Они молчали в течение нескольких секунд. Затем Бенита спросила:
— Отец, неужели у нас нет возможности бежать отсюда? Может быть, лестница у стены заложена не до конца и мы могли бы спуститься по ней?
Клиффорд подумал о своих негнущихся ногах, о больной спине, покачал головой и ответил:
— Я не знаю; Мейер никогда не подпускал меня настолько близко, чтобы я мог в этом убедиться.
— Так почему бы тебе не пойти сейчас? Ты ведь знаешь, что он теперь встает очень поздно, так как всю ночь не ложится. Возьми бинокль и осмотри гребень стены из развалин того старого дома, который стоит поблизости. Джейкоб не увидит и не услышит тебя; если же пойду я, то он сейчас же почувствует это и проснется.
— Если хочешь, дорогая моя, я попробую; но что в это время будешь делать ты?
— Я поднимусь на конус.
— Не собираешься ли ты… — он внезапно оборвал свои слова.
— Нет, нет, ничего подобного. Я не последую примеру Бениты да Феррейра, пока обстоятельства не заставят меня пойти на это. Я просто хочу посмотреть, вот и все. Оттуда ведь очень далеко видно. Может быть, матабеле уже ушли, ведь мы давно ничего о них не слышали.
Они поспешили одеться и, когда стало достаточно светло, вышли из шалаша и разошлись в разные стороны. Мистер Клиффорд взял ружье и пошел, прихрамывая, к стене, а Бенита направилась к большому конусу. Она легко взобралась на него и остановилась в углублении в виде чаши, ожидая, когда взойдет солнце и рассеется туман, висевший над рекой и над ее берегами.
Лагеря матабеле не было видно, потому что он раскинулся во впадине, почти у подножия крепости. Позади него возвышалось нечто вроде холма, лежавшего приблизительно в полумиле от того места, на котором стояла Бенита. На самой вершине этого холма она увидела что-то похожее на фургон, вокруг которого двигались человеческие фигуры. Они, по-видимому, громко кричали, так как их голоса доносились по тихому воздуху ясного африканского утра до скалы, на которой находилась девушка.
По мере того как туман окончательно рассеивался, она все больше и больше убеждалась, что это был действительно фургон с длинной вереницей волов, которых окружали многочисленные матабеле, по-видимому только что захватившие фургон в плен. В эту минуту они, однако, были заняты чем-то другим. Они протягивали свои ассегаи, указывая на скалу над Бамбатсе.
Тогда Бенита внезапно сообразила, что при ярком солнечном свете, на фоне неба, ее, конечно, отлично видно снизу. Внимание матабеле было, по-видимому, привлечено ее фигурой, поднявшейся, подобно орлу, на скалу между небом и землей. Вскоре рядом с матабеле появился белый человек, направивший на нее не то ружье, не то подзорную трубу. При виде его красной фланелевой рубашки и широкополой шляпы она сразу убедилась, что видит европейца, и — о! — как ее душа устремилась к нему, даже совершенно не зная его! Если бы с неба внезапно спустился ангел, несчастная Бенита не могла бы радоваться ему больше, чем этому незнакомцу!
Но это, конечно, только сон! Что делать европейцу и его фургону в таком месте, как это? И почему матабеле не убили его сразу? Она не могла ответить на эти вопросы, однако, по-видимому, у дикарей не было жестоких намерений; они продолжали усиленно жестикулировать и переговариваться между собой, пока чужестранец стоял, подняв свою подзорную трубу, если только это была труба. Это продолжалось довольно долго, пока не распрягли волов и не подошли еще несколько матабеле, которые и увели, судя по всему против его желания, белого в свой лагерь. Когда они скрылись из виду и смотреть стало больше не на что, Бенита спустилась со скалы.
Внизу она встретила отца, пришедшего за ней.
— Что случилось? — спросил он, увидев ее взволнованное лицо.
— О, — сказала или, вернее, прорыдала она. — Я видела внизу европейца с фургоном. Я видела, как матабеле забирали его в плен.
— В таком случае мне очень жаль бедного малого, — воскликнул мистер Клиффорд, — так как, вероятно, в настоящее время его уже нет в живых. Но что мог делать здесь европеец? Вероятно, это был какой-нибудь охотник, попавшийся в ловушку.
На лице Бениты отразилось отчаяние.
— Я надеялась, — сказала она, — что он нам поможет.
— С таким же успехом он мог надеяться, что мы поможем ему. Он умер, и, значит, все кончено. Мир праху его, а нам надо думать о собственных несчастьях. Я осмотрел стену и убедился, что нет никакой возможности спуститься с нее. Если бы Мейер был профессиональным каменщиком, он не мог бы лучше заделать амбразуру в ней. Неудивительно, что мы больше не видим Молимо, так как теперь сюда смогла бы добраться разве что птица.
— Где был мистер Мейер? — спросила Бенита.
— Он спал, завернувшись в одеяло, под навесом из веток, у самой лестницы. По крайней мере, мне так показалось, хотя было еще довольно трудно разглядеть что-нибудь. Во всяком случае, я видел его ружье, стоявшее у дерева. Ну, пойдем завтракать. Он, наверное, тоже скоро появится.
Они пошли обратно, и Бенита в первый раз с воскресенья с удовольствием позавтракала сухарями, намоченными в кофе. Несмотря на высказанную ее отцом уверенность, что белый уже погиб от ассегаев матабеле, вид этого человека и его фургона ободрил Бениту, являясь для нее связью с внешним миром. Может быть, ему и удалось спастись?
Хотя Мейер все еще не появлялся, это нисколько их не удивило, так как он с некоторых пор ел всегда один, пользуясь запасами с общего склада и собственноручно приготовляя их на отдельном костре. После завтрака мистер Клиффорд заметил, что у них не было больше воды для питья, и Бенита вызвалась пойти с ведром к колодцу в пещере. Отец хотел было сопровождать ее, но она заявила, что может справиться с цепью без посторонней помощи. Она сразу ушла, захватив в одну руку ведро, а в другую — лампу.
У последнего поворота в проходе, который вел в пещеру, ей показалось, что где-то впереди мелькает свет, и она на секунду приостановилась, но, завернув за угол, очутилась в полной темноте и пошла дальше, думая, что ошиблась. Дойдя до колодца, она повесила ведро на большой медный крюк, размышляя о том, сколько людей в далеком прошлом поступали таким же образом; об этом можно было судить по изношенному виду массивного крюка, сделавшегося совсем тонким от постоянного употребления. Бенита стала опускать ведро, и лязг разматывавшейся цепи зловеще прозвучал под сводами пещеры. Наконец ведро коснулось воды, и она принялась поднимать его, временами приостанавливаясь, так как это продолжалось довольно долго, да и цепь была очень тяжелой. Но вот ведро показалось у края колодца. Бенита притянула его к себе и сняла с крюка; затем она сняла лампу и собралась уходить.
Но в эту минуту она почувствовала, вернее, увидела что-то в темноте. Подняв лампу над головой, она разглядела фигуру человека, заслонявшего от нее выход из пещеры.
— Кто тут? — спросила она, и из темноты донесся мягкий голос — голос Джейкоба Мейера:
— Не могли бы вы остановиться на несколько минут, мисс Клиффорд? Я захватил с собой бумагу и хотел бы набросать рисунок. Вы даже не представляете, как вы сейчас красивы, с этой лампой над вашей головой, освещающей темные углы и голову Распятого в терновом венце. Вы видите, что хотя судьба толкнула меня на совершенно иной путь, в душе я остаюсь художником. Ни разу в жизни я не видел такой прекрасной картины! Когда-нибудь она прославит меня.
Ты стоишь подобно статуе
С агатовой лампой в руке.
Вот что я подпишу под нею; вам ведь знакомы эти слова?
— Да, мистер Мейер, но я боюсь, что вам придется писать вашу картину по памяти, так как я больше не в силах держать лампу. Моя рука и так уже болит. Я не знаю, как вы сюда попали, но уж если вы последовали за мной, то не будете ли вы столь добры донести за меня воду?
— Я не следовал за вами, мисс Клиффорд. Вы этого не видели, но я пришел сюда раньше вас, намереваясь сделать кое-какие измерения.
— Как же вы могли делать измерения в темноте?
— Я не был в темноте. Я потушил свет, увидев вас, потому что знал, что вы сейчас убежите, и судьба помогла мне. Вы пришли, уступая моему желанию. Теперь поговорим с вами. Мисс Клиффорд, изменили ли вы свое решение? Вы знаете, что время не терпит.
— Я никогда не изменю своего решения. Пропустите меня, мистер Мейер.
— Нет, нет. Я не сделаю этого до тех пор, пока вы не выслушаете меня. Вы очень жестоки со мной, очень жестоки. Вы совсем не понимаете, что я скорее готов умереть, чем причинить вам малейшее зло.
— Я вовсе не требую, чтобы вы умерли. Я только прошу оставить меня в покое, что гораздо легче сделать.
— Но как же я могу оставить вас в покое, когда вы составляете часть меня самого… когда я люблю вас. Вот, я высказался, теперь говорите что хотите…
Бенита приподняла ведро с водой; его тяжесть как будто ободрила ее. Затем она снова опустила его на пол, так как ей некуда было бежать. Она должна была найти какой-нибудь выход из этого положения.
— Мне нечего сказать вам, мистер Мейер, кроме того что я не люблю и никогда не полюблю ни вас, ни какого бы то ни было другого живого человека. Благодарю вас за внимание. Вот и все.
— Какого бы то ни было другого живого человека, — повторил Мейер. — Это значит, что вы любите мертвеца, утонувшего Сеймура. Неудивительно, что я возненавидел его с того момента, когда впервые увидел его несколько лет назад — он тогда не играл никакой роли в вашей жизни. Это опять проявление предчувствия и высшего самосознания. Но какой же смысл от любви к мертвым, то есть к людям, уже не существующим на свете и превратившимся в ту самую глину, из которой они были созданы? Человек живет только однажды; вернитесь же, вернитесь к живым и дайте им счастье!
— Я не согласна с вами, мистер Мейер. По моему мнению, умершие не перестают жить, и когда-нибудь я увижу их. Теперь пропустите меня.
— Я не пущу вас. Я буду молить вас и бороться с вами, пока вы не благословите меня. Вы презираете меня за то, что в моей жизни были разные приключения, не всегда кончавшиеся успешно, за то, что вы считаете меня лишившимся рассудка. Но уверяю вас, во мне есть ростки величия. Станьте моей, и я сделаю вас великой, ибо я убедился, что нуждался в вас, чтобы дополнить то, чего не хватает во мне. Мы с вами завладеем богатствами и будем властвовать…
— До тех пор, пока не умрем от голода через каких-нибудь несколько дней, или пока матабеле не покончат с нами. Нет, мистер Мейер, нет!
Она попробовала пройти мимо него, но он раскинул руки и удержал ее.
— Послушайте, — воскликнул он. — До сих пор я обращался к вам с мольбой. Но поскольку вы отталкиваете меня и поскольку вы одна стоите между мной и безумием, то я поступлю иначе. Я ваш повелитель, ибо ваша воля подчинена моей; я приказываю вам повиноваться мне!
Он устремил на нее свой взгляд, и Бенита почувствовала, что силы начинают изменять ей.
— А! — вскричал Мейер. — Теперь вы в моей власти, и в доказательство я сейчас поцелую вас в губы, а затем усыплю, и вы скажете мне все, что я хочу знать. О! Не думайте, что ваш отец защитит вас. Если он вздумает вмешаться, я сейчас же убью этого старого глупца, которого щадил до сих пор только ради вас. Не забывайте, что если вы рассердите меня, я непременно убью его, и кровь вашего отца падет на вашу же голову. Сейчас я поцелую вас.
Бенита подняла руку, намереваясь вытащить револьвер из-за пояса, но ее рука тут же повисла как плеть. Казалось, девушка лишилась сил, вся она была парализована, словно птица, которая, увидев змею, не может поднять крылья и взлететь, а стоит и ждет смерти. Она находилась во власти ненавистного ей человека. Неужели небеса допустят это? Какие-то обрывки мыслей проносились в ее голове, в то время как его губы приближались к ее лицу.
Он коснулся ее губ, и в то же время по каким-то необъяснимым причинам оцепенение сразу исчезло. Она снова почувствовала себя свободной, госпожой своих поступков. Бенита презрительно оттолкнула его в сторону и, даже не пытаясь бежать, подняла ведро с водой и ушла прочь.
Вскоре она увидела дневной свет. Как это ни странно, но после всего случившегося Бенита чувствовала себя счастливой и спокойной. Подобно тому как перед глазами засверкал ослепительный солнечный свет, в душе ее внезапно вспыхнул свет свободы. Она больше не боялась Джейкоба Мейера; его грязный поцелуй стряхнул оковы, связывавшие ее с ним. Ее ум был порабощен его умом, но как только в этом приняла участие и его плоть, он перестал властвовать над ее разумом.
Приближаясь к шалашу, она увидела своего отца, сидевшего на камне; бедный старик настолько ослаб за последнее время, что не мог подолгу стоять на ногах. При виде его Бенита вспомнила угрозы Мейера, и счастливое настроение сразу покинуло ее.
Ей самой ничего не грозило, она была уверена, что находится в безопасности. Но ее отец… Если Мейеру не удастся добиться желаемого, он наверняка сдержит свое обещание и убьет его. Она содрогнулась при этой мысли, но тотчас взяла себя в руки и спокойно пошла вперед, неся ведро, наполненное водой.
— Как ты долго ходила, дорогая моя, — сказал мистер Клиффорд.
— Да, отец. В пещере оказался мистер Мейер, который и задержал меня.
— Как он туда попал, и что ему понадобилось?
— Я не знаю, как он туда попал; вероятно, прокрался в то время, пока мы не глядели в ту сторону. Что же касается его желаний… слушай же, дорогой мой…
Она подробно поведала ему о случившемся. Когда она доканчивала свой рассказ, ее отец почти задыхался от гнева.
— Негодяй! Негодяй! — восклицал он. — Я никогда не ожидал, что он решится на такое оскорбление! Хорошо же; благодарение Богу, я еще могу держать в руках ружье, и как только он выйдет…
— Отец, — мягко сказала она, — этот человек безумный. Он не отвечает за свои поступки, поэтому, за исключением случаев, когда ты будешь вынужден защищаться, ты не должен этого делать. Что касается тебя, я думаю, это было простой угрозой, а за меня тебе нечего бояться, так как он потерял свою власть надо мной. Это произошло сразу, как только он прикоснулся к моим губам.
При этих словах Бенита начала старательно вытирать губы, словно желая смыть с них пятно.
— Я больше не боюсь его. Мне кажется, да, я верю, что старый Молимо сказал правду и что все кончится благополучно…
В этот миг Бенита услышала за спиной какое-то хрипение. Она поспешила обернуться и увидела странную картину: к ним приближался Джейкоб Мейер, шатаясь и с трудом волоча ноги по траве и камням. Лицо его было мертвенно бледно, нижняя челюсть опустилась, как у мертвеца, а глаза были широко раскрыты и полны бесконечного ужаса.
— Что с вами? — спросил мистер Клиффорд.
— Я… я видел привидение, — прошептал он. — Ведь вы не подходили ко входу в пещеру, правда? — добавил он, обращаясь к Бените, которая отрицательно покачала головой.
— Какое привидение? — снова спросил мистер Клиффорд.
— Я не знаю. Но моя лампа погасла, и позади меня вдруг появился свет. Я оглянулся и увидел коленопреклоненную женщину у подножия распятий. Руками она обняла ноги изображенного на кресте человека, ее голова тоже покоилась на его ногах, а ее длинные черные волосы были распущены. Она была одета во все белое, и от всей ее фигуры исходил свет. Она медленно обернулась и поглядела на меня и — о, Боже! — ее лицо… — Он закрыл глаза руками и застонал. — Ее лицо было прекрасно, да, да, и в то же время страшно, как лицо ангела-мстителя. Я пустился бежать, но свет следовал за мной до самого выхода. Я видел духа, я, не веривший в духов, видел одного из них и клянусь вам, что за все золото мира я не войду больше в это место.
Прежде чем они успели ответить, Джейкоб Мейер вдруг бросился вперед, по-видимому охваченный новым приступом страха, и пустился бежать, пробираясь сквозь кусты и прыгая с камня на камень подобно испуганному дикому козлу.