположил, что рента» (прибавочная стоимость, неоплаченное рабочее время) «делится пропорционально стоимости сырого продукта и промышленного продукта и что эта стоимость определяется затраченным трудом» (рабочим временем) (стр. 96–97) [Русский перевод, стр. 297].

Подвергнем испытанию прежде всего это первое предположение. Оно выражает в иных словах лишь то, что содержащиеся в товарах прибавочные стоимости относятся как стоимости этих товаров, или, иначе говоря, что содержащиеся в товарах количества неоплаченного труда относятся как количества содержащегося в них труда вообще. Если количества труда, содержащиеся в товарах А и В, относятся как 3 к 1, то и содержащиеся в них количества неоплаченного труда — или прибавочные стоимости — тоже относятся как 3 к 1. Ничего не может быть ошибочнее этого. Допустим, что при данном необходимом рабочем времени, равном, положим, 10 часам, один товар (А) является продуктом 30 рабочих, а другой (В) — продуктом 10 рабочих. Если 30 рабочих работают лишь по 12 часов в день, то произведенная ими прибавочная стоимость равна 60 часам, или 5 дням (5 х 12); если 10 рабочих работают по 16 часов в день, то произведенная ими прибавочная стоимость также равна 60 часам. При этом стоимость товара А будет равна 30 х 12, т. е. 360 рабочим часам, или 30 рабочим дням {12 часов = рабочему дню}, а стоимость товара В будет равна 160 рабочим часам, или 13¹/₃ рабочего дня. Стоимости товаров А и В относятся как 360 к 160, или как 9 к 4. Содержащиеся же в этих товарах прибавочные стоимости относятся как 60 к 60, или как 1 к 1. Прибавочные стоимости были бы в таком случае равны, хотя стоимости относились бы как 9 к 4.

[466] Следовательно, прибавочные стоимости товаров не относятся друг к другу как стоимости этих товаров прежде всего тогда, когда различны абсолютные прибавочные стоимости, т. е. неодинаково удлинение рабочего времени за пределы необходимого труда, — стало быть, когда различны нормы прибавочной стоимости.

Во-вторых, если предположить, что нормы прибавочной стоимости одни и те же, то прибавочные стоимости — оставляя в стороне другие обстоятельства, связанные с обращением и с процессом воспроизводства, — зависят не от относительных количеств труда, содержащихся в двух товарах, а от отношения затраченной на заработную плату части капитала к той части, которая затрачена на постоянный капитал — на сырье и машины; а это отношение может быть совершенно различным у товаров одинаковой стоимости, будут ли эти товары «земледельческими продуктами» или «продуктами промышленности», что вообще не имеет никакого отношения к делу, по крайней мере prima facie.

Поэтому в корне ошибочно первое предположение г-на Родбертуса, будто из определения стоимости товаров рабочим временем вытекает, что содержащиеся в различных товарах количества неоплаченного труда — или их прибавочные стоимости — прямо пропорциональны стоимостям. Неверно, следовательно, и то, что

«рента делится пропорционально стоимости сырого продукта и промышленного продукта», если «эта стоимость определяется затраченным трудом» (стр. 96–97) [Русский перевод, стр. 297].

«Этим, разумеется, сказано также, что величина этих частей ренты определяется не величиной того капитала, на который исчисляется прибыль, я непосредственно затраченным трудом, будь то труд сельскохозяйственный или промышленный, плюс тот труд, который должен быть присчитан вследствие износа орудий и машин» (стр. 97) [Русский перевод, стр. 2971.

Это опять-таки неверно. Величина прибавочной стоимости (а это и имеется в виду в словах «части ренты», так как рента понимается Родбертусом как нечто всеобщее, в отличие от прибыли и земельной ренты) зависит только от непосредственно затраченного труда, а не от износа основного капитала, а также и не от стоимости сырья, вообще не от какой бы то ни было части постоянного капитала.

Конечно, этот износ определяет то отношение, в каком должен быть воспроизведен основной капитал (его производство зависит вместе с тем от новообразования капитала, от его накопления). Но прибавочный труд, выполняемый при производстве основного капитала, так же не имеет отношения к той сфере производства, в которую этот основной капитал входит в качестве основного капитала, как не имеет к ней отношения, например, тот прибавочный труд, который входит в производство сырого материала. Напротив, для всех этих отраслей производства — для земледелия, машиностроения и обрабатывающей промышленности — одинаково имеет силу то положение, что у всех них прибавочная стоимость определяется только массой применяемого труда, если дана норма прибавочной стоимости, и только нормой прибавочной стоимости, если дана масса применяемого труда. Г-н Родбертус пытается «протолкнуть» износ, чтобы вытолкнуть «сырой материал».

Напротив, — полагает г-н Родбертус, — «та часть капитала, которая заключается в стоимости материала», никогда не может иметь влияния на величину частей ренты, потому что, «например, в тот труд, который затрачен на особый продукт, каким является пряжа или ткань, не может входить затрата труда, приходящаяся на долю шерсти как сырого продукта» (стр. 97) [Русский перевод, стр. 298].

Рабочее время, требующееся для прядения или тканья, совершенно в такой же степени зависит, или, вернее, совершенно в такой же степени не зависит, от рабочего времени, необходимого для производства машины, т. е. от ее стоимости, как и от рабочего времени, какого стоит сырой материал. Как машина, так и сырой материал входят в процесс труда, но ни машина, ни сырье не входят и процесс увеличения стоимости.

«Напротив, стоимость сырого продукта, или стоимость материала, все же фигурирует как затрата капитала в составе той суммы капитала, на которую владелец исчисляет, в качестве прибыли, часть ренты, приходящуюся на промышленный продукт. В сельскохозяйственном же капитале эта часть капитала отсутствует. Сельское хозяйство не нуждается в продукте предшествующего ему производства в качестве материала — ведь только с сельского хозяйства и начинается вообще производство; такой частью имущества, которая аналогична материалу, в сельском хозяйстве могла бы быть сама земля, но предполагается, что она не стоит никаких издержек» (стр. 97–98) [Русский перевод, стр. 298].

Это — представление немецкого крестьянина. В сельском хозяйстве (за исключением рудников, рыболовства, охотничьего промысла, но отнюдь не скотоводства) семена, корм, скот, минеральные удобрения и т. д. составляют тот материал, [467] из которого производится продукт, и этот материал есть продукт труда. В соответствии с развитием предпринимательского земледелия развиваются и эти «затраты». Всякое производство — с того момента, когда речь идет уже не о простом захвате и присвоении, — есть воспроизводство и поэтому нуждается «в продукте предшествующего ему производства в качестве материала». Все, что в производстве является результатом, есть вместе с тем и предпосылка. И чем выше уровень развития крупного земледелия, тем больше покупает оно продуктов «предшествующего ему производства» и тем больше продает своих собственных продуктов. В форме товаров эти затраты — они превращены в товар при помощи счетных денег — входят в земледелие с того самого времени, когда фермер становится вообще зависимым от продажи своего продукта и начинают фиксироваться цены различных сельскохозяйственных продуктов (например, сена), так как и в земледелии возникает разделение сфер производства. Даже у крестьянина должно было бы все перепутаться в голове, если бы квартер пшеницы, который он продает, он считал доходом, а квартер пшеницы, отдаваемый им земле, не считал бы при этом «затратой». Впрочем, пусть г-н Родбертус попытается вообще «начать» где-нибудь «производство», например, льна или шелка без «продуктов предшествующего производства». Это — чистейшая нелепость.

Такой же нелепостью являются и все дальнейшие выводы Родбертуса:

«Таким образом, для сельского хозяйства и промышленности являются общими те две части капитала, которые влияют на определение величины частей ренты; не является, однако, общей для них та часть капитала, которая такого влияния не оказывает, но на которую вместе с другими частями исчисляется, в качестве прибыли, часть ренты, определяемая указанными выше частями капитала; эта третья часть капитала имеется только в промышленном капитале. Мы предположили, что стоимость сырого продукта, как и продукта промышленного, определяется затраченным трудом и что рента делится пропорционально этой стоимости между владельцами сырого и промышленного продуктов. Так вот, если, поэтому, получающиеся в производстве сырого и промышленного продуктов части ренты и пропорциональны, тем количествам труда, которых стоил соответствующий продукт, то всё же примененные в сельском хозяйстве и промышленности капиталы, на которые распределяются, в качестве прибыли, эти части ренты (притом в промышленности — самостоятельно, а в сельском хозяйстве — по ставке прибыли, установившейся в промышленности), не стоят в том же отношении друг к другу, в каком находятся указанные количества труда и определяемые ими части ренты. Напротив, при равной величине частей ренты, приходящихся. на сырой и промышленный продукты, промышленный капитал будет больше сельскохозяйственного капитала на всю величину содержащейся в нем стоимости материала. А так как эта стоимость материала увеличивает промышленный капитал, на который исчисляется, в качестве прибыли, приходящаяся на него часть ренты, но не увеличивает самой прибыли, что ведет еще к понижению ставки прибыли, регулирующей также и прибыль в сельском хозяйстве, — то из той части ренты, которая приходится на сельское хозяйство, необходимо должен получаться остаток, не поглощаемый исчислением прибыли по этой ставке» (стр. 98–99) [Русский перевод, стр. 298–299].

Первая ложная предпосылка: если промышленный продукт и продукт земледельческий обмениваются по их стоимостям (т. е. в соответствии с требующимся для их производства рабочим временем), то они приносят своим владельцам равновеликие прибавочные стоимости, или равновеликие количества неоплаченного труда. Прибавочные стоимости не относятся друг к другу как стоимости соответствующих товаров.

Вторая ложная предпосылка: так как Родбертус уже предполагает норму прибыли (которую он окрестил «ставкой прибыли на капитал»), то неверна его предпосылка, будто товары обмениваются соответственно их стоимостям. Одна предпосылка исключает другую. Стоимости товаров должны уже видоизмениться, превратиться в средние цены или же находиться в непрерывном процессе такого видоизменения, чтобы могла установиться норма прибыли (общая). В этой общей норме выравниваются те особые нормы прибыли, которые в каждой сфере производства определяются отношением прибавочной стоимости к авансированному капиталу. Почему же, в таком случае, этого не бывает в земледелии? В этом-то и заключается вопрос. Но у Родбертуса даже постановка вопроса неправильна, так как он, во-первых, предполагает, что общая норма прибыли уже имеется налицо, а во-вторых, предполагает, что особые нормы прибыли (а следовательно, и различия между ними) не выравнены, т. е. что товары обмениваются по их стоимостям.

Третья ложная предпосылка: стоимость сырого материала не входит в земледелие. В действительности же затраты в виде семян и т. д. являются здесь составными частями постоянного капитала и учитываются фермером как таковые. В той мере, в какой земледелие становится просто одной из отраслей предпринимательства и капиталистическое производство водворяется в деревне, [468] в той мере, в какой земледелие производит на рынок, производит товары, предметы для продажи, а не для собственного потребления, — в такой же самой мере земледелие учитывает свои затраты и каждую их статью рассматривает как товар, независимо от того, покупает ли оно данный предмет у себя самого (т. е. в своем производстве) или у третьего лица. В той же самой мере, в какой товарами становятся продукты, становятся, естественно, товарами также и элементы производства, так как эти элементы представляют собой совершенно такие же продукты. Стало быть, так как пшеница, сено, скот, всякого рода семена и т. д. продаются как товары, причем существенное значение имеет именно продажа этих продуктов, а не использование их для непосредственного потребления, — то и в производство они тоже входят как товары; и фермер был бы круглым дураком, если бы не умел пользоваться деньгами как счетными деньгами. Однако первоначально это — всего лишь формальная сторона исчисления. Но в такой же мере развиваются и те условия, при которых тот или иной фермер покупает затрачиваемые им в производстве продукты — семена, чужой скот, удобрения, минеральные вещества и т. д., в то время как свой доход он продает; так что для отдельного фермера эти затраты входят в производство как затраты [не только по сути дела, но] и по форме, ибо они — купленные товары. (Теперь они уже всегда являются для фермера товарами, составными частями его капитала, и фермер считает их проданными самому себе как производителю, когда отдает их обратно производству in naturali^{8}.) И это положение вещей все больше вступает в силу по мере того, как земледелие развивается и конечный продукт все больше и больше производится на фабричный лад, соответственно капиталистическому способу производства.

Итак, неверно, будто здесь в промышленность входит такая часть капитала, которая не входит в земледелие.

Если, стало быть, согласно (ложной) предпосылке Родбертуса, «части ренты» (т. е. доли участия в прибавочной стоимости), приносимые земледельческим продуктом и промышленным продуктом, пропорциональны стоимостям этих продуктов; если, другими словами, промышленный продукт и продукт земледельческий, имеющие равновеликие стоимости, приносят своим владельцам равновеликую прибавочную стоимость, т. е. содержат равные количества неоплаченного труда, — то [даже при этой предпосылке] отнюдь не возникает какой-либо диспропорции из-за того, что в промышленность входит такая составная часть капитала (затрачиваемая на сырой материал), которая будто бы не входит в земледелие, так что, например, одинаковая прибавочная стоимость исчисляется-де в промышленности на капитал, увеличенный на эту составную часть, и потому дает уменьшенную норму прибыли. Ведь такая же составная часть капитала входит также и в земледелие. Следовательно, оставалось бы только решить вопрос: входит ли она в той же самой пропорции? Но тогда мы имели бы дело с чисто количественными различиями, тогда как г-н Родбертус пытается найти здесь «качественное» различие. Такие же количественные различия имеют место в различных промышленных сферах производства. Они выравниваются в общей норме прибыли. Почему же, в таком случае, не выравниваются различия между промышленностью и земледелием (если такие различия существуют)? Так как г-н Родбертус допускает участие земледелия в получении общей нормы прибыли, то почему же он не допускает участия земледелия в образовании этой общей нормы прибыли? Но тогда всей его теории пришел бы, разумеется, конец.

Четвертая ложная предпосылка: неверной и произвольной предпосылкой является то, что Родбертус износ машин и т. д., — эту одну из частей постоянного капитала, — включает в переменный капитал, т. е. в ту часть капитала, которая создает прибавочную стоимость и, в частности, определяет норму прибавочной стоимости, а сырой материал он сюда не включает. Эта ошибка в исчислении делается для того, чтобы можно было получить желаемый с самого начала результат исчисления.

Пятая ложная предпосылка: г-н Родбертус, коль скоро он хочет провести различие между земледелием и промышленностью, должен был бы знать, что тот элемент капитала, который состоит из машин, орудий, т. е. из основного капитала, целиком принадлежит промышленности. Этот элемент капитала, поскольку он в качестве элемента входит в тот или иной капитал, всегда входит только в постоянный капитал и не может увеличить прибавочную стоимость ни на грош. С другой стороны, он, как продукт промышленности, представляет собой результат определенной сферы производства. Его цена, или та часть стоимости, которую он составляет во всем капитале общества, выражает, следовательно, вместе с тем определенное количество прибавочной стоимости (совершенно так же, как это имеет силу для сырого материала). Этот элемент входит, правда, в земледельческий продукт, но получается он из промышленности. Если г-н Родбертус в своих расчетах рассматривает сырой материал как такой элемент капитала, который приходит в промышленность извне, то машины, орудия, сосуды, строения и т. д. он должен рассматривать как такой элемент капитала, который извне приходит в земледелие. И он должен был бы сказать: в промышленность входят только заработная плата и сырой материал (ибо основной капитал, поскольку он не состоит из сырого материала, есть продукт промышленности, ее собственный продукт); в земледелие же входят только заработная плата [469] и машины и т. д., т. е. основной капитал, ибо сырой материал, поскольку он не содержится в орудиях и т. д., есть продукт земледелия. В таком случае пришлось бы исследовать, какой получился бы расчет в промышленности после того, как в ней отпала одна «статья» издержек производства.

В-шестых. Совершенно верно, что в горную промышленность, рыболовство, охотничий промысел, лесное хозяйство (в той мере, в какой леса растут сами собой) и т. д. — одним словом, в добывающую промышленность (в добывание сырых продуктов, при котором не происходит воспроизводства in naturali) — сырой материал не входит, если не считать вспомогательных материалов. К земледелию это не относится.

Но не менее верно, что то же самое происходит в весьма крупной части промышленности, в транспортной промышленности. Здесь производятся затраты только на машины, вспомогательные материалы и заработную плату.

Наконец, не подлежит сомнению, что в других отраслях промышленности, говоря относительно, входят в производство только сырой материал и заработная плата, но не входят машины, основной капитал и т. д., — как это, например, имеет место в портняжном деле и т. д.

Во всех этих случаях величина прибыли, т. е. отношение прибавочной стоимости к авансированному капиталу, зависела бы не от того, состоит ли авансированный капитал — за вычетом переменной, или затраченной на заработную плату, части капитала — из машин или сырого материала или из обоих элементов вместе, а зависела бы от того, как велика эта часть капитала сравнительно с той его частью, которая затрачивается на заработную плату. В результате этого в различных сферах производства должны были бы существовать (независимо от модификаций, вызываемых обращением) различные нормы прибыли, выравнивание которых как раз и образует общую норму прибыли.

О чем г-н Родбертус смутно догадывается, так это об отличии прибавочной стоимости от ее специальных форм, в особенности от прибыли. Но он бьет мимо цели, потому что у него речь идет с самого начала только об истолковании одного определенного явления (земельной ренты), а не о раскрытии всеобщего закона.

Во всех отраслях производства имеет место воспроизводство; однако это связанное с производством воспроизводство совпадает с естественным воспроизводством только в земледелии, но не в добывающей промышленности. Поэтому в последней продукт в своей натуральной форме не становится снова элементом своего собственного воспроизводства {исключая те случаи, когда он фигурирует в виде вспомогательных материалов}.

Земледелие, скотоводство и т. д. отличает от других отраслей производства, во-первых, не то, что продукт становится здесь средством производства, ибо так дело обстоит и со всеми промышленными продуктами, не обладающими окончательной формой индивидуальных жизненных средств, а также и с обладающими этой формой, поскольку они становятся средствами производства самого производителя, который воспроизводит себя и сохраняет свою рабочую силу тем, что он их потребляет.

Во-вторых, продукты сельского хозяйства отличает и не то, что они входят в производство как товары, т. е. как составные части капитала; они входят в производство в том же виде, в каком выходят из него: они выходят из него как товары и входят в него снова как товары, — товар есть как предпосылка, так и результат капиталистического производства.

Таким образом, остается только третье отличие: они входят как средства своего собственного производства в тот процесс производства, продуктами которого они являются. Это имеет место также и у машин. Машина производит машину. Уголь помогает поднимать уголь из шахты, уголь перевозит уголь, и т. д. В земледелии это выступает как процесс природы, который направляется человеком, хотя этот процесс «немножечко» создает и самого человека. В других отраслях производства это выступает прямо как действие производства.

Но если г-н Родбертус на этом основании полагает, что земледельческие продукты не могут входить в воспроизводство как «товары» — ввиду той своеобразной формы, в какой они (технологически) входят в него в качестве «потребительных стоимостей», — то он находится на совершенно ложном пути и опирается, очевидно, на воспоминания о том времени, когда земледелие еще не было капиталистическим предприятием, когда только излишек продуктов земледелия над тем, что потреблялось самим производителем, становился товаром и когда эти продукты, поскольку они входили в производство, не являлись для земледелия товарами. Это — коренное непонимание того влияния, которое капиталистический способ производства оказывает на весь процесс производства. Для капиталистического производства всякий продукт, который имеет стоимость — который, стало быть, an sich^{9} есть товар, — также и учитывается как товар.

[6) Непонимание Родбертусом соотношения между средней ценой и стоимостью в промышленности и в земледелии. Закон средних цен]

Предположим, что, например, в горной промышленности постоянный капитал, состоящий только из машин, равен 500 ф. ст., а капитал, затрачиваемый на заработную плату, тоже равен 500 ф. ст.; тогда, если прибавочная стоимость составляет 40 %, т. е. 200 ф. ст., прибыль составляла бы 20 %.

Итак, в этом случае мы имеем:

Постоянный капитал (машины)..500

Переменный капитал..500

Прибавочная стоимость..200

Если бы в отраслях обрабатывающей промышленности (или также в отраслях земледелия), куда входит сырой материал, был затрачен такой же переменный капитал; если бы, далее, применение последнего (т. е. использование этого определенного числа рабочих) требовало машин и т. д. на 500 ф. ст., то здесь действительно прибавилась бы, в качестве третьего элемента, стоимость материала, скажем, тоже в 500 ф. ст. В этом случае мы имеем:

Постоянный капитал

Машины 500, Сырой материал 500

Итого 1 000

Переменный капитал..500

Прибавочная стоимость..200

Эти 200 ф. ст. прибавочной стоимости пришлось бы теперь исчислить на 1500 ф. ст., и это составило бы только 13¹/₃% Приведенный пример остается в силе, если в первом случае берется транспортная промышленность. Если же, напротив, во втором случае соотношение было бы таким, что машины стоят 100, а сырой материал — 400, то норма прибыли осталась бы той же.

[470] Г-н Родбертус воображает, следовательно, что, в то время как в земледелии затрачивается 100 на заработную плату плюс 100 на машины, в промышленности затрачивается 100 на машины, 100 на заработную плату и х на сырой материал. Схема имела бы такой вид:

I. Земледелие

Постоянный капитал (машины)..100

Переменный капитал..100

Прибавочная стоимость..50

Норма прибыли..⁵⁰/₂₀₀ = ¹/₄

II. Промышленность

Постоянный капитал (машины)..

Машины 100, Сырой материал..x

Итого. x+100

Переменный капитал..100

Прибавочная стоимость..50

Норма прибыли..⁵⁰/_200+x

Норма прибыли, следовательно, во всяком случае меньше, чем ¹/₄. Отсюда-де и возникает земельная рента в I.

Во-первых, это различие между земледелием и обрабатывающей промышленностью является воображаемым, не существующим; стало быть, оно не имеет никакого значения для той формы земельной ренты, которая определяет все другие ее формы.

Во-вторых, г-н Родбертус мог бы найти такое же различие между нормами прибыли в любых двух отдельных отраслях промышленности; это различие зависит от соотношения между величиной постоянного капитала и величиной переменного капитала, — от соотношения, которое, в свою очередь, опять-таки может определяться, но может и не определяться, вхождением сырого материала. В тех отраслях промышленности, куда входят и сырой материал и машины, стоимость сырого материала — стало быть, та относительная величина, которую он составляет во всем капитале, — естественно, имеет, как я показал раньше, очень важное значение[20]. К земельной ренте это не имеет ни малейшего отношения.

«Только в том случае, если стоимость сырого продукта падает ниже затраченного труда, возможно, что и в сельском хозяйстве вся часть ренты, приходящаяся на сырой продукт, поглощается прибылью, исчисляемой на капитал; ибо тогда эта часть ренты может настолько уменьшиться, что между ней и сельскохозяйственным капиталом, хотя в нем и отсутствует стоимость материала, все же создается такое же процентное отношение, какое существует между частью ренты, приходящейся на промышленный продукт, и промышленным капиталом, хотя в этом последнем и содержится стоимость материала; только в этом случае, следовательно, оказывается возможным, чтобы и в сельском хозяйстве не оставалось никакой ренты, кроме прибыли на капитал. Но поскольку существующий обмен, как правило, по крайней мере тяготеет к тому закону, согласно которому стоимость равняется затраченному труду, постольку и земельная рента, как правило, оказывается налицо; если же никакой земельной ренты не получается, а получается только прибыль на капитал, то это — не первоначальное состояние, как полагает Рикардо, а только ненормальность» (стр. 100) [Русский перевод, стр. 301–303].

Стало быть, если оставаться при вышеприведенном примере, то картина будет следующая (для большей наглядности мы лишь предположим, что сырой материал равен 100 ф. ст.):

I. Земледелие

Постоянный капитал (машины)..100

Переменный капитал..100

Прибавочная стоимость..50

Стоимость продукта..250

Цена продукта..233¹/₃

Прибыль..16²/₃

II. Промышленность

Постоянный капитал (машины)..

Машины 100, Сырой материал..100

Переменный капитал..100

Прибавочная стоимость..50

Стоимость продукта..350

Цена продукта..350

Прибыль..16²/₃ %

Здесь норма прибыли в земледелии и промышленности уравнялась бы, ничего не оставляя для земельной ренты, потому, что земледельческий продукт продается на 16²/₃ ф. ст. ниже своей стоимости. Даже если бы пример этот был настолько же верен, насколько он ошибочен для земледелия, то и в таком случае то обстоятельство, что стоимость сырого продукта падает «ниже затраченного труда», лишь соответствовало бы целиком и полностью закону средних цен. В действительности же следует объяснить, почему «в виде исключения» это отчасти не имеет места в земледелии и почему здесь вся прибавочная стоимость (или, по крайней мере, более крупная ее доля, чем в других отраслях производства; избыток над средней нормой прибыли) остается в цене продукта этой особой отрасли производства, а не идет в общий расчет при образовании общей нормы прибыли. Здесь видно, что Родбертус не знает, что такое норма прибыли (общая) и что такое средняя цена.

Чтобы выяснить этот закон средних цен, — что гораздо важнее, чем разбор взглядов Родбертуса, — возьмем пять примеров. Норму прибавочной стоимости мы принимаем везде одинаковой.

Нет никакой необходимости сравнивать товары, имеющие равновеликую стоимость; товары следует сравнивать лишь по их стоимости. Ради упрощения здесь сравниваются товары, произведенные равновеликими капиталами.

[471]

Здесь мы имеем в категориях I, II, III, IV и V (это — пять различных сфер производства) товары, стоимости которых составляют соответственно 1100, 1200, 1300, 1150 и 1250 ф. ст. Таковы были бы те денежные цены, по которым эти товары обменивались бы в том случае, если бы они обменивались по своим стоимостям. Во всех этих сферах производства авансированный капитал имеет одинаковую величину — 1000 ф. ст. Если бы эти товары обменивались по их стоимостям, то норма прибыли была бы для I лишь 10 %, для II вдвое выше — 20 %, для III — 30 %, для IV — 15 %, для V — 25 %. Если сложить эти отдельные нормы прибыли, то их сумма будет равна 10 % + 20 % + 30 % + 15 % + 25 %, стало быть, будет равна 100 %.

Если рассматривать весь авансированный капитал во всех пяти сферах производства, то одна часть его (I) даст 10 %, другая часть (II) — 20 % и т. д. Прибыль, которую весь капитал дает в среднем, равна той средней величине, которую дают эти пять частей. А это составляет:

^{100 (совокупная сумма норм прибыли)} / _{5 (число различных норм прибыли)}

т. е. 20 %. И, действительно, мы находим, что 5000 ф. ст. капитала, авансированного в пяти сферах, дают прибыль, равную 100 + 200 + 300 + 150 +250 — 1000, т. е. дают 1000 на 5000, что составляет ¹/₅, или 20 %. Точно так же, если мы сосчитаем стоимость совокупного продукта, то она составит 6000 ф. ст.; избыток же над 5000 ф. ст. авансированного капитала равен 1000 ф. ст., или 20 % по отношению к авансированному капиталу; по отношению же ко всему продукту это составит ¹/₆, или 16²/₃%. (Это опять-таки еще другой расчет.)

Так вот, для того чтобы каждый из авансированных капиталов (I, II, III и т. д.), или, что то же самое, равновеликие капиталы, либо же капиталы, рассматриваемые лишь в отношении их величины, т. е. только под углом зрения той пропорции, в какой они представляют собой части авансированного совокупного капитала, — чтобы каждый из этих капиталов действительно получал свою долю из прибавочной стоимости, приходящейся на совокупный капитал, — для этого на каждый из них может выпасть только 20 % прибыли, но именно столько и должно с необходимостью [472] выпадать на его долю. А для того чтобы это было возможно, продукты различных сфер должны продаваться то выше своей стоимости, то в большей или меньшей степени ниже своей стоимости. Другими словами, совокупная прибавочная стоимость должна быть распределена между ними не пропорционально тому, сколько производится прибавочной стоимости в каждой отдельной сфере производства, а пропорционально величине авансированных капиталов. Все сферы производства должны продавать свой продукт за 1200 ф. ст., чтобы таким образом избыток стоимости продукта над авансированным капиталом был равен ¹/₅ последнего, т. е. 20 %.

В результате этого распределения у нас получается следующее [см. таблицу на стр. 66].

Здесь мы видим, что лишь в одном случае (II) средняя цена равна стоимости товара, так как прибавочная стоимость случайно равна здесь нормальной средней прибыли в 200. Во всех других случаях от одного товара отнимается и к другому добавляется то больше, то меньше прибавочной стоимости, и т. д.

Если г-н Родбертус должен был что-либо показать, так именно то, почему в сельском хозяйстве этого не происходит, почему там товар должен продаваться по своей стоимости, а не по средней цене.

Действие конкуренции состоит в выравнивании прибылей, т. е. в сведении стоимостей товаров к средним ценам. Подобно тому как отдельный капиталист, по словам г-на Мальтуса, ожидает получения прибыли в равной мере от каждой части своего капитала[21] — а это, другими словами, означает только то, что каждую часть капитала (независимо от ее органической функции) капиталист рассматривает как самостоятельный источник прибыли, что таким источником ему представляется каждая часть капитала, — точно так же каждый капиталист, по отношению к классу капиталистов, рассматривает свой капитал как источник такой же по величине прибыли, какую приносит всякий другой капитал равной величины; т. е. каждый капитал в отдельной сфере производства рассматривается лишь как часть совокупного капитала, авансированного на совокупное производство; каждый капитал притязает на свою долю в совокупной прибавочной стоимости — в совокупной массе неоплаченного труда или продуктов неоплаченного труда — пропорционально своей величине, своей акции, пропорционально той доле, которую он составляет в совокупном капитале. Эта видимость укрепляет у капиталиста, которому вообще все в конкуренции представляется в превратном виде, — и не только у него, но и у некоторых из его преданнейших фарисеев и книжников — то представление, будто капитал есть не зависящий от труда источник дохода, поскольку действительно прибыль на капитал в каждой отдельной сфере производства отнюдь не определяется тем лишь количеством неоплаченного труда, которое данный капитал сам «производит»; эта прибыль попадает в общий котел массы прибыли, откуда отдельные капиталисты получают свои доли пропорционально своим долям участия в совокупном капитале.

Итак, у Родбертуса — нелепость. Мимоходом надо еще заметить, что в некоторых отраслях сельского хозяйства — как, например, в самостоятельном скотоводстве — переменный капитал, т. е. капитал, затрачиваемый на заработную плату, чрезвычайно незначителен по сравнению с постоянной частью капитала.

[Родбертус говорит:]

«Арендная плата по своей природе всегда есть земельная рента» (цит. соч., стр. 113).

Неверно. Аренда всегда уплачивается земельному собственнику; вот и всё. Но если, как это очень часто бывает на практике, она представляет собой, частью или целиком, вычет из нормальной прибыли или из нормальной заработной платы {действительная прибавочная стоимость, т. е. прибыль плюс рента, никогда не является вычетом из заработной платы, она есть та часть продукта труда рабочего, которая остается после вычета заработной платы из этого продукта}, — то, с экономической точки зрения, она не есть земельная рента, и это тотчас же доказывается практикой, как только [473] условия конкуренции восстанавливают нормальную заработную плату и нормальную прибыль.

Итак, в средних ценах, к которым конкуренция постоянно стремится свести стоимости товаров, имеет место, за исключением случая II в вышеприведенной таблице, постоянное добавление к стоимости, по отношению к продукту одной сферы производства, и постоянный вычет из стоимости, по отношению к продукту другой, и только этим путем и получается общая норма прибыли. У товаров той отдельной сферы производства, где отношение переменного капитала к совокупной сумме авансированного капитала {норма прибавочного труда предположена данной, одинаковой} соответствует среднему отношению общественного капитала, стоимость равна средней цене — здесь, стало быть, не имеет моста ни добавление к стоимости, ни вычет из стоимости. Если же вследствие особых условий, которые не подлежат здесь разбору, в рамках определенных сфер производства стоимость товаров, — несмотря на то, что она превышает среднюю цену, — не претерпевает вычета (в среднем, а не в виде временного явления), то это удерживание всей прибавочной стоимости в той или иной особой сфере производства, — имеющее место несмотря на то, что оно повышает [реализованную] стоимость товара над средней ценой и поэтому дает большую, нежели средняя, норму прибыли, — следует рассматривать как привилегию таких сфер производства. Как особенность, как исключение здесь приходится рассматривать и объяснять не то, что средняя цена товаров опускается ниже их стоимости — это есть общее явление и необходимая предпосылка выравнивания, — а то, почему данные товары, в отличие от других товаров, продаются как раз по их стоимости, превышающей среднюю цену.

Средняя цена товара равна его издержкам производства (авансированному в нем капиталу, будь то в форме заработной платы, сырого материала, машин или чего-нибудь иного) плюс средняя прибыль. Стало быть, если [дана средняя норма прибыли] (в вышеприведенном примере средняя прибыль составляет 20 %, т. е. ¹/3), то средняя цена каждого товара равна К (авансированному капиталу) плюс ^П/_К (средняя норма прибыли). Если К + ^П/_К равно стоимости этого товара, т. е. если произведенная в этой сфере производства прибавочная стоимость М равна П, то стоимость товара равна его средней цене. Если К + ^П/_К меньше, чем стоимость товара, если, стало быть, произведенная в этой сфере прибавочная стоимость М больше П, то [реализованная] стоимость товара опускается до его средней цены, и часть его прибавочной стоимости добавляется к стоимости других товаров. Наконец, если К + ^П/_К больше, чем стоимость товара, т. е. если М меньше П, то [реализованная] стоимость товара поднимается до его средней цены, и к [имманентной] стоимости данного товара добавляется прибавочная стоимость, произведенная в других сферах производства. Наконец, если существуют такие товары, которые продаются по их стоимости, хотя их стоимость больше, чем К + ^П/К, или такие товары, [реализованная] стоимость которых опускается по крайней мере не в такой степени, чтобы они могли быть сведены к их нормальной средней цене К + ^П/К, то здесь должны действовать особые условия, обеспечивающие этим товарам исключительное положение. В этом случае реализованная в таких сферах производства прибыль стоит выше общей нормы прибыли. Если капиталист получает здесь общую норму прибыли, то земельный собственник может получить добавочную прибыль в форме земельной ренты.

[7) Ошибки Родбертуса в вопросе о факторах, определяющих норму прибыли и норму земельной ренты]

[б) Второе положение Родбертуса]

«II) Если при данной стоимости продукта дана высота ренты вообще, то высота земельной ренты и, соответственно, высота прибыли на капитал находятся в обратном отношении как друг к другу, так и к соответственной производительности труда в производстве сырья и в производстве промышленных изделий. Чем выше или ниже земельная рента, тем ниже или выше прибыль на капитал, и наоборот; чем выше или ниже производительность труда в производстве сырья или промышленных изделий, тем ниже или выше земельная рента или прибыль на капитал, и, следовательно, — если поменять местами прибыль на капитал и земельную ренту — тем выше или ниже прибыль на капитал или земельная рента» (стр. 116) [Русский перевод, стр. 307].

Сперва мы имели (в пункте I) рикардовское положение о том, что заработная плата и прибыль находятся в обратном отношении друг к другу.

Теперь мы имеем второе рикардовское положение — иначе сплетенное, или, вернее, спутанное Родбертусом, — что прибыль и рента находятся друг к другу в обратном отношении.

Совершенно ясно, что, если данная прибавочная стоимость делится между капиталистом и земельным собственником, то доля одного тем больше, чем меньше доля другого, и vice versa^{10}. Но г-н Родбертус вносит сюда еще и кое-что от себя, и это кое-что следует разобрать подробнее.

Прежде всего, г-н Родбертус рассматривает, как некое новое открытие, то положение, что прибавочная стоимость вообще {«та стоимость продукта труда, которая подлежит разделу в качестве ренты вообще»}, т. е. совокупная выжатая капиталистами прибавочная стоимость, «состоит из стоимости сырого продукта плюс стоимость промышленного продукта» (стр. 120) [Русский перевод, стр. 310].

Сперва г-н Родбертус повторяет нам снова свое «открытие» относительно отсутствия «стоимости материала» в [476] земледелии. На сей раз это дается в виде следующего словесного потока:

«Та часть ренты, которая приходится на промышленный продукт и которая определяет ставку прибыли на капитал, исчисляется в качестве прибыли не только на капитал, действительно затраченный на изготовление этого продукта, но также и на всю стоимость сырого продукта, тоже фигурирующую, в виде стоимости материала, в предпринимательском фонде фабриканта; но такая стоимость материала отсутствует для той части ренты, которая приходится на сырой продукт и из которой вычитается прибыль на затраченный в производстве сырья капитал, исчисленная соответственно данной в промышленности ставке прибыли» (конечно! соответственно данной ставке прибыли), «а остаток образует земельную ренту» (стр. 121) [Русский перевод, стр. 311].

Мы повторяем: нет, не отсутствует!

Допустим, — чего г-н Родбертус не доказал и при своем ходе мысли доказать не может, — что существует земельная рента, что, следовательно, определенная часть прибавочной стоимости сырого продукта достается земельному собственнику.

Далее, допустим, что

«при данной стоимости продукта высота ренты вообще» (норма прибавочной стоимости) «тоже дана» (стр. 121) [Русский перевод, стр. 310].

Это означает, что, например, в товаре стоимостью в 100 ф. ст. определенная часть, скажем половина, т. е. 50 ф. ст., составляет неоплаченный труд; эта половина образует, следовательно, тот фонд, из которого оплачиваются все подразделения прибавочной стоимости — рента, прибыль и т. д. В таком случае совершенно очевидно, что при дележе этих 50 ф. ст. один из участников дележа получает тем больше, чем меньше получает другой, и vice versa, или что прибыль и земельная рента находятся в обратном отношении друг к другу. Спрашивается теперь, что же определяет разделение прибавочной стоимости на эти две части?

Во всяком случае остается верным, что доход предпринимателя (будь он сельский хозяин или фабрикант) равен той прибавочной стоимости, которую предприниматель извлек из продажи произведенного продукта (выжав эту прибавочную стоимость из рабочих в своей сфере производства), и что земельная рента (там, где она не получается прямо из промышленного продукта, как в случае с водопадом, продаваемым промышленнику; последнее относится также и к ренте с жилых домов и т. д., ибо дома не являются ведь сырым продуктом), — что земельная рента проистекает только из добавочной прибыли (из той части прибавочной стоимости, которая не входит в общую норму прибыли), содержащейся в сырых продуктах и уплачиваемой арендатором земельному собственнику.

Совершенно верно, что, если стоимость сырого продукта повышается [или понижается], то в отраслях промышленности, применяющих сырой материал, норма прибыли будет падать или повышаться в обратном отношении к стоимости сырого продукта. Если стоимость хлопка удваивается, то при данной заработной плате и данной норме прибавочной стоимости норма прибыли понизится, как это показано мною раньше на одном конкретном примере[22]. Но то же самое имеет место и в земледелии. Если урожай плох, а производство должно продолжаться в прежних размерах (мы здесь принимаем, что товары продаются по их стоимости), то более значительная часть совокупного продукта или его стоимости должна была бы быть возвращена земле, и после вычета заработной платы — при условии, что последняя остается неизменной, — менее значительная часть продукта составила бы прибавочную стоимость арендатора; следовательно, и меньшее количество стоимости останется для распределения между ним и земельным собственником. Хотя единица продукта и имела бы более высокую стоимость, чем прежде, все же не только остающееся количество продукта, но и остающаяся доля стоимости была бы меньше. Нечто иное происходит тогда, когда вследствие [возросшего] спроса продукт продается выше его стоимости и притом настолько выше, что меньшее количество продукта имеет теперь более высокую цену, чем прежде имело большее количество его. Однако это противоречит принятому нами предположению, что продукты продаются по их стоимости.

Допустим противоположный случай. Сбор хлопка удвоился, и та часть его, которая непосредственно возвращается земле, — например, в виде удобрения и семян, — стоит меньше, чем прежде. В этом случае та часть стоимости, которая, после вычета заработной платы, остается у возделывателя хлопка, — больше, чем она была прежде. Норма прибыли повысилась бы в хлопководстве так же, как она повысилась бы в хлопчатобумажной промышленности. Конечно, совершенно верно, что та содержащаяся в одном аршине ситца часть стоимости, которая приходится на сырой продукт, была бы теперь меньше, чем прежде, а та часть, которая приходится на стоимость обработки этого сырья, была бы больше, чем прежде. Предположим, что аршин ситца стоит 2 шилл., если стоимость содержащегося в нем хлопка равна 1 шилл. Если теперь цена хлопка падает с 1 шилл. до 6 пенсов (а это, при предположении, что стоимость хлопка равна его цене, возможно только потому, что хлопководство стало производительнее), то стоимость аршина ситца равняется 18 пенсам. Она упала на ¹/₄, т. е. на 25 %. Но там, где возделыватель хлопка продавал прежде 100 фунтов по 1 шилл., он теперь должен продавать 200 фунтов по 6 пенсов. Прежде стоимость всего хлопка была равна 100 шилл.; теперь она тоже равна 100 шилл. Хотя хлопок составлял прежде более значительную часть стоимости продукта, производитель хлопка за свой хлопок, приносивший ему 100 шилл. при цене 1 шилл. за фунт, получал прежде только 50 арш. ситца; теперь он (даже если бы одновременно с этим в хлопководстве понизилась норма прибавочной стоимости) получает за свои 100 шилл., продавая фунт хлопка по 6 пенсов, 66²/₃ арш.

Если предположить, что товары продаются по их стоимостям, то неверно, что доход производителей, участвующих в производстве продукта, находится в необходимой зависимости от того, какие составные части стоимости [477] образуют их продукты в совокупной стоимости продукта.

Предположим, что стоимость совокупного продукта в одной отрасли составляет 300 ф. ст., в другой — 900 ф. ст., в третьей — 1800 ф. ст.; при этом берутся всякого рода промышленные товары, включая и машины.

Если бы было верно, что пропорция, в которой стоимость всего продукта делится между стоимостью сырого продукта и стоимостью промышленного продукта, определяет ту пропорцию, в которой прибавочная стоимость — рента, как говорит Родбертус, — делится на прибыль и земельную ренту, то это должно было бы быть верно также и для тех продуктов различных сфер производства, в которых сырой материал и промышленный продукт участвуют в различных пропорциях.

Если из стоимости в 900 ф. ст. на промышленный продукт приходится 300 ф. ст. и на сырой продукт — 600 ф. ст.; если 1 ф. ст. = 1 рабочему дню; если, далее, дана норма прибавочной стоимости, например 2 часа на 10 при 12-часовом нормальном рабочем дне, — то в 300 ф. ст. [промышленного продукта] содержится 300 рабочих дней, а в 600 ф. ст. [сырого продукта] — вдвое больше (2 х 300). Сумма прибавочной стоимости в первом продукте равна 600 часам, во втором — 1200 часам. Это означает только то — и ничего больше, — что при данной норме прибавочной стоимости величина последней зависит от числа рабочих, т. е. от числа одновременно занятых рабочих. Так как, далее, предположено (но не доказано), что из прибавочной стоимости, входящей в стоимость земледельческих продуктов, одна часть достается земельному собственнику в качестве земельной ренты, то из этого должно было бы следовать, далее, что, действительно, величина земельной ренты возрастает в такой же пропорции, в какой возрастает стоимость земледельческого продукта сравнительно с «промышленным продуктом».

В вышеприведенном примере земледельческий продукт относится к промышленному продукту как 2:1, как 600:300. Предположим теперь, что это отношение равно 300:600. Так как земельная рента зависит от прибавочной стоимости, содержащейся в земледельческом продукте, то ясно, что если прибавочная стоимость в первом случае равна 1200 часам, а во втором случае — только 600 часам, то земельная рента, раз она составляет определенную часть этой прибавочной стоимости, в первом случае должна быть больше, чем во втором. Другими словами: чем большую часть стоимости земледельческий продукт составляет в стоимости всего продукта, тем больше приходящаяся на земледельческий продукт доля прибавочной стоимости всего продукта, так как в каждой части стоимости продукта содержится определенная доля прибавочной стоимости, и чем больше та доля прибавочной стоимости всего продукта, которая приходится на земледельческий продукт, тем больше земельная рента, так как в земельной ренте представлена определенная пропорциональная часть прибавочной стоимости земледельческого продукта.

Предположим, что земельная рента равна ¹/₁₀ прибавочной стоимости, произведенной в земледелии; тогда земельная рента равна 120 часам, если стоимость земледельческого продукта составляет 600 ф. ст. (из совокупной стоимости в 900 ф. ст.), и только 60 часам, если она составляет 300 ф. ст. Таким образом, величина земельной ренты, действительно, изменялась бы вместе с величиной стоимости земледельческого продукта, а стало быть, также и вместе с относительной величиной стоимости земледельческого продукта по сравнению с продуктом промышленности. Но «высота» земельной ренты и прибыли, — т. е. их норма, — не имела бы к этому абсолютно никакого отношения. В первом случае стоимость продукта равна 900 ф. ст., из которых 300 ф. ст. — продукт промышленности и 600 ф. ст. — земледельческий продукт. Из этой суммы 600 часов прибавочной стоимости приходятся на продукт промышленности и 1200 часов — на земледельческий продукт. Всего 1800 часов. Из них на земельную ренту падает 120 часов, на прибыль — 1680 часов. Во втором случае стоимость продукта равна 900 ф. ст.; из них 600 ф. ст. — продукт промышленности и 300 ф. ст. — земледельческий продукт. Следовательно, на промышленность приходится прибавочная стоимость в 1200 часов, а на земледелие — в 600 часов. Всего 1800 часов. Из этой суммы на земельную ренту приходится 60 часов; на прибыль же падает — 1200 часов в промышленности и 540 часов в земледелии, всего — 1740 часов. Во втором случае продукт промышленности (по стоимости) вдвое больше земледельческого продукта, в первом случае — наоборот. Во втором случае земельная рента равна 60 часам; в первом — 120 часам: она просто возросла в той же пропорции, в какой возросла стоимость земледельческого продукта. Во сколько раз возросла эта последняя величина, во столько же раз возросла и величина земельной ренты. По отношению к совокупной прибавочной стоимости (равной 1800 часам) земельная рента в первом случае составляет ¹/₁₅ а во втором ¹/₃₀.

Если здесь вместе с величиной приходящейся на земледельческий продукт части стоимости повышается и величина земельной ренты, а вместе с этой ее величиной также и ее пропорциональная доля в совокупной прибавочной стоимости; если, стало быть, доля прибавочной стоимости, достающаяся земельной ренте, повышается также и по сравнению с той ее долей, которая достается прибыли, — то это имеет место только потому, что Родбертус предполагает, будто земельная рента свою долю из прибавочной стоимости земледельческого продукта получает в виде определенной пропорции. Так оно, конечно, и должно получиться, раз этот факт дан или предположен. Но само по себе это отнюдь не вытекает из того вздора, который Родбертус снова преподносит нам относительно «стоимости материала» и который я привел выше, на странице 476, в самом ее начале^{11}.

Что же касается высоты земельной ренты, то она и не возрастает по отношению к [прибавочной стоимости, содержащейся в том] продукте, откуда земельная рента получает свою долю, ибо это отношение составляет по-прежнему ¹/₁₀. Величина земельной ренты возрастает потому, что возрастает этот продукт, а так как при отсутствии роста «высоты» земельной ренты ее величина все же возрастает, то — в сравнении с количеством [совокупной] прибыли или с той долей, которую эта прибыль составляет в [478] стоимости всего совокупного продукта, — возрастает и «высота» ренты. Так как предположено, что ренту теперь приносит более значительная часть стоимости совокупного продукта, что более значительная часть прибавочной стоимости стала способной к превращению в ренту, то естественно, что та часть прибавочной стоимости, которая превращена в ренту, увеличилась. Все это не имеет абсолютно никакого отношения к «стоимости материала». А утверждение Родбертуса, что

«большая рента» оказывается вместе с тем и «более высокой», «так как площадь земли, — или число моргенов, на какое исчисляется эта увеличившаяся земельная рента, — осталась без изменения и, следовательно, на каждый морген приходится большая сумма стоимости» (стр. 122) [Русский перевод, стр. 312], —

такое утверждение нелепо. Это значит — измерять «высоту» ренты с помощью такого «масштаба», при котором трудность самого вопроса обходится.

Нам следовало бы несколько видоизменить приведенный выше пример — ведь мы еще не знаем, что такое рента. Если бы для земледельческого продукта мы оставили такую же норму прибыли, как и для продукта промышленного, прибавим только ¹/₁₀ для земельной ренты, то дело приняло бы иной вид, и яснее стало бы, что собственно требуется [для разрешения проблемы], так как предпосылкой служит наличие одной и той же нормы прибыли.

Земельная рента в случае II вдвое больше, чем в I, так как та часть стоимости [совокупного] продукта, к которой она присосалась, как вошь, — а именно, земледельческий продукт, — здесь больше по сравнению с промышленным продуктом. Масса прибыли в обоих случаях остается одной и той же — 1800 часов. [Земельная же рента составляет] в первом случае ¹/₃₁, во втором — ¹/₁₆ совокупной прибавочной стоимости.

Если Родбертус во что бы то ни стало хочет «стоимость материала» поставить в счет исключительно только промышленности, то ему прежде всего надлежало бы взвалить исключительно на земледелие ту часть постоянного капитала, которая состоит из машин и т. д. Эта часть капитала входит в земледелие как доставленный ему промышленностью продукт, как «промышленный продукт», который служит средством производства для выращивания «сырого продукта».

Что касается промышленности, то та часть стоимости машин, которая состоит из «сырого материала», уже дебитована промышленности под рубрикой «сырье», или «стоимость материала», ибо здесь идет речь о расчете между двумя фирмами, Эта часть, следовательно, не может быть записана дважды. Другая часть стоимости машин, применяемых в промышленности, состоит из присоединенного «промышленного труда» — прошлого и настоящего, а этот последний распадается на заработную плату и прибыль (оплаченный труд и неоплаченный труд). Таким образом, авансированная здесь часть капитала (кроме той его части, которая содержится в сыром материале машин) состоит [как это может показаться] только из заработной платы и, следовательно, увеличивает не только сумму авансированного капитала, но и массу прибавочной стоимости, которая должна исчисляться на этот авансированный капитал, — стало быть, увеличивает прибыль.

(Неправильность, допускаемая при подобного рода расчете, состоит всегда [в непонимании того], что, хотя, например, износ машин или инструментов, содержащийся в самой машине, в ее стоимости, и может быть в конечном счете сведен к труду, — будь то труд, содержащийся в сыром материале, или труд, превративший сырой материал в машину и т. д., — все же этот прошлый труд никогда больше не входит ни в прибыль, ни в заработную плату, а функционирует, — поскольку необходимое для воспроизводства рабочее время не изменилось, — уже только как произведенное условие производства; какова бы ни была потребительная стоимость этого условия производства в процессе труда, оно в процессе образования стоимости фигурирует лишь как стоимость постоянного капитала. Это очень важно и уже выяснено мною при исследовании вопроса об обмене постоянного капитала и дохода^{12}. Но, кроме того, это следует еще подробнее развить в отделе о накоплении капитала.)

Что же касается, напротив, земледелия, т. е. простого производства сырья, или так называемой первичной отрасли производства, то при взаимном расчете между фирмой «первичная отрасль производства» и фирмой «обрабатывающая промышленность» та входящая в земледелие часть стоимости капитала, которая представляет машины, орудия и т. д. и является частью постоянного капитала, никоим образом не может рассматриваться иначе, как в качестве такой статьи, которая входит в земледельческий капитал, но не увеличивает производимой последним прибавочной стоимости. Если земледельческий труд, вследствие применения машин и т. д., становится производительнее, то возрастание его производительности будет тем меньше, чем выше цена этих машин и т. д. Потребительная стоимость машин, а не их стоимость, — вот что увеличивает производительность земледельческого труда, как и всякого другого труда. Кроме того, можно было бы точно так же сказать, что производительность промышленного труда обусловлена прежде всего наличием сырья и его свойствами. Но здесь опять-таки потребительная стоимость сырья, а не его стоимость, является условием производства для промышленности. Стоимость представляет собой скорее отрицательную сторону. Следовательно, [479] mutatis mutandis^{13}, к [применяемым в земледелии] машинам и т. д. относится буквально то же самое, что г-н Родбертус говорит о «стоимости материала» по отношению к промышленному капиталу:

«Например, в тот труд, который затрачен на особый продукт, каким является пшеница или хлопок, не может входить затрата труда, приходящаяся на долю плуга или джина^{14} как машин» (а также затраты труда, приходящиеся на водосточную канаву или на конюшню). «Напротив, стоимость машины, или машинная стоимость, все же фигурирует в составе той суммы капитала, на которую владелец исчисляет, в качестве прибыли, часть ренты, приходящуюся на сырой продукт» (ср. у Родбертуса стр. 97) [Русский перевод, стр. 298][23].

Другими словами: та часть стоимости пшеницы и хлопка, которая представляет стоимость изношенного плуга или джина, не есть результат труда по вспашке земли или по отделению волокон хлопка от его семян, а есть результат того труда, которым были произведены плуг или джин. Эта составная часть стоимости входит в земледельческий продукт, хотя она и не произведена в земледелии. Земледелие для нее — только промежуточная стадия, ибо посредством этой части стоимости земледелие лишь возмещает изношенные плуги и джины новыми, которые оно покупает у машиностроителя.

Эти применяемые в земледелии машины, орудия, постройки и другие промышленные продукты состоят из двух частей: 1) из сырья для этих промышленных продуктов [и 2) из труда, приложенного к сырью].

Хотя это сырье составляет продукт земледелия, однако оно является той частью земледельческого продукта, которая никогда не входит ни в заработную плату, ни в прибыль. Даже если бы в земледелии никаких капиталистов не существовало, все же земледелец, как и прежде, не мог бы записать на свой счет эту часть своего продукта в качестве заработной платы. В самом деле, он должен был бы даром отдать ее фабриканту машин, чтобы тот изготовил для него из нее машину, и, кроме того, должен был бы оплатить присоединенный к этому сырью труд (= заработной плате + прибыль). В действительности так оно и происходит. Машиностроитель покупает сырье, но это сырье приходится обратно выкупать сельскому хозяину при покупке им машины. Следовательно, это то же самое, как если бы сельский хозяин ничего не продал машиностроителю, а только одолжил бы ему сырье, чтобы тот придал сырью форму машины. Таким образом, та часть стоимости применяемых в земледелии машин, которая сводится к сырью, — хотя она и представляет собой продукт земледельческого труда и является частью созданной этим трудом стоимости, — принадлежит все же производству, а не производителю, и потому фигурирует у последнего в числе его издержек, как и семена. Другая же часть, представляющая вложенный в машины промышленный труд, есть «промышленный продукт», который в качестве средства производства входит в земледелие совершенно так же, как сырье в качестве средства производства входит в обрабатывающую промышленность.

Итак, если верно, что фирма «производство сырья» доставляет фирме «обрабатывающая промышленность» «стоимость материала», которая входит как отдельная статья в сумму капитала фабриканта, то не менее верно и то, что фирма «обрабатывающая промышленность» доставляет фирме «производство сырья» стоимость машин, которая целиком (включая часть, состоящую из сырья) входит в сумму капитала фермера, хотя эта «составная часть стоимости» и не приносит фермеру прибавочной стоимости. Именно по этой причине в high agriculture^{15}, как это называют англичане, норма прибыли оказывается менее высокой, чем в примитивном земледелии, хотя в нервом норма прибавочной стоимости выше.

Одновременно с этим г-н Родбертус мог бы почерпнуть здесь разительное доказательство того, как безразлично для существа затраты капитала то обстоятельство, возмещается ли часть стоимости продукта, вкладываемая в постоянный капитал, in natura и только учитывается как товар — как денежная стоимость, — или же она действительно была отчуждена и прошла через процесс купли и продажи. Если бы, например, производитель сырья отдал даром машиностроителю содержащиеся в покупаемой у него машине железо, медь, дерево и т. д., так что машиностроитель поставил бы ему в счет при продаже машины только присоединенный труд и износ своей собственной машины, то покупаемая машина обошлась бы сельскому хозяину как раз в такую же сумму, в какую она обходится ему теперь, и та же составная часть стоимости, фигурировала бы в его производстве как постоянный капитал, как затрата, — подобно тому как совершенно безразлично, продает ли крестьянин свой урожай целиком и на ту часть его стоимости, которая представляет семена (сырой материал), покупает семена на стороне, — скажем, для того чтобы произвести столь полезную смену сорта семян и таким путем избежать вырождения растений в результате постоянного размножения одного и того же сорта, — или же он непосредственно удерживает из своего продукта ту долю, в которой представлена эта составная часть стоимости, и возвращает ее земле.

Но г-н Родбертус, чтобы сконструировать свой расчет, неверно характеризует состоящую из машин часть постоянного капитала.

Второй пункт, подлежащий рассмотрению при разборе второго положения г-на Родбертуса, состоит в следующем:

У г-на Родбертуса речь идет о тех промышленных и земледельческих продуктах, из которых состоит доход, а это означает нечто совсем иное, чем те промышленные и земледельческие продукты, из которых состоит совокупный годовой продукт. Даже если бы по отношению к совокупному годовому продукту и было правильно сказать, что, после того как из него вычтена вся та часть земледельческого капитала, которая состоит из машин и т. д., [480] а также та часть земледельческого продукта, которая непосредственно возвращается земледельческому производству, — что после вычета обеих этих частей распределение прибавочной стоимости между фермером и промышленником (а стало быть, также и распределение достающейся фермеру прибавочной стоимости между самим фермером и земельным собственником) должно определяться величиной тех долей, которые имеют в совокупной стоимости продуктов промышленность и земледелие; даже если бы все это и было правильно, то еще большой вопрос, верно ли это тогда, когда речь идет о продуктах, составляющих общественный фонд дохода. Доход (здесь исключается та его часть, которая, в свою очередь, превращается в новый капитал) состоит из продуктов, входящих в индивидуальное потребление, и тут-то возникает вопрос, сколько из этого общего котла извлекают промышленники, фермеры и земельные собственники. Определяется ли каждая из этих частей той долей, которую промышленность и производство сырья имеют в стоимости продуктов, составляющих доход? Другими словами, определяется ли она теми долями, на которые делится между земледельческим трудом и промышленным трудом стоимость всего продукта, составляющего доход?

Та масса продуктов, из которой состоит доход, исключает, как я показал раньше^{16}, все те продукты, которые входят в производство в качестве орудий труда (машин), вспомогательных материалов, полуфабрикатов и сырья для этих последних и которые составляют часть годового продукта труда. Она исключает не только постоянный капитал, применяемый в производстве сырья, но также и постоянный капитал машиностроителей и весь тот постоянный капитал фермеров и [промышленных] капиталистов, который, хотя он и входит в процесс труда, не входит в процесс образования стоимости. Затем она исключает не только постоянный капитал, по также и те не входящие в индивидуальное потребление продукты, которые представляют доход их производителей и которые, для возмещения использованного постоянного капитала, входят в капитал производителей продуктов, потребляемых как доход.

Масса продуктов, потребляемая как доход и образующая на деле ту часть богатства, которая составляет доход как по своей потребительной стоимости, так и по меновой стоимости, — эта масса продуктов, как я показал раньше^{17}, может рассматриваться как состоящая только из вновь присоединенного (в течение года) труда, почему она и сводится только к доходу, т. е. к заработной плате и прибыли (последняя, в свою очередь, распадается на [остающуюся у капиталиста] прибыль, ренту, налоги и т. д.), причем ни одна частица этой массы не содержит ни стоимости входящего в производство сырья, ни стоимости входящего в производство износа машин или вообще средств труда. Стало быть, если мы (оставляя совершенно без внимания производные формы дохода, ибо они показывают только, что владелец дохода уступает свою долю в упомянутой массе продуктов другому, будь то за услуги и т. д. или в уплату долга и т. д.) рассмотрим этот доход и предположим, что заработная плата составляет ¹/₃ дохода, прибыль — ¹/₃ и земельная рента — ¹/₃, а продукт по своей стоимости равен 90 ф. ст., то каждый из представителей этих видов дохода сможет из общей массы извлекать продуктов на 30 ф. ст.

Так как масса продуктов, образующая доход, состоит только из вновь присоединенного (присоединенного в течение года) труда, то кажется, что дело обстоит весьма просто: если земледельческий труд входит в эту массу продуктов в размере ²/₃, а промышленный труд — в размере ¹/₃, то промышленники и сельские хозяева делят между собой данную стоимость соответственно этому отношению. Одна треть стоимости указанной массы продуктов пришлась бы на долю промышленников, две трети — на долю сельских хозяев, и пропорциональная величина прибавочной стоимости, реализованной в промышленности и сельском хозяйстве (предполагая и там и тут одну и ту же норму прибавочной стоимости), соответствовала бы тем долям, которые промышленность и сельское хозяйство имеют в стоимости совокупного продукта; земельная же рента возрастала бы в соответствии с тем, как возрастает масса прибыли фермера, к которой рента присосалась, как вошь. И все же такая трактовка вопроса неверна. Дело в том, что одна из частей стоимости, состоящей из [продуктов] земледельческого труда, образует доход тех фабрикантов, которые производят основной капитал, возмещающий изношенную в земледелии часть этого капитала. Таким образом, соотношение между земледельческим и промышленным трудом, как составными частями стоимости продуктов, образующих доход, отнюдь не показывает той пропорции, в которой стоимость образующей доход массы продуктов или сама эта масса продуктов распределяется между промышленниками и фермерами, а также не показывает и того соотношения, в котором промышленность и сельское хозяйство принимают участие в совокупном производстве.

Родбертус говорит далее:

«Но опять-таки только производительность труда в производстве сырья и в промышленности определяет соответственную высоту стоимости сырого продукта и промышленного продукта, или те доли, которые они составляют в общей стоимости всего продукта. Стоимость сырого продукта будет тем выше, чем ниже производительность труда в производстве сырья, и наоборот. Точно так же стоимость промышленного продукта будет тем выше, чем ниже производительность промышленного труда, и наоборот. Поэтому, если нам дана высота ренты вообще, то, так как высокая стоимость сырого продукта обусловливает высокую земельную ренту и низкую прибыль на капитал, а высокая стоимость промышленного продукта обусловливает высокую прибыль на капитал и низкую земельную ренту, — высота земельной ренты и высота прибыли на капитал должны находиться в обратном отношении не только друг к другу, но и к производительности соответствующего труда, т. е. труда и производстве сырья и труда в промышленности» (стр. 123) [Русский перевод, стр. 312–313].

Если сравнивать производительность двух различных сфер производства, то это может быть сделано только в относительном смысле. Это значит: берется, и качестве исходного, какой-нибудь любой пункт, где, например, стоимости пеньки и холста — следовательно, соотносительные количества содержащегося в них рабочего времени — относятся как 1 к 3. Если это отношение изменяется, то будет правильным сказать, что изменилась производительность этих различных видов труда. Но неправильно будет утверждать, что производство золота «менее производительно», чем производство железа, на том основании, что требующееся для производства унции золота [481] рабочее время равно 3, а время, требующееся для производства тонны железа, тоже равно 3.

Стоимостное отношение двух товаров показывает, что один из них производится с большей затратой рабочего времени, чем другой; нельзя, однако, на этом основании утверждать, что одна отрасль производства «производительнее» другой. Это было бы верно только при том условии, если бы рабочее время затрачивалось в обоих случаях на производство одних и тех же потребительных стоимостей.

Стало быть, если стоимость сырого продукта относятся к стоимости промышленного продукта как 3 к 1, то отсюда вовсе не следует, что промышленность в три раза производительнее земледелия. Только в том случае, если бы отношение это изменилось, например стало 4:1 или 3:2 или 2:1 и т. д., можно было бы сказать, что относительная производительность в этих двух отраслях изменилась. Следовательно, это утверждение возможно только в случае повышения или понижения производительности.

[8) Действительный смысл закона, извращенного Родбертусом]

Отбросим теперь у г-на Родбертуса все его нелепости (не говоря уже о тех недостатках в его воззрениях, о которых я подробно говорил выше, например, будто норма прибавочной стоимости («высота ренты») может повышаться только при увеличении производительности труда, что, стало быть, означает непонимание абсолютной прибавочной стоимости, и т. д.).

А именно, отбросим:

[первую] нелепость, будто в земледелии в собственном смысле слова (в капиталистическом земледелии) в число затрат совсем не входит «стоимость материала»;

вторую нелепость, состоящую в том, что вторую часть постоянного капитала, входящую в земледелие и в промышленность (машины и т. д.), Родбертус не рассматривает как такую «составную часть стоимости», которая — совершенно так же, как «стоимость материала», — не есть результат труда той сферы производства, куда она входит в виде машин, и на которую, стало быть, тоже должна исчисляться полученная в каждой сфере производства прибыль, хотя стоимость машин точно так же ни гроша не прибавляет к этой прибыли, как и «стоимость» материала, — несмотря на то, что и машины и сырой материал являются средствами производства и как таковые входят в процесс труда;

третью нелепость, заключающуюся в том, что Родбертус не ставит земледелию в счет — как затрату — всю «составную часть стоимости», образуемую входящими в земледелие «машинами» и т. д., и что он ту долю этой «составной части стоимости», которая не сводится к сырому материалу, не рассматривает как такой дебет земледелия по отношению к промышленности, в оплату которого земледелие должно даром доставлять промышленности часть сырого материала, не входящую, следовательно, в затраты промышленности, рассматриваемой как единое целое;

четвертую нелепость, будто во все отрасли промышленности входит, кроме машин и необходимых для них вспомогательных материалов, также еще и «стоимость материала», тогда как это совершенно не имеет места ни в транспортной промышленности, ни в добывающей промышленности;

пятую нелепость, заключающуюся в непонимании того обстоятельства, что во многих отраслях обрабатывающей промышленности (и тем в большей степени, чем с большим правом о них можно сказать, что они доставляют готовые изделия для потребления), хотя в них и входит, кроме переменного капитала, также и «сырой материал», но зато другая составная часть постоянного капитала почти совсем отпадает или же является минимальной, несравненно меньшей, чем в крупной промышленности и земледелии;

шестую нелепость, состоящую в том, что он смешивает средние цены товаров с их стоимостями.

Если отбросить все эти нелепости, позволяющие Родбертусу выводить свое объяснение земельной ренты из неверного расчета, который делает фермер и сам г-н Родбертус, — так что земельная рента должна была бы исчезать по мере того, как фермер начинает действительно учитывать производимые им затраты, — то, в качестве скрытого под этими нелепостями зерна, остается лишь следующее утверждение:

Когда сырые продукты продаются по их стоимостям, то их стоимость стоит выше средних цен других товаров, или выше их собственной средней цены, т. е. она превышает издержки производства плюс средняя прибыль, и, следовательно, дает добавочную прибыль, которая и образует земельную ренту. Это означает, далее, что переменный капитал (при предположении одинаковой нормы прибавочной стоимости) больше — по сравнению с постоянным капиталом — в производстве сырых продуктов, нежели — в среднем — в тех сферах производства, которые относятся к промышленности (что не мешает тому, что в некоторых отраслях промышленности переменный капитал выше, чем в земледелии). Или, в еще более общей форме: земледелие принадлежит к тому же разряду, к которому принадлежат те промышленные сферы производства, где отношение переменного капитала к постоянному выше, чем в сферах промышленности, взятых в среднем. Поэтому прибавочная стоимость в земледелии, исчисляемая на затрачиваемые здесь издержки производства, должна стоять выше, чем — в среднем — в сферах промышленности. Это, в свою очередь, означает, что особая норма прибыли в земледелии превышает среднюю, или общую, норму прибыли. А это опять-таки означает, что особая норма прибыли в каждой сфере производства — если норма прибавочной стоимости одинакова, а сама прибавочная стоимость дана — зависит от отношения переменного капитала к постоянному капиталу в отдельных сферах.

Таким образом, мы имели бы здесь лишь применение к особой отрасли производства того закона, который мною развит в его общей форме^{19}.

[485] Затем —

1) следовало бы доказать, что земледелие принадлежит к числу тех особых сфер производства, где стоимости товаров превышают их средние цены и где, стало быть, прибыль, если эти сферы сами присваивают ее, а не отдают для выравнивания общей нормы прибыли, превышает среднюю прибыль, так что после вычета этой последней у них остается еще и добавочная прибыль. Это положение, по-видимому, правильно, в среднем, для земледелия, так как в нем относительно еще преобладает ручной труд, а буржуазному способу производства свойственно развивать промышленность быстрее, чем земледелие. Это, впрочем, различие историческое, которое может исчезнуть. В этом коренится также причина того явления, что стоимость средств производства, доставляемых промышленностью земледелию, в общем понижается, тогда как стоимость сырого материала, доставляемого земледелием промышленности, в общем повышается; вследствие этого постоянный капитал в значительной части обрабатывающей промышленности относительно больше по стоимости, чем в земледелии. К добывающей промышленности это в большинстве случаев не относится.

2) Нельзя, как это делает Родбертус, утверждать: если земледельческий продукт — согласно всеобщему закону — продается в среднем по его стоимости, то он должен давать добавочную прибыль, alias^{20}земельную ренту, — как если бы подобная продажа товара по его стоимости, но выше его средней цены составляла всеобщий закон капиталистического производства. Напротив, надо показать, почему в производстве сырья — в виде исключения и в отличие от того разряда промышленных продуктов, стоимость которых точно так же стоит выше их средней цены, — стоимости не понижаются до средних цен и вследствие этого дают добавочную прибыль, alias земельную ренту. Это объясняется просто существованием собственности на землю. Выравнивание происходит только тем путем, что капитал действует против капитала, так как только воздействующие друг на друга капиталы имеют силу осуществлять имманентные законы капитала. Постольку правы те, кто выводит земельную ренту из монополии; совершенно так же как монополия капитала одна только дает капиталисту возможность выжимать из рабочего прибавочный труд, так и монополия собственности на землю дает возможность земельному собственнику выжимать у капиталиста ту часть прибавочного труда, которая могла бы образовать постоянную добавочную прибыль. Те, кто выводит земельную ренту из монополии, ошибаются в том отношении, что полагают, будто монополия дает земельному собственнику возможность взвинчивать цену товара выше его стоимости. Напротив, действие монополии состоит здесь в том, чтобы удерживать стоимость товара на таком уровне, который выше его средней цены, — в том, чтобы делать возможной продажу товара не выше его стоимости, а именно по его стоимости.

Если взгляды Родбертуса подвергнуть такого рода изменениям, то перед нами будет правильное понимание дела. Тогда получит свое объяснение существование земельной ренты, в то время как Рикардо объясняет только существование различных земельных рент и фактически лишает земельную собственность всякого экономического значения. Далее, при таком понимании дела устраняется — у самого Рикардо, впрочем, только произвольная и для его хода мыслей ненужная — надстройка в виде утверждения, будто земледельческое производство становится все менее производительным, и в противоположность этому утверждению признаётся возрастание производительности в земледелии. Дело лишь в том, что на буржуазной основе земледелие является относительно менее производительным — другими словами, медленнее развивает производительные силы труда, — чем промышленность. Рикардо прав, когда он выводит «избыточную прибавочную стоимость» в земледелии не из большего плодородия, а из большего неплодородия.

[9) Дифференциальная рента и абсолютная рента в их соотношении. Исторический характер земельной ренты. К вопросу о методе исследования у Смита и Рикардо]

Что касается различия земельных рент, то при одинаковом вложении капитала на равновеликих участках земли оно объясняется различием в естественном плодородии, в особенности, прежде всего, для тех продуктов, из которых получается хлеб, этот главный предмет питания; при равных же земельных участках одинакового плодородия различие рент объясняется неодинаковым вложением капитала. Первое, естественное различие обусловливает различие не только в величине земельной ренты, но и в ее высоте, или норме, сравнительно с затраченным капиталом; второе, промышленное различие обусловливает только увеличение земельной ренты пропорционально величине затраченного капитала. Различие в результате может получиться также и при последовательных вложениях капитала на одном и том же участке земли. Существование различных добавочных прибылей, или различных земельных рент, на земельных участках различного плодородия не есть еще то, что отличает земледелие от промышленности. Что отличает земледелие от промышленности, так это — фиксированность этих добавочных прибылей, которые здесь покоятся на базисе, данном природой (этот базис, правда, может быть более или менее выравнен), тогда как в промышленности — при одинаковой средней прибыли — они имеют всегда лишь мимолетный характер и всегда возникают только потому, что совершается переход к более производительным машинам и к более эффективным комбинациям труда. В промышленности добавочную прибыль, получаемую путем понижения средних цен, всегда приносит приходящий последним, наиболее производительный капитал. В земледелии же причиной добавочной прибыли может являться — и очень часто необходимо является — не абсолютное увеличение плодородия лучших участков, а относительное увеличение их плодородия, обусловленное тем, что в обработку вводится менее плодородная земля. В промышленности более высокая относительная производительность, добавочная прибыль (которая быстро исчезает) всегда должна быть результатом абсолютного увеличения производительности вновь вложенного капитала по сравнению с прежним. В промышленности никакой капитал (мы не говорим здесь о кратковременном увеличении спроса) не может давать такую добавочную прибыль, которая была бы обусловлена тем, что в данную отрасль промышленности вновь вступают менее производительные капиталы.

[486] Но и в земледелии (как это допускает и Рикардо) более плодородная почва — почва, которая либо плодороднее от природы, либо, благодаря новейшим успехам техники, становится плодороднее, чем старая почва при прежней технике, — может вступить в обработку на более поздней стадии, может даже явиться причиной того, что (как это имеет место в горной промышленности и в производстве колониальных продуктов) часть старой почвы будет изъята из обработки или что на старой почве будет введен другой вид земледельческого производства, доставляющий другой продукт.

То обстоятельство, что различия земельных рент (добавочных прибылей) более или менее фиксируются, отличает земледелие от промышленности. Однако отнюдь не почва, а конкуренция, капиталистическое производство является причиной того, что средние условия производства определяют рыночную цену и таким образом поднимают ту цену продукта, которая стоит ниже этого среднего уровня, выше цены данного продукта и даже выше его стоимости; это, стало быть, не закон природы, а общественный закон.

Согласно этой теории, нет необходимости ни в том, чтобы с самой худшей земли уплачивалась земельная рента, ни в том, чтобы с такой земли никакой ренты не уплачивалось. Равным образом возможно и то, что там, где не получается никакой земельной ренты, а получается только обычная прибыль, или даже там, где отсутствует и эта последняя, — все же уплачивается аренда, т. е. земельный собственник получает земельную ренту, хотя с экономической точки зрения никакой земельной ренты здесь нет.

Возьмем первый случай: земельная рента (добавочная прибыль) уплачивается только с лучшей (более плодородной) почвы. Здесь земельная рента «как таковая» не существует. В подобных случаях добавочная прибыль по большей части и не выступает как фиксированная в виде земельной ренты, подобно тому как не фиксируется добавочная прибыль в промышленности (это имеет место, например, на Западе Соединенных Штатов Северной Америки)[24]. [486]

[486] Так бывает там, где, с одной стороны, относительно большая масса имеющихся в распоряжении земель еще не обращена в частную собственность и где, с другой стороны, естественное плодородие достаточно велико для того, чтобы, несмотря на незначительное развитие капиталистического производства, — следовательно, несмотря на большие размеры переменного капитала по отношению к постоянному, — стоимости земледельческих продуктов были равны их средним ценам (а иногда были бы и ниже их). Если бы они были выше этих последних, то конкуренция понизила бы их до этого уровня. Напротив, нелепо говорить, как это делает, например, Родбертус, что [земельной рентой является] тот, скажем, доллар, та незначительная, почти номинальная цена, которую государство взимает с каждого акра^{21}. С таким же правом можно было бы ссылаться на то, что государство взимает «промысловый налог» с каждой отрасли промышленности [и делать отсюда вывод, что промышленность приносит «промысловую ренту»]. В рассматриваемом здесь случае действует закон Рикардо [о том, что земельная рента уплачивается только с лучших земель]. Земельная рента существует здесь только для относительно более плодородных земель, да и то большей частью еще не фиксированная, а находящаяся в текучем состоянии, подобно сверхприбыли в промышленности. Почва, не платящая земельной ренты, не платит ее не вследствие своего неплодородия, а напротив, вследствие своего плодородия. Лучшие виды почвы платят ренту потому, что, будучи относительно более плодородными, они отличаются таким плодородием, которое выше среднего.

Но в тех странах, где существует собственность на землю, такой же случай, — а именно, что почва, поступившая в обработку последней, не платит земельной ренты, — был бы возможен в силу противоположной причины [т. е. вследствие относительного неплодородия этой почвы]. Это имело бы место, если бы стоимость, например, зерна стояла на таком низком уровне (а этот низкий уровень не имел бы никакого отношения к тому, что уплачивается земельная рента), что для почвы, поступившей в обработку последней, эта стоимость была бы всего лишь равна средней цене. Это было бы следствием относительно малого плодородия этой почвы, в результате чего здесь, при затрате такого же количества труда, как и на почве, приносящей ренту, число, скажем, квартеров (приходящееся на затраченный капитал) было бы настолько мало, что при реализации средней стоимости хлебных продуктов получалась бы только средняя цена, например, пшеницы.

[487] Предположим, например, что последняя почва, приносящая ренту (а почва, приносящая наименьшую ренту, представляет чистую ренту, другие — уже дифференцированную ренту), производит, при затрате капитала в 100 ф. ст., продукт, равный 120 ф. ст. или 360 квартерам пшеницы, по ¹/₃ ф. ст. за квартер. В таком случае 3 квартера пшеницы стоят 1 ф. ст. Пусть 1 ф. ст. будет равен недельному труду, 100 ф. ст. = 100 рабочим неделям, а 120 ф. ст. = 120 рабочим неделям. Следовательно, 1 квартер пшеницы равен ¹/₃ недельного труда, или 2 рабочим дням. Пусть из этих 2 дней, или из 24 часов (если нормальный рабочий день равен 12 часам), одна пятая часть, или 4⁴/₅ часа, составляет неоплаченный труд, равный прибавочной стоимости, содержащейся в одном квартере. 1 квартер — ¹/₃ ф. ст. = 6²/₃ шилл. = 6⁶/₉ шилл.

Если средняя прибыль равна 10 %, то средняя цена 360 квартеров будет равна 110 ф. ст., а средняя цена одного квартера = 6¹/₉ шилл. Таким образом, если бы квартер пшеницы продавался по его стоимости, то стоимость всего продукта была бы на 10 ф. ст. выше средней цены. А так как средняя прибыль составляет 10 %, то земельная рента была бы равна половине прибавочной стоимости, т. е. 10 ф. ст., или ⁵/₉ шилл. на квартер. Более высокие разряды почвы, приносящие, при затрате тех же 120 недель труда (из которых, однако, только 100 представляют собой оплаченный труд, безразлично, овеществленный или живой), большее количество квартеров, давали бы, при цене 6⁶/₉ шилл. за квартер, более высокую ренту. А наихудшая из обрабатываемых земель давала бы ренту в 10 ф. ст. на 100 ф. ст. капитала, или ⁵/₉ шилл. на квартер пшеницы.

Предположим, что в обработку вводится новая почва, которая при затрате 120 недель труда дает только 330 квартеров. Если стоимость 3 квартеров [раньше была] равна 1 ф. ст., то стоимость 330 квартеров равнялась 110 ф. ст. Теперь же один квартер был бы равен 2 дням и 2²/₁₁ часа, тогда как раньше он равнялся только 2 дням. Стоимость квартера раньше составляла 6⁶/₉ шилл., или 6 шилл. 8 пенсов, а теперь (так как фунт стерлингов равен 6 дням) стоимость квартера составляет 7 шилл. 3 пенса фартинга. Теперь квартер должен был бы продаваться на 7 пенсов 1¹/₁₁ фартинга дороже, чтобы быть проданным по его стоимости, при реализации которой он тоже приносил бы ренту в ⁵/₉ шилл. Стоимость пшеницы, произведенной на лучшей почве, оказывается здесь ниже стоимости пшеницы, произведенной на самой худшей почве; если эта наихудшая почва продает свой продукт по цене квартера ближайшей лучшей, или приносящей ренту, почвы, то она продает его ниже его стоимости, но по его средней цене, т. е. по такой цене, при которой наихудшая почва дает обычную прибыль в 10 %. Следовательно, почва эта может обрабатываться и приносить капиталисту обычную среднюю прибыль.

В двух случаях наихудшая почва приносила бы здесь, кроме прибыли, еще и ренту.

Во-первых, в том случае, если бы стоимость квартера пшеницы превышала 6⁶/₉ шилл. (цена квартера могла бы превышать 6⁶/₉ шилл., — т. е. его стоимость, — вследствие повышения спроса, но этого случая мы не исследуем; 6⁶/₉ шилл., цена квартера, дававшая ренту в 10 ф. ст. для наихудшей из обрабатывавшихся ранее земель, была равна стоимости пшеницы, выращенной на этой почве, приносящей недифференцированную земельную ренту), т. е. в том случае, если бы наихудшая из обрабатывавшихся ранее земель и все другие почвы — для того чтобы приносить такую же ренту — были относительно менее плодородны, так что стоимость их продуктов в большей степени превышала бы их среднюю цену и среднюю цену других товаров. Таким образом, то обстоятельство, что новая наихудшая почва не дает земельной ренты, является следствием не ее неплодородия, а относительного плодородия других земельных участков. Приносящая ренту наихудшая из обрабатываемых земель представляет по отношению к новому разряду почвы, в который вкладывается новый капитал, ренту вообще, недифференцированную ренту. И рента, получаемая с наихудшей приносящей ренту почвы, не выше данного ее уровня именно по причине плодородия этой приносящей ренту почвы.

Предположим, что, кроме последней приносящей ренту почвы, существует еще три разряда. Разряд II (стоящий выше разряда I, последней приносящей ренту почвы) приносит на ¹/₅ больше ренты, так как эта почва на ¹/₅ плодороднее разряда I, разряд III опять-таки — на ¹/₅ больше, чем разряд II, ибо он на ¹/₅ плодороднее последнего; то же самое и разряд IV, потому что он на ¹/₅ плодороднее разряда III. Так как рента в разряде I равняется 10 ф. ст., то в разряде II она равна 10 + пятая часть = 12 ф. ст., в разряде III — 12 + пятая часть = 14²/₅ ф. ст., а в разряде IV — 14²/₅ + пятая часть = 17⁷/₂₅ ф. ст.[25].

Если бы плодородие разряда IV было меньшим, то рента разрядов III–I включительно была бы [488] больше, и рента разряда IV была бы тоже абсолютно больше (но осталось ли бы отношение между ними тем же?). Это можно понимать двояким образом. Если бы разряд I был более плодороден, то рента в разрядах II, III, IV была бы соответственно меньшей. С другой стороны, разряд I относится к II, разряд II — к III и разряд III — к IV так, как вновь вводимый, не дающий ренты, разряд почвы относится к разряду I. Новый разряд почвы не приносит ренты потому, что стоимость пшеницы разряда I не превышает среднюю цену продукта новой почвы. Она превышала бы эту среднюю цену в том случае, если бы разряд I был менее плодороден. Тогда новая почва тоже давала бы ренту. Но то же самое имеет место и по отношению к I. Если бы разряд II был более плодороден, то почва I не давала бы ренты или давала бы меньшую ренту; так же обстоит дело и с разрядом II по отношению к III и с разрядом III по отношению к IV. Таким образом, в конце концов здесь имеет место обратная последовательность: абсолютное плодородие разряда IV определяет ренту разряда III; если бы разряд IV был еще более плодороден, то разряды III, II и I давали бы меньшую ренту или совсем не давали бы ренты. Таким образом, рента, которую дает разряд I, недифференцированная рента, определяется плодородием разряда IV, подобно тому как то обстоятельство, что новая почва совсем не дает ренты, определяется плодородием разряда I. Здесь, следовательно, действует закон Шторха, заключающийся в том, что рента самой плодородной почвы определяет ренту последней почвы, вообще дающий ренту[26], а значит, определяет также и разность между почвой, приносящей недифференцированную ренту, и почвой, совсем не приносящей ренты.

Стало быть, то явление, что здесь пятый разряд, вновь введенная в обработку почва I', не дает (в отличие от I) ренты, обусловливается не ее собственным неплодородием, а ее относительным неплодородием по сравнению с разрядом I, т. е. относительным плодородием разряда I по сравнению с I'.

[Во-вторых.] Стоимость продукта разрядов почвы, дающих ренту — I, II, III, IV, — составляющая 6⁶/9 шилл., или 6 шилл. 8 пенсов, за квартер (в целях большей правдоподобности можно вместо квартера поставить бушель), равна средней цене разряда I' и стоит ниже собственной стоимости этого разряда. Но здесь возможно существование множества промежуточных ступеней. Если бы разряд почвы I' на затрату капитала в 100 ф. ст. приносил то или иное количество бушелей, находящееся в границах между его действительным урожаем в 330 бушелей и урожаем разряда I, равным 360 бушелям, — например, 333, 340, 350, вплоть до (360 — х)бушелей, — то стоимость бушеля, равная 6 шилл. 8 пенсам, была бы выше средней цены (за бушель) в разряде I', и эта почва, введенная в обработку последней, давала бы ренту. Что она вообще приносит среднюю прибыль, это обусловливается относительным неплодородием разряда I, а значит, и всех разрядов I–IV. Что она не приносит ренты, это обусловливается относительным плодородием разряда I и ее собственным относительным неплодородием. Последняя поступившая в обработку почва V могла бы давать ренту, если бы стоимость бушеля превышала 6 шилл. 8 пенсов, т. е. если бы почвы I, II, III, IV были менее плодородны, так как в этом случае стоимость пшеницы стояла бы выше. Но последняя поступившая в обработку почва могла бы давать ренту также и в том случае, если бы стоимость бушеля была равна 6 шилл. 8 пенсам, т. е. если бы плодородие почв I, II, III, IV оставалось прежним, данным, но почва I' сама была бы плодороднее, давала бы больше 330 бушелей и, следовательно, стоимость в 6 шилл. 8 пенсов за бушель была бы выше средней цены бушеля на этой почве, другими словами, если бы его средняя цена была теперь ниже 6 шилл. 8 пенсов, т. е. ниже стоимости пшеницы, возделываемой на почвах I, II, III, IV. Если стоимость превышает среднюю цену, то имеет место добавочная прибыль сверх средней прибыли, а следовательно, и возможность ренты.

Итак, мы видим:

При сравнении различных сфер производства, — например, промышленности и земледелия, — тот факт, что стоимость превышает среднюю цену, свидетельствует о большем неплодородии той сферы производства, которая дает добавочную прибыль, избыток стоимости над средней ценой. Напротив, в пределах одной и той же сферы этот факт свидетельствует о большей производительности данного капитала по сравнению с другими капиталами той же сферы производства. В вышеприведенном примере разряд I дает земельную ренту, вообще говоря, потому, что в земледелии отношение переменного капитала к постоянному больше, чем в промышленности, — т. е. в земледелии приходится присоединять больше нового труда к овеществленному, — и потому, что, вследствие существования собственности на землю, этот избыток стоимости над средней ценой не выравнивается конкуренцией капиталов. Но [в частности] почва разряда I дает вообще земельную ренту еще и потому, что стоимость бушеля в 6 шилл. 8 пенсов не оказывается ниже средней цены продукта этой почвы, т. е. потому, что эта почва не настолько уж неплодородна, чтобы стоимость ее собственного продукта была выше 6 шилл. 8 пенсов за бушель, цену же продукта определяет не стоимость собственного продукта этой почвы, а стоимость пшеницы, возделываемой на почвах II, III, IV, или, точнее, на почве II. Будет ли теперь эта рыночная цена лишь равна средней цене собственного продукта этой почвы или она будет превышать эту среднюю цену, другими словами, будет ли стоимость продукта почвы I превышать его среднюю цену, — это зависит от собственной производительности этой почвы.

Поэтому-то и ошибочен взгляд Родбертуса, будто всякий капитал, приносящий в земледелии среднюю прибыль, обязательно приносит земельную ренту. Этот ложный вывод вытекает у Родбертуса из [489] ложной основы его теории. Родбертус рассуждает так: капитал приносит в земледелии, скажем, 10 ф. ст., но так как в земледелие, в отличие от промышленности, не входит сырой материал, то 10 ф. ст. исчисляются здесь на меньшую сумму, — получается, следовательно, больше 10 процентов. Но соль вопроса в следующем: дело не в том, что здесь будто бы не входит в производство сырой материал (последний, напротив, входит в земледелие в собственном смысле; но даже если бы он и не входил в земледелие, то это обстоятельство не имело бы ни малейшего значения, коль скоро в земледелии было бы относительно больше машин и т. д.); не этим обусловлено то, что стоимость земледельческих продуктов превышает среднюю цену (их собственную и среднюю цену других товаров). Причиной этого является более высокое отношение переменного капитала к постоянному, чем то, которое существует не в тех или других особых сферах производства в промышленности, а в среднем во всей промышленности. Это общее различие определяет своей величиной размер и существование земельной ренты на почве I — абсолютной, недифференцированной, а потому и наименьшей земельной ренты. А цена пшеницы на почве Г, — вновь введенной в обработку почве, которая совсем не дает земельной ренты, — определяется не стоимостью собственного продукта этой почвы, а стоимостью продукта почвы I, следовательно — средней рыночной ценой пшеницы, доставляемой разрядами I, II, III, IV.

Привилегия земледелия (обусловленная собственностью на землю), выражающаяся в том, что земледелие продает свой продукт не по средней цене, а по стоимости продукта, когда эта стоимость превышает среднюю цену, — эта привилегия отнюдь не распространяется на возделанные на различных землях продукты в их отношении друг к другу, на различные по стоимости продукты, произведенные внутри одной и той же сферы производства. По отношению к промышленным продуктам их притязание состоит лишь в том, чтобы продаваться по своим стоимостям. По отношению к другим продуктам той же сферы они определяются рыночной ценой; и от плодородия почвы разряда I зависит то, будет ли стоимость — она здесь равна средней рыночной цене — достаточно высокой или низкой, т. е. является ли это плодородие почвы I достаточно высоким или низким для того, чтобы разряд I', если его продукт продается по этой стоимости, имел незначительную долю, большую долю или же совсем не имел никакой доли в общей разности между стоимостью и средней ценой пшеницы. Но так как г-н Родбертус вообще не проводит различия между стоимостями и средними ценами, так как он считает, будто всеобщим законом для всех товаров является то, что они продаются по их стоимостям, — Родбертус не понимает, что это есть привилегия земледельческих продуктов, — то он. естественно, должен думать, что и продукт самой худшей почвы тоже должен продаваться по его индивидуальной стоимости. Однако данный продукт лишается этой привилегии в конкуренции с продуктами того же рода.

Но может оказаться, что средняя цена продукта I' превышает стоимость продукта I — 6 шилл. 8 пенсов за бушель. Можно принять (хотя это и не совсем верно), что для того, чтобы почва I' вообще поступила в обработку, должен повыситься спрос. Вследствие этого цена пшеницы почвы I обязательно поднялась бы выше ее стоимости, т. е. выше 6 шилл. 8 пенсов, и притом повышение это было бы устойчивым. В таком случае почва V вводится в обработку. Если она может при цене продукта в 6 шилл. 8 пенсов давать среднюю прибыль — хотя стоимость ее продукта превышает эту цену — и удовлетворять спрос, то цена пшеницы будет сведена к 6 шилл. 8 пенсам, так как спрос теперь снова соответствует предложению; таким образом, разряд I опять вынужден продавать свой продукт по О шилл. 8 пенсов, равно как и разряды II, III, IV, а следовательно также и I'. Но если бы средняя цена продукта разряда I' составляла 7 шилл. 8 пенсов, так что этот разряд только при такой цене (которая стояла бы значительно ниже его индивидуальной стоимости) давал бы обычную прибыль, то, при невозможности удовлетворить спрос иным образом, стоимость бушеля установилась бы на уровне 7 шилл. 8 пенсов, а соответствующая спросу цена бушеля в разряде I поднялась бы выше его [индивидуальной] стоимости. Цена бушеля в разрядах II, III, IV уже превышает их индивидуальную стоимость. Она повысилась бы еще больше. Но если бы предвиделся ввоз хлеба, который ни при каких условиях не допустил бы такой фиксации цены бушеля на уровне 7 шилл. 8 пенсов, то все же почва разряда I' могла бы быть введена в обработку, если бы нашлись мелкие фермеры, которые удовольствовались бы прибылью меньшей, чем средняя. Это постоянно имеет место в земледелии, как и в промышленности. И в этом случае, — так же как и в том, когда почва I' дает среднюю прибыль, — могла бы уплачиваться земельная рента, но последняя была бы просто вычетом из прибыли фермера. Если бы и этого нельзя было сделать, то земельный собственник мог бы сдать землю в аренду беднякам, которые — как и ручной ткач — заботятся главным образом о том, как бы выручить свою заработную плату, а остающийся избыток, большой или малый, уплачивают земельному собственнику в форме ренты. Этот избыток может даже, как у ручного ткача, быть просто вычетом не только из продукта труда, но и из платы за труд. Во всех этих случаях могла бы уплачиваться земельная рента. В одном случае она была бы вычетом из прибыли капиталиста. В другом — земельный собственник присваивал бы себе прибавочный труд рабочего, обычно присваиваемый капиталистом. А в последнем случае земельный собственник жил бы за счет сокращения заработной платы рабочего, как это часто делают также и капиталисты. Но капиталистическое производство в крупном масштабе возможно лишь там, где последняя введенная в обработку земля дает, по меньшей мере, среднюю прибыль, т. е. лишь там, где стоимость продукта разряда I обеспечивает разряду I', по меньшей мере, среднюю цену.

Мы видим здесь, как различение стоимости и средней цены поразительно разрешает вопрос и показывает, что правы и Рикардо и его противники[27].

[XI—490] Если бы разряд I — почва, дающая абсолютную земельную ренту, — представлял собой единственный сорт обрабатываемой почвы, то он продавал бы бушель пшеницы по его стоимости, т. е. по 6 шилл. 8 пенсов, или по 6⁶/₉ шилл., и не понижал бы его цену до средней цены, выражающейся в 6¹/₉ шилл., или в 6 шилл. 1¹/₃ пенса. Если бы спрос возрос, если бы вся почва страны была одного и того же сорта и если бы площадь обрабатываемой почвы увеличилась в десять раз, то, при предположении, что разряд I дает ренту в 10 ф. ст. на 100 ф. ст., рента возросла бы до 100 ф. ст., хотя и существовал бы только один-единственный разряд почвы. Однако по своей норме, или высоте, рента не возросла бы ни по отношению к авансированному капиталу, ни по отношению к площади обрабатываемой земли. Было бы обработано в десять раз больше акров и авансировано в десять раз больше капитала. Мы имели бы здесь, следовательно, простое увеличение общей суммы ренты, массы ренты, а не ее высоты. Норма прибыли не понизилась бы, ибо стоимость и цена земледельческих продуктов остались бы те же. В десять раз больший капитал может, естественно, давать в десять раз большую ренту, чем капитал в десять раз меньший. С другой стороны, если бы на одной и той же земельной площади было применено в десять раз больше капитала с тем же результатом, то норма ренты, по сравнению с затраченным капиталом, осталась бы той же самой; она поднялась бы по отношению к площади земли, но тоже не внесла бы никаких изменений в норму прибыли.

Но предположим теперь, что обрабатываемая почва I стала более плодородной не потому, что изменилось качество почвы, а потому, что было затрачено больше постоянного и меньше переменного капитала, больше капитала в виде машин, лошадей, минеральных удобрений и т. д., и меньше — и виде заработной платы; тогда стоимость пшеницы приблизилась бы к ее средней цене и к средней цене продуктов промышленности, ибо уменьшилась бы доля переменного капитала в сравнении с постоянным. В этом случае рента упала бы, а норма прибыли осталась бы неизменной. Если бы здесь произошло такое изменение в способе производства, что отношение переменного капитала к постоянному уравнялось бы со средним отношением их в промышленности, то избыток стоимости пшеницы над ее средней ценой отпал бы, а вместе с этим отпала бы и рента, добавочная прибыль. Разряд I уже не платил бы ренты, и собственность на землю стала бы номинальной (если бы изменение в способе производства не сопровождалось добавочным вложением капитала в землю, так что земельный собственник по окончании срока аренды получал бы проценты с капитала, которого он не авансировал, что и является одним из главных средств обогащения земельных собственников и из-за чего в Ирландии и происходит борьба вокруг арендного права). Если бы кроме почвы I существовали еще почвы II, III, IV, на которые тоже распространился бы этот новый способ производства, то они все же давали бы земельные ренты вследствие своего большего естественного плодородия сравнительно с I и в меру этого большего плодородия. Разряд I в этом случае перестал бы давать земельную ренту, а ренты с разрядов II, III, IV соответственно упали бы, так как общее соотношение производительности в земледелии уравнялось бы с тем соотношением, которое имеет место в промышленности. Рента с разрядов II, III, IV соответствовала бы закону Рикардо; она была бы равна лишь добавочной прибыли с более плодородной почвы в сравнении с менее плодородной и существовала бы только в качестве такой добавочной прибыли — так же как подобные добавочные прибыли существуют и в промышленности, с той лишь разницей, что в промышленности они не имеют такого базиса для фиксирования, который был бы дан природой.

Закон Рикардо точно так же господствовал бы и в том случае, если бы совсем не существовало собственности на землю. С отменой собственности на землю и при сохранении капиталистического производства эта добавочная прибыль, проистекающая из разницы в плодородии, не исчезла бы. Если бы государство присвоило себе собственность на землю, а капиталистическое производство продолжало бы существовать, то рента с разрядов II, III, IV уплачивалась бы государству, но сама рента сохранилась бы. Если бы собственность на землю превратилась в народную собственность, то перестал бы существовать вообще базис капиталистического производства, та основа, на которой покоится превращение условий труда в обособленную от рабочего и противостоящую ему силу.

Позднее, при рассмотрении земельной ренты, надо будет разобрать вопрос о том, каким образом земельная рента может возрастать по стоимости и массе при более интенсивной культуре, хотя норма земельной ренты по отношению к авансированному капиталу при этом понижается. Это, очевидно, возможно только потому, что увеличивается масса авансированного капитала. Если земельная рента составляет ¹/₅, а затем становится равной ¹/₁₀, то 20 х ¹/₅ =4, а 50 х ¹/₁₀= 5. К этому все дело и сводится. Но если бы при более интенсивной культуре в земледелии установилось то соотношение между элементами производства, которое является средним соотношением в промышленности, — вместо того чтобы только приближаться к этому соотношению, — то рента с наименее плодородной почвы совсем отпала бы, а для почвы более плодородной она свелась бы всего лишь к дифференциации почв. Абсолютная рента отпала бы.

Допустим теперь, что вследствие повышения спроса совершился переход от разряда I к разряду II. Разряд I платит абсолютную ренту, II платил бы дифференцированную ренту, но цена пшеницы {стоимость для I, избыточная стоимость для II} осталась бы той же самой. Точно так же не изменилась бы и норма прибыли. Так дело шло бы вплоть до разряда IV. Следовательно, если бы мы сложили весь затраченный в разрядах I, II, III, IV капитал, то поднялась бы и высота ренты, ее норма. Но средняя норма прибыли в разрядах II, III, IV осталась бы равной норме прибыли в разряде I, которая равна норме прибыли в промышленности, общей норме прибыли. Итак, при [491] переходе к более плодородной почве рента по своей массе и норме может возрастать, хотя норма прибыли и цена пшеницы остаются неизменными. Увеличение высоты и массы ренты здесь было бы вызвано возрастанием производительности капитала в разрядах II, III, IV, а не уменьшением его производительности в разряде I. Однако возросшая производительность не вызвала бы, как это обязательно происходит в промышленности, повышения прибыли и понижения как цены товара, так и заработной платы.

Но если бы переход совершался в противоположном направлении — от IV разряда к III, II и I, — то цена бушеля поднялась бы до уровня 6 шилл. 8 пенсов, при котором пшеница в разряде I дает еще ренту в 10 ф. ст. на 100 ф. ст. [затраченного капитала]. А именно, рента с пшеницы в разряде IV равна 17⁷/₂₅ ф. ст. на 100 ф. ст. [затраченного капитала], из которых, однако, 7⁷/₂₅ ф. ст. составляют избыток [рыночной] цены [всего продукта, полученного в разряде IV] над стоимостью [всего] продукта разряда I. Разряд I давал бы на капитал в 100 ф. ст. (при ренте в 10 ф. ст. и при стоимости бушеля в 6 шилл. 8 пенсов) 360 бушелей пшеницы, II разряд — 432 бушеля, III разряд — 518²/₅, бушеля и IV разряд — 622²/₂₅ бушеля. Но цена бушеля в 6 шилл. 8 пенсов давала бы разряду IV 7⁷/₂₅ ф. ст. добавочной ренты на 100 ф. ст. IV разряд продает 3 бушеля за 1 ф. ст., или 622²/₂₅ бушеля за 207⁹/₂₅ ф. ст. Но [индивидуальная] стоимость его продукта составляет только 120 ф. ст., как и в разряде I; то, что превышает эту цифру, составляет избыток его [рыночной] цены над его [индивидуальной] стоимостью[28]. IV продавал бы бушель по его стоимости, если бы продавал его по 3 шилл. 10⁸/₂₇ пенса, и при этой цене он получал бы ренту в 10 ф. ст. на 100 ф. ст. [затраченного капитала]. Если же теперь совершается переход от IV к III, от III к II и от II к I, то цена бушеля (а вместе с тем и рента) повышается, пока она в конце концов не достигнет уровня 6 шилл. 8 пенсов в разряде I, где эта цена дает теперь такую же земельную ренту, какая раньше получалась в разряде IV. С повышением цены [земледельческого продукта] норма прибыли упала бы, отчасти потому, что повысилась бы стоимость жизненных средств и сырья. Переход от IV к III мог бы происходить следующим образом. Вследствие увеличения спроса цена в разряде IV поднимается выше его стоимости, и, стало быть, этот разряд дает не только ренту, но и добавочную ренту. Вследствие этого вводится в обработку разряд III, который, продавая свои продукты по этой цене, не должен давать никакой ренты при обычной средней прибыли. Если вследствие повышения цены продукта разряда IV понизилась не норма прибыли, а заработная плата, то разряд III будет давать [прежнюю] среднюю прибыль. Но вследствие добавочного предложения со стороны разряда III заработная плата должна снова подняться до нормального уровня; тогда в разряде III падает норма прибыли — и т. д.

Следовательно, в случае этого нисходящего движения норма прибыли падает при наличии допущенных предпосылок, а именно, — что разряд III не может давать ренты при цене разряда IV и что он может обрабатываться, давая прежнюю норму прибыли, только потому, что заработная плата временно упала ниже своего уровня.

При этих предпосылках мы снова имеем дело с рикардовским законом. Но даже если принять концепцию Рикардо, закон этот не выражает чего-то необходимого. Он всего лишь возможен при определенных сочетаниях условий. В действительности же движения перекрещиваются.

* * *

Сказанным теория ренты по сути дела исчерпана.

Г-н Родбертус, вследствие своей концепции «стоимости материала», мыслит земельную ренту как заложенную в вечной природе вещей, по крайней мере — в вечной природе капиталистического производства. В нашем понимании земельная рента является следствием исторического различия в соотношении между органическими составными частями капитала, — различия, которое может быть отчасти сглажено и может даже совсем исчезнуть с развитием земледелия. Правда, то различие, которое проистекает только из разницы в естественном плодородии почвы, остается, даже если бы отпала абсолютная рента. Но — совершенно отвлекаясь от возможного выравнивания природных различий — эта дифференциальная рента связана с регулированием рыночной цены и, стало быть, отпадает вместе с ценой и капиталистическим производством. Оставалось бы в силе лишь то обстоятельство, что общественный труд обрабатывает почву различного плодородия, причем, несмотря на различие в количестве применяемого труда, этот труд может становиться более производительным на всех почвах. Но большая масса труда, которой стоит продукт худшей почвы, отнюдь не будет порождать того следствия, которое имеет место при буржуазном строе, а именно, что также и продукт лучшей почвы должен оплачиваться большим количеством труда. Напротив, труд, сбереженный на почве IV, был бы использован для улучшения почвы III, труд, сбереженный на почве III, — для улучшения почвы II, а труд, сбереженный на почве II, — для улучшения почвы I; стало быть, весь капитал, пожираемый теперь земельными собственниками, послужил бы тогда для того, чтобы уравнять труд на различных почвах и уменьшить общее количество труда, затрачиваемого в земледелии.

* * *

[492] {Если А. Смит, как мы видели выше, вначале высказывает правильный взгляд на стоимость и на соотношение между прибылью, заработной платой и т. д. как составными частями стоимости, а затем вступает на противоположный путь и, предполагая как нечто данное цены заработной платы, прибыли и земельной ренты, пытается определить их как самостоятельные величины и получить из их сложения цену товара, то этот переход на противоположную точку зрения означает вот что: сперва Смит берет вещи в их внутренней связи, а затем — в той превратной форме, в которой они проявляются в конкуренции. Оба эти способа рассмотрения у него наивным образом перекрещиваются, причем он не замечает противоречия между ними. Рикардо, наоборот, сознательно абстрагируется от формы конкуренции, от видимости, создаваемой конкуренцией, чтобы рассмотреть законы как таковые. Его следует упрекнуть, с одной стороны, в том, что он проводит абстракцию недостаточно далеко, недостаточно полно, так что, когда он, например, рассматривает стоимость товара, он уже с самого начала поддается определяющему влиянию также и всякого рода конкретных отношений; с другой стороны — в том, что он форму проявления понимает как непосредственное, прямое подтверждение или выражение всеобщих законов; он никак не раскрывает развития этой формы. В отношении первого из этих моментов его абстракция является весьма неполной, в отношении второго она — абстракция формальная, ложная сама по себе.}

[10) Норма ренты и норма прибыли. Соотношение между производительностью земледелия и производительностью промышленности на различных ступенях исторического развития]

Теперь вернемся коротко к тому, что осталось еще разобрать у Родбертуса.

«Проистекающее из увеличения стоимости национального продукта увеличение заработной платы, прибыли на капитал и земельной ренты не может повысить в нации ни заработной платы, ни прибыли на капитал, ибо большая заработная плата теперь распределяется между большим количеством рабочих, а возросшая прибыль падает на увеличившийся в такой же пропорции капитал; земельная же рента во всяком случае должна повыситься, ибо она всегда приходится на не изменяющиеся по величине земельные участки. Таким образом, развиваемая мною теория способна удовлетворительно объяснить значительное увеличение стоимости земли, — эта стоимость есть не что иное, как капитализированная по обычной процентной ставке земельная рента, — не прибегая при этом к допущению возрастающей непроизводительности сельскохозяйственного труда, которое прямо противоречит идее о способности человеческого общества к совершенствованию, равно как и всем сельскохозяйственным и статистическим фактам» (стр. 160–161) [Русский перевод, стр. 340—3411.

Прежде всего надо заметить, что Рикардо [против которого направлено это рассуждение Родбертуса] нигде и не старается объяснить «значительное увеличение стоимости земли». Это не составляет для него никакой проблемы. Далее, Рикардо (см. в последующем, при разборе взглядов Рикардо) сам определенно говорит о том, что при неизменяющейся стоимости хлеба или [вообще] земледельческого продукта, при данной норме земельной ренты, рента может увеличиваться^{22}. Но это увеличение опять-таки не составляет проблемы для Рикардо. Для него проблемой является не увеличение общей суммы ренты при остающейся неизменной норме ренты, а повышение нормы ренты, т. е. ренты, взятой в ее отношении к авансированному земледельческому капиталу; а потому также и не повышение стоимости всей массы земледельческого продукта, а повышение стоимости того же самого количества земледельческого продукта, например квартера пшеницы, — повышение, вместе с которым возрастает избыток стоимости продукта над его средней ценой, а вследствие этого и избыток ренты над нормой прибыли. Г-н Родбертус отбрасывает здесь рикардовскую проблему (не говоря уже о ложной родбертусовской концепции «стоимости материала»).

Конечно, может повышаться и норма ренты по отношению к авансированному капиталу, т. е. относительная стоимость земледельческого продукта по сравнению с промышленным продуктом, хотя земледелие и становится все более производительным. И притом это может происходить по двум причинам.

Во-первых, возьмем вышеприведенный пример, где имеет место переход от почвы разряда I к разрядам II, III, IV, т. е. ко все более плодородной почве (причем, однако, количество продукта, поставляемого более плодородной почвой, недостаточно велико для того, чтобы была прекращена обработка разряда I, или для того, чтобы уменьшить разность между стоимостью и средней ценой до такой величины, при которой разряды IV, III, II приносили бы пропорционально более низкие ренты, а разряд I совсем не приносил бы ренты). Если разряд I приносит 10 ф. ст. ренты, разряд II — 20 ф. ст., разряд III — 30 ф. ст., разряд IV — 40 ф. ст. и если во все четыре разряда вложено по 100 ф. ст., то рента у I составляет ¹/₁₀, или 10 % на авансированный капитал, у II — ²/₁₀, или 20 %, у III — ³/₁₀, или 30 %, и у IV— ⁴/₁₀, или 40 %. Всего 100 ф. ст. на 400 ф. ст. авансированного капитала, что дает среднюю норму ренты в ¹⁰⁰/4 т. е. в 25 %. Если взять весь вложенный в земледелие капитал, то рента составляет теперь 25 %. Если бы продолжалась обработка только почвы I (самой неплодородной почвы), то рента составляла бы 40 ф. ст. на 400 ф. ст., т. е. по-прежнему 10 %, и не возросла бы до 25 %. Но в первом случае (если на затрату 100 ф. ст. в разряде I приходится 330 бушелей) было бы произведено только 1320 бушелей по цене 6 шилл. 8 пенсов за бушель; во втором случае [когда обрабатывается почва всех четырех разрядов] производится 1500 бушелей по той же цене. В обоих случаях авансирован один и тот же капитал[29].

Однако увеличение высоты ренты здесь только кажущееся[30]. В самом деле, если мы вычислим затрату капитала по отношению к продукту, то окажется, что в разряде I нужно затратить 100 ф. ст., чтобы произвести 330 бушелей, и 400 ф. ст., чтобы произвести 1320 бушелей. А теперь нужно затратить лишь 100 + 90 + 80 + 70, т. е. всего 340 ф. ст.[31], чтобы произвести 1 320 бушелей. 90 ф. ст. производят в разряде II столько же, сколько 100 в I; 80 в III — столько же, сколько 90 во II; 70 в IV — столько же, сколько 80 в III. Норма земельной ренты в разрядах II, III, IV повысилась в сравнении с разрядом I.

Если рассматривать все общество в целом, то теперь для производства того же самого продукта применен капитал в 340 ф. ст. вместо 400 ф. ст., т. е. только 85 % [прежнего] капитала.

[493] 1320 бушелей были бы только иначе распределены, чем в первом случае. Арендатор должен теперь на 90 ф. ст. [авансированного капитала] отдавать столько же [ренты], сколько прежде на 100 ф. ст., на 80 ф. ст. — столько же, сколько прежде на 90 ф. ст., и на 70 ф. ст. — столько же, сколько прежде на 80 ф. ст. Но затраты капитала в 90, 80, 70 ф. ст. дают ему как раз столько же продукта, сколько прежде давала затрата в 100 ф. ст. Он отдает больше не потому, что должен затрачивать больший капитал, чтобы получить тот же продукт, а потому, что он затрачивает меньше капитала; не потому, что его капитал стал менее производительным, а потому, что этот капитал стал более производительным, арендатор же продает свой продукт по-прежнему по цене продукта разряда I, как если бы для производства того же количества продукта ему был нужен тот же капитал, что и прежде.

[Во-вторых.] Кроме этого повышения нормы ренты, — совпадающего с неодинаковым повышением сверхприбыли в отдельных отраслях промышленности, хотя в промышленности это повышение не фиксируется, — возможен только еще второй случай, когда норма ренты может повыситься несмотря на то, что стоимость продукта земледелия остается той же, т. е. что труд не становится здесь менее производительным. Этот случай имеет место либо тогда, когда производительность в земледелии остается той же самой, как и прежде, но повышается производительность в промышленности, причем это повышение выражается в понижении нормы прибыли; т. е. тогда, когда в промышленности отношение переменного капитала к постоянному уменьшилось. Либо же это бывает тогда, когда производительность повышается также и в земледелии, но не в таком отношении, как в промышленности, а в меньшем. Если производительность в земледелии повышается как 1:2, а в промышленности как 1:4, то это относительно то же самое, как если бы в земледелии производительность осталась прежней, а в промышленности удвоилась бы. В этом случае уменьшение переменного капитала по отношению к постоянному происходило бы в промышленности в два раза быстрее, чем в земледелии.

В обоих этих случаях упала бы норма прибыли в промышленности, а вследствие ее падения повысилась бы норма земельной ренты. В других случаях норма прибыли падает не абсолютно (она скорее остается постоянной), но она падает по отношению к земельной ренте, не потому, что она падает сама по себе, а потому, что повышается земельная рента, норма земельной ренты по отношению к авансированному капиталу.

Рикардо этих случаев не различает. За исключением приведенных случаев (т. е. когда норма прибыли (хотя она и постоянна) относительно падает из-за дифференциальных рент, приходящихся на долю капитала, применяемого на более плодородных почвах, — или когда вследствие увеличения производительности промышленности изменяется общее соотношение между постоянным и переменным капиталом и поэтому увеличивается избыток стоимости земледельческого продукта над его средней ценой) норма земельной ренты может повышаться только при том условии, что норма прибыли падает без увеличения производительности промышленности. А это возможно только в том случае, если в результате увеличившейся непроизводительности земледелия повышается заработная плата или увеличивается стоимость сырого материала. В этом случае падение нормы прибыли и увеличение высоты земельной ренты представляют собой результат одной и той же причины — уменьшения производительности земледелия, применяемого в земледелии капитала. Таково представление Рикардо. При неизменяющейся стоимости денег это должно тогда проявиться в повышении цен сырых продуктов. Если повышение цен относительно, как это было рассмотрено выше, то никакое изменение цены денег не может абсолютно повысить денежные цены земледельческих продуктов по сравнению с продуктами промышленности. При понижении стоимости денег на 50 % один квартер пшеницы, стоивший 3 ф. ст., будет стоить 6 ф. ст., но и один фунт пряжи, стоивший 1 шилл., будет стоить 2 шилл. Таким образом, изменением стоимости денег никогда нельзя объяснить абсолютное повышение денежных цен земледельческих продуктов по сравнению с продуктами промышленности.

В общем следует признать, что при примитивном, докапиталистическом способе производства земледелие производительнее, чем промышленность, так как природа здесь участвует в работе человека как машина и организм, в то время как в промышленности силы природы еще почти целиком замещаются человеческой силой (как, например, в ремесленной промышленности и т. д.). В бурный период капиталистического производства развитие производительности в промышленности, по сравнению с земледелием, происходит очень быстро, хотя развитие промышленности и предполагает, что в земледелии произошло уже значительное изменение в соотношении между переменным и постоянным капиталом, т. е. предполагает, что масса людей согнана с земли. В дальнейшем производительность возрастает и в промышленности и в земледелии, хотя и неодинаковым темпом. Но на известной ступени развития промышленности эта диспропорция должна начать убывать, т. е. производительность земледелия должна увеличиваться относительно быстрее, чем производительность промышленности. Сюда относятся: 1) Замена фермера-лежебоки промышленником, сельскохозяйственным капиталистом, превращение земледельцев в чисто наемных рабочих, ведение земледелия в крупном масштабе, т. е. с помощью концентрированных капиталов. 2) В особенности же следующее: собственно научную основу крупной промышленности составляет механика, которая в XVIII веке до известной степени достигла своего завершения; лишь в XIX веке, в особенности в более поздние его десятилетия^{23}, развиваются те науки, которые непосредственно являются для земледелия специфическими основами в большей степени, чем для промышленности, [494] — химия, геология и физиология.

Нелепо говорить о большей или меньшей производительности двух различных отраслей производства на основании простого сравнения стоимости их товаров. Если фунт хлопка стоил в 1800 году 2 шилл., а фунт пряжи — 4 шилл. и если стоимость хлопка в 1830 году равна 2 шилл. или, скажем, 18 пенсам, а стоимость пряжи равна 3 пшлл. или же 1 шилл. 8 пенсам, то можно было бы сравнивать то отношение, в каком производительность возросла в этих двух отраслях. Но это возможно только потому, что уровень 1800 года принимается за исходный пункт. На основании же того, что фунт хлопка стоит 2 шилл., а фунт пряжи — 3 шилл., т. е. на основании того, что труд, производящий хлопок, в два раза больше [вновь присоединенного] труда прядильщика, было бы нелепо делать вывод, будто один вид труда вдвое производительнее, чем другой, — подобно тому как нелепым было бы следующее утверждение: так как изготовление холста обходится дешевле, чем картина, написанная на этом холсте художником, то труд художника менее производителен, чем труд по изготовлению холста.

Верно здесь лишь следующее (если при этом понятие «производительный труд» брать также и в его капиталистическом смысле, т. е. в смысле труда, производящего прибавочную стоимость, и учитывать вместе с тем относительные массы продукта):

Если в среднем, для того чтобы дать в хлопчатобумажной промышленности занятие 100 рабочим, которые обходятся в 100 ф. ст., нужно, в соответствии с условиями производства, затратить 500 ф. ст. на сырье, машины и т. д. {при данной стоимости последних} и если, с другой стороны, для того чтобы дать в производстве пшеницы занятие 100 рабочим, которые тоже обходятся в 100 ф. ст., нужно затратить 150 ф. ст. на сырье и машины, — то в первом случае переменный капитал составлял бы ¹/₆ совокупного капитала, равного 600 ф, ст., и ¹/₅ постоянного капитала; во втором случае переменный капитал составлял бы ²/₅ совокупного капитала, равного 250 ф. ст., и ²/₃ постоянного капитала. Таким образом, каждые 100 ф. ст., вложенные в хлопчатобумажную промышленность, могут заключать в себе только 16²/₃ ф. ст. переменного капитала и обязательно заключают в себе 83¹/₃ ф. ст. постоянного капитала; во втором же случае — 40 ф. ст. переменного капитала и 60 ф. ст. постоянного. В первом случае переменный капитал составляет ¹/₆ совокупного капитала, т. е. 16²/₃ %, во втором — 40 %. В каком жалком состоянии находятся нынешние работы по истории цен, это ясно. Да они и не могут не быть жалкими, пока теория не покажет им, что именно надо исследовать. При данной норме прибавочной стоимости, равной, например, 20 %, прибавочная стоимость составляла бы в первом случае 3¹/₃ ф. ст. (стало быть, прибыль равнялась бы 3¹/₃ %); во втором же случае — 8 ф. ст. (стало быть, прибыль равнялась бы 8 %). Труд в хлопчатобумажной промышленности был бы не так производителен, как в производстве зерна, но именно потому, что он был бы более производителен (т. е. этот труд был бы не так производителен в смысле производства прибавочной стоимости, потому что он был бы более производителен в смысле производства продукта). Ясно — заметим мимоходом — что, например, в хлопчатобумажной промышленности соотношение 1:¹/₆ [между совокупным капиталом и переменным капиталом] возможно только в том случае, если постоянный капитал (это зависит от машин и т. д.) затрачен, скажем, в размере 10000 ф. ст., а заработная плата — в размере 2000 ф. ст., так что совокупный капитал составляет 12000. Если бы затрачено было только 6000, причем заработная плата составляла бы 1000, то машины были бы менее производительны и т. д. На 100 ф. ст. совсем нельзя было бы вести дело. С другой стороны, возможно, что при затрате в 23000 ф. ст. происходит такое увеличение эффективности машин, достигается такая экономия в других отношениях и т. д., что, быть может, не все 19166²/₃ ф. ст. придутся целиком на постоянный капитал, а большее количество сырья и та же самая масса труда потребуют меньше машин и т. д. (по стоимости), причем на них будет сбережено 1000 ф. ст. Тогда, следовательно, снова возрастает отношение переменного капитала к постоянному, но только потому, что капитал увеличился абсолютно. Это один из факторов, препятствующих падению нормы прибыли. Два капитала по 12000 ф. ст. произведут то же самое количество товара, какое производит один капитал в 23000 ф. ст., но при этом, во-первых, товары были бы дороже, так как на них было затрачено на 1000 ф. ст. больше, а во-вторых, норма прибыли была бы меньше, так как в капитале в 23000 ф. ст. переменный капитал составляет большую долю, чем ¹/₆ совокупного капитала, и, следовательно, большую, чем та, какую он составляет в сумме двух капиталов по 12000 ф. ст. каждый. [494]

[494] (С одной стороны, с прогрессом промышленности машины становятся эффективнее и дешевле, и, стало быть, эта часть постоянного капитала земледелия уменьшается — в том случае, если машины применяются здесь лишь в таком же количестве, как и прежде; однако количество машин растет быстрее, чем их удешевление, ибо этот элемент еще слабо развит в земледелии. С другой стороны, с увеличением производительности земледелия падает цена сырья — примером может служить хлопок, — так что сырье как составная часть процесса образования стоимости увеличивается не в такой же пропорции, в какой оно увеличивается как составная часть процесса труда.)[32]

* * *

[494] Уже Петти говорил, что лендлорды в его время боялись улучшений в земледелии, так как в результате этих улучшений падают цены земледельческих продуктов и земельная рента (по ее высоте); что по той же причине они боялись и увеличения площади земель и обработки ранее не использованной земли, что равносильно увеличению площади земли. (В Голландии такое увеличение земельной площади следует понимать в еще более прямом смысле слова.) Петти говорит:

«Лендлорды ворчат и жалуются на осушение болот, расчистку лесов, огораживание общинных земель для превращения их в пашню, на разведение эспарцета и клевера — как на то, что ведет к понижению цены съестных припасов» («Political Arithmetick, London, 1699, стр. 230) [Русский перевод: Петти, Вильям. Экономические и статистические работы. Москва, 1940, стр. 186]. «Рента со всей Англии, с Уэльса и равнинной части Шотландии составляет примерно 9 млн. ф. ст. в год» (там же, стр. 231) [Русский перевод, стр. 1871.

Петти борется против этих взглядов лендлордов, а Давенант развивает [495] дальше ту мысль, что высота ренты может уменьшаться, тогда как масса ренты, или общая сумма ренты, может при этом увеличиваться. Давенант говорит:

«Ренты могут падать в некоторых местностях и в некоторых графствах, и все же в целом земля нации» (он имеет в виду стоимость земли) «может все время улучшаться; например, если расчищаются парки и леса и огораживаются общинные земли, если осушаются болота и многие земельные участки улучшаются посредством обработки и удобрения, то это, конечно, должно уменьшать стоимость той земли, которая уже раньше была в полной мере улучшена и не поддается уже дальнейшему улучшению; но хотя в результате этого рентный доход отдельных частных лиц понижается, тем не менее одновременно с этим повышается благодаря таким улучшениям общая рента королевства» (D'Avenant. Discourses on the Publick Revenues etc., Part II. London, 1698, стр. 26–27). «В промежуток времени между 1666 и 1688 годами частные ренты упали, но повышение общей суммы ренты в королевстве было в течение этого времени сравнительно большим, чем в предыдущие годы, потому что в этот промежуток времени улучшения почвы были более значительными и имели более всеобщий характер, чем когда-либо прежде» (там же, стр. 28).

Здесь мы видим также и то, что англичанин под высотой ренты понимает всегда отношение ренты к капиталу, а отнюдь не отношение ренты к совокупной земельной площади королевства (или вообще к акру, как это имеет место у г-на Родбертуса).