Том 26, ч.2

[а) Первоначальная догадка Рикардо о вытеснении части рабочих машинами]

В отделе V главы 1-й («О стоимости») Рикардо пишет:

«Предположим… что перед нами машина, которая может применяться в какой-нибудь отрасли промышленности для выполнения работы ста рабочих в течение года, и что она может продержаться только один год. Предположим также, что эта машина стоят 5000 ф. ст. и что заработная плата, ежегодно уплачиваемая ста рабочим, составляет 5000 ф. ст. Очевидно, что в этом случае для фабриканта все равно, купить ли машину или нанять рабочих. Но пусть стоимость труда повысится, и в результате этого годовая заработная плата ста рабочих составит 5500 ф. ст. Очевидно, что теперь фабриканту нечего колебаться: в его интересах купить машину, которая выполнит для него ту же работу за 5000 ф. ст. Но не повысится ли также и цена машины, не будет ли и она тоже стоить 5500 ф. ст. вследствие повышения стоимости труда? Ее цена поднялась бы в том случае, если бы при ее сооружении не применялось никакого капитала и машиностроителю не причиталось бы никакой прибыли. Если бы, например, машина была продуктом труда ста рабочих, изготовляющих ее в течение одного года и получающих заработную плату в 50 ф. ст. каждый, и цена ее была, следовательно, 5000 ф. ст., то, в случае повышения заработной платы до 55 ф. ст., ее цена была бы 5500 ф. ст. Но это невозможно. Приходится допустить, что было занято менее ста рабочих, — иначе машина не могла бы быть продана за 5000 ф. ст., так как из этих 5000 ф. ст. должна быть уплачена прибыль на капитал, затраченный на рабочих. Итак, предположим, что было занято только восемьдесят пять рабочих с затратой в 50 ф. ст. на каждого, или 4250 ф. ст. в год, и что те 750 ф. ст., которые при продаже машины были получены сверх заработной платы, уплаченной рабочим, составляли прибыль на капитал машиностроителя. При повышении заработной платы на 10 % машиностроитель будет вынужден применить добавочный капитал в 425 ф. ст. и поэтому вместо 4250 ф. ст. будет затрачивать 4675 ф. ст. — капитал, на который он получит только 325 ф. ст. прибыли, если по-прежнему продаст машину за 5000 ф. ст. Но точно в таком же положении находятся все фабриканты и капиталисты: повышение заработной платы затрагивает их всех. Поэтому, если бы машиностроитель поднял цену машины вследствие повышения заработной платы, то в ту отрасль промышленности, которая производит такие машины, капитал стал бы притекать в столь необычных размерах, что цены машин скоро стали бы давать машиностроителю только обычную норму прибыли. Мы видим, стало быть, что цены машин не повысятся вследствие повышения заработной платы.

Однако тот фабрикант, который при общем повышении заработной платы располагает машиной, не увеличивающей издержек производства его товара, был бы в особо выгодном положении, если бы мог продавать свои товары по прежней цене; но он, как мы уже видели, будет вынужден понизить цену своих товаров; в противном случае в его отрасль производства будет притекать капитал до тех пор, пока его прибыль не упадет до общего уровня. Таким образом, в выигрыше от введения машин оказывается публика: эти немые агенты всегда являются продуктом гораздо меньшего количества труда, чем то, которое они вытесняют, хотя бы они имели ту же денежную стоимость» (стр.38–40) [Русский перевод, том I, стр. 56–57][142].

Этот пункт подмечен совершенно правильно. В то же время это является ответом тем, кто полагает, что рабочие, вытесняемые машинами, находят себе работу в самом машиностроении, — представление, свойственное, впрочем, той эпохе, когда мастерская, изготовлявшая машины, еще всецело основана была на разделении труда и когда для производства машин еще и не применялись машины.

Предположим, что годовая заработная плата одного рабочего составляет 50 ф. ст., тогда заработная плата 100 рабочих равна 5000 ф. ст. Если эти 100 рабочих заменяются машиной, которая стоит тоже 5000 ф. ст., то машина эта обязательно является продуктом труда менее чем 100 рабочих. Ибо она содержит, кроме оплаченного труда, также и неоплаченный труд, который как раз и образует прибыль фабриканта машин. Если бы машина, стоящая 5000 ф. ст., была продуктом труда 100 рабочих, то она содержала бы только оплаченный труд. Из 5000 ф. ст. — при норме прибыли в 10 % — около 4545 ф. ст. составляли бы авансированный капитал и около 455 ф. ст. — прибыль. 4545 ф. ст. — при заработной плате одного рабочего в 50 ф. ст. — представляли бы лишь 90⁹/₁₀ рабочих.

[735] Но капитал в 4545 ф. ст. отнюдь не представляет собой один лишь переменный капитал (капитал, затраченный непосредственно на заработную плату). В нем представлены также износ основного капитала, примененного машиностроителем, и сырье. Таким образом, машина, стоящая 5000 ф. ст. и заменяющая 100 рабочих, заработная плата которых составляет 5000 ф. ст., является продуктом значительно меньшего количества рабочих, чем 90. Да и применяться с выгодой машина может только в том случае, если она {по крайней мере, та часть ее, которая ежегодно входит вместе с процентами в продукт, т. е. в его стоимость} является продуктом значительно меньшего количества занятых в течение года рабочих, чем то количество рабочих, которое она заменяет.

Всякое повышение заработной платы увеличивает подлежащий авансированию переменный капитал, хотя стоимость продукта, — в той мере, в какой эта стоимость равна переменному капиталу плюс прибавочный труд, — остается без изменения (так как остается без изменения количество рабочих, приводимых в движение переменным капиталом).

[б) Рикардо о влиянии усовершенствований в производстве на стоимость товаров. Ошибочное положение о высвобождении фонда заработной платы для уволенных рабочих]

В главе 20-й («Стоимость и богатство, их отличительные свойства») Рикардо отмечает, что силы природы ничего не добавляют к стоимости товаров, что они, напротив, уменьшают ее. Как раз этим они увеличивают прибавочную стоимость, которая одна только интересует капиталиста.

«В противоположность мнению Адама Смита, г-н Сэй в четвертой главе говорит о стоимости, придаваемой товарам силами природы, например солнцем, ветром, давлением атмосферы и т. д., которые иногда заменяют труд человека, а иногда помогают ему в производстве. Но, хотя эти силы природы значительно увеличивают потребительную стоимость, они никогда не добавляют к товару меновой стоимости, о которой идет речь у г-на Сэя. Как только с помощью машин или естествознания мы заставляем силы природы выполнять такую работу, которая раньше выполнялась человеком, меновая стоимость этой работы соответственно падает» (стр. 335–336) [Русский перевод, том I, стр. 235–236].

Машина имеет стоимость. Силы природы, как таковые, ничего не стоят. Они, следовательно, и не могут прибавить никакой стоимости к продукту, а, напротив, уменьшают его стоимость в той мере, в какой они заменяют капитал или труд, непосредственный труд или же накопленный. В той мере, в какой естествознание учит тому, как без помощи машин или же с помощью только тех машин, что и раньше (быть может, еще дешевле, чем раньше, как это имеет место, например, при использовании парового котла, различных химических процессов и т. д.), заменять труд человека силами природы, — оно ничего не стоит капиталисту (а также и обществу) и абсолютно удешевляет товары.

После вышеприведенного места Рикардо продолжает:

«Если десять человек приводили в движение мельницу, а затем было открыто, что при помощи ветра или воды труд этих десяти человек может быть сбережен, то мука, которая отчасти является продуктом работы мельницы, сейчас же упала бы в своей стоимости соответственно количеству сбереженного труда; и общество стало бы богаче на всю сумму тех товаров, которые могли бы быть произведены трудом десяти человек, так как фонд, предназначенный на их содержание, ни в какой степени не уменьшился бы» (стр. 336) [Русский перевод, том I, стр. 236].

Общество стало бы богаче прежде всего на ту сумму, на которую упала цена муки. Оно или стало бы потреблять больше муки, или потратило бы те деньги, которые раньше предназначались на муку, на какой-либо другой товар, уже имеющийся налицо или впервые появившийся в связи с тем, что высвободился новый фонд потребления.

Об этой части дохода, которая раньше расходовалась на муку, а теперь, вследствие понижения цены муки, высвобождается для любого другого применения, можно сказать, что всей экономикой общества она «предназначалась» для определенной вещи и что теперь она освобождена от этого «предназначения». Это то же самое, как если бы был накоплен новый капитал. Таким способом применение машин и сил природы высвобождает капитал и создает возможности для удовлетворения тех потребностей, которые раньше находились в «скрытом состоянии».

Напротив, ошибочно говорить о «фонде, предназначенном на содержание» тех десяти человек, которые потеряли работу в результате нового открытия. Дело в том, что первый фонд, сберегаемый или создаваемый новым открытием, это — та часть дохода, которую общество платило раньше за муку и которую оно теперь сберегает благодаря понижению цены муки. А второй сберегаемый фонд, это — тот, который мельник ранее уплачивал десяти рабочим, ныне уволенным. Этот «фонд», действительно, как замечает Рикардо, ни в какой степени не уменьшился в результате сделанного открытия и увольнения десяти рабочих. Но фонд этот не находится решительно ни в какой естественной связи с указанными десятью рабочими. Они могут стать пауперами, умереть с голоду и т. д. Несомненно лишь то, что десять человек нового поколения, которые должны были бы занять место этих десяти рабочих, чтобы приводить в движение мельницу, теперь должны искать себе применения в каком-нибудь другом деле и что таким путем население относительно [по сравнению со спросом на труд] увеличилось (независимо от среднего прироста населения), поскольку мельница приводится теперь в движение [без помощи людей], а те десять рабочих, которые, не будь этого открытия, должны были бы приводить ее в движение, заняты в производстве какого-нибудь другого товара. Таким образом, изобретение машин и использование сил природы высвобождают капитал и людей (рабочих) и создают вместе с высвободившимся капиталом высвободившиеся руки («свободные руки», как выражается Стюарт[143]), а это приводит к тому, [736] что создаются новые сферы производства или же происходит расширение старых сфер производства, увеличение в них масштаба производства.

Мельник на свой высвободившийся капитал будет строить новые мельницы или отдаст этот капитал в ссуду, если сам он не сможет затратить его в качестве капитала.

Но при всех обстоятельствах здесь нет налицо никакого фонда, «предназначенного» для десяти уволенных рабочих. Мы еще вернемся^{145} к выступающей тут перед нами нелепой предпосылке о том, что если введение машин (или использование сил природы) не уменьшает массы жизненных средств, могущих служить заработной платой (как это отчасти имеет место в сельском хозяйстве, когда лошади вытесняют людей или когда скотоводство вытесняет хлебопашество), то высвободившийся указанным выше образом фонд необходимо должен быть израсходован в виде переменного капитала (как будто невозможен вывоз жизненных средств за границу или они не могут быть затрачены на непроизводительных работников, или заработная плата не может повыситься в тех или иных сферах производства, и т. п.) и должен быть затрачен как раз на уволенных рабочих. Машины постоянно создают относительное перенаселение, резервную армию рабочих, что весьма увеличивает власть капитала.

В примечании к стр. 335 [Русский перевод, том I, стр. 235–236] Рикардо делает еще следующее замечание против Сэя:

«Хотя А. Смит, определивший богатство как обилие предметов необходимости, комфорта и удовольствия, потребляемых человеком, согласился бы, что машины и силы природы могут в весьма значительной мере увеличивать богатство страны, но он не согласился бы, что они прибавляют что-нибудь к стоимости этого богатства».

Силы природы, действительно, ничего не прибавляют к стоимости, если нет налицо таких обстоятельств, при которых они дают возможность для создания ренты. Но машины всегда прибавляют к имеющейся стоимости свою собственную стоимость; и поскольку их наличие, во-первых, облегчает дальнейшее превращение [части] оборотного капитала в основной капитал и позволяет производить такое превращение во все возрастающем масштабе, постольку они увеличивают не только богатство, но и ту стоимость, которая к продукту годового труда прибавляется прошлым трудом; а во-вторых, так как наличие машин делает возможным абсолютный рост населения, а вместе с ним и рост массы годового труда, то они и этим вторым способом увеличивают стоимость годового продукта. [736]

[в) Научная добросовестность Рикардо, пересмотревшего свои взгляды по вопросу о машинах. Прежние ошибочные предпосылки, сохранившиеся у Рикардо в его новой постановке вопроса]

[736] Глава 31-я называется «О машинах».

Этот раздел, который Рикардо добавил в третьем издании своего сочинения, свидетельствует о его добросовестности, которая так существенно отличает его от вульгарных экономистов.

«Я тем более считаю себя обязанным изложить свои взгляды на этот вопрос» {а именно, о «влиянии машин на интересы различных классов общества»}, «что в результате дальнейших размышлений они подверглись значительным изменениям. И хотя я не могу припомнить, чтобы я когда-либо публиковал по вопросу о машинах что-нибудь такое, от чего мне нужно было бы отказаться, однако я другим путем» {как член парламента?}[144]«оказал поддержку учениям, которые теперь признаю ошибочными. Я считаю поэтому своим долгом представить на рассмотрение читателя мои теперешние взгляды вместе с теми доводами, которые у меня имеются для них.

С тех пор как я впервые обратил свое внимание на вопросы политической экономии, я придерживался того взгляда, что такое применение машин в любой отрасли производства, которое имело бы своим следствием сбережение труда, является благом для всех и сопровождается только теми неудобствами, которые в большинстве случаев связаны с перемещением капитала и труда из одного занятия в другое».

{Эти «неудобства» достаточно велики для рабочего, если они, как это имеет место в современном производстве, происходят непрестанно.}

«Мне казалось, что земельные собственники, при условии, что они получают ту же самую денежную ренту, выиграли бы от понижения цен некоторых из тех товаров, на которые они расходуют эту ренту, — от понижения цен, являющегося необходимым следствием применения машин. Капиталист, думал я, в конечном счете выиграл бы совершенно таким же образом. Правда, тот, кто изобрел машину или первый применил ее, извлекал бы добавочную выгоду, так как в течение некоторого времени получал бы большие прибыли. Но, по мере того как машина входила бы в общее употребление, цена производимого ею товара понизилась бы, вследствие конкуренции, до его издержек производства, и тогда капиталист получал бы такую же денежную прибыль, как и прежде, и он только участвовал бы в общих выгодах [737] как потребитель, ибо при том же денежном доходе он имел бы возможность распоряжаться добавочным количеством предметов комфорта и удовольствия. Класс рабочих, думал я, тоже в одинаковой мере выиграл бы от введения машин, так как при той же самой денежной заработной плате рабочие имели бы возможность покупать больше товаров. И я полагал, что никакого сокращения заработной платы при этом не произойдет, так как капиталист был бы в состоянии предъявлять такой же спрос на труд, как и прежде, и применять прежнее количество труда, хотя, быть может, ему и пришлось бы применять его в производстве какого-нибудь нового или, во всяком случае, другого товара. Если бы в результате усовершенствования машин можно было при применении того же количества труда увеличить вчетверо количество производимых этим трудом чулок, а спрос на них увеличился бы только вдвое, то некоторое число рабочих чулочной промышленности пришлось бы уволить; но так как капитал, применявший их, продолжал бы существовать и так как его владельцы были бы заинтересованы в его производительном употреблении, то мне казалось, что он будет применен в производстве каких-либо других полезных для общества товаров, на которые существовал бы твердо обеспеченный спрос… Так как мне, стало быть, казалось, что спрос на труд останется таким же, как и прежде, а заработная плата не понизится, то я полагал, что рабочий класс в такой же степени, как и другие классы, воспользуется выгодами общего удешевления товаров, вызванного применением машин.

Таковы были мои взгляды, и, поскольку речь идет о земельном собственнике и капиталисте, они не изменились; но я убедился, что замена человеческого труда машинами часто приносит большой ущерб классу рабочих» (стр. 466–468) [Русский перевод, том I, стр. 318–319].

Прежде всего надо отметить, что Рикардо исходит из ошибочной предпосылки, будто машины всегда вводятся в таких сферах производства, где уже существует капиталистический способ производства. Между тем известно, что механический ткацкий станок первоначально заменяет ручного ткача, дженни — ручного прядильщика, а косилка, молотилка, сеялка заменяют, быть может, мелкого самостоятельного крестьянина и т. д. Здесь не только вытесняется работник, но и его орудие производства перестает быть капиталом (в рикардовском смысле). Это полное или окончательное обесценение старого капитала наступает и тогда, когда машины революционизируют существовавшую до их введения мануфактуру, покоившуюся лишь на разделении труда. Здесь нелепо говорить, что «старый капитал» продолжает предъявлять такой же спрос на труд, как и прежде.

«Капитал», применявшийся ручным ткачом, ручным прядильщиком и т. д., уже не «продолжал бы существовать».

Но предположим, ради упрощения исследования, что машины {мы здесь, разумеется, не говорим о применении машин в новых отраслях производства} введены лишь в тех сферах, где уже господствует капиталистическое производство (мануфактура), или даже в мастерских, основанных уже на машинном производстве, так что речь идет о том, что повышается их автоматический характер или вводятся улучшенные машины, которые позволяют либо уволить часть занятых до тех пор рабочих, либо применять то же, что и прежде, число рабочих, но так, что доставляемый ими продукт при этом возрастает. Последнее, конечно, представляет собой наиболее благоприятный случай.

Для уменьшения путаницы необходимо различать две вещи: 1) фонд капиталиста, применяющего машины и увольняющего рабочих; 2) фонд общества — потребителей товаров этого капиталиста.

К пункту 1-му. Что касается капиталиста, вводящего машины, то ошибочно и нелепо говорить, будто он может затрачивать на заработную плату ту же сумму капитала, что и прежде. (Даже тогда, когда он прибегает к займу, это остается столь же неверным, если не по отношению к нему самому, то по отношению ко всему обществу.) Одну часть своего капитала он превращает в машины и иной основной капитал, другую часть — в такие вспомогательные материалы, в которых он раньше не нуждался, и более значительную, чем прежде, часть капитала он превращает в сырье, поскольку мы предполагаем, что с меньшим числом рабочих он производит больше товара и, следовательно, нуждается для этого в большем количестве сырья. Отношение переменного капитала, т. е. капитала, затрачиваемого на заработную плату, к постоянному капиталу уменьшилось в его отрасли производства. И это уменьшившееся отношение останется в силе (уменьшение переменного капитала по отношению к постоянному даже еще усилится вследствие того, что вместе с накоплением развивается производительная сила труда) даже и в том случае, если предприятие этого капиталиста так расширится на новой ступени производства, что он сможет снова дать работу всем уволенным рабочим или даже еще большему числу рабочих, чем прежде. {Спрос на труд в его предприятии будет расти вместе с накоплением его капитала, но в гораздо меньшей степени, чем накопляется его капитал, и этот последний, по своей абсолютной величине, никогда уже не будет представлять такого же источника спроса на труд, как прежде. А это имеет своим ближайшим результатом то, что часть рабочих оказывается выброшенной на улицу.}

Но, скажут нам, косвенным образом спрос на рабочих останется тем же, ибо возрастет спрос на рабочих для машиностроения. Однако Рикардо сам уже показал раньше^{146}, что машины никогда не стоят такого количества труда, какое они заменяют. Возможно, что в машиностроительных предприятиях рабочий день временно будет удлинен [738] и что в связи с этим на первых порах нельзя будет занять в них ни одного добавочного рабочего. Сырье — например, хлопок — может получаться из Америки и Китая, а для выброшенных на улицу английских рабочих весьма безразлично, возрастает ли при этом Спрос на американских негров или китайских кули. Но предположим даже, что сырье производится внутри страны. Тогда в земледелии будет занято больше женщин и детей, будет применяться больше лошадей и т. д., будет произведено, быть может, больше именно этого продукта и меньше какого-нибудь другого продукта. Но спроса на уволенных промышленных рабочих здесь не возникнет, так как и здесь, в земледелии, происходит тот же процесс, создающий постоянное относительное перенаселение.

Prima facie^{147} представляется невероятным, что введение машин высвобождает капитал у фабриканта при первоначальном вложении им капитала в предприятие. Введение машин только дает его капиталу другое приложение, ближайшим результатом которого, согласно самой же этой предпосылке, является увольнение рабочих и превращение части переменного капитала в постоянный капитал.

К пункту 2-му. Что касается публики, то у нее в результате удешевления товаров, производимых при помощи машины, высвободится прежде всего доход; капитал высвободится — непосредственно — лишь в той мере, в какой производимый при помощи машины предмет входит в качестве элемента производства в постоянный капитал. {Если он входит в обычное потребление рабочих, то, согласно взглядам самого Рикардо, это должно повлечь за собой понижение действительной заработной платы[145] также и в других отраслях производства.} Одна часть высвободившегося дохода будет потреблена в виде того же предмета либо потому, что удешевление этого предмета сделает его доступным для новых слоев потребителей (впрочем, в последнем случае доход, затрачиваемый на этот предмет, не является высвободившимся доходом), либо потому, что прежние потребители будут потреблять теперь большее количество подешевевшего предмета, например четыре пары хлопчатобумажных чулок вместо одной пары. Другая часть высвободившегося указанным образом дохода может служить для расширения той отрасли производства, в которой введены машины, или же для создания новой отрасли, производящей другой товар, или, наконец, для расширения какой-нибудь ранее существовавшей отрасли производства. Как бы то ни было, высвободившийся таким образом и превращенный обратно в капитал доход едва ли будет достаточен хотя бы для того, чтобы поглотить ту часть прироста населения, ежегодно вновь притекающего во все отрасли производства, для которой старая отрасль производства в первую очередь оказалась теперь закрытой. Но возможно также, что часть высвободившегося дохода будет обменена на заграничные продукты или потреблена непроизводительными работниками. Во всяком случае, не существует никакой необходимой связи между высвободившимся доходом и освобожденными от дохода рабочими.

В-третьих. То нелепое представление, которое лежит в основе аргументации Рикардо, заключается, однако, в нижеследующем.

[Как мы видели,] капитал фабриканта, вводящего машины, не высвобождается. Он только получает другое назначение, а именно такое назначение, при котором он не превращается, как прежде, в заработную плату для уволенных ныне рабочих. Он частично превращается из переменного капитала в постоянный. Даже если бы часть его высвободилась, то она была бы поглощена теми сферами производства, в которых уволенные рабочие работать не могут и которые в лучшем случае дали бы приют только тем, кто должен был бы занять их место.

А высвободившийся доход, — если его высвобождение не парализуется увеличившимся потреблением подешевевшего предмета или если он не обменивается на получаемые из-за границы жизненные средства, — лишь открывает, благодаря расширению старых или созданию новых отраслей производства, необходимый клапан (если высвободившийся доход вообще открывает его!) для той части ежегодно притекающего прироста населения, перед которой в первую очередь оказывается закрытой старая отрасль производства, где были введены машины.

Так вот, та нелепость, которая в скрытом виде образует основу аргументации Рикардо, сводится не более и не менее, как к следующему:

Те жизненные средства, которые раньше потреблялись уволенными ныне рабочими, продолжают ведь существовать и по-прежнему находятся на рынке. С другой стороны, эти рабочие руки тоже находятся на рынке. Следовательно, на одной стороне имеются жизненные средства (а значит, и средства оплаты) рабочих, являющиеся δυναµει^{148} переменным капиталом, а на другой стороне — незанятые рабочие. Стало быть, налицо имеется фонд для того, чтобы привести этих последних в движение. И, следовательно, они найдут себе работу.

Возможно ли, чтобы даже такой экономист, как Рикардо, болтал подобного рода вздор, от которого волосы становятся дыбом?

Согласно этой концепции, в буржуазном обществе ни один работоспособный и желающий работать человек не мог бы голодать, когда на рынке, в обществе, имеются жизненные средства, которыми можно уплатить ему за ту или иную работу.

Прежде всего надо сказать, что эти жизненные средства отнюдь не противостоят уволенным рабочим в качестве капитала.

Предположим, что в результате введения машин оказались внезапно выброшенными на улицу 100000 рабочих. Тогда прежде всего не подлежит никакому сомнению, [739] что находящиеся на рынке земледельческие продукты, которых в среднем хватает на весь год и которые раньше потреблялись этими рабочими, останутся по-прежнему на рынке. Что получилось бы, если бы на них не оказалось спроса и если бы вместе с тем их нельзя было вывезти за границу? Так как относительно, по сравнению со спросом, предложение возросло бы, то эти продукты упали бы в цене, а вследствие этого падения цен повысилось бы их потребление, хотя бы уволенные 100000 рабочих и умирали с голоду. Нет даже необходимости в том, чтобы цена предметов питания упала: возможно, что их будет меньше ввезено из-за границы или больше вывезено за границу.

Рикардо исходит из фантастического представления, будто весь механизм буржуазного общества устроен так тонко, что если уволены, например, десять рабочих, то их жизненные средства, ставшие теперь свободными, обязательно должны быть так или иначе потреблены теми же самыми десятью рабочими, а в противном случае совсем не могут найти себе сбыт, — как если бы на дне этого общества не было массы полузанятых или совсем не занятых людей, барахтающихся в непрестанных поисках работы, и как если бы капитал, существующий в виде жизненных средств, представлял собой некоторую фиксированную величину.

Если бы вследствие уменьшения спроса рыночная цена хлеба упала, то имеющийся в виде хлеба капитал (в его денежном выражении) уменьшился бы и, поскольку его нельзя вывезти за границу, был бы обменен на менее значительную часть денежного дохода общества. И это тем более справедливо относительно капитала, имеющегося в виде продуктов промышленности. В течение того ряда лет, когда ткачи, работавшие на ручных станках, постепенно погибали от голода, производство и экспорт английских хлопчатобумажных тканей чрезвычайно увеличились. Одновременно с этим (в период 1838–1841 гг.) повысились цены на предметы питания. И у ткачей не было ни единой целой тряпки, чтобы одеться, и не имелось пищи хотя бы настолько, чтобы душа держалась в теле. Постоянное искусственное производство перенаселения, поглощаемого только во времена лихорадочного процветания, является одним из необходимых условий производства для современной промышленности. И ничто не мешает тому, чтобы в одно и то же время часть денежного капитала лежала праздно, без употребления, цены на жизненные средства, вследствие относительного перепроизводства последних, падали, а вытесненные машинами рабочие умирали с голоду.

Конечно, в конце концов, высвободившийся труд, вместе с высвободившейся частью дохода или капитала, должен найти себе то или иное применение в какой-нибудь новой отрасли производства или в старых отраслях производства в случае их расширения, но это больше идет на пользу тем, кто должен был бы занять место вытесненных рабочих, чем им самим. Постоянно возникают новые ответвления более или менее непроизводительных отраслей труда, в которых непосредственно расходуется доход. К этому присоединяются: образование основного капитала (железные дороги и т. д.) и открываемая этим возможность работы по надзору; производство предметов роскоши и т. д.; внешняя торговля, вносящая все большее и большее разнообразие в те предметы, на которые расходуется доход.

Исходя из своей нелепой точки зрения, Рикардо поэтому предполагает, что введение машин только тогда вредит рабочим, когда оно уменьшает валовой продукт (а потому и валовой доход). Такого рода случай возможен, конечно, в крупном сельском хозяйстве, когда там начинают применять лошадей, потребляющих зерновой хлеб, до этого потреблявшийся рабочими, или когда хлебные поля превращают в пастбища для овец и т. д. Но в высшей степени абсурдно распространять этот случай на промышленность в собственном смысле слова, у которой рынок для ее валового продукта отнюдь не ограничивается рамками внутреннего рынка. (К тому же, если одна часть рабочих умирает с голоду, то другая часть их может лучше питаться, лучше одеваться; точно так же могут лучше питаться и одеваться непроизводительные работники и промежуточные слои, стоящие между рабочим и капиталистом.)

Само по себе ошибочно мнение, что увеличенное количество (или вообще количество) предметов, входящих в доход, само по себе является фондом для рабочих, или образует для них капитал. Часть этих предметов потребляется непроизводительными работниками или людьми, вообще не работающими. Другая часть может быть превращена посредством внешней торговли из той формы, в которой она служит в качестве заработной платы, — из своей грубой формы, — в такую форму, в которой она входит в доход богатых или же служит производственным элементом постоянного капитала. Наконец, некоторая часть потребляется самими уволенными рабочими в работном доме, в тюрьме, в виде милостыни или в виде украденного имущества, или же в виде платы за проституцию их дочерей.

В дальнейшем я коротко сведу воедино те положения, в которых Рикардо развивает свою нелепую аргументацию. Толчок для этой аргументации, как он сам говорит, он получил из книги Бартона, на которой поэтому надо будет коротко остановиться после приведения упомянутых цитат.

[740] Само собой разумеется, что для того, чтобы ежегодно было занято определенное число рабочих, необходимо ежегодно производить определенное количество продуктов питания и других предметов необходимости. В крупном земледелии, в скотоводстве и т. д. является возможным тот случай, что чистый доход (прибыль и рента) увеличивается, тогда как валовой доход, масса предметов необходимости, предназначенных для содержания рабочих, уменьшается. Но вопрос здесь не в этом. Масса предметов, входящих в потребление, или — пользуясь выражением Рикардо — масса предметов, входящих в валовой доход, может быть увеличена без того, чтобы благодаря этому увеличилась та часть этой массы, которая превращается в переменный капитал. Эта часть может даже уменьшиться. Тогда больше потребляется в качестве дохода капиталистами, земельными собственниками, их слугами, непроизводительными классами, государством, промежуточными классами (торговцами) и т. д.

Скрытой основой рассуждений Рикардо (и Бартона) служит то, что он исходил первоначально из предположения, будто всякое накопление капитала представляет собой увеличение переменного капитала и потому спрос на труд непосредственно увеличивается в той же пропорции, в какой происходит накопление капитала. Это оказалось неверным, так как вместе с накоплением капитала происходит изменение в его органическом строении и постоянная часть капитала возрастает в большей прогрессии, чем его переменная часть. Но это не препятствует тому, чтобы доход постоянно возрастал по стоимости и по количеству. Этот рост дохода не ведет, однако, к тому, чтобы на заработную плату расходовалась соответственно увеличивающаяся часть совокупного продукта. Те классы и подклассы, которые не живут непосредственно своим трудом, возрастают в численности и живут лучше, чем прежде, и точно так же увеличивается число непроизводительных работников.

Доход такого капиталиста, который превращает часть своего переменного капитала в машины (и который поэтому во всех тех сферах производства, где сырье образует один из элементов стоимости продукта, должен, по сравнению с количеством применяемого им труда, более значительную долю капитала затрачивать также и на сырье), — доход этого капиталиста мы оставим в стороне как не имеющий непосредственного отношения к занимающему нас вопросу. Его капитал, действительно вошедший в процесс производства, а также и его доход, существует сперва в форме тех продуктов или, вернее, тех товаров, которые он сам производит, например — в виде пряжи, если он прядильный фабрикант. Некоторую часть этих товаров — или тех денег, за которые данный капиталист их продает, — он, после введения машин, превращает в машины, вспомогательные материалы и сырье, вместо того чтобы, как прежде, выплачивать эту часть денег рабочим в виде заработной платы, т. е. косвенно превращать ее в жизненные средства для рабочих. За некоторыми исключениями, имеющими место в земледелии, капиталист будет производить этих товаров больше, чем прежде, хотя уволенные им рабочие и перестали быть потребителями, а значит и покупателями его собственных изделий, каковыми они были раньше. Теперь на рынке существует больше товаров этого рода, хотя они и перестали существовать для выброшенных на улицу рабочих или перестали существовать для них в таком объеме, как раньше. Следовательно, что касается прежде всего продукта, произведенного этим самым капиталистом, то даже в том случае, если продукт этот входит в потребление рабочих, увеличению его количества нисколько не противоречит то, что часть его перестала существовать для рабочих в качестве капитала. Напротив, ту часть постоянного капитала, которая сводится к машинам, вспомогательным материалам и сырью, теперь должна возмещать более значительная часть совокупного продукта, т. е. более значительная часть совокупного продукта должна теперь быть обменена на большее, чем прежде, количество этих элементов воспроизводства. Если бы вызываемое введением машин увеличение количества товаров находилось в противоречии с уменьшением существовавшего раньше спроса на производимые с помощью этих машин товары (а именно, спроса со стороны уволенных рабочих), то в большинстве случаев введение машин было бы вообще невозможно. Таким образом, масса производимых товаров и та доля этих товаров, которая превращается обратно в заработную плату, непосредственно не имеют между собой никакого определенного соотношения или никакой необходимой связи, если рассматривать тот самый капитал, часть которого теперь обратно превращается не в наемный труд, а в машины.

Что же касается общества в целом, то у него происходит замещение или, вернее, расширение границ его дохода, в первую очередь в отношении того предмета, который стал дешевле благодаря машинам. Этот доход может быть по-прежнему затрачен как доход, а если сколько-нибудь значительная часть его превращается в капитал, то налицо всегда уже имеется, кроме искусственно созданного перенаселения, также и естественный прирост населения, способный поглотить ту часть дохода, которая превращается в переменный капитал.

Итак, остается prima facie лишь следующее: производство всех других предметов, в частности также и в тех сферах, которые производят предметы, входящие в потребление рабочих, происходит — несмотря на увольнение, скажем, 100 рабочих — в тех же размерах, что и прежде; вне всякого сомнения это имеет место в момент их увольнения. Поэтому, поскольку уволенные рабочие предъявляли спрос на указанные предметы, спрос этот уменьшился, хотя предложение осталось без изменения. Следовательно, если это уменьшение спроса не будет чем-нибудь компенсировано, произойдет понижение цены соответствующего товара (или же, вместо понижения цены, большее количество товара может остаться на рынке в виде запаса на будущий год). Если соответствующий товар вместе с тем не является предметом экспорта и если спрос на него продолжает стоять ниже прежнего уровня, то воспроизводство данного предмета уменьшится, но отнюдь не обязательно уменьшится [741] применяемый в этой сфере капитал. Быть может, будет произведено больше мяса или больше технических растений или деликатесов и меньше пшеницы, или больше овса для лошадей и т. д., или меньше бумазейных курток и больше сюртуков для буржуазии и т. п. Однако если бы благодаря удешевлению, например, хлопчатобумажных тканей занятые в производстве рабочие могли тратить больше на пищу и т. д., то не было бы никакой необходимости в том, чтобы имело место какое-либо из указанных следствий. Может производиться прежнее, и даже большее, количество товаров, — в том числе и таких, которые входят в потребление рабочих, — несмотря на то, что теперь меньше капитала, менее значительная часть совокупного продукта превращается в переменный капитал, затрачивается на заработную плату.

Здесь нет также и того, чтобы для производителей этих товаров высвобождалась часть их капитала. В худшем случае спрос на их товары уменьшится, и потому воспроизводство их капитала будет происходить с затруднениями, при понизившихся ценах на их товары. Поэтому их собственный доход сразу уменьшился бы, как это имеет место при всяком падении товарных цен. Но нельзя сказать, что какая-либо часть их товаров ранее противостояла уволенным рабочим в качестве капитала, а теперь «высвободилась» одновременно с ними. То, что противостояло рабочим в качестве капитала, это — часть товара, производимого теперь при помощи машин; причем эта часть притекала к ним в виде денег и обменивалась ими на другие товары (жизненные средства), которые по отношению к рабочим не выступали в качестве капитала, а противостояли их деньгам просто как товары. Это, следовательно, — отношение совершенно иного рода. Фермер или какой-нибудь другой капиталист, товары которого рабочие покупали на свою заработную плату, не противостоял им как капиталист и не использовал их в производстве как рабочих. Теперь они только перестали быть для него покупателями, что, пожалуй, если это не уравновешивается другими обстоятельствами, может вызвать временное обесценение его капитала, но не высвобождает никакого капитала для найма уволенных рабочих. Тот капитал, который использовал их в производстве, все еще «продолжает существовать», но уже не в той форме, в какой он сводится к заработной плате (или же он сводится к заработной плате лишь косвенно и в меньшей степени).

В противном случае всякий, кто имел несчастье каким-нибудь образом потерять свои деньги, высвобождал бы тем самым такой капитал, который ему же самому давал бы работу.

[г) Правильное констатирование у Рикардо некоторых последствий введения машин для рабочего класса. Наличие апологетических представлений в рикардовской трактовке проблемы]

Под валовым доходом Рикардо понимает ту часть продукта, которая возмещает заработную плату и прибавочную стоимость (прибыль и ренту); под чистым доходом он понимает прибавочный продукт, прибавочную стоимость. Рикардо здесь, как и во всей своей экономической теории, забывает, что часть валового продукта должна возмещать стоимость машин и сырья, короче говоря — стоимость постоянного капитала.

* * *

Приводимые ниже рассуждения Рикардо представляют интерес отчасти благодаря некоторым попутно делаемым замечаниям, отчасти же потому, что они, mutatis mutandis^{149}, практически важны для крупного сельского хозяйства, в особенности для овцеводства. Здесь, таким образом, снова обнаруживается граница капиталистического производства. Его определяющей целью отнюдь не является производство для производителей (рабочих), более того: его исключительной целью здесь признаётся чистый доход (прибыль и рента), даже когда эта цель достигается за счет размеров производства — за счет производимой массы товаров.

«Моя ошибка вытекала из предположения, что при всяком возрастаний чистого дохода общества должен возрастать также и его валовой доход. Но теперь у меня имеются все основания быть убежденным в том, что тот фонд, из которого получают свой доход земельные собственники и капиталисты, может возрастать, в то время как другой фонд — тот, от которого главным образом зависит рабочий класс, может уменьшаться. Отсюда следует, если я не ошибаюсь, что та же самая причина, которая может увеличивать чистый доход страны, может одновременно с этим создавать избыточное население и ухудшать положение рабочего» (стр. 469) [Русский перевод, том I, стр. 319–320].

Тут прежде всего нужно отметить следующее: Рикардо признаёт здесь, что те причины, которые увеличивают богатство капиталистов и земельных собственников, «могут… создавать избыточное население», так что избыточное население, или перенаселение, изображается здесь как результат самого процесса обогащения и обусловливающего его развития производительной силы.

Что касается фонда, из которого получают свои доходы капиталисты и земельные собственники, и, с другой стороны, фонда, из которого получают свой доход рабочие, то этим общим фондом является прежде всего совокупный продукт. Значительная часть продуктов, входящих в потребление капиталистов и земельных собственников, не входит в потребление рабочих. Но, с другой стороны, почти все продукты, входящие в потребление рабочих, — фактически все эти продукты, но в большей или меньшей степени, — входят также и в потребление земельных собственников и капиталистов, включая их слуг, прихлебателей, собак и кошек. Нельзя представлять себе дело так, будто здесь существуют обособленно друг от друга два различных по своей природе фонда, имеющих фиксированную величину. Важно то, какие доли получает из этого общего фонда каждая из сторон. Цель капиталистического производства состоит в том, чтобы с помощью данной массы богатства получать возможно больше прибавочного продукта или прибавочной стоимости. Эта цель достигается тем, что постоянный капитал возрастает относительно быстрее, чем переменный, т. е. тем, что с возможно меньшим переменным капиталом приводится в движение возможно больший [742] постоянный капитал. Таким образом, в гораздо более общем смысле, чем это имеет здесь в виду Рикардо, верно то, что одна и та же причина, вызывая увеличение фонда, из которого получают свои доходы капиталисты и земельные собственники, порождает этот результат посредством уменьшения того фонда, из которого получают свой доход рабочие.

Отсюда не следует, что фонд, из которого получают свой доход рабочие, уменьшается абсолютно. Он уменьшается лишь относительно, в сравнении с совокупным продуктом, производимым ими. И это является единственно важным для определения той доли, которую они себе присваивают из богатства, созданного ими же самими.

«Предположим, что капиталист применяет капитал стоимостью в 20000 ф. ст. и что он одновременно является и фермером и фабрикантом, производящим предметы необходимости. Предположим, далее, что 7000 ф. ст. из этого капитала вложены в основной капитал, т. е. в постройки, орудия труда и т. д., а остающиеся 13000 ф. ст. применяются как оборотный капитал на содержание труда. Предположим также, что прибыль составляет 10 % и что, следовательно, капитал нашего, капиталиста ежегодно приводится в состояние своей первоначальной эффективности и приносит прибыль в 2000 ф. ст.

Ежегодно капиталист начинает свои операции, обладая продуктами питания и другими предметами необходимости стоимостью в 13000 ф. ст., которые он в течение года полностью продает своим собственным рабочим за эту сумму денег; и в течение того же периода он выплачивает им такую же сумму денег в виде заработной платы. В конце года они возмещают капиталисту продукты питания и другие предметы необходимости стоимостью в 15000 ф. ст., из которых 2000 ф. ст. он потребляет сам или распоряжается ими соответственно своим вкусам и желаниям».

{Здесь природа прибавочной стоимости выражена весьма наглядно. Место это находится на стр. 469–470 книги Рикардо [Русский перевод, том I, стр. 320].}

«Поскольку речь идет об этих продуктах, валовой продукт данного года составит 15000 ф. ст., а чистый продукт 2000 ф. ст. Предположим теперь, что в следующем году капиталист применяет половину своих рабочих на сооружение машины, а другую половину — как и раньше — на производство продуктов питания и других предметов необходимости. В течение этого года он затратил бы на заработную плату, как обычно, 13000 ф. ст. и продал бы на такую же сумму продуктов питания и других предметов необходимости своим рабочим. Но каково было бы положение в следующем году?

Пока строилась бы машина, получалась бы только половина обычного количества продуктов питания и других предметов необходимости, и они представляли бы собой лишь половину стоимости того количества, которое производилось раньше. Машина стоила бы 7500 ф. ст., а продукты питания и другие предметы необходимости тоже 7500 ф. ст., так что капитал нашего капиталиста был бы так же велик, как и прежде; ибо, сверх этих двух стоимостей, он обладал бы еще основным капиталом стоимостью в 7000 ф. ст., что в целом составило бы 20000 ф. ст; капитала и 2000 ф. ст. прибыли. После вычета этой последней суммы, идущей на его личные расходы, он имел бы для ведения дальнейших операций оборотный капитал всего лишь в 5500 ф. ст.; поэтому его средства, идущие на содержание труда, уменьшились бы с 13000 до 5500 ф. ст. и, следовательно, весь тот труд, который раньше применялся при помощи 7500 ф. ст., теперь оказался бы избыточным».

{ Но это имело бы место и в том случае, если бы теперь с помощью машины стоимостью в 7500 ф. ст. [при переменном капитале в 5500 ф. ст.] производилось точно такое же количество продуктов, какое раньше производилось при переменном капитале в 13000 ф. ст. Если предположить, что износ машины составляет за год одну десятую, т. е. 750 ф. ст., то стоимость продукта, составлявшая раньше 15000 ф. ст., будет теперь равняться 8250 ф. ст. (оставляя в стороне износ первоначального основного капитала в 7000 ф. ст., о возмещении которого Рикардо вообще ничего не говорит). Из этих 8250 ф. ст. 2000 ф. ст. составляли бы прибыль, подобно тому как раньше 2000 ф. ст, составляли прибыль из 15000 ф. ст. Фермер выиграл бы, поскольку он сам потребляет, в качестве дохода, продукты питания и другие предметы необходимости. Поскольку он в результате удешевления предметов необходимости мог бы понизить заработную плату нанимаемых им рабочих, он опять-таки выиграл бы, и часть его переменного капитала высвободилась бы. Это и есть та часть, которая до известной степени могла бы применить новый труд, однако только потому, что действительная заработная плата оставшихся неуволенными рабочих упала бы. Таким образом, небольшая часть уволенных рабочих могла бы снова получить работу — за счет тех, кто продолжал бы работать. Но само то обстоятельство, что количество продукта останется точно таким же, как и раньше, нисколько не пойдет на пользу уволенным рабочим. Если бы заработная плата оставалась неизменной, то не высвободилось бы ни малейшей доли переменного капитала. Стоимость продукта — 8250 ф. ст. — не повысилась бы от того, что она представляет такое же количество продуктов питания и других предметов необходимости, какое раньше стоило 15000 ф. ст. Чтобы возместить, с одной стороны, износ машин, а с другой стороны, свой переменный капитал, фермер должен был бы продать свой продукт за 8250 ф. ст. Если бы такое удешевление продуктов питания и других предметов необходимости не вызвало общего понижения заработной платы или понижения цены составных частей, входящих в воспроизводство постоянного капитала, то мы имели бы лишь увеличение дохода общества в той мере, в какой он тратится на продукты питания и другие предметы необходимости. Часть непроизводительных работников, производительных рабочих и т. д. стала бы жить лучше. Voila tout^{150}. (Эта часть населения могла бы даже откладывать сбережения, но это всегда такое дело, которое направлено в будущее.) Уволенные рабочие по-прежнему не имели бы куска хлеба, хотя физическая возможность содержать их продолжала бы существовать совершенно так же, как и раньше. И в воспроизводстве был бы применен такой же капитал, как и прежде. Но часть продукта (стоимость которого понизилась), существовавшая раньше в качестве капитала, существует теперь в качестве дохода.}

«Уменьшенное количество труда, которое может теперь применить капиталист, должно, конечно, при помощи машины и после вычета издержек по ее ремонту произвести стоимость, равную 7500 ф. ст., оно должно возместить оборотный капитал с прибылью в 2000 ф. ст. на весь капитал. Но если это сделано, [743] если чистый доход не уменьшился, то разве для капиталиста не безразлично, составляет ли валовой доход стоимость в 3000 ф. ст., в 10000 ф. ст. или в 15000 ф. ст.?»

{Это абсолютно верно. Валовой доход совершенно безразличен для капитала. Единственно, что его интересует, это чистый доход.}

«Итак, в рассматриваемом нами случае, хотя стоимость чистого продукта не уменьшилась бы и хотя его покупательная способность по отношению к товарам могла значительно увеличиться, валовой продукт вместо стоимости в 15000 ф. ст. составлял бы всего лишь стоимость в 7500 ф. ст. А так как способность содержать население и применять труд зависит всегда от валового продукта нации, а не от ее чистого продукта»

{отсюда пристрастие А. Смита к валовому продукту, против чего возражает Рикардо. См. главу 26-ю («О валовом и чистом доходе»), которую Рикардо начинает словами:

«Адам Смит постоянно преувеличивает выгоды, которые страна извлекает из большого валового дохода, в сравнении с выгодами, доставляемыми большим чистым доходом» (цит. соч., стр. 415) [Русский перевод, том I, стр. 284]},

«то в результате уменьшения валового продукта неизбежно уменьшится спрос на труд, часть населения станет избыточным населением, и положение рабочего класса будет представлять картину нужды и бедствий».

{ Таким образом, труд становится избыточным потому, что спрос на него уменьшается, а спрос уменьшается вследствие развития производительной силы труда. Место это находится на стр. 471 книги Рикардо [Русский перевод, том I, стр. 321].}

«Так как, однако, способность сберегать часть дохода для превращения его в капитал необходимым образом зависит от способности чистого дохода удовлетворять потребности капиталиста, то последний, вследствие понижения цен товаров, вызванного введением машин, может увеличить, — если его потребности останутся такими же самыми» {но его потребности возрастают}, — «свои сбережения, и это облегчает превращение дохода в капитал».

{ Согласно этому рассуждению, часть капитала — не по своей стоимости, а по потребительным стоимостям, в смысле тех вещественных элементов, из которых эта часть капитала состоит, — превращается сперва в доход, чтобы впоследствии часть дохода снова можно было превратить в капитал. Например, часть продукта на сумму в 7500 ф. ст., когда на переменный капитал затрачивалось 13000 ф. ст., входила в потребление рабочих, которых нанимал фермер, и эта часть продукта составляла часть капитала фермера. В результате введения машин производится, согласно нашему предположению, столько же продукта, как и раньше, но стоимость его составляет уже только 8250 ф. ст. вместо прежних 15000. И этот подешевевший продукт входит теперь более значительной своей частью как в доход фермера, так и в доход покупателей продуктов питания и других предметов необходимости. Они потребляют теперь в качестве дохода такую часть продукта, которая раньше, правда, тоже потреблялась как доход рабочими фермера (с тех пор уволенными), но которая их нанимателем потреблялась производственно как капитал. В результате такого рода возрастания дохода, обусловленного тем, что в качестве дохода теперь потребляется часть продукта, раньше потреблявшаяся в качестве капитала, мы имеем образование нового капитала и обратное превращение дохода в капитал.}

«Но с каждым увеличением капитала капиталист будет применять больше рабочих»

{во всяком случае не в такой мере больше, в какой возрастает его капитал в целом. Фермер купит, быть может, больше лошадей или гуано или новых орудий},

«а потому часть тех людей, которые на первых порах лишились работы, впоследствии найдет себе работу; и если увеличение- производства, вызванное применением машин, будет так значительно, что оно доставит, в виде чистого продукта, такое же количество продуктов питания и других предметов необходимости, какое прежде имелось в форме валового продукта, то налицо будет возможность давать, как и прежде, работу всему населению, а потому не обязательным» {но возможным и вероятным!} «будет появление избыточного населения» (стр. 469–472) [Русский перевод, том I, стр. 320–321].

В последних строках Рикардо, таким образом, прямо высказывает то, что я отметил у него выше. Для того чтобы доход указанным путем превратился в капитал, капитал перед этим превращается в доход. Или, как это выражает Рикардо: сперва чистый продукт увеличивают за счет валового продукта, чтобы затем некоторую часть чистого продукта можно было обратно превратить в валовой продукт. Продукт есть продукт. Наименования «чистый» и «валовой» ничего в этом деле не меняют (хотя их противопоставление может также означать, что избыток над затратами, т. е. чистый продукт, возрастает несмотря на то, что совокупная масса продукта, т. е. валовой продукт, уменьшается). Продукт становится чистым или валовым в зависимости от той определенной формы, которую он принимает в процессе производства.

«Я хочу доказать только то, что изобретение и применение машин может сопровождаться уменьшением валового продукта; и всякий раз, когда такое уменьшение валового продукта имеет место, оно приносит ущерб рабочему классу, так как некоторое число рабочих лишается работы и часть населения становится избыточным по сравнению с фондами для его использования в производстве» (стр. 472) [Русский перевод, том I, стр. 321–322].

Но то же самое может иметь место — и в большинстве случаев [744] будет иметь место — даже и тогда, когда количество валового продукта остается без изменения или когда валовой продукт увеличивается и разница состоит только в том, что часть его, раньше функционировавшая как переменный капитал, теперь потребляется как доход.

На приводимом вслед за этим (на страницах 472–474) [Русский перевод, том I, стр. 322] нелепом рикардовском примере с фабрикантом сукна, который в результате введения машин сокращает свое производство, здесь останавливаться излишне.

«Если изложенные взгляды правильны, то из них вытекают следующие выводы:

1) Изобретение и полезное применение машин всегда приводят к увеличению чистого продукта страны, хотя они могут и не увеличивать и, по истечении небольшого промежутка времени, действительно не увеличивают стоимости этого чистого продукта».

Они всегда увеличивают стоимость чистого продукта, если они уменьшают стоимость труда.

«2) Увеличение чистого продукта страны совместимо с уменьшением валового продукта. Стимулы к применению машин всегда будут достаточными для того, чтобы обеспечить их применение, если благодаря введению машин увеличивается чистый продукт, хотя при этом как количество валового продукта, так и его стоимость могут — а зачастую и должны— уменьшиться.

3) Мнение, которого придерживается рабочий класс, что применение машин часто наносит ущерб интересам рабочих, не основано на предрассудках и заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии.

4) Если усовершенствованные благодаря введению машин средства производства увеличат чистый продукт страны в такой большой степени, что валовой продукт (я здесь всегда имею в виду количество товаров, а не их стоимость) при этом не уменьшится, то улучшится положение всех классов. Земельный собственник и капиталист выиграют не вследствие увеличения ренты и прибыли, а вследствие выгод, проистекающих из того, что ту же самую ренту и ту же самую прибыль они будут расходовать на товары, стоимость которых значительно понизилась»

{ это положение противоречит всему учению Рикардо, согласно которому удешевление предметов необходимости, а следовательно и заработной платы, повышает прибыль, тогда как машины, позволяющие с меньшей затратой труда получать на той же земле больше продукта, должны, по Рикардо, уменьшать ренту};

«в то же время положение рабочего класса также значительно улучшится, во-первых, благодаря увеличению спроса на домашнюю прислугу»

{ поистине великолепный результат введения машин — превращение значительной части рабочего класса, женщин и мужчин, в слуг},

«во-вторых, благодаря тому стимулу к сбережениям из дохода, который порождается столь изобильным чистым продуктом, и, в-третьих, благодаря низкой цене всех предметов потребления, на которые расходуется получаемая рабочими заработная плата» {эта низкая цена вызовет падение их заработной платы} (цит. соч., стр. 474–475) [Русский перевод, том I, стр. 322–323].

Апологетическая буржуазная трактовка вопроса о машинах не отрицает вообще,

1) что машины постоянно — то здесь, то там — делают избыточным часть населения, выбрасывают часть рабочих на улицу. Перенаселение (а отсюда и снижение — то здесь, то там — заработной платы в тех или иных сферах производства) получается не потому, что население увеличивается быстрее, чем жизненные средства, а потому, что быстрое возрастание количества жизненных средств, вызванное введением машин, позволяет вводить еще больше машин и вследствие этого уменьшает непосредственный спрос на труд. Таким образом, перенаселение возникает не потому, что уменьшается общественный фонд, а потому, что в результате возрастания этого фонда относительно уменьшается та часть его, которая расходуется на заработную плату.

2) Еще меньше эта апологетика отрицает порабощение самих рабочих машинного труда и нищету вытесненных машинами и гибнущих рабочих ручного труда или ремесленников.

Апологетика эта утверждает — и отчасти правильно — [во-первых], что благодаря машинам (вообще благодаря развитию производительной силы труда) чистый доход (прибыль и рента) так возрастает, что у буржуа появляется потребность в большем количестве домашней прислуги, чем раньше; если раньше ему из своего продукта приходилось больше затрачивать на производительный труд, то теперь он может больше расходовать на непроизводительный труд, и в результате этого число слуг и других работников, живущих на средства непроизводительного класса, увеличивается. Нечего сказать, великолепная перспектива — это прогрессирующее превращение части рабочих в слуг. Столь же утешительно для рабочих и то, что в результате возрастания чистого продукта для непроизводительного труда открывается больше сфер деятельности, представители которых потребляют продукт производительных рабочих и более или менее одинаково с непосредственно эксплуатирующими классами заинтересованы в эксплуатации этих производительных рабочих.

Во-вторых, буржуазная апологетика утверждает, что в результате того стимула к накоплению, который порождается новыми условиями производства, требующими меньше живого труда в сравнении с прошлым трудом, в производство втягиваются также и вытесненные, пауперизированные рабочие или, по крайней мере, та часть прироста населения, [745] которая должна была бы занять их место; это происходит вследствие расширения производства либо на самих машиностроительных предприятиях, либо в тех связанных с машиностроением отраслях производства, которые сделались необходимыми и возникли благодаря машиностроению, либо в новых областях применения труда, открываемых новым капиталом и удовлетворяющих новые потребности. Такова вторая великолепная перспектива: рабочий класс вынужден терпеть все «временные неудобства» — безработицу, перемещение труда и капитала из одной сферы производства в другую, — но при всем том наемному труду конца не наступает; напротив, наемный труд воспроизводится в постоянно увеличивающихся размерах, абсолютно возрастая, хотя и уменьшаясь относительно, в сравнении с возрастающим совокупным капиталом, который его применяет.

В-третьих, буржуазная апологетика утверждает, что благодаря машинам потребление становится более утонченным. Удешевление предметов, удовлетворяющих непосредственные жизненные потребности, позволяет расширить круг производства предметов роскоши. И таким образом перед рабочими открывается третья великолепная перспектива: для того чтобы получать необходимые им жизненные средства, прежнее количество этих средств, — то же самое число рабочих должно создавать возможность для высших классов расширять круг своих удовольствий, делать эти удовольствия более утонченными и более разнообразными и тем самым углублять экономическую, социальную и политическую пропасть, отделяющую рабочих от тех, кто стоит над ними. Таковы те чудесные перспективы и весьма завидные результаты, которые сулит рабочему развитие производительной силы его труда.

Затем Рикардо показывает еще, что интересы трудящихся классов требуют того,

«чтобы возможно больше дохода отвлекалось от приобретения предметов роскоши и направлялось на содержание домашних слуг». Ибо, покупаю ли я дорогую мебель или содержу домашних слуг, я тем самым предъявляю спрос на определенное [по стоимости] количество товаров и привожу в движение в одном случае приблизительно столько же производительного труда, как и в другом; но в последнем случае я прибавляю новый спрос «к прежнему спросу на рабочих, и такое увеличение спроса произошло бы только потому, что я избрал этот второй способ расходования моего дохода» (стр. 475–476) [Русский перевод, том I, стр. 323–324].

То же самое получается и тогда, когда страна содержит большие флоты и армии:

«Будет ли он» (доход) «затрачен одним способом или другим, в производстве будет занято одинаковое количество труда; ибо производство пищи и одежды для солдат и матросов потребует такого же количества труда, как и производство более роскошных товаров. Но в случае войны мы имели бы добавочный спрос на людей для службы в качестве солдат и матросов, и, следовательно, такая война, которая ведется за счет дохода, а не за счет капитала страны, благоприятствует росту населения» (стр. 477) [Русский перевод, том I, стр. 324].

[Далее Рикардо пишет:]

«Следует отметить еще и другой случай, при котором возможно увеличение количества чистого дохода страны и даже ее валового дохода, сопровождающееся уменьшением спроса на труд, а именно тот случай, когда труд людей заменяется трудом лошадей. Если бы я применял на своей ферме сто рабочих и если бы я нашел, что предметы питания, затрачиваемые на пятьдесят из этих людей, могли бы пойти на содержание лошадей и принести мне, после оплаты процентов на капитал, израсходованный на покупку лошадей, большее количество сырых продуктов, то мне было бы выгодно заменить людей лошадьми, и я так и поступил бы. Но это было бы невыгодно рабочим, и если получаемый мной доход не возрастет до такой степени, чтобы я мог одновременно применять и людей и лошадей, то часть населения, несомненно, станет избыточным населением, и положение рабочего в общем ухудшится. Ясно, что он ни при каких обстоятельствах не сможет найти себе занятия в земледелии» {почему нет? А при расширении площади обрабатываемой земли?}, «но если в результате замены людей лошадьми количество продукта земли увеличится, то уволенный рабочий сможет найти себе занятие в промышленности или в качестве домашнего слуги» (стр. 477–478) [Русский перевод, том I, стр. 325].

Существуют две постоянно перекрещивающиеся тенденции: [во-первых,] применять возможно меньше труда для производства того же самого или большего количества товаров, того же самого или большего количества чистого продукта, прибавочной стоимости, чистого дохода; во-вторых, применять возможно больше рабочих (хотя и возможно меньше по сравнению с количеством производимых ими товаров), так как — на данной ступени развития производительных сил — с увеличением массы применяемого труда растет и масса прибавочной стоимости и прибавочного продукта. Одна тенденция выбрасывает рабочих на улицу и создает избыточное население; другая снова поглощает их и абсолютно расширяет рабство наемного труда. Таким образом, судьба рабочего бросает его то туда, то сюда, но все же от этой судьбы он так и не избавляется. Поэтому рабочий рассматривает, и вполне правильно, развитие производительных сил своего собственного труда как нечто ему враждебное; с другой стороны, капиталист обращается с ним как с таким элементом, который постоянно подлежит удалению из производства.

Таковы те противоречия, в которых Рикардо бьется в этой главе. Что он забывает отметить, [746] так это — постоянное увеличение средних классов, стоящих посредине между рабочими, с одной стороны, капиталистами и земельными собственниками, с другой, — средних классов, которые во все возрастающем объеме кормятся большей частью непосредственно за счет дохода, ложатся тяжким бременем на рабочих, составляющих основу общества, и увеличивают социальную устойчивость и силу верхних десяти тысяч.

Увековечение наемного рабства посредством применения машин буржуа преподносят как «апологию» машин.

«Я, кроме того, отметил выше, что возрастание чистого дохода, выраженного в товарах, которое всегда имеет место в результате усовершенствования машин, приведет к новым сбережениям и накоплениям. Следует помнить, что эти сбережения делаются ежегодно и должны вскоре создать фонд гораздо более значительный, чем тот валовой доход, который первоначально был потерян в результате изобретения машин. Тогда спрос на труд будет так же велик, как и прежде, и положение народа будет и дальше улучшаться благодаря увеличению тех сбережений, которые позволит делать возросший чистый доход» (стр. 480) [Русский перевод, том I, стр. 326].

Сначала теряют на валовом доходе и выигрывают на чистом доходе. Затем часть возросшего чистого дохода снова превращается в капитал, а потому и в валовой доход. Так рабочий вынужден постоянно увеличивать власть капитала, чтобы после весьма серьезных пертурбаций получить разрешение на повторение того же процесса в более широком масштабе.

«При всяком возрастании капитала и населения цена предметов питания будет, как правило, возрастать вследствие увеличившейся трудности их производства» (стр. 478–479) [Русский перевод, том I, стр. 325].

Непосредственно вслед за этим Рикардо продолжает:

«Повышение цены предметов питания повлечет за собой повышение заработной платы, а всякое повышение заработной платы будет иметь тенденцию обращать сбереженный капитал в большей пропорции, чем прежде, на применение машин. Машины и труд находятся в постоянной конкуренции между собой, и первые часто могут быть применены только тогда, когда поднимается цена труда» (стр. 479) [Русский перевод, том I, стр. 325].

Машины являются, таким образом, средством против повышения цены труда.

«Чтобы выяснить основной принцип, я предположил, что усовершенствованные машины изобретаются внезапно и сразу же получают широкое распространение. Но в действительности такие изобретения делаются постепенно, и их действие состоит скорее в том, что они определяют те или иное применение сберегаемого и накопляемого капитала, чем в том, что они отвлекают капитал от его нынешнего применения» (стр. 478) [Русский перевод, том I, стр. 325].

В действительности дело обстоит так, что не столько вытесненный труд, сколько новое предложение труда — та часть возросшего населения, которая должна была бы занять место вытесненных рабочих, — получает для себя, в результате новых накоплений капитала, доступ в новые сферы приложения труда.

«В Америке и многих других странах, где пища для человека добывается легко, далеко нет такого большого соблазна применять машины» {нигде, кроме Америки, их не применяют в столь массовом масштабе и, так сказать, также и для домашнего обихода}, «как в Англии, где цена предметов питания высока и производство их стоит большого труда».

{ Как раз Америка, применяющая относительно гораздо больше машин, чем Англия, в которой постоянно имеется избыточное население, показывает, как мало применение машин зависит от цены предметов питания, хотя оно может зависеть от относительного недостатка в рабочих, как это имеет место в Америке, где относительно небольшое население разбросано на огромных территориях. Так, мы читаем в газете «Standard»[146], от 19 сентября 1862 г. в одной статье о выставке[147]:

«Человек есть животное, производящее машины… Если рассматривать американца как образец человека, то это определение… безупречно. Один из главных пунктов в системе взглядов американца состоит в том, чтобы не делать руками ничего такого, что можно сделать при помощи машины. От качания люльки и до изготовления гроба, от доения коровы и до порубки леса, от пришивания пуговицы и до голосования за президента — почти для всего этого у него имеются машины. Он изобрел машину, чтобы избавить себя от труда жевания пищи… Чрезвычайный недостаток рабочей силы и проистекающая отсюда высокая стоимость труда» {несмотря на низкую стоимость предметов питания}, «а также и известная прирожденная сообразительность поощряли его изобретательский дух… Производимые в Америке машины, вообще говоря, менее ценны, чем машины, сделанные в Англии… Они в общем представляют собой скорее приспособления для сбережения труда, чем изобретения, позволяющие выполнять то, что до сих пор было невозможно». {А пароходы?}… «В отведенном для Соединенных Штатов отделе выставки имеется хлопкоочистительная машина Эмери. В течение многих лет после того, как в Америке начали разводить хлопок, его сбор был очень незначителен, не только потому, что спрос на него был невелик, но и потому, что трудность очистки хлопка ручным трудом делала невыгодным его разведение. Однако когда Илай Уитни изобрел пильный [747] джин для очистки хлопка, сейчас же увеличилась засеваемая хлопком площадь, и это увеличение до настоящего времени происходило почти в арифметической прогрессии. Действительно, не будет преувеличением сказать, что Уитни создал коммерческое хлопководство. С более или менее значительными и полезными усовершенствованиями хлопкоочистительная машина Уитни все время продолжала применяться, и до изобретения нынешнего усовершенствования и дополнения первоначальный джин Уитни был ничем не хуже большинства тех машин, которые претендовали на то, чтобы вытеснить его. Нынешняя машина, носящая марку господ Эмери из Олбани (штат Нью-Йорк), совершенно вытеснит, мы в этом не сомневаемся, машину Уитни, которая лежит в ее основе. Она столь же проста и более производительна; из нее хлопок выходит не только более чистым, но слоями, как вата, так что пласты хлопка, выходя из машины, сразу же оказываются пригодными для прессования и для складывания в кипы… В американском отделе выставки кроме машин почти ничего нет… Доильная машина… Устройство для перевода приводного ремня с одного шкива на другой., Машина для чесания и прядения пеньки, которая одним махом наматывает пряди прямо из тюков… Машина для изготовления бумажных пакетов, которая вырезает бумагу из листа, склеивает, складывает ее и изготовляет 300 пакетов в минуту… Машина Хоуза для выжимания белья, выжимающая между двумя каучуковыми валами воду из белья, так что последнее делается почти сухим; она сберегает время и не причиняет ткани никакого вреда… Переплетные машины… Машины для производства обуви. Хорошо известно, что в Англии уже давно при помощи машин делают передки, но здесь демонстрируются машины для прикрепления подошвы, другие машины для вырезания подошвы и еще машины для отделки каблуков… Камнедробильная машина большой мощности, очень остроумной конструкции; она, без сомнения, найдет себе широкое применение для замощения дорог щебнем и для размельчения руды… Система морских сигналов г-на У. Г. Уорда из Оберна (штат Нью-Йорк)… Жатвенные машины и косилки являются американским изобретением; они всё больше и больше находят себе признание в Англии. Машина Мак-Кормика — лучшая… Нагнетательный насос г-на Хансбрау, премированный Калифорнийской медалью, по простоте и производительности наилучший на выставке… Он способен выкачивать, при той же затрате силы, больше воды, чем какой бы то ни было насос в мире… Швейные машины…»}

«Та причина, которая повышает стоимость труда, не повышает стоимости машин, а потому с каждым увеличением капитала все большая часть его употребляется на машины, Спрос на труд будет возрастать вместе с возрастанием капитала, но не в такой же пропорции; отношение, в котором будет возрастать спрос на труд, будет неизбежно уменьшаться» (цит. соч., стр. 479) [Русский перевод, том I, стр. 325–326].

В последней фразе Рикардо формулирует правильный закон возрастания капитала, хотя те соображения, которые он приводит в обоснование этого закона, очень односторонни. К этому месту своей книги Рикардо делает примечание, показывающее, что он следует здесь за Бартоном, на сочинении которого мы поэтому еще коротко остановимся.

Предварительно еще одно замечание. Перед этим, рассматривая вопрос о том, расходуется

ли доход на домашних слуг или на предметы роскоши, Рикардо говорит:

«В обоих случаях чистый доход, а также валовой, будет один и тот же, но в каждом из этих случаев чистый доход реализуется в различных товарах» (стр. 476) [Русский перевод, том I, стр. 324].

Подобным же образом и валовой продукт может быть тем же самым по стоимости, но «реализоваться» он может — что весьма чувствительно для рабочих — «в различных товарах», в зависимости от того, должен ли он возмещать больше переменного капитала или больше постоянного капитала.

[а) Положение Бартона об относительном уменьшении спроса на труд в ходе накопления капитала. Непонимание Бартоном и Рикардо внутренней связи этого явления с господством капитала над трудом]

Сочинение Бартона называется:

John Barton. Observations on the Circumstances which influence the Condition of the Labouring Classes of Society. London, 1817.

Приведем прежде всего те немногие теоретические положения, которые имеются у Бартона.

«Спрос на труд зависит от увеличения оборотного, а не основного капитала. Если бы было верно, что отношение между этими двумя видами капитала во все времена и во всех странах одно и то Me, то отсюда, действительно, следовало бы, что число занятых рабочих пропорционально богатству государства. Но такое предположение не имеет и подобия вероятности. По мере развития техники и распространения цивилизации основной капитал становится все большим и большим по отношению к оборотному капиталу. Количество основного капитала, применяемого при производстве куска английского муслина, но меньшей мере в сто, а может быть и в тысячу раз больше основного капитала, применяемого при производстве такого же куска индийского муслина, тогда как [748] доля применяемого при этом оборотного капитала — в сто или в тысячу раз меньше. Легко себе представить, что при известных обстоятельствах вся сумма годичных сбережений какого-нибудь промышленного народа может быть присоединена к основному капиталу; в таком случае эти сбережения не вызвали бы никакого увеличения спроса на труд» (Бартон, назв. соч., стр. 16–17).

{По поводу этих слов Бартона Рикардо в примечании на стр. 480 своей книги [Русский перевод, том I, стр. 326] заявляет:

«По моему мнению, трудно себе представить, чтобы при каких бы то ни было обстоятельствах увеличение капитала не сопровождалось увеличением спроса на труд: самое большее, что можно сказать, это то, что спрос на труд будет расти в уменьшающейся пропорции. Мне кажется, что г-н Бартон в вышеназванном сочинении придерживается правильного взгляда на некоторые последствия увеличения размеров основного капитала для положения рабочих классов. Его работа содержит много ценных сведений».}

К приведенному выше положению Бартона необходимо присоединить еще следующее место:

«Основной капитал, когда он уже создан, перестает вызывать спрос на труд» { это неверно, так как необходимо воспроизводство основного капитала, хотя оно и происходит только через известные промежутки времени и лишь постепенно}, «но во время его созидания он дает занятие точно такому же количеству рабочих рук, какое занимал бы таких же размеров оборотный капитал или доход» (стр. 56).

И еще это:

«Спрос на труд целиком зависит от общей суммы дохода и оборотного капитала» (стр. 34–35).

Бартону бесспорно принадлежит очень большая заслуга. А. Смит полагает, что спрос на труд возрастает прямо пропорционально накоплению капитала. Мальтус выводит перенаселение из того, что капитал не накопляется (не воспроизводится в возрастающем масштабе) так же быстро, как население. Бартон впервые отметил, что различные органические составные части капитала не возрастают в одинаковой мере вместе с накоплением и развитием производительных сил; что, напротив, в процессе возрастания производительных сил та часть капитала, которая превращается в заработную плату, относительно уменьшается по сравнению с той частью (Бартон называет ее основным капиталом), которая в сравнении со своей величиной лишь незначительно изменяет спрос на труд. Поэтому Бартон впервые выдвигает то важное положение, что «число занятых рабочих» не «пропорционально богатству государства», что оно относительно больше в промышленно неразвитой стране, чем в промышленно развитой.

В третьем издании своих «Principles», в главе 31-й («О машинах»), Рикардо, который в предыдущих изданиях своей книги еще всецело следовал в этом пункте за Смитом, принимает поправку Бартона, и притом в той односторонней формулировке, которую дает ей Бар-тон. Единственный пункт, в котором Рикардо идет дальше, — и этот пункт имеет важное значение, — состоит в том, что он не только, подобно Бартону, устанавливает положение, что спрос на труд не растет пропорционально развитию машин, но еще утверждает, что сама машина «делает часть населения избыточным населением»^{151}, т. е. порождает перенаселение. Рикардо только ошибочно ограничивает этот результат введения машин тем случаем, который встречается лишь в земледелии и который он распространяет также и на промышленность, а именно тем случаем, когда чистый продукт увеличивается за счет валового продукта. Но этим самым in nuce^{152} дано опровержение всей нелепой теории народонаселения, в особенности же болтовни вульгарных экономистов о том, что рабочие должны стараться удерживать свое размножение на таком уровне, который был бы ниже уровня накопления капитала. Наоборот, из даваемой Бартоном и Рикардо трактовки вопроса следует, что такое ограничение размножения рабочего населения, уменьшающее предложение труда и, следовательно, повышающее его цену, лишь ускорило бы введение машин, превращение оборотного капитала [затрачиваемого на заработную плату] в основной и таким путем искусственно создало бы «избыточное» население; ибо избыток населения существует, как правило, не по отношению к количеству средств существования, а по отношению к количеству средств найма труда, к действительному спросу на труд.

[749] Ошибка или недостаток состоит у Бартона в том, что он органическую дифференциацию капитала, или органическое строение его, берет лишь в той форме, в какой это строение выступает в процессе обращения, — в виде основного и оборотного капитала, — различие, открытое уже физиократами, развитое дальше А. Смитом, а после него ставшее предрассудком экономистов, предрассудком постольку, поскольку в органическом строении капитала они — по традиции — видят только это различие. Это проистекающее из процесса обращения различие оказывает значительное влияние на воспроизводство богатства вообще, а, следовательно, также и на ту его часть, которая образует «рабочий фонд». Но здесь не это является решающим. В качестве основного капитала машины, постройки, племенной скот и т. д. отличаются от оборотного капитала непосредственно не каким бы то ни было отношением к заработной плате, а только способом своего обращения и воспроизводства.

Непосредственное отношение различных составных частей капитала к живому труду связано не с явлениями процесса обращения, проистекает не из него, а из непосредственного процесса производства и представляет собой отношение постоянного и переменного капитала, различие между которыми основывается лишь на их отношении к живому труду.

Так, например, Бартон говорит: спрос на труд зависит не от основного капитала, а только от оборотного капитала. Но часть оборотного капитала — сырье и вспомогательные материалы — точно так же не обменивается на живой труд, как и машины и т. п. Во всех тех отраслях производства, в которых сырье, в качестве элемента, входит в процесс образования стоимости, оно, — поскольку мы при этом рассматриваем лишь ту часть основного капитала, которая входит в товар, — составляет наиболее значительную часть той доли капитала, которая не затрачивается на заработную плату. Другая часть [того, что Бартон называет] оборотным капиталом, а именно часть товарного капитала, состоит из таких предметов потребления, которые входят в доход непроизводительного класса (т. е. не входят в доход рабочего класса). Следовательно, возрастание обеих этих частей оборотного капитала затрагивает спрос на труд ничуть не больше, чем возрастание основного капитала. К тому же та часть оборотного капитала, которая состоит из сырья и вспомогательных материалов, увеличивается не в меньшей или даже в еще большей пропорции, чем та часть капитала, которая, как основной капитал, вкладывается в машины и т. п.

Рамсей развил дальше то различение, которое было намечено Бартоном. Он подправляет Бартона, но не выходит за пределы его способа представления. Фактически он сводит бартоновское различение к различению между постоянным и переменным капиталом, но по-прежнему называет постоянный капитал основным капиталом, хотя относит сюда также сырье и т. д., а переменный капитал называет оборотным капиталом, хотя исключает из него весь тот оборотный капитал, который не затрачивается непосредственно на заработную плату. Об этом — после, когда мы дойдем до Рамсея. Но это доказывает необходимость внутренне обусловленного дальнейшего движения вперед.

Стоит только однажды уяснить себе различие между постоянным и переменным капиталом, проистекающее исключительно из непосредственного процесса производства, из отношения различных составных частей капитала к живому труду, чтобы обнаружилось также, что само по себе это различие не имеет никакого отношения к абсолютной массе произведенных предметов потребления, хотя оно и имеет большое отношение к тому, в каких именно предметах реализуется данная масса валового дохода. Однако этот способ реализации валового дохода в различных товарах является не причиной, как это выходит у Рикардо и подразумевается у Бартона, а результатом имманентных законов капиталистического производства, ведущих к тому, что все более уменьшается, по сравнению со всей суммой продукта, та часть его, которая образует фонд для воспроизводства рабочего класса. Если значительная часть капитала состоит из машин, сырья, вспомогательных материалов и т. д., то из всей массы рабочего класса лишь незначительная часть будет занята воспроизводством жизненных средств, [750] входящих в потребление рабочих. Но это относительное уменьшение воспроизводства переменного капитала представляет собой не причину относительного уменьшения спроса на труд, а, наоборот, его следствие. Точно так же более значительная часть рабочих, занятых производством предметов потребления, вообще входящих в доход, будет производить предметы, входящие в потребление — в расходование дохода — капиталистов, земельных собственников и их слуг (государства, церкви и т. д.), и менее значительная часть будет производить предметы, предназначенные для дохода рабочих. Но это опять-таки — следствие, а не причина. С изменением социального отношения рабочих и капиталистов, с революционизированием отношений, господствующих в капиталистическом производстве, это немедленно изменилось бы. Доход, употребляя выражение Рикардо, «реализовался бы в других товарах».

В, так сказать, физических условиях производства нет ничего такого, что вынуждало бы к тому или другому способу реализации дохода. Если бы рабочие господствовали, если бы они имели возможность производить для самих себя, то они очень скоро и без больших усилий подтянули бы капитал (употребляя выражение вульгарных экономистов) до уровня своих потребностей. Огромная разница заключается в том, противостоят ли наличные средства производства рабочим как капитал, так что они лишь поскольку могут применяться рабочими, поскольку это необходимо в интересах увеличения прибавочной стоимости и прибавочного продукта для их нанимателей, применяют ли эти средства производства их, рабочих, — или же рабочие, в качестве субъектов, применяют средства производства как объект, чтобы производить богатство для самих себя. Разумеется, при этом предполагается, что капиталистическое производство уже вообще развило производительные силы труда до той необходимой высоты, на которой может наступить эта революция.

{Возьмем для примера 1862 год (нынешнюю осень). Бедственное положение ланкаширских безработных. С другой стороны, на лондонском денежном рынке — «трудность найти применение для денег», в результате чего почти необходимостью стало образование спекулятивных обществ, так как за ссужаемые деньги трудно получить даже 2 %. По теории Ри-кардо получалось бы, что так как, с одной стороны, в Лондоне имеется налицо капитал, а, с другой стороны, в Манчестере имеется незанятая рабочая сила, то для незанятых рабочих «обязательно открылся бы доступ в какую-нибудь другую отрасль приложения труда».}

[б) Взгляды Бартона на движение заработной платы и рост рабочего населения]

Бартон далее доказывает, что накопление капитала лишь медленно приводит к повышению спроса на труд, если только еще до того население не возросло так сильно, что заработная плата стоит на низком уровне.

«Отношение, в котором заработная плата находится в какое-либо данное время ко, всему продукту труда, определяет, происходит ли ассигнование капитала в одном направлении» (основной капитал) «или в другом» (оборотный капитал).

«Если заработная плата падает, тогда, как цена товаров остается без изменения, или если повышается цена товаров, тогда как заработная плата не изменяется, то прибыль предпринимателя растет, и это побуждает его нанимать больше рабочих рук. Если, напротив, заработная плата повышается в сравнении с товарами, то фабрикант применяет как можно меньше рабочих рук и старается делать все с помощью машин» (цит. соч., стр. 17–18).

«Мы имеем достоверные данные, свидетельствующие о том, что при постепенном повышении заработной платы в первую половину минувшего [т. е. XVIII] столетия население возрастало гораздо медленнее, чем во вторую половину его, когда реальная цена труда быстро падала» (стр. 25).

«Итак, само по себе повышение заработной платы никогда не вызывает увеличения рабочего населения; падение заработной платы может вызвать очень быстрое возрастание его. Например, если бы потребности англичанина понизились до уровня потребностей ирландца, то фабрикант стал бы применять больше рабочих, соответственно уменьшению издержек на их содержание» (стр. 26).

«Трудность найти работу гораздо больше удерживает от браков, чем низкий уровень заработной платы» (стр. 27).

«Считается, что всякое увеличение богатства имеет тенденцию создавать новый спрос на труд. Но так как труд, по сравнению со всеми другими товарами, требует для своего производства наиболее длительного времени»

{ по той же причине величина заработной платы может долго держаться ниже среднего уровня, ибо труд, по сравнению со всеми другими товарами, труднее всего изъять с рынка, чтобы этим путем сократить его предложение до уровня существующего в данный момент спроса},

«то из всех товаров труд [751] в наибольшей степени повышается в цене при происшедшем увеличении спроса; а так как всякое повышение заработной платы вызывает в десять раз большее уменьшение прибыли, то ясно, что увеличение капитала может оказывать лишь медленное воздействие на увеличение действительного спроса на труд, если этому не предшествует такое увеличение населения, которое удерживает заработную плату на низком уровне» (стр. 28).

Бартон выдвигает здесь различные положения.

Во-первых: повышение заработной платы само по себе не увеличивает рабочего населения; но зато падение заработной платы может очень легко и быстро вызвать его возрастание. Доказательство: в первой половине XVIII столетия — постепенное повышение заработной платы и медленный прирост населения; наоборот, во второй половине XVIII столетия — большое понижение реальной заработной платы и быстрый прирост рабочего населения. Причина: заключению браков препятствует не низкий уровень заработной платы, а трудность найти работу.

Во-вторых: но найти работу тем легче, чем ниже уровень заработной платы. Ибо превращение капитала в оборотный или основной, т. е. в такой, который применяет труд, или в такой, который его не применяет, находится в обратном отношении к высокому или низкому уровню заработной платы. Если заработная плата низка, то спрос на труд велик, так как тогда для предпринимателя выгодно применять много труда и с тем же самым оборотным капиталом он может применять больше рабочих. Если заработная плата высока, то фабрикант применяет возможно меньше рабочих и старается делать все с помощью машин.

В-третьих: накопление капитала само по себе лишь медленно повышает спрос на труд, так как всякое повышение этого спроса, если предложение, труда меньше спроса на него, вызывает быстрое повышение цены труда и в десять раз большее падение прибыли. Накопление может быстро отразиться на спросе на труд только тогда, когда накоплению предшествовало значительное увеличение рабочего населения, в результате чего заработная плата стоит на очень низком уровне и даже при повышении она остается низкой, так как [новый] спрос больше поглощает незанятые рабочие руки, чем порождает конкуренцию из-за рабочих, занятых полностью.

Все это, cum grano salis^{153}, верно для вполне развитого капиталистического производства. Но это не объясняет самого процесса его развития.

А поэтому и приводимое Бартоном историческое доказательство противоречит тому, что оно должно было бы доказать.

В первой половине XVIII столетия заработная плата постепенно повышалась, население возрастало медленно, и не было никаких машин, а также, сравнительно со следующей половиной столетия, применялось мало иного основного капитала.

Во второй половине XVIII столетия, напротив, заработная плата непрерывно падает, население поразительно возрастает, — и появляется много машин. Но как раз машины, с одной стороны, сделали наличное население избыточным и этим путем понизили заработную плату, а с другой стороны, вследствие быстрого развития мирового рынка, снова поглотили это население, потом вновь сделали его избыточным и опять поглотили; одновременно с этим они чрезвычайно ускорили накопление капитала и увеличили массу переменного капитала, хотя этот переменный капитал относительно уменьшился как по сравнению с совокупной стоимостью продукта, так и по отношению к массе применяемых им рабочих.

Наоборот, в первой половине XVIII столетия еще не было крупной промышленности, а была мануфактура, основанная на разделении труда. Главной составной частью капитала оставался переменный капитал, затрачиваемый на заработную плату. Производительная сила труда развивалась медленно по сравнению со второй половиной XVIII столетия. Спрос на труд, а следовательно и заработная плата повышались вместе с накоплением капитала и почти пропорционально этому накоплению. Англия была еще по существу земледельческой страной, и там еще была широко распространена (и даже продолжала развиваться) домашняя (прядильная и ткацкая) промышленность, которой занималось земледельческое население. Пролетариат в строгом смысле этого слова не мог еще возникнуть, так же как еще не было и промышленных миллионеров.

В первой половине XVIII столетия относительно преобладал переменный капитал, во второй половине — основной капитал; но для последнего необходима большая масса человеческого материала. Его введению в больших размерах должен предшествовать рост населения. Однако весь действительный ход развития противоречит трактовке его у Бартона, поскольку при этом обнаруживается, что здесь вообще произошло изменение в способе производства: законы, соответствующие крупной промышленности, не тождественны с теми законами, которые соответствуют [752] мануфактуре. Последняя образует лишь фазу развития на пути к первой.

Но здесь интересны некоторые исторические данные, приводимые Бартоном как относительно движения заработной платы, так и относительно движения хлебных цен в Англии, поскольку Бартон сопоставляет первую половину XVIII столетия со второй.

«Приводимая ниже таблица показывает» (а «с середины XVII до середины XVIII века [реальная] заработная плата повышалась, ибо цена хлеба упала за этот период не меньше чем на 35 %»), «каково было отношение заработной платы сельскохозяйственных рабочих к хлебным ценам в течение последних 70 лет.

(Бартон, цит. соч., стр. 25–26).

«В докладе [комиссии] палаты лордов по поводу законов о бедных» (1816 год?) «приводится таблица, показывающая число биллей относительно огораживания земли, принятых на каждой из сессий парламента со времени революции [1688 года]. Из этой таблицы видно, что за 66 лет, с 1688 до 1754 г., таких биллей было принято 123, тогда как за 69 лет^{154}, с 1754 до 1813 г., их было 3315. В течение последнего периода развитие хлебопашества шло приблизительно в 25 раз быстрее, чем в течение первого. Но в первые 66 лет все больше и больше хлеба постоянно производилось для вывоза за границу, тогда как в течение большей части последних 69 лет потреблялось все, что раньше вывозилось, и вместе с тем для нашего собственного потребления ввозилось все увеличивающееся, а под конец — весьма значительное количество хлеба… Рост населения в течение первого периода в сравнении с последним происходил, следовательно, еще медленнее, чем это, по-видимому, показывает развитие хлебопашества» (там же, стр. 11–12).

«В 1688 г. население Англии и Уэльса составляло 5500000 человек, согласно Грегори Кингу, который определил его по числу домов. В 1780 г. оно составляло, по Мальтусу, 7700000 человек. Оно, следовательно, увеличилось за 92 года на 2200000 человек. За следующие 30 лет оно увеличилось больше чем на 2700000 человек. Но что касается первого возрастания населения, то, по всей вероятности, оно произошло главным образом за время с 1750 до 1780 г.» (стр. 13).

Бартон исчисляет на основании надежных источников, что

«в 1750 г. число жителей составляло 5946000, что означает увеличение со времени революции [1688 года] на 446000 человек, или на 7200 человек в год» (стр. 13–14).

«Таким образом получается, что, по самой низкой оценке, рост населения в последние годы происходил в десять раз быстрее, чем сто лет тому назад. Но невероятно, чтобы накопление капитала стало в десять раз больше» (стр. 14).

Вопрос не в том, какое количество жизненных средств производится в течение года, а в том, какая часть живого труда в течение года входит в производство основного и оборотного капитала. Этим определяется величина переменного капитала по сравнению с постоянным.

Бартон объясняет себе поразительный рост населения почти во всей Европе за последние 50–60 лет возросшей производительностью американских рудников, поскольку этот избыток драгоценных металлов повысил цены товаров в большей степени, чем заработную плату, т. е. фактически понизил заработную плату, вследствие чего повысилась норма прибыли (стр. 29–35). [XIII-752]