Глава 6

Видя, что я собираюсь высказаться по поводу услышанного, Лебедев, предупредив мои вопросы, произнёс:

— С сегодняшнего дня все необходимые инженерные, конструкторские и строительные работы будут проводиться в форсированном темпе. Меня заверили, что все трудовые коллективы перейдут на три рабочие смены.

«Всё ясно. Пойдёт брак», — пронеслось в голове очевидное, но вслух я ничего не сказал.

Да и какой смысл? Всё равно на ситуацию, которая происходит там, я уже повлиять никак не могу. Тогда имеет ли смысл нервничать? Ясно же, что — нет. Всё пойдет, как пойдёт, а значит, надо принять всё как есть. Принять и приготовиться к тому, что вертолёт, пулемёт и другие, необходимые для сюжета картины изделия придётся, что называется — «допиливать», на месте.

«Интересно, есть ли цеха для ремонта вертолётов на Кубе?» — раздумывал я над одной из проблем, которые волновали меня больше всего.

Дело в том, что по сюжету именно с вертолёта в фильме спецназовцы высаживаются в джунгли.

По обращению Министерства культуры к Министерству обороны, последнее, в соответствии с договорённостями, было готово предоставить необходимый для съёмок вертолёт. По их словам, он был именно тот, что нам был необходим — то есть десантный. Предполагалось, что на Кубу его доставит, в частично разобранном виде, баржа. На месте его соберут специалисты, после чего предоставят в наше распоряжение.

На словах всё выглядело хорошо, но вот на деле…

Я выехал на подмосковный аэродром, куда пригнали один из таких вертолетов, и осмотрел его. Да, вертолёт был действительно военный и покрашен в зелёный цвет. Это был Ми 8 — многоцелевой вертолёт, разработанный Опытным конструкторским бюро (ОКБ) М. Л. Миля, в начале 1960-х годов. Хотя на вид он не был достаточно новым, но это, в общем-то, было не минусом, а плюсом — боевая лошадка, которая участвовала не в одной боевой операции. Прекрасно!

Однако был в этом вертолёте один, но крайне существенный минус — он был не красивым. Вот так просто — некрасивый и всё. Точнее даже не так — не некрасивый, а обыденный. Это был обыденный нормальный вертолёт. Не был он таким вот суперским, что ли. Таким, на котором суперспецназ летит покорять всех суперхищников, которых только найдёт. Это был обычный советский вертолет, который все будущие зрители могли часто видеть как в кино, так и вживую.

Попытался объяснить это всем заинтересованным сторонам и попросил замены. Военные меня не поняли и спросили, что я хочу конкретно? Стал рисовать на бумаге. Военные посмотрели на футуристические фантазии и посоветовали прийти к ним лет через сто-двести, пообещав, что к тому времени что-то подобное наверняка в армии появится.

Меня это по некоторым причинам не устроило, и я попросил продемонстрировать ещё что-нибудь, что уже существует, всячески намекая на КА-27 — корабельный противолодочный вертолёт. Но оказалось что из-за секретности этот относительно новый вертолёт (поступил на вооружение только в 1973 году) вывозить в другие страны нельзя.

Тогда попросил предоставить, что вывозить можно.

Военные посовещались и скрепя зубами предложили Ми 24. Посмотрели. Тот выглядел более необычно, нежели Ми 8, но тоже являлся всё тем же «обычным» вертолётом, только с небольшими крыльями. Стали думать о других вариантах. Они тоже были «не торт». Оказалось, никаких брутальных винтокрылых машин в арсенале советского государства нет. Из более-менее устраивающих психически не нормальные фантазии режиссёра был выявлен только один — В12 — самый тяжёлый и грузоподъёмный вертолёт, когда-либо построенный в мире. Отличительной особенностью является боковое расположение винтов на крыльях обратного сужения, которые приводятся в движение четырьмя двигателями Д-25ВФ. Но он был чрезмерно огромен для наших нужд и больше походил на самолёт чем на вертолёт, который привёз небольшой десант. Поэтому такой вариант я с сожалением тоже отмёл, да и доставить такое чудо на другой конец мира тоже задача была не из лёгких. Так что нет…

Но я не унывал. Видя, что с нашими вертолётами ничего не выходит, я поинтересовался о наличии в советском арсенале американских вертолётов «Кобра», намекая на то, что, наверняка, со времени вьетнамской войны такие запасы у наших должны быть.

Военные пожали плечами, и пообещали было поискать, но члены комиссии, им тут же это категорически запретили это делать.

Члены комиссии, покрутив пальцем у виска, вполне доходчиво объяснили всем заинтересованным сторонам, хоть иногда включать мозги, сказав:

— Может быть вертолёты «Кобра» более фотогеничны, чем наши МИ 8, но смотреться в небе Острова Свободы они будут не совсем к месту или даже — совсем не к месту!

Пришлось согласиться и начать искать другой путь решения проблемы.

И, в конце концов, этот путь был найден.

Я взял фотографию первого предложенного десантного вертолёта МИ-8, перерисовал её на листок, а затем в течение дня рисовал различные варианты металлического обвеса, который по плану должен будет изменить обводы корпуса до неузнаваемости.

Через день представил свои наработки военным, которых, естественно, мои скромные изыскания и фантазии повергли в шок. Более того, в шок они повергли ещё и конструкторов с пилотами. И произошло это не потому, что они были поражены до глубины души изящностью и красотой обвода корпуса, не полным изменением силуэта транспортного воздушного средства передвижения, а тем, что:

— Да это просто опасно! Такое нельзя ставить на машину! Это непомерно утяжелит конструкцию! Более того, абсолютно неизвестно как такие обводы подействуют на лётные характеристики вертолёта. Любая форма для летающей машины берётся не из головы и наобум, а из точных расчётов. Эти расчёты многократно перепроверяются. Далее корпус строят в цеху, после чего помещают в аэродинамическую трубу. Находят недостатки и возвращают в сборочный цех. Затем ещё испытания и снова в цех. И так множество раз. И только в ходе сотен или даже тысяч испытаний находят нужную форму, постоянно стараясь усовершенствовать её до идеальной. А то, что предлагаете Вы, это просто абсурд. С такими изменениями вертолёт может не только не взлететь, но и начать вести себя в воздухе неконтролируемо. Что в свою очередь может привести к трагедии — машина войдёт в штопор и упадёт. А пилот погибнет. Вы хоть представляете, сколько веса вы собираетесь добавить? Это же, как минимум, две тонны металла, а то и больше.

Их аргументы и опасения были вполне резонны, поэтому я предложил заменить железо на пластик.

— Пластик? А что с ним будет, когда этот ваш пластмассовый обвес оторвётся и, ударившись о винт, разлетится во все стороны? — риторически спросили они, но как-то не очень уверенно.

Я предложил всё же, более детально обдумать эту идею, полагая, что что-то в этом есть. И мы стали искать...

В конце концов, нам удалось найти вид пластика, который удовлетворял бы конструкторов по прочности. Предполагалось, что к корпусу вертолёта тюнинг будет крепиться с помощью винтов и клёпок.

За лётные характеристики измененного вертолёта конструкторы, естественно, не ручались. Но я и не собирался особо нигде на нём летать. Предполагалась его снять всего несколько раз. Пару раз стоящим на поле с работающими винтами и лишь один раз ему предстояло подняться в воздух. В планах было то, что он взлетит метров на пятьдесят вверх, после чего пролетит над джунглями около ста метров. Не думаю, что при хорошей погоде и безветрии, для этого вертолёта, пусть даже и «модернизированного», такой полёт мог бы представлять серьёзную опасность. Но на всякий случай, в целях ещё большей безопасности, для управления данной модели я приказал найти отважного пилота, который не только бы умел управлять вертолётами Ми-8, но и умел бы совершать прыжки с парашютом с малых высот.

Отдав чертежи с деталями инженерам-конструкторам, которые должны были сделать необходимые формы обвеса, занялся проблемой пулемёта. А проблема там была всего одна — дело в том, что таких ручных пулемётов в реальном мире не существовало.

Эти пулемёты с вращающимися стволами были стационарными и устанавливались они либо на вертолеты, либо на колёсную/гусеничную военную технику и корабли. И дело там было не только в большой массе самого оружия, не только в сильной отдаче, которую человек не смог бы нормально выдержать, но и в том, что стволы пулемёта при стрельбе должны были вращаться электроприводом. Также оставался открытым вопрос, как эту «дуру» главный герой будет держать в руках.

Разумеется, ответы на всё это я знал, ибо смотрел фильмы о том, как снимали интересующий нас фильм в том времени. Так что ответы на все эти вопросы у меня были. В отличие от инженеров-конструкторов, которых я «своими» идеями постоянно вводил в ступор.

— Откуда ты всё это знаешь?! — вопрошали они.

— Ну, включите логику, уважаемые товарищи, — отвечал им я. — Пулемёт имеет большой вес. Держать его без ручки неудобно. А значит, нужна ручка наподобие тех, что есть на ручных бензопилах. Далее — отдача. Она очень большая. Следовательно, из патронов для этого пулемёта нужно извлечь не только пули, но и часть пороха. Что же касается того самого электропривода, то подключать это чудо конструкторской мысли мы будем через провод к электрогенератору.

Сам же пулемёт достать оказалось не проблема. Их было в достаточном количестве на складах трофейного оружия на оружейном Тульском заводе. Туда их привезли из Вьетнама, где они достались в качестве трофеев со сбитых вертолётов и другой подбитой техники.

В общем, до этого момента насчёт «главных» предметов используемых в фильме я не переживал. А вот теперь в душе появилась тревога. Успеют ли рабочие и инженеры сделать всё в срок, если срок этот так сильно сократился?

«Будем надеяться, что успеют», — быстро проанализировал всё это я, и вновь стал слушать докладчика.

Тот же тем временем оторвался от чтения листа, и посмотрев мне прямо в глаза, произнёс:

— Третье: Александру Васину предписывается срочно написать новые песни для его немки.

— Э-э, чего?! — обалдел я. — Моей?

— А чьей?

— Вы же сами сказали: «Что ясно, мол, что ничего пока не ясно. Что, мол, будет экспертиза… И только тогда…» Так что не моя она. Во всяком случае, пока.

— Не придирайся к словам, — отмахнулся мидовец. — Ты лучше песни напиши. И чем быстрее напишешь, тем лучше.

— Лучше? Для кого?

— Для тебя, в первую очередь!

— Для меня и так нормально, — не согласился я и неожиданно для всех выразил протест: — Я протестую!

— Чего?!

— Не хочу я ей ничего писать! И не буду.

— То есть как? — обалдел Лебедев.

— А вот так! Музы у меня нет. Да и не собираюсь я писать песни в принудительном порядке.

— Саша! Прекрати! — влез в разговор Минаев. — Ты прекрасно понимаешь, что песни написать надо. Ты же это понимаешь?

— Нет!

— А ты пойми, что это нужно. Нужно для дела. В конце концов, неужели ты не хочешь сделать своей, гм, немецкой знакомой сюрприз.

При этих словах Лебедев с Кравцовым прыснули, закрывая ладонями рты.

— Что? — не понял представитель Минкульт.

Те вновь прикрыли рты, конвульсивно содрогаясь.

— Я не понимаю? Что? Я что-то не то сказал?

— Да. Не то, — сдерживая смех, произнёс полковник. — Ты сказал о сюрпризе. Сюрпризе, который Васин должен сделать Марте.

— Это так. Всё правильно. Я так и сказал. А что тут не так? — не понимал тот.

— Ну, так Васин же уже сделал ей один сюрприз. Ты считаешь этого недостаточно?! — уже не сдерживая смех, заржал Кравцов.

Сразу за ним не выдержал Лебедев, заливаясь безудержным смехом. Потом подхватил я и только после этого, поняв какой каламбур сморозил, к нам присоединился Минаев.

Смеялись мы от души. Смеялись, вытирая слёзы. Краснели, ухали, кряхтели, крякали и не могли сдержать этот приступ всеобщего веселья.

Наверняка, сторонний наблюдатель, если бы такой нашёлся, увидев нашу истерику, покрутил бы пальцем у виска. А затем сказал бы, что в такой момент, когда судьба и будущее всех присутствующих висит буквально на волоске, такое безудержное веселье, по меньшей мере, не вовремя и больше походит на сумасшествие и пир во время чумы.

Но нам было в этот момент абсолютно всё равно, ибо этим весёлым смехом, все мы, буквально скидывали с себя сильное напряжение, что скопилось в нас за долгие часы последних суток.

Загрузка...