— Здравствуйте! А я к Вам!
— Ко мне?!
— Да. Именно к Вам!
— А ты кто?
— Песец.
— А чего такой жирный?
— Я не жирный, я полный.
(с) Интернет
Я человек образованный. И школу закончил, и телевизор смотрю регулярно.
(с) И.А. Гофман
Внимание! Это двенадцатая книга серии
Ссылка на первую книгу суперсаги: https://author.today/reader/42978/1953607
10 марта 1978 год
Атлантический океан. 40-я параллель северной широты
Лайнер «Михаил Калинин»
Австралия и Африка. Как много в этом слове... для меня было бы спасительного. Без сомнения, именно эти материки были единственными во всём мире прибежищами, где скромный бывший пионер, по превратности судьбы попавший из 2019-го года в 1977-й, смог бы найти уют и приют. Остальной мир, ничего путного в данный конкретный момент, нынешнему комсомольцу, прекрасному юноше со взором горящим, таланту из талантов, великому из великих и величайшему из величайших предложить не мог. Только Австралия и часть Африки были спасением для попавшего в водоворот событий милого мальчика. Нет, конечно, и на Евроазиатском континенте можно было бы что-то пригодное найти, но до необходимого климата от 40-й северной параллели, где мы сейчас находились, было далеко.
— Васин! — пронеслось где-то в подсознании на уровне ультразвука.
Но я не обратил на это никакого внимания.
Ну да, ну я, ну Васин. И что? И причём не просто Васин, а ещё и Александр Сергеевич. Правда, иногда меня называют из-за путаницы другими именами и фамилиями, но это всё неважно и, по сути, к делу теперешнему не относится. Сейчас не это важно. Сейчас важно абсолютно другое! А именно — песок в пустыне. Песок, который можно смело назвать — спасительным песком из спасительной пустыни.
Только, где вот его взять? Ведь мы посреди Атлантического океана.
И это проблема. Замкнутое пространство в виде лайнера, а точнее сказать четырёхпалубного парохода «Михаил Калинин», не даёт возможности изыскать необходимое количество вожделенных частиц кремния и слюды. Разве что, с десяток вёдер может найтись в ящике у пожарного крана? Но вряд ли такое малое его количество сможет удовлетворить мои нынешние потребности.
— Васин! Васин!!
В этот раз голос оказался с элементами хрипа. Чем-то похож на предыдущий. Но вроде бы отличается по тембру.
Странные голоса. Абсолютно не нужные сейчас. Можно сказать — вредные делу голоса. Они отвлекают. Они не дают сосредоточиться. Сосредоточится и поймать ускользающую мысль. Найти спасительное решение — выход. А он — выход, сейчас только в одном. Мне необходимо найти песок! Много песка. Очень, очень много прекрасного пустынного песка.
Зачем? Всё очень просто. Именно песок сможет помочь мне избавиться от небольшой проблемки, которая навалилась на меня всей своей непомерной тяжестью и грозит раздавить мою хрупкую творческую натуру ко всем чертям собачьим.
«Саша, но как тебе может помочь песок из пустыни?» — неожиданно спросили внутренние голоса, живущие в голове.
«Очень просто, — ответил я им. — Если бы у меня сейчас был песок, то он бы моментально меня спас».
«Но как?»
«Легко! Я бы спрятал голову поглубже в песок и больше бы не высовывал её оттуда!»
«Почему?»
«Чтобы никогда больше не видеть и не слышать этот несправедливый мир, который в одночасье стал столь жесток ко мне!»
«Эх, Саша-Саша», — сочувственно прошептали голоса.
«Я не Саша! Я маленький беззащитный страус! Страус, которому очень нужен песок! Много песка!» — закричал я и горько заплакал в бессильной злобе на несправедливость бытия.
«Саша, ну возьми же себя в руки. Ты уже взрослый и должен отвечать за свои поступки».
«Нет! Нет! Я не взрослый! Я — маленький!»
«Нет, взрослый. И ты должен отвечать!»
«Нет! Это не я! Я тут не причём! Меня вообще там не было! Мама! Мама! Где ты?! Мама, где песок?! Мне нужен песок!»
«Нет, Саша. Это ты. Это всё сделал ты! Ты сам сделал всё это. Ты и только ты. Каждый человек кузнец своего счастья. Вот ты его себе и сковал».
«Ничего я не совал!»
«Мы про — ковал. Хотя…»
«И не ковал я ничего! Случайно немного поковал и всё. Я не хотел, оно как-то само так получилось! Это просто стечение обстоятельств. Я тут не причём!»
— Васин!! Васин!! — вновь раздался ультразвук из ужасного и жестокого мира чистогана.
«Я в домике! Меня нет! Это не я!» — тут же мысленно отмахнулся я, не открывая глаз.
«Это ты Саша. Ты. И все об этом знают! Так что прекрати паясничать, открой глаза и вернись в бренный мир, чтобы закрыть все счета!» — требовательно произнесли где-то на границе подсознания настойчивые голоса.
«Ни за что! Не хочу! Не буду! — громко закричал про себя и, вновь заплакав, начал умолять: — Ну, отстаньте вы от меня! Что вам, делать что ль нечего!? Отстаньте! Я милый страус, полностью спрятавшийся в дюнах пустыни отрешения. Не нужен мне ваш ужасный мир! Я хочу жить здесь — в тишине. Где нет боли и страданий. Где мир и покой»...
«Ну, про покой тебе ещё рано думать и говорить. Ты молод. Тебе ещё жить да жить. А вот насчёт мира, это ты прав. Мир вокруг, это хорошо».
«Вот и я о том же, — обрадовался милый страус, что голоса, наконец, его поддержали. И от радости продолжил свою мысль: — Мир. Процветание. Солнце. Стихи. Песни».
«Песни про мир и солнце? Это прекрасно. А ты такие знаешь?»
«Конечно!»
«Напой», — попросили голоса.
«Да легко, — ответил я им и начал запевать: — Солнечный круг, де... э-э… кхе-кхе… — закашлялся и попытался продолжить: — де… э-э…
«Что ж ты замолчал? Продолжай! — потребовали голоса прищурившись. — Или ты забыл вторую строчку этой прекрасной композиции? Не беда. Мы тебе напомним. Там поётся: «Дети вокруг». Вспомнил?»
«Нет!» — запаниковал я.
«Опять врёшь! Всё ты вспомнил! Так что нечего тут юлить! — возмутились вездесущие голоса и задали провокационный вопрос, коим меня буквально прибили: — А какие ассоциации сейчас у тебя вызывает слово «дети»? — и, улыбнувшись, как бы невзначай, негромко и всё с тем же прищуром, прошептали: — А, папа Саша?»
«Нет!!»
«Да!!»
«А-а-а! Помогите!! Это не!.. Не я это сделал!» — всё поняв, вновь зарыдал я и, вероятно, в порыве поиска песка сильно ударился головой об стену, после чего уже от боли заорал: — А-а!!»
Но это не помогло избавиться от слуховых галлюцинаций, ибо через секунду в голове раздался ужасный хохот:
«Ты это сделал, Васин! Ты!»
«Нет!»
«Да!!»
— Васин! Васин!! — заорали прямо над ухом, а затем раздался приглушённый стук, словно на пол кинули мешок с картошкой.
Трясущимися руками держась за стену, начал вставать и приоткрыл один глаз, дабы посмотреть, что в этом жестоком мире происходит.
А там творилось чёрт знает что!
Лежащий на полу Кравцов, держась за сердце, словно заклинавшая пластинка, брызгая слюной и страшно тараща на меня глаза, кричал лишь одно слово: «Васин!!»
Его эпилептический припадок пытались утихомирить капитан корабля и матрос, который, дабы поднять полковника, бросил штурвал.
Я хотел было напомнить заблудшему товарищу, что корабль сейчас, в прямом смысле слова, неуправляем, но, открыв рот, понял, что ничего произнести не могу — в горле всё пересохло. А могу я лишь мычать, произнося не членораздельные звуки, которые никак не могли перекрыть звуки бушующего за окном шторма.
Раскаты грома, ливень и ежесекундные всполохи молний за окном не утихали ни на секунду. Создавалось впечатление, что за грехи мои тяжкие, нас всех собрались отправить прямиком к Нептуну.
В этот момент открылась внутренняя дверь, и на капитанский мостик вбежал взъерошенный Лебедев!
— Васин! Васин!! — подбежав ко мне, принялся орать он, при этом схватив меня руками за плечи и начиная трясти.
— Воды, — только и смог прохрипеть.
— Васин! — поддержал его пытающийся встать Кравцов.
— Как ты мог?! Васин! Васин!! Что ты наделал?! — орал мидовец перекрикивая ураган бушующий снаружи.
Мир стал крайне агрессивен, поэтому милый страус, не найдя в водной пустыне песка, окунулся в свои мысли, закрыв глаза.
— Васин! Васин!! Васин!!! — тем временем продолжал неистовствовать Лебедев, тряся меня словно куклу. — Как ты мог такое натворить?!
Было очевидно, что от меня требуют отчета, поэтому я решил его дать чётко и громко.
— Я не знаю, — еле слышно пискнул страус и вновь спрятался в себя.
— Как это не знаю? Ты что, без сознания был?
Но страус не ответил. И не потому, что не мог говорить, а потому что на мостик влетела очередная и, в общем-то, закономерная гроза.
— Саша! — воскликнул женский голос, который без сомнения принадлежал моей маме.
«Ух, вот и поддержка. Наконец-то!» — обрадовался милый страус, быстро вытащив голову на белый свет. Открыл глаза… и тут же их закрыл, получив пощёчину.
«Ну вот, расстроил маму», — с сожалением сказал я себе, потирая щёку и прячась всё глубже и глубже в воображаемый песок. — Лучше бы на белый свет и не вылезал».
А мама, тем временем, отстранив орущего Лебедева, обняла меня и, уткнувшись мне в плечо, начала плакать, причитать и ругать своего маленького и глупенького сынишку. Лебедев упирался, не собираясь сдаваться. Он кричал так громко, что голова попросту начала болеть. Атмосфера явно была не рабочая, и конструктивно что-то решить в ней не представлялось возможным.
Милый страус приоткрыл на мгновения глаз, увидел, что Кравцова, наконец, подняли с пола и, под претензии, высказываемые мамой в адрес Лебедева, вновь спрятался в воображаемый домик.
— А вы куда смотрели? — вполне резонно предъявляла мамуля мидовцу. — Я доверила вам Сашу, а вы всё прошляпили! Где были ваши глаза и уши в тот момент, когда моего ребёнка обольщали? А?!
— Я в этом деле абсолютно не причём! Меня там уже не было! Я отбыл в Союз в тот момент.
— В какой ещё момент?!
— В тот, когда происходило это безобразие!
— А кто был в тот момент? Кто ответственный? Вы же не будете утверждать, что мой сын там шлялся сам по себе.
— Буду! Ваш сын действительно ведёт себя как эгоист! Ему чужд коллективный труд! Так что не надо бросаться обвинениями и претензиями! Тем паче — они не по адресу, — отмазывался в свою очередь Лебедев и, по всеобщей традиции бюрократов всех времён и народов, перешёл от обороны к наступлению, дабы снять с себя любую вину, переложив её на другие плечи: — Это Вам нужно было больше времени уделять воспитанию сына. Тогда бы и проблем не было с его поведением за рубежом. Тогда бы он не прыгал бы на первую попавшуюся.
— Так это я виновата, что вы все спите на работе? Вас зачем туда посылали?! Чтобы следить? Так почему не уследили?!
— За Вашим сыном уследить нереально! Он сам по себе. Что хочет, то и делает.
— Тогда не надо было заставлять его выступать на этих ваших выступлениях! Я вам его доверила! Куда вы все смотрели, когда эта курица моего Сашу совращала?!? А вы ни сном, ни духом!
Лебедев, вероятно, понял, что этот разговор может быть бесконечен, поэтому попытался перейти к конструктиву:
— Да смотрели мы! Не знаем мы, когда это произошло! Сейчас разберёмся.
— Плохо смотрели значит! И вообще, кто она такая?!
— Это Мотька, — шёпотом пояснил я.
— Кто? Мотька?! Что ещё за Мотька?!? — начала трясти меня за плечи мамуля, требуя горькую правду. — Что ещё за Мотька?! Где ты её взял?!
— Просто Мотька, вот и всё, — пояснил милый страус в ответ.
— Это не Мотька, а Мальвина. Точнее Марта. Марта Вебер — известная немецкая певица, — вошёл в разговор полковник Кравцов.
— Певица? Ещё и иностранная? О боже!! — закричала мама и вновь меня начала трясти. — Где ты её взял?!
— В ФРГ…
— На концерте? Она тоже там выступала?
— Угу…
— Я так и думала! Я знала, что этим закончится! — зло проговорила мама зарыдав: — Саша, Сашенька, ну зачем ты связался с этими певичками?! Что тебе не хватало?! Зачем тебе эти выдры облезлые?! Ты знаешь, каких болезней ты от них можешь нахвататься? Они же все взбалмошные! Сегодня с одним, завтра с другим!
— Да, она вроде бы не такая, — прошептал я.
— Все они такие! Ты слышишь меня? Все! — поясняла мама, не забывая трясти меня и вытирать себе слёзы носовым платком.
— Я больше не буду.
— А больше, Васин, и не надо! Ты уже всё сделал! — воскликнул Лебедев и по «киношному» поднял руки вверх, словно бы стараясь призвать в свидетели высшие силы.
— А ну не смейте кричать на моего сына! — тут же взвилась мама. — Вы все виноваты не меньше, а даже больше чем он!
Их ругань меня изрядно вымотала. Захотелось тишины, и я решил удалиться в каюту, забрав маму с собой.
Но сделать это не успел.
Распахнулась дверь и на капитанский мостик, даже не спросив разрешение у капитана, буквально ввалилось ещё с десять человек обличённых властью и входящие в специальную, созданную для командировки, комиссию. Все они стали дико орать, осуждая меня, Лебедева и Кравцова. А уже через минуту все, как один, набросились на капитана, приказывая тому срочно соединить их с Москвой. Капитан пытался пояснить, что связь из-за погодных условий сейчас не возможна, но это их не останавливало. Они стали ссылаться на дело государственной важности и настаивать на срочной связи. Командир корабля, к его глубокому сожалению, им не мог в этом помочь, вновь поясняя и разъясняя о невозможности данной опции именно сейчас. Отрицательный ответ капитана их категорически не удовлетворил, а потому они, достав из кармана различные ксивы, начали угрожать всем и вся.
Начался полный бедлам…
Крики, ор и поиски виновных. Причём, что удивительно, в массовом обсуждении моего аморального поведения, участвовали какие-то левые люди, которые плыли с нами как представители различных органов советских министерств и ведомств. Я, например, их знать не знал, и слыхом о них не слыхивал. Однако все они сейчас, как один, принялись не только обсуждать меня всуе, не только нападать на Лебедева с Кравцовым, которые давно мне стали как родные, но и высказывать свои претензии маме, которая была самой родной на этой планете и в её окрестностях.
А посему, этот неорганизованный шабаш, я решил в категорической форме прекращать!
Кроме меня этого хотел и капитан корабля, который безуспешно пытался всех выгнать с мостика. Но это было не в его силах. Члены различных ведомств разошлись не на шутку. Страсти кипели настолько серьёзные, что остудить их было не просто. Все эти «замзамминистры», особы с поручениями, «чрезвычайные и полномочные», заместители первых и вторых секретарей галдели, шумели и кипели как раскалённые кастрюли. Им никто в этом мире был не указ, поэтому слова капитана они попросту игнорировали, не переставая навязывать всем и каждому единственно правильную точку зрения: «Васин распустился! Стал фактически иностранным гражданином!» «Среди нас реальный иностранный агент!» «Мать воспитанием ребёнка не занимается!» «Лебедев и Кравцов не компетентны!» «Капитан не на своём месте!» «Немедленно провести расследование!» «Арестовать!» «Всех отдать под суд!»
Такой накал страстей необходимо было немедленно остудить, и я это сделал, открыв на пару секунд дверь на открытую палубу.
Так как на улице бушевал фактически «двенадцати» бальный шторм, то набежавшая волна моментально расставила все точки над "i", хлынув внутрь помещения, на отходе, чуть не унеся в открытый океан пару бюрократов и их помощников.
Но я был не кровожаден, поэтому успел в последний момент, предотвратить этот небольшой казус и таки задраить дверь, отгородившую нас от разъярённой стихии.
— Васин! Ты совсем сдурел?! Совсем рехнулся?! — прохрипел вылезающей из людской кучи Лебедев.
— Никак нет, — ответил Васин. — Я нормальный. А вот эти граждане, — обвёл пальцем пирамиду из тел некоторых заблудших товарищей, — явно — нет!
— Почему? — спросил, поднимаясь, какой-то чиновник из Министерства внешней торговли СССР.
— А потому, что вы устроили вакханалию на капитанском мостике! И тем самым мешали капитану управлять кораблём специального назначения! — огорошил я всех и, дабы навести тень на плетень ещё больше, добавил: — Даже не знаю, как на это событие посмотрят наверху. — При этих словах я ткнул указательным пальцем сначала на висевший на стене, чуть покосившийся от воздействия Атлантики, портрет товарища Брежнева Л.И., после чего на всякий случай тем же пальцем ткнул в потолок. — Не знаю, как воспримут и отреагируют. То ли как на досадную случайность, то ли как на планомерную диверсию, направленную на срыв похода и попытку затопления корабля вместе с командой и советскими пассажирами. В любом случае, в этом шабаше я участвовать не намерен! — помог маме подняться и, не обращая ни на кого внимания, произнёс: — Мамуля, ты вроде бы что-то говорила про геркулесовую кашу и булочки с изюмом, которые нам должны были подать на завтрак? Так не пора ли нам эти блюда отведать?