Томас Мюнцер

Цвиккауский проповедник

Томас Мюнцер появился в Цвиккау в начале 1520 года и занял должность помощника капеллана в церкви богоматери.

Уже первые шаги Мюнцера показали, какого беспокойного гражданина обрел в нем Цвиккау.

В день вознесения Мюнцер выступил с проповедью, исполненной резких нападок на духовенство. Он обличал перед народом «слепых пастырей слепых овец, которые во время своих бесконечных молебствий успевают прибрать к рукам имущества вдов и у одра умирающих думают не о религии, а об удовлетворении своей ненасытной алчности».

С неменьшей страстностью обрушился он и на богатых тунеядцев — монахов, которые скрывали свое волчье обличие под рясой нищенствующих святош Мюнцер говорил: «Монахи отличаются такой пастью, что если бы можно было от нее отрезать добрую половину, то и тогда у них сохранились бы достаточно большие рты».

В эти дни католическое духовенство и монашеские ордена были еще достаточно сильны в Цвиккау, и нападение на них являлось делом далеко не безопасным Казалось, Мюнцер ткнул палкой в муравейник — так забеспокоились, забегали клирики и монахи, агитируя против нового проповедника. Духовенство старалось восстановить против него прежде всего богатых бюргеров, которые главным образом и посещали церковь св. девы Марии. Они правильно рассчитывали, что проповедь имущественного равенства покажется особенно опасной купцам и разбогатевшим ремесленным мастерам.

Монах Тибуртий фон Вейсенфельс так об’яснял бюргерам заблуждение и вред проповеди Мюнцера: «Новые проповедники основываются только на евангелии, но это не выдерживает ни малейшей критики, так как тогда они вступают в противоречие с людскими законами, на которые следует обратить особое внимание. Новый завет необходимо дополнить во многих отношениях; нельзя же жить только по указаниям нового завета. Если бы бедность вытекала из учения евангелия, то тогда короли и князья не могли бы владеть богатствами мира, а скорее должны были бы жить в бедности, как нищие или пастыри духовные». Эти речи и происки монахов имели успех у прихожан церкви св. девы Марии. Тогда Мюнцер стал проповедывать в церкви св. Екатерины, которая являлась сборным пунктом оппозиционных элементов.

Цвиккау был значительным городом — в нем имелось тогда около тысячи домов. Выгодное географическое положение — на рубеже между земледельческой саксонской низменностью и горнопромышленными округами — способствовало развитию в Цвиккау посреднической хлебной торговли и ремесел.

Рост и обогащение города начались с 1470 года, когда открылись залежи серебряных руд в соседнем Шнееберге.

Основная масса городского населения Цвиккау была занята суконным делом. Суконно-ткацкое производство стояло здесь высоко. Хроника отмечает, что «во второй половине XV века Цвиккау доставлял, наряду с Ошацем, больше всего по количеству и лучшие по качеству сукна в Мейсене».

Экономический под’ем увеличивал и классовое расслоение городского населения. Крупные купцы и богатые ремесленники-предприниматели усиливали жестокую эксплоатацию цвиккаускцх ткачей. Горнорабочие также были об’ектом эксплоатации городских богачей, которым принадлежали рудники на Шнееберге. Возмущение против бесчеловечной эксплоатации связывало ткацких подмастерьев с горнорабочими и порождало в них революционные настроения. В обстановке вечно пылавшего возмущения и протеста в Цвиккау возникла анабаптистская община. Вербовалась она главным образом из ткацких подмастерьев и горнорабочих, но включала в свои ряды и образованных людей.

Анабаптизм являлся ветвью крестьянско-плебейского еретического движения. Анабаптисты, или перекрещенцы, получили такое наименование потому, что отрицали действительность крещения в младенческом возрасте и утверждали, что крестить можно только взрослых и сознательных людей. На этом основании часть анабаптистов требовала вторичного крещения.

Религиозные и политические требования различных групп перекрещенцев были чрезвычайно разнохарактерны, но в целом это была ересь бедняков и угнетенных. Основным общественным идеалом их являлась коммунистическая община эпохи раннего христианства. Мюнцер сочувствовал анабаптистам, хотя был не согласен с их проповедью мирного установления царствия божия на земле. Он стоял за насильственное уничтожение «безбожников» (так он называл противников нового евангельского учения) и за введение господства праведников.

Став проповедником церкви св. Екатерины, Мюнцер близко сошелся с цвикаускими анабаптистами, особенно с их главой — суконщиком Николаем Шторхом. В их воззрениях Мюнцеру ясно слышались отзвуки знакомых и близких ему идей Иоахима Калабрийского. Но у Шторха и его последователей религиозные идеалы были ближе к земле, теснее соприкасались с политическими стремлениями.

Цвиккауские анабаптисты верили в скорое пришествие тысячелетнего царствия божия на земле, которое будет основано после страшного суда. В их представлении страшный суд воплощался в народной революции.

Шторхианцы верили, что непосредственное откровение свыше доступно каждому избранному человеку. Это уничтожало ореол, окружавший духовенство, этого «посредника» между богом и людьми, и вело к отрицанию значения всех церковных таинств, церемоний и обрядов.

Влияние цвиккауских анабаптистов распространилось далеко за пределами их города. Даже в самом Виттенберге, этой цитадели лютеранского учения, у них были сочувствующие.

Курфюрст Фридрих колебался, не зная, какую позицию занять по отношению к новым сектантам, все более открыто и широко проповедывавшим свое учение. Лютера, его советника в духовных делах, не было в Виттенберге — он скрывался в Вартбурге.

События, происходившие в это время, имели решающее значение для реформатора и его учения. После диспута с Экком бессмысленность каких-либо надежд на мирное разрешение конфликта с римской церковью стала для Лютера очевидной. Оставалось только решить вопрос, где найти точку опоры для дальнейшей. борьбы: в бюргерско-умеренном лагере реформации, возглавляемом светскими князьями, или же в революционном лагере, где крестьяне и плебс угрожали войной всему существующему общественному строю. Лютер, не колеблясь, сделал выбор: он примкнул к бюргерской дворянской и княжеской свите.

В августе 1520 года Лютер выступил с манифе стом «К христианскому дворянству немецкой нации об улучшении христианского состояния». Манифест в короткий срок приобрел огромную популярность. В нем Лютер резко выступает против трех основных положений католицизма, которые, по его мнению, являются стенами, воздвигнутыми папством на пути реформы церкви:

против главенства духовной власти над светской, против присвоения себе папой исключительного права толкования священного писания,

против того, что собор может созываться только папой.

Лютер требует созыва истинно свободного церковного собора и выдвигает тяжелые обвинения, которые должны быть на этом соборе пред’явлены папству со стороны Германии. В его обвинениях вопросы церковной реформы искусно связываются с политике — экономическими интересами Германии. В них выражен протест против установившегося порядка, который ведет к постоянному отливу в Рим немецких де нег. и выдвинута, программа разрыва с Римом Манифест содержит резкие обличения церковных злоупотреблений и тягот, наложенных Римом на немецкие земли.

Манифест обращен к властям и привилегированным сословиям; от них Лютер ожидает защиты и поддержки. Народу же надлежит трудиться и смиренно молить владык об улучшении своего состояния. «Обязанность защиты невинных и искоренения неправды лежит на светских властях. Вот почему и говорят папе и людям его — молись за нас, императору и людям его — защити нас, а простому человеку — трудись». В манифесте уже не слышно больше призывов к войне и кровопролитию. Лютер испуган движением низов, оружие в их руках кажется ему слишком опасным для его покровителей.

Вслед за манифестом последовало обнародование двух догматических сочинений Лютера — «О вавилонском пленении» и «О свободе христианина». В них провозглашен основной тезис протестантизма: для человека главное — вера, благочестие не нуждается в делах. Только в вере — ключ к спасению: «хорошие, благочестивые дела никогда не сделают человека хорошим и благочестивым, но хороший, благочестивый человек совершает хорошие, благочестивые дела». Католичество же учило, что спастись можно верою только вместе с добрыми делами. Под последними католические отцы церкви понимали главным образом пожертвования в пользу церкви и милостыни нищим. Лютер выставил тезис спасения без добрых дел и тем самым противопоставил новое учение догме католичества. В лютеровском «спасении верою» сказался просыпающийся буржуазный индивидуализм. Реформация была бунтом миросозерцания нарождающейся и еще не оформившейся буржуазии и абсолютизма феодалов-крепостников против высшего проявления старофеодальной идеологии — католицизма. Лютеровское учение (спасение только верою) имело по тому времени революционное значение. Оно грозило взорвать все здание католицизма. Раз можно спастись только верою, то к чему особая иерархия церкви во главе с папою? Учение о том, что спасение возможно только через посредничество папы и духовенства, которое является носителем божественной милости и благодати, повисло в воздухе. Римская церковь лишалась права на доходы и об'являлась совершенно ненужной. Тезис о возможности спасения одной только верою ярко выявлял паразитизм католичества.

И в области политической, и в области религиозной реформационная деятельность Лютера отражала несомненный кризис римской церкви.

Но римская церковь проявляла необ’яснимую медлительность в борьбе с мятежником. Только в июне 1520 года появилась первая папская булла против Лютера, все еще нерешительная по своему содержанию. Правда, Лютер именовался в ней «диким вепрем, опустошавшим виноградник господен», она угрожала ему отлучением, если он не раскается в течение шестидесяти дней.

В декабре у церкви св. Креста, находившейся около стен Виттенберга, Лютер в присутствии своих единомышленников и народа бросил папскую буллу в костер со словами: «Так как ты омрачила святого господа, да омрачит тебя вечный огонь».

Только 3 января 1521 года папа отлучил еретика от церкви. Но римская курия понимала, что немцы не выдадут Лютера и что отлучение не означает победы над ним. Недаром папский посол Александр еще в середине декабря писал в Рим: «Против нас восстал легион бедных немецких дворян, которые, жаждая крови духовенства, с охотой напали бы на нас под предводительством Г учтена. Немецкие легисты и канонисты, священники и женатые — все наши враги и открытые лютеране. Еще хуже этих — ворчливая компания грамматиков и поэтов, которыми кишмя кишит Германия».

Ходом событий в борьбу с еретиком был вовлечен и император Карл V. 27 января в Вормсе открылся первый сейм с участием молодого императора.

В огромных владениях Карла было неблагополучно. В Испании еще не удалось окончательно подавить восстание комунеросс. Верность молодому монарху в Бургундии не была обеспечена благодаря сильным французским влияниям на могущественные дворянские фамилии. В Германии — религиозная смута. Неизбежно приближалась война с Францией из-за владений в Италии.

Карл находился в затруднительном положении Для предстоящей войны он нуждался в поддержке германских сословий, и из-за Лютера ему было невыгодно обострять с ними отношения. Вместе с тем отказ папе в его требованиях подавить лютеранскую ересь также угрожал осложнениями — папа и без того был близок к заключению союза с французским королем против императора. Воспитанный в Испании, в этой цитадели католицизма, Карл в глубине души, конечно, презирал и ненавидел Лютера. Он с готовностью пошел бы на подавление движения, но в данном случае надо было руководствоваться соображениями политическими.

Между тем настроение участников сейма было оппозиционное: «все требовали собора, отказывали Риму в повиновении и возмущались против духовенства». Поэтому император не рискнул опубликовать уже заготовленный указ против Лютера, запросил мнение сословий и согласился на их предложение вызвать монаха для об’яснений. 17 апреля 1521 года Лютер прибыл в Вормс и на следующий день предстал перед императором и рейхстагом. Император был одет в богатый испанский костюм, у ног его стояли два папских нунция. Тут же были курфюрсты, светские и духовные, влиятельные князья, рыцари, бургомистры имперских городов. Толпа больше чем из пяти тысяч человек окружала здание сейма. Лютер пал духом — весь цвет средневековья был перед ним. На вопрос официала (прокурора церковного суда), готов ли он, отречься от своих заблуждений, Лютер еле слышным голосом попросил день отсрочки для ответа.

На другой день, получив поддержку друзей и единомышленников, он твердо заявил тому же синклиту: «Я не могу подчиниться в моих верованиях ни папе, ни собору, потому что ясно, как день, что они часто впадали в заблуждение. Итак, если меня не убедят ссылками на священное писание, то я не могу и не желаю отрекаться ни от чего, потому что христианину не следует говорить против своей совести. Да поможет мне господь, аминь».

В особом манифесте император об’явил Лютера еретиком и тем самым вне закона.

Охранная грамота Лютера имела силу еще на двадцать один день, после чего ему угрожали преследования, тюрьма и, может быть, смерть. Карл V не рискнул, подобно императору Сигизмунду в деле Яна Гуса, нарушить собственную грамоту, и Лютер уехал из Вормса свободно. На обратном пути он был схвачен замаскированными людьми и тайно отвезен в Вартбург. Замаскированных людей подослал покровитель Лютера Фридрих Саксонский, который продолжал оставаться при своем мнении: «монах может пригодиться».

В вартсбургском замке курфюрста Лютер скрывался около года. По всей Германской империи был распространен суровый эдикт императора против Лютера и его учения.

И вот в это время, когда известность Лютера неудержимо возрастала, когда сам император вынужден был ополчиться против него всей силой своего авторитета и влияния и когда казалось, что доктор Мартин является подлинным национальным героем, началось охлаждение Мюнцера к реформатору, перешедшее вскоре в открытую вражду.

Мюнцер называет Лютера человеком «изнеженным, любящим тешить свою плоть на пуховиках», и упрекает его в том, что для него вера — все, а дела — ничто. Мюнцер был убежден, что такая «мертвая» проповедь веры вреднее для евангелия, чем учение, папистов. Под делом он понимал проведение в жизни учения евангелия, а не то, о чем учили церковники.

И в то время как в широких кругах бюргерском реформации выступление Лютера в Вормсе рисовалось актом высокого героизма, Мюнцер ясно понимал, что реформатор хитро использовал непримиримые противоречия в лагере правящих классов, что цена его героизма была невысока. Позднее он писал Лютеру с едкой насмешкой: «Твоя невообразимо глупая похвальба своим геройским поведением в Вормсе просто уморительна; благодари немецкое дворянство, которое ты помазал медом по губам, так как оно мечтало, что проповедью своею ты доставишь ему богемские подарки[5], монастыри и их имения, которые теперь ты обещаешь князьям. Если бы в Вормсе ты стал колебаться, то дворяне скорей закололи бы тебя, чем выпустили бы невредимым; это знает всякий».

Действительно, в среде дворянства Лютер имел ярых защитников. Когда в 1521 году на сейме в Вормсе враги Лютера намеревались немедленно схватить его, несмотря на данные ему охранные грамоты, [ыцарь Ульрих фон Гуттен велел прибить на стене об’явление, что 400 рыцарей и 8000 крестьян поклялись защищать Лютера. Об’явление заканчивалось грозным возгласом: «Башмак, башмак, башмак!», напоминавшим о недавних страшных крестьянских восстаниях.

Лютер боролся за церковную реформу в интересах зарождающейся буржуазии и абсолютной власти государства феодалов-крепостников, а Мюнцер стремился к реформе церкви во имя интересов угнетенного народа. Поэтому Мюнцер сближается с цвиккаускими анабаптистами и поддерживает их. В учении и борьбе анабаптистов с городским советом Мюнцер видит начатки движения эксплоатируемого народа против римской церкви и ее защитников. Мюнцер в это время пока еще направлял свои удары почти исключительно против попов.

Мирное развитие становилось идеалом Лютера, и он писал Гуттену: «Я не хотел бы, чтобы евангелие проповедывалось насилием и пролитием крови. Слово победило мир, благодаря слову сохранилась церковь. Словом же она и возродится, а антихрист, как он добился своего без насилия, без насилия и падет».

С каждым часом Мюнцер убеждался, что создание новой церкви, соответствующей интересам крестьянско-плебейских масс, возможно только в результате насильственного переворота.

Связь Мюнцера с революционными городскими элементами и его покровительство секте Шторха выступали все яснее и яснее. Источник того времени сообщает: «Магистр Томас предпочитает подмастерьев, в особенности одного, по имени Николай Шторх. Он очень превозносит его с кафедры и ставит выше всех священников, как будто это единственный человек, хорошо знающий писание и глубоко проникший в его дух. При этом магистр Томас хвастался также, будто он хорошо знает, что на Шторхе почиет дух святой. Вследствие этого Шторх позволил себе начать при Томасе тайную цроповедь, как это бывает обыкновенно у беггардов, которые предлагают проповедывать какому-нибудь сапожнику или портному. Итак, Шторх был выдвинут магистром Томасом, и он с кафедры признал законным, что нашими прелатами и священниками должны делаться миряне и они же должны принимать исповедь. Отсюда возникла и получила известность секта шторхианцев, и секта эта так разрослась в народе, что говорили открыто, будто она составила заговор и назначила двенадцать апостолов и семьдесят два ученика».

Своей борьбой с католическим духовенством Мюнцер нажил много врагов. С течением времени фронт его противников расширился, потому что он выступил и против приверженца Лютера проповедника церкви св. Марии Иоанна Вильденау из Эгера. Это был спор между церковью св. Екатерины, которую возглавлял Мюнцер и которую посещала беднота, и церковью богачей. Но спор шел в плоскости религиозных разногласий. Современники свидетельствуют, что победителем из этого столкновения вышел Мюнцер. Победа эта еще больше усилила недовольство Мюнцером со стороны городских властей. Покровительство же перекрещенцам окончательно дискредитировало Мюнцера в глазах городского совета и богатых, влиятельных бюргеров.

Магистрат запретил перекрещенцам проповедывать в городе, и они устраивали тайные сборища. Мюнцер открыто выступал против этого запрещения.

Власти искали малейшего повода для того, чтобы освободиться от беспокойного проповедника и анабаптистов. Бунт ткачей в конце 1521 года явился удобным моментом для расправы. Восстание было быстро подавлено Советом. Пятьдесят пять подмастерьев были заключены в тюрьму. Главари секты бежали. За соучастие в бунте Мюнцера изгнали из города.

Мюнцер отрицал свое участие в цвиккауском бунте, но трудно сказать, насколько он был искренен в этом. Если он и не возбуждал ткацких подмастерьев к восстанию, все же есть прямое основание утверждать, что сочувствие его было на стороне бунтовщиков.

От Лютера стали отходить и другие последователи реформации. Недавний лютеровский соратник Карлштадт утверждал, что всякий волен проповедывать слово божие, и «сам ходил по лавкам и мастерским и беседовал с рабочими о взглядах их на священное писание». Карлштадт поднял в Виттенберге борьбу против почитания икон и добился введения некоторых изменений в богослужении, склонив к этому университет и магистрат. Под его влиянием совет выступил против нищенствующих монахов и даже написал миноритскому монастырю, что нищих больше не должно быть. Для этого молодым монахам нужно выучиться какому-нибудь ремеслу, а старым — служить сидельцами в больницах. В городе начинались волнения.

Для Лютера это явилось тяжелым ударом, — он не мог примириться с тем, что движение развивалось своими путями помимо него. Не нравились реформатору и демократические тенденции Карлштадта и цвиккаусцев. И самым горьким было то, что все это происходило в Виттенберге, где он мнил себя царем и богом.

«Все мои враги, — говорил он, — заодно со всеми дьяволами, которые так многократно строили мне козни и все-таки не нанесли мне такого жестокого удара, какой я получил теперь от своих, и я должен сознаться, что этот дым жестоко ест мне глаза и хватает меня за сердце; «вот чем, думал сатана, я лишу Лютера мужества и сломлю его непреклонный дух; этой уловки он не поймет и не сумеет справиться с ней».

Лютер понял опасность нового движения, которое возглавлял его чрезмерно усердный ученик. Он покинул Вартбург и поспешил в Виттенберг, где немедленно занялся искоренением всего, что было сделано в его отсутствие. Карлштадта он изгнал и вскоре об’явил его «бунтовщиком и убийцей».

Когда же Лютеру стало ясно, что в Мюнцере он имеет еще более страшного врага и соперника, он стал настороженно следить за ним и беспощадно преследовать его.