Том 9

Глава XV. Погоня

Не могло быть никаких сомнений, что перед ними находились матабеле. Вскоре к сторожившему дикарю приблизились еще двое или трое и стали разговаривать с ним, указывая длинными копьями на склон холма. По-видимому, они обдумывали план нападения на путешественников, чтобы привести его в исполнение, как только станет достаточно светло.

— Они заметили пламя нашего костра, — прошептал старик, — если мы хотим спастись, то должны уехать раньше, чем они двинутся на нас. Их войско, вероятно, раскинуло свой лагерь на противоположном склоне холма, так что нам придется ехать по той же дороге, что привела нас сюда.

— Но она идет назад к Бамбатсе, — прошептала Бенита.

— Бамбатсе лучше могилы, — сказал ей отец. — Моли Бога, чтобы нам удалось туда добраться.

Возразить против этого довода было нечего, поэтому, выпив воды и проглотив несколько кусков мяса, беглецы тихонько подкрались к лошадям, сели в седла и стали спускаться с холма, стараясь производить как можно меньше шума.

Теперь часовой был опять один, остальные дикари уже ушли. Воин стоял спиной к Клиффордам. Когда они подъехали к нему совсем близко, он услышал цокот лошадиных копыт, быстро повернулся на одном месте и увидел всадников. С громким криком матабеле поднял ассегай и кинулся на них.

Клиффорд, ехавший впереди, вытянул ружье — у него не было времени приложить его к плечу — и нажал на курок. Бенита услышала, как пуля ударила в кожаный щит дикаря, и в следующее мгновение увидела, что матабеле лежит, отчаянно размахивая руками и ногами.

Она также увидела позади кустарника, который они огибали, сотни приближавшихся к ним людей и двигавшееся за ними стадо скота. Первые утренние лучи золотили острия копий и рога волов. Бенита посмотрела вправо и увидела там еще большее количество людей. Оба крыла неприятельского войска двигались им наперерез. Только в самой середине еще оставалось узкое свободное пространство, через которое им необходимо было проехать раньше, чем его займут матабеле.

— Вперед, — прошептала она, ударяя свою лошадь каблуком и прикладом ружья и дергая за уздечку.

Ее отец также понял, в чем дело, и последовал ее примеру, пустив лошадь в галоп. Между тем от каждого крыла отряда выдвинулось по группе воинов, которые ринулись вперед, стараясь отрезать им путь. Удастся ли им проехать раньше, чем матабеле встретятся? От решения этого вопроса зависело, сколько им осталось жить. Глупо было ожидать пощады от этих кровожадных животных, после того как был убит один из них. Беглецы, правда, убили его, защищая свою собственную жизнь, но разве стали бы дикари принимать во внимание это соображение, равно как и то, что они были мирными путешественниками! Они прекрасно знали, что белые не пользовались в то время популярностью среди матабеле; к тому же убийство двоих европейцев в двухстах милях от ближайшего поселения белых должно было остаться безнаказанным, и даже весть об этом никогда не дошла бы до их соотечественников; словом, это было бы самое безопасное из всех преступлений, совершенных когда-либо.

Все эти мысли промелькнули у них в голове, в то время как они мчались вперед. О, как это было ужасно! Еще двести ярдов — и судьба их решится! Или они спасутся, хоть на некоторое время, или для них все кончено. Их могли, впрочем, взять в плен, и тогда им грозила еще худшая участь. Но Бенита решила не допустить этого. У нее были ружье и револьвер, данный ей Джейкобом Мейером, и она всегда могла найти минуту, чтобы воспользоваться тем или другим. Она крепко стиснула зубы и погоняла лошадь, летевшую как стрела. Матабеле тоже напрягали все силы, чтобы настичь их, и будь у них еще лишних пять секунд, они несомненно достигли бы успеха. Но эти короткие пять секунд спасли жизнь беглецам.

Они пронеслись между «клешнями» отрядов, когда между ними оставалось ярдов двадцать. Матабеле, видя, что опоздали, остановились и метнули им вслед целый град ассегаев.

Один из них пролетел возле щеки Бениты, едва не задев ее, так что она даже почувствовала движение воздуха. Другой разорвал платье, а третий попал в заднюю ногу лошади мистера Клиффорда, повыше коленного сустава, на несколько мгновений засел в теле животного, потом упал на землю. Сначала бедное животное, казалось, не почувствовало раны и только помчалось еще быстрее. Бенита обрадовалась, думая, что ассегай просто нанес небольшую царапину. Но вскоре девушка забыла об этом, так как некоторые из матабеле, имевших ружья, принялись палить по ним, и хотя они не отличались меткостью, одна или две пули пролетели в неприятной близости от всадников. Наконец один из дикарей, мчавшийся быстрее всех, закричал по-зулусски:

— Лошадь ранена. Вы оба будете в наших руках еще до заката солнца!

В ту же минуту Клиффорд и Бенита скрылись за выступом холма и на время потеряли своих преследователей из виду.

— Слава Богу, — задыхаясь, прошептала Бенита, когда они снова оказались одни. Но мистер Клиффорд только покачал головой.

— Ты думаешь, что они будут нас преследовать? — спросила девушка.

— Разве ты не слышала, что сказал тот человек, — уклончиво ответил старик. — Они, по-видимому, направляются к Бамбатсе, а по пути совершили нападение на какое-нибудь другое злополучное племя, у которого угнали замеченный нами скот. Мы видели стадо. Да, я боюсь, что они последуют за нами. Весь вопрос заключается в том, кто из нас раньше достигнет Бамбатсе.

— По всей вероятности, мы, отец, так как мы едем верхом.

— Да, если только с лошадьми ничего не случится.

Не успел он договорить этих слов, как его лошадь внезапно резко припала на заднюю ногу, раненную ассегаем, но тут же встала и снова пустилась в галоп.

— Ты видишь? — спросил он.

Она утвердительно кивнула головой и сказала:

— Не спешиться ли нам, чтобы осмотреть рану?

— Конечно нет. Вся наша надежда на спасение в том, чтобы лошадь не останавливалась. Если ее нога потеряет гибкость, все кончено. Я не думаю, что у нее повреждено сухожилие, иначе она уже давно не могла бы бежать.

И они продолжали мчаться вперед.

Везде, где только дорога была ровнее, они пускали лошадей рысью и, несмотря на все усиливающуюся хромоту кобылы мистера Клиффорда, к полудню уже достигли того места, где провели первую ночь после отъезда из Бамбатсе. Здесь усталость и жажда заставили беглецов остановиться.

Они слезли с лошадей и напились из источника, после чего напоили также и лошадей, которые никак не могли оторваться от воды. Немного перекусив — не потому, что им хотелось есть, а просто для поддержания сил, — Клиффорды осмотрели раненую лошадь. Ее задняя нога сильно распухла, и из раны все еще сочилась кровь. Кроме того, животное уже совсем не могло ступить на больную ногу и касалось земли только краем копыта.

— Надо скорее ехать, пока опухоль не усилилась еще больше, — сказал мистер Клиффорд.

Они немедленно вскочили на лошадей. Но, Великое Небо, что это? Кобыла не трогалась с места.

Пришедший в отчаяние мистер Клиффорд начал беспощадно бить ее, но несчастное животное проковыляло несколько шагов на трех ногах и снова остановилось. Оттого ли, что сухожилие оказалось поврежденным, или оттого, что воспаление еще усилилось, только лошадь не могла сгибать коленного сустава. Сразу поняв, что это для них означало, Бенита не выдержала и разразилась рыданиями.

— Не плачь, дорогая моя, — сказал старик. — Покорись воле Божьей. Может быть, матабеле уже отказались от преследования. Во всяком случае, у меня еще остались ноги, а до Бамбатсе не более шестнадцати миль. Вперед!

Он ухватился за ее седло, и они стали спускаться по длинной тропинке, которая вела к холмам, окружавшим Бамбатсе.

Им очень хотелось пристрелить лошадь, но они не решались дать выстрел. Поэтому они предоставили несчастное животное его судьбе, бросив все бывшие на седле запасы, за исключением патронов, которые они захватили с собой. Однако, прежде чем оставить кобылу, Клиффорд по просьбе дочери посвятил лошади несколько секунд, чтобы расстегнуть подпругу и снять мундштук и облегчить этим ее положение. Некоторое время она следовала за ними, ковыляя на трех ногах и издавая жалобное ржание, пока, к величайшему облегчению Бениты, они не свернули в сторону и не потеряли ее из виду.

Проехав около мили, они опять обернулись назад, втайне надеясь, что животное оправилось и последовало за ними. Но его нигде не было видно. Зато они увидели вдали на равнине, в трех или четырех милях позади, множество черных точек, время от времени поблескивающих на ослепительном солнце.

— Что это такое? — спросила Бенита еле слышно, словно боясь ответа.

— Матабеле, которые преследуют нас, — вернее, отряд их самых быстрых бегунов. Ты видишь, как блестят их ассегаи. Теперь, дорогая моя, ты поняла, как обстоит дело. Они догонят нас прежде, чем мы успеем добраться до Бамбатсе: эти люди приучены бегать на дальние расстояния и могут в случае надобности пробежать пятьдесят миль, не сбавляя скорости и не останавливаясь ни на секунду. Но благодаря тому, что мы намного вырвались вперед, они не смогут угнаться за твоей лошадью; поэтому уезжай и предоставь мне позаботиться о себе.

— Никогда, никогда! — воскликнула она.

— Ты должна сделать это и сделаешь. Я твой отец и приказываю тебе слушаться. Что касается меня, то разве это должно тебя останавливать? Ведь я могу спрятаться и убежать… в конце концов, я уже и много прожил, тогда как у тебя еще вся жизнь впереди! Прощай же и торопись!

С этими словами он выпустил из рук ремень от стремени, за который держался, но Бенита вместо ответа только остановила лошадь.

— Я не сделаю ни одного шагу, — сказала она, решительно сжимая губы.

Тогда мистер Клиффорд начал браниться, называя ее непокорной и непочтительной. Когда же и это не подействовало, он начал умолять ее, чуть не плача.

— Отец, дорогой, — проговорила Бенита, наклоняясь к старику, шедшему рядом с ней, так как теперь они снова двинулись вперед. — Ведь я сказала тебе, почему мне так хотелось бежать из Бамбатсе, не так ли? Я предпочитала рисковать жизнью, нежели остаться там. Так неужели ты думаешь, что я хотела бы вернуться в Бамбатсе и жить вдвоем с Джейкобом Мейером? Я скажу тебе еще одну вещь. Ты помнишь мистера Сеймура? Я не могу смириться со случившимся, совсем не могу, а потому, хотя мне и страшно, я не дорожу жизнью. Мы спасемся или умрем, но непременно вместе. Постараемся же спастись.

Он со стоном подчинился ее доводам, и они стали обсуждать свои шансы на успех. Сперва им пришло в голову спрятаться, но на всем видимом пространстве не было ничего, кроме трех деревьев, так что укрыться они не имели возможности. Они вспомнили о берегах Замбези, но от реки их отделял очень высокий скалистый горный кряж. Прежде чем они достигли бы вершины, даже если бы лошадь смогла взобраться туда, их уже нагнали бы матабеле. Словом, не оставалось ничего иного, как направиться к уже знакомому им ущелью и, если бы удалось попасть туда раньше неприятеля, попытаться укрыться среди лежавших по ту сторону развалин. Это еще могло им удаться, да и то только после наступления темноты.

Но беглецы нисколько не обманывались и прекрасно сознавали, что у них крайне мало надежды на успех — и то только в том случае, если бы матабеле устали и отказались от преследования.

Однако они совсем не выказывали усталости, — заметив издали беглецов, быстроногие дикари побежали еще резвее, с каждой минутой сокращая разделявшее их расстояние.

— Отец, — проговорила Бенита, — прошу тебя запомнить следующее: я не желаю попасть в руки этих дикарей живой…

— О! Как я смогу… — пробормотал он.

— Я тебя не прошу об этом, — отвечала Бенита. — Я сама о себе позабочусь. Только если я промахнусь… — И она взглядом докончила фразу.

Старик уже сильно устал. Взбираясь по крутому подъему горы, он то и дело спотыкался о камни. Бенита это заметила, и, соскользнув с седла, заставила его сесть на лошадь, а сама побежала рядом с ним. Когда Клиффорд немного отдохнул, они опять поменялись местами и таким образом преодолели несколько миль. Наконец, когда оба совсем измучились, они попробовали было ехать на лошади вместе — Бенита спереди, а он сзади; но хотя вещи были давно уже сброшены, усталое животное оказалось не в силах нести на себе двойную тяжесть. Пробежав несколько сотен ярдов, оно споткнулось, упало, с трудом поднялось на ноги и остановилось.

Таким образом им снова пришлось по очереди идти пешком.

До заката солнца осталось не более часа, а узкое ущелье находилось еще в трех милях от них.

О, как ужасны были эти три мили! Впоследствии они вспоминались Бените как самый страшный кошмар.

В это время матабеле отделяло от них расстояние около двух тысяч ярдов; когда они преодолели половину пути, расстояние сократилось до тысячи ярдов; наконец, когда впереди оставалась миля, между ними было уже всего пятьсот ярдов.

Человеческая природа способна на удивительные вещи. По мере приближения решительного момента усталость, одолевавшая путешественников, начинала проходить — вернее, они начали забывать о ней. Они больше не чувствовали себя измученными, а напротив, двинулись вверх по склону с такой энергией, словно только что встали с постели. Даже у лошади, казалось, открылось второе дыхание, когда же она вновь начинала уставать, мистер Клиффорд подгонял ее уколами своего охотничьего ножа. С трудом переводя дыхание, выбиваясь из сил, то садясь в седло, то идя пешком, они тащились к хребту, стараясь уйти от смерти в образе матабеле, которые преследовали их с упорством охотничьих собак. Солнце уже садилось, и они видели, оглядываясь назад, темные силуэты дикарей, резко выделявшиеся на фоне окровавленного шара. Широкие ассегаи тоже казались красными, словно их окунули в кровь. Клиффорд и Бенита уже могли различить насмешливые возгласы дикарей, которые предлагали им сесть на землю и ждать, когда их убьют, избавившись таким образом от лишних хлопот и возни.

Теперь их разделяло уже не более трехсот ярдов, тогда как до перевала оставалось все еще с полмили. Прошло еще пять минут, в течение которых лошадь пробиралась по неровной и крутой тропинке вверх. Ехал мистер Клиффорд, а Бенита бежала рядом, держась за стремя. Она оглянулась назад. Дикари, опасаясь, как бы их жертвы не укрылись за горой, побежали быстрее, а лошадь еле плелась. Один из матабеле, высокий и сильный малый, начал заметно обходить своих товарищей. Еще через две минуты он был в сотне шагов от белых, ближе, чем они находились от входа в ущелье. Вдруг лошадь остановилась, отказываясь двинуться с места.

Мистер Клиффорд соскочил на землю, и Бенита, которая уже не могла говорить, указала рукой на матабеле. Старик сел на камень, взвел курок, глубоко вздохнул, прицелился и выстрелил в дикаря, беззаботно бежавшего прямо на них. Клиффорд был отличным стрелком, и даже в эту роковую минуту, несмотря на сильное волнение, его рука не изменила ему. Бежавший матабеле был, по-видимому, ранен, так как он споткнулся и упал; затем он медленно поднялся и поплелся к своим товарищам, которые приостановились, чтобы оказать ему помощь.

Эта остановка была спасением для беглецов. Она дала им время сделать последнее отчаянное усилие, броситься бегом и достичь прохода в ущелье. Впрочем, это еще не означало, что они оказались вне опасности, так как матабеле могли последовать за ними и разыскать их, воспользовавшись тем, что было еще достаточно светло. Уложив раненого на землю, дикари — их было человек пятьдесят или даже больше — бросились по их следам, оглашая воздух бешеными криками.

Тем временем беглецы, прилагая отчаянные усилия, одолели перевал. Бенита ехала верхом, ее отец шел рядом. Позади них, на расстоянии ярдов шестидесяти, по узкой тропинке, проходившей между высокими скалами, тесной толпой бежали матабеле.

Внезапно со всех сторон, как показалось Бените, заблестели огни и послышались быстрые и частые выстрелы. Матабеле валились наземь по двое и по трое, пока их не осталось всего несколько человек, и те сразу же остановились. Дикари повернулись и побежали от входа в ущелье на открытую дорогу на склоне горы.

Бенита опустилась на землю и в ту же секунду услышала мягкий голос Джейкоба Мейера, говорившего ей:

— Итак, вы вернулись с вашей прогулки, мисс Клиффорд. И как кстати мне передалось ваше желание, чтобы я встретил вас на этом месте!