Том 9

Глава XVI. Снова в Бамбатсе

Впоследствии Бенита никак не могла вспомнить, как они вернулись в Бамбатсе. Ей рассказали, что их с отцом отнесли в крепость на носилках, устроенных из щитов макаланга. Когда она снова пришла в себя, то увидела, что лежит в своей палатке близ входа в пещеру, за третьей стеной старинной крепости. Ее ноги болели, кости ныли, и эти физические страдания воскресили в ее памяти все ужасы, которые она перенесла.

Она видела перед собой бежавшего свирепого матабеле, слышала дикие крики и ответные выстрелы из ружей; сквозь весь этот шум и надвигавшуюся темноту до ее слуха доносился мягкий голос с иностранным акцентом, принадлежавший Джейкобу Мейеру, — он приветствовал ее насмешливыми словами. Затем наступило беспамятство, осталось лишь смутное воспоминание о том, как ее несли в гору, причем солнце грело ей спину, как ее поднимали с помощью веревки, обвязанной вокруг талии, по крутым ступенькам в стене. После этого ее снова охватило забвение.

Пола ее палатки откинулась, и Бенита невольно отодвинулась на своей постели, закрыв глаза, чтобы снова не увидеть лица Джейкоба Мейера. Однако она почувствовала, вернее, угадала по шагам, что это был не он. Девушка слегка приподняла веки, разглядывая из-под длинных ресниц вошедшего к ней человека. Это оказался вовсе не Джейкоб Мейер и не ее отец, а старый Молимо, приблизившийся к ней с тыквенной бутылью, наполненной козьим молоком.

— Привет тебе, госпожа! — тихо сказал он, улыбаясь ей губами и своими мечтательными глазами, тогда как его лицо, испещренное множеством мелких морщинок, оставалось совершенно неподвижным. — Я принес тебе молока. Выпей, оно совсем свежее, а тебе нужно подкрепиться.

Она взяла тыквенную бутыль и осушила ее до дна, так как молоко показалось ей необычайно вкусным.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — пробормотал старый Молимо, — теперь ты опять будешь здоровой.

— Да, я буду здорова, — ответила она, — но где же мой отец?

— Не тревожься о нем, он еще болен, но тоже поправится. Скоро ты его увидишь.

— Я выпила все молоко, — воскликнула она, — для него ничего не осталось!

— Осталось, осталось, — возразил Молимо, махнув своей худой рукой. — Есть еще две полные бутыли, для каждого по одной. У нас внизу, правда, не особенно много коз, но самое лучшее молоко приберегается для вас.

— Расскажи мне, отец, обо всем, что случилось, — попросила Бенита.

Старый Молимо, которому нравилось, когда она называла его отцом, снова улыбнулся ей одними глазами и присел в углу палатки.

— Ты помнишь, что вы уехали, несмотря на то что я уговаривал вас не делать этого. Вы не послушались моего совета, и мне тотчас стало известно все, что случится с вами и как вы спасетесь от матабеле. В тот вечер после захода солнца, видя, что вы не вернулись, Черный — я подразумеваю Мейера, которого мы называем так из-за его бороды и… — прибавил он, — из-за его сердца, — Черный сбежал с холма, спрашивая о вас, и я передал ему ваше письмо.

Он прочитал его и тут окончательно обезумел. Он ругался на своем родном языке; он метался по сторонам, затем схватил ружье и хотел застрелить меня, но я сидел молча и смотрел на него, пока он не успокоился. Потом он спросил меня, зачем я сыграл с ним подобную шутку, но я ответил, что это не моя вина и что я не мог задерживать вас против вашего желания. Я также сказал, что вы, по-видимому, уехали оттого, что боитесь его — что вовсе не удивительно, если он разговаривал с вами так, как со мной. Кроме того, я предупредил его, — ведь я также и врач, — что он лишится рассудка, если не будет сдерживать себя, так как я вижу в его глазах признаки безумия. Мои слова испугали его, и он сразу успокоился. Затем он спросил меня, что делать. Я ответил, что в этот вечер ничего предпринять нельзя, потому что вы, конечно, уже далеко и гнаться за вами бесполезно, но можно выйти вам навстречу, когда вы будете возвращаться назад. Он спросил меня, почему я говорю о вашем возвращении, и я повторил то, о чем предупреждал вас: что вы скоро вернетесь, спасаясь от большой опасности хотя вы и не захотели меня слушать — меня, узнавшего все это от Мунвали, твоего покровителя.

Я послал разведчиков. Прошла первая ночь, прошел следующий день и следующая ночь, а мы сидели и ничего не делали, хотя Черный был готов отправиться за вами один. На следующее утро, на заре, пришел один из посланных разведчиков и сказал, что его братья, укрывшиеся на вершине холма и во многих других местах, видели, как войско матабеле уничтожило одно из племен, родственных макаланга, несколько ниже по Замбези, и направлялось сюда, намереваясь и с нами поступить таким же образом. После полудня прибежал другой разведчик, рассказавший, что вас обоих окружили матабеле, но что вы прорвались через ряды их войска и мчитесь обратно, спасая свою жизнь. Тогда я призвал пятьдесят своих лучших людей, во главе с моим сыном Тамасом, и приказал им занять ущелье, так как мы не решаемся вступать в бой с матабеле в открытом поле.

Черный отправился вместе с ними. Когда же он увидел, как велика ваша беда, он готов был броситься навстречу матабеле, потому что он очень храбрый человек. Но я сказал Тамасу: «Не пытайся вступать с ними в открытый бой, иначе они убьют вас». Ведь, госпожа, я уже знал, что вы доедете до ущелья. Так оно и случилось, хотя вы были всего на волосок от ваших преследователей; мои люди начали стрелять из новых ружей и, так как ущелье совсем узкое, перебили многих из этих гиен-матабеле. Но убивать матабеле все равно что убивать блох на собачьей спине: чем больше их убьешь, тем больше появится новых. Все же это принесло пользу, так как вас обоих удалось спасти, а мы не потеряли ни одного человека.

— А где же теперь матабеле? — спросила Бенита.

— Под нашими стенами стоит целое войско; вероятно, там три тысячи человек или даже еще больше, под командой вождя Мадуны, родственника Лобенгулы, который обязан тебе жизнью и все же преследовал вас, как диких коз.

— Может быть, он не знал, кто мы такие, — предположила Бенита.

— Может быть, — ответил Молимо, потирая подбородок, — потому что в подобных делах даже матабеле держат свое слово, а ведь он обещал за спасение его жизни отплатить тем же. Но это не мешает им расхаживать вокруг наших стен, словно разъяренным львам, так что мы для большей безопасности отнесли вас сюда наверх.

— А вы, отец, также в безопасности?

— Я думаю, — отвечал он с легким вздохом, — что тот, кто строил эти стены, позаботился об их прочности, к тому же мы завалили входы. Им также не удалось никого застичь вне этих стен; все наши люди успели укрыться, вместе со своими козами и овцами. Мы также недавно отправили всех женщин и детей в лодках вниз по Замбези, для того чтобы они спрятались в хорошо известных нам местах, недоступных для матабеле, не дерзающих плыть по реке. Для тех же, кто здесь остался, у нас хватит припасов на три месяца, после чего дожди заставят уйти неприятельское войско.

— Почему же вы все не переправились на ту сторону Замбези?

— По двум причинам, госпожа. Во-первых, если бы мы покинули нашу крепость, которой владеем с самого начала, то она попала бы в руки Лобенгулы и мы никогда не смогли бы вернуть ее себе, и это покрыло бы нас позором и навлекло бы на нас гнев наших предков. Во-вторых, мы должны защитить вас, раз вы вернулись сюда.

— Как вы добры, — прошептала Бенита.

— Нет, нет, мы вызвали вас сюда и делаем только то, что нам приказано свыше. Тебе еще угрожают несчастья; я даже думаю, что тебя поразит горе, но ты не должна бояться, так как из скверного корня вырастет цветок радости.

С этими словами он встал и собрался уходить.

— Подожди уходить, — попросила Бенита. — Нашел ли Мейер золото?

— Нет, он ничего не нашел. На он ищет и ищет, как голодный шакал, который роется в земле, надеясь найти кость. Только эта кость предназначена вовсе не для него, а для тебя, госпожа, только для тебя. О! Я знаю, ты ничего не ищешь, и все же ты найдешь. Только, если тебе понадобится помощь, не убегай в дикую пустыню. Слушайся голоса Мунвали, говорящего тебе устами Молимо из Бамбатсе! — Проговорив эти слова, старый жрец вышел из палатки, то и дело останавливаясь, чтобы поклониться Бените.

Несколько минут спустя в палатку вошел мистер Клиффорд. Он опирался на палку и казался сильно побледневшим и исхудавшим. Отец и дочь нежно обнялись, радуясь своему избавлению от огромной

опасности.

— Ты видишь, Бенита, что мы не можем уехать из этого места, — проговорил Клиффорд немного погодя. — Мы должны найти золото.

— Мне надоело это золото, — с горячностью ответила девушка, — мне ненавистно даже упоминание о нем. Как можно думать о золоте, когда нас сторожат три тысячи матабеле, жаждущих нашей смерти!

— Тем не менее я перестал их бояться, — заметил ее отец, — у них была возможность уничтожить нас, и они ее упустили, а макаланга клянутся, что теперь, имея в руках ружья, они смогут отстоять ворота в стене и не позволят взять крепость штурмом. Зато я боюсь другого человека.

— Кого?

— Джейкоба Мейера. Я виделся с ним несколько раз, и мне все кажется, что он теряет рассудок.

— Молимо говорит то же самое. Но почему ты так думаешь?

— Сужу по его виду. Я часто вижу, как он сидит, разговаривая сам с собой и сверкая своими черными глазами, иногда же стонет или разражается взрывами хохота. Правда, это бывает, когда с ним случается припадок; вообще же его поведение вполне нормальное. Впрочем, пойди, если ты можешь, и суди сама.

— Я вовсе не желаю этого, — тихо ответила Бенита. — Отец, я его боюсь, боюсь больше, чем когда бы то ни было. О, почему ты не позволил мне остаться там, внизу, среди макаланга, вместо того чтобы снова принести меня сюда, где мы вынуждены жить совершенно одни с этим ужасным человеком!

— Я хотел это сделать, дорогая моя, но Молимо заявил, что здесь мы будем в большей безопасности, и приказал своим людям перенести тебя наверх. К тому же Джейкоб Мейер настаивал на этом, угрожая убить меня, если мы не перенесем тебя сюда. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что он лишился рассудка.

— Но зачем ему это? Зачем? — задыхаясь, прошептала Бенита.

— Бог знает, — ответил старик со стоном, — мне кажется, он думает, что мы никогда не найдем золота без твоей помощи, так как Молимо, которого он считает наделенным чем-то вроде дара ясновидения, сказал ему, что этот клад предназначен исключительно для тебя. Я видел по его глазам, что он действительно был готов убить меня, поэтому решил, что лучше уступить ему, чем оставить тебя одну, больную. Конечно, передо мной был еще один выход… — проговорил мистер Клиффорд, не доканчивая своей мысли.

Бенита посмотрела на отца и спросила:

— Какой?

— Застрелить его раньше, чем он собрался бы выстрелить в меня, — еле слышным шепотом ответил старик. — Застрелить ради тебя, дорогая… но я все же не решился этого сделать.

— Нет, — сказала Бенита, вздрогнув, — только не это, только не это! Лучше самим умереть, чем знать, что его кровь на нашей совести. Сейчас я попробую встать и не показывать своего страха. Я уверена, что это самое лучшее, что можно сделать, и может быть, нам все-таки удастся как-нибудь спастись отсюда. Пока же будем угождать ему и стараться делать вид, будто нас интересует этот ужасный клад.

Бенита встала и убедилась, что ее здоровье ничуть не пострадало, если не считать некоторой тяжести, которую она чувствовала во всем теле. Она сейчас же принялась при помощи отца за приготовление обычного ужина. Все необходимое для этого оказалось на своих местах, хотя самого Мейера нигде не было видно.

Однако, как она и ожидала, он появился еще до наступления ночи. Хотя Бенита не слышала его шагов и сидела к нему спиной, она сразу почувствовала его присутствие, и это сознание охватило ее душу ледяным холодом. Она обернулась и увидела Джейкоба. Он стоял выше ее, на большой каменной глыбе, куда взобрался совершенно бесшумно благодаря своим мягким горным ботинкам, в которых он умел ходить неслышными, кошачьими шагами. Последние лучи заходящего солнца падали прямо на него. Его гибкая, нервная фигура вырисовывалась на фоне неба, и лицо его, освещенное огненно-красным светом заката, казалось действительно страшным. Джейкоб походил на пантеру, приготовившуюся прыгнуть, глаза его светились, как у пантеры, и Бенита знала, что она сама была добычей, на которую он нацелился. Но, помня свое решение не показывать ему страха, она спокойно заговорила с ним:

— Добрый вечер, мистер Мейер. О, я вся так одеревенела, что не могу повернуть шею и взглянуть на вас, — прибавила она со смехом.

Он мягко спрыгнул вниз, снова напомнив ей пантеру, и остановился перед нею.

— Вы должны благодарить Бога, в которого верите, что сохранили кости в целости и вообще спасли жизнь, — сказал он, — дикари могли лишить вас и того и другого.

— Я это и делаю, мистер Мейер, но и вам я также очень благодарна за то, что вы так великодушно пришли нам на помощь. Отец, — позвала она, — подойди сюда и скажи мистеру Мейеру, как мы ему признательны.

Клиффорд, прихрамывая, вылез из своего шалаша под деревом и заметил:

— Я уже говорил ему об этом, дорогая моя.

— Да, — подтвердил Джейкоб, — вы уже говорили, мне; зачем же повторять одно и то же? Я вижу, что ужин готов. Давайте поедим, так как вы должны быть голодны, а затем я кое-что сообщу вам.

Они принялись за еду, хотя ни у кого из них не было аппетита. Мейер ел очень мало, но выпил много крепкого черного кофе и вина с водой. Зато Бените он подкладывал самые лучшие куски и не спускал с нее глаз, говоря, что ей следует есть побольше, чтобы не терять сил и не лишиться красоты. Бенита молчала и вспоминала сказку, слышанную в детстве, в которой людоед откармливает принцессу, намереваясь потом ее съесть.

— Вы должны бы подумать о своем собственном здоровье, мистер Мейер, — сказала она, — нельзя жить одним кофе и вином.

— Это все, что мне нужно сегодня. С минуты вашего возвращения я стал удивительно хорошо себя чувствовать. Никогда еще я не был так здоров и полон сил. Я мог бы работать за троих, не чувствуя ни малейшей усталости. Например, сегодня я всю вторую половину дня носил провизию и прочие нужные вещи на эту стену, так как нам необходимо приготовиться к продолжительной осаде; и тем не менее мне кажется, будто я не поднял ни одной корзинки. Зато, когда вас не было, — о, каким усталым я себя чувствовал!

Бенита поспешила переменить тему разговора, спросив его, нашел ли он что-нибудь новое.

— Нет еще, но теперь, когда вы вернулись, мы найдем многое. Не пугайтесь, я задумал план, который должен удаться. К тому же было слишком тоскливо работать одному в пещере, поэтому я только осмотрел место вокруг нее, ожидая минуты, когда можно будет отправиться вам навстречу и застрелить нескольких матабеле. Знаете, я лично убил семерых. Я не мог промахнуться, защищая вас, — добавил он с улыбкой.

Бенита невольно отстранилась от него, а мистер Клиффорд проговорил сердитым голосом:

— Не говорите об этих ужасах в присутствии моей дочери. Довольно того, что приходится делать подобные вещи, к чему же еще вспоминать о них!

— Вы правы, — задумчиво ответил Джейкоб, — и я прошу у вас извинения, хотя я никогда не испытывал удовольствия, подобного тому, которое чувствовал, стреляя в матабеле. И вот они умерли, а у наших стен находятся целые полчища. Слушайте! Они поют вечернюю молитву, — Мейер начал размахивать своим длинным указательным пальцем в такт ужасной воинственной песне матабеле, отдельные звуки которой долетали к ним снизу. — Это похоже на духовные песнопения, не так ли? Только вот слова… Хотя нет, я не стану переводить их, так как при настоящих обстоятельствах они носят слишком личный характер.

Теперь мне нужно кое-что вам сказать. Вы поступили ужасно нехорошо, бежав отсюда и покинув меня одного, более чем нехорошо — неблагородно. Право, — прибавил он, внезапно приходя в бешенство, — если бы я имел дело только с вами, Клиффорд, говорю вам откровенно, я застрелил бы вас при первой же встрече. Предатели заслуживают, чтобы их убивали, так ведь?

— Прошу вас не разговаривать так с моим отцом, — резко вмешалась Бенита, гнев которой заставил ее забыть обычный страх. — К тому же виновата во всем только я одна.

— Я с удовольствием повинуюсь вам, — с поклоном ответил Джейкоб. — Я никогда больше не стану возобновлять этого разговора и не осуждаю вас, так как кто посмел бы это сделать? Только не Джейкоб Мейер. Я вполне понимаю, что вы должны были скучать здесь, к тому же дамам позволительно иметь свои прихоти. Вы вернулись обратно, так что незачем больше толковать об этом. Только послушайте: в одном пункте я твердо решил не уступать. Ради вашей собственной безопасности вы больше не уедете из Бамбатсе, пока мы не сможем сделать этого все вместе. Я окончательно пришел к этому убеждению в то время, когда переносил сюда съестные припасы. Если вы завтра утром пойдете осматривать стену, вы сами убедитесь в том, что никто не сможет подняться на нее, и — что гораздо важнее — никто не сможет спуститься с нее. К тому же для большей уверенности я буду впредь спать возле самой лестницы.

Бенита молча переглянулась с отцом.

— Молимо имеет право приходить сюда, — возразила она. — Ведь это его храм.

— Ну, ему придется впредь совершать свои моления там, внизу. Старый дурак воображает, будто ему все известно, однако он и не подозревал, что я намерен сделать! Кроме того, мы ведь не нуждаемся, чтобы он вторгался в нашу личную жизнь, правда? Не то он увидит золото, когда мы его найдем, и, чего доброго, может ограбить нас.