Глава 25

Всю дорогу до лагеря я, взывая к небесам, к конституции и апеллируя к социалистической законности, пытал Кравцова двумя единственными вопросами, на которые сам же и давал единственные ответы.

Вопросы были такими:

— Да вы не охренели часом?! Совсем кукушка поехала, вот так вот в одночасье милому пионеру жизнь калечить?!

И так как полковник всю дорогу молчал, как рыба об лёд, то отвечал за него я, громко крича на всю округу:

— Охренели! Охренели!! Охренели!!!

Сева с Юлей смотрели себе под ноги, водитель никак не реагировал, следя за дорогой, а я делал небольшую паузу для того, чтобы отдышаться и вновь начинал конструктивную дискуссию Васин vs Васин, задавая всё те же архиважнейшие вопросы:

— Да вы, мать его, не, мать его, охренели ж, мать его, так ведь?! А?!?

Но перед лагерем Кравцов прекратил осмотр пейзажа, посмотрел на меня и таки снизошёл до ответа.

— Нет, Васин, мы не охренели. Мы делаем так, как надо. А ты вот, наверное, не понимаешь всей сложности ситуации!

— Это я не понимаю?! Да вы без меня меня женить хотите!!

— Это мелочи, — отрезал тот.

— Что?!?!? — задохнулся от негодования я. — Мелочи?!? Жизнь мою на кон поставили, а вы мне про мелочи?!

— Никуда твоя жизнь не денется, — пообещал полковник. — И хватит всё якать и якать. Ты ведешь себя как не как ответственный человек.

— Я? Почему?

— А потому, Васин, что ты забыл то, что обещал Родине.

— Уж не жениться ли на «дойчен фрау», случаем? — сморщился я, готовый разбить любые аргументы и, пока собеседник ничего не возразил, воскликнул: — Ведь это нонсенс — жениться без любви!

— Какой ещё любви? Тут речь не о любви, а о благе страны. Так что прекрати ныть.

— Да что значит ныть?! Я не ною, а хочу справедливости и честности в этом важном для меня вопросе.

— Опять ты заладил одно и то же — я да я. О всеобщем благе надо думать. А не о себе, — ухмыльнулся собеседник.

— Вот я и думаю о всеобщем! — заверил я и тут же выдал пришедшую на ум мысль. — Давайте ей найдём кого-нибудь другого! Я явно не подхожу, — быстро огляделся и, показав рукой на друга, произнёс: — Вот. Сева — это прекрасная кандидатура! Не пьёт, ответственный и красивый.

— Саша, ты что? — широко раскрыв глаза, прошептал ошарашенный «жених» и удивлённо уставился на рыжуху, которая, в свою очередь, тоже сидела с распахнутыми глазами и ртом.

— А ничего, товарищ Сева — для дела надо. Для Страны!

— Но я не могу.... У меня Юля...

— Ничего, — махнул я рукой. — Стерпится-слюбится. — Выдав эту народную мудрость, с надеждой посмотрел на Кравцова и спросил: — Ну что, товарищ гвардии генерал, договорились?

— Нет. Не пойдёт. Можешь даже и не подлизываться. Немецкая дама желает тебя. И наше руководство желает то же самое, — ответил Кравцов.

— Странные желания у нашего руководства, — вздохнул я, прикидывая, какой бы ещё аргумент привести.

Но Кравцов не дал мне сосредоточиться.

— Так что хватит, как ты говоришь, прикалываться, и выполни свой долг — по справедливости, как честный человек.

— Да какой там долг?! Я не хочу! Я не буду! Я не умею! Я никому ничего не обещал!

— Обещал, Васин. Обещал, — холодно произнёс тот. — И вообще, ты слишком увлёкся самолюбием и забыл клятву, данную тобой, и сейчас ведёшь себя как клятвопреступник!

— Кто? — опешил бывший пионер. — Да какую клятву я нарушил-то?!?!

— Вот видишь, ты не помнишь. А вот общество всё прекрасно помнит. Напомнить? — и он, не дожидаясь разрешения, твёрдым голосом заговорил: — Я, Васин Александр Сергеевич, вступая в ряды всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина перед лицом своих товарищей торжественно клянусь… — ну, что там дальше помнишь?

— Помню, — кивнул я и процитировал клятву пионеров СССР этих лет. — …горячо любить и беречь свою Родину, жить, как завещал Великий Ленин, как учит коммунистическая партия, всегда выполнять законы пионеров Советского Союза. — Посмотрел на Кравцова и спросил: — Но причём тут это и моя женитьба?

— А притом, Васин, что мне очень грустно слышать, как ты цитируешь и клянёшься в том, чего сам не понимаешь. А ведь там, перед лицом своих товарищей, ты поклялся в том, что будешь горячо любить свою Родину. А Родина, Васин — это наш народ. И народ, Васин, возглавляет наша партия и правительство. И если, Васин, Родина попросила тебя жениться, то ты должен, нет, ты обязан, выполнить поручение Родины.

— Но причём тут это? — прошептал я, стараясь въехать в суть текста ещё раз. — Это другое...

— Нет, Васин, это не другое. Это одно и то же. Ты что, хочешь нам тут двойные стандарты, что ль, устроить?! А знаешь, кто таких двойных стандартов придерживается на мировой арене? Правильно — наши потенциальные враги. Надеюсь, ты не такой? — задал провокационный вопрос Кравцов и, увидев мой отрицательный ответ, удовлетворенно произнёс: — Вот и хорошо. И раз ты обещал делать всё возможное на благо Родины, то флаг тебе в руки — делай!

— Но это же была пионерская клятва. А я уже не пионер! — попытался отмазаться комсомолец.

— Пионеров бывших не бывает, — категорически отрезал полковник, хлопнул рукой мне по плечу и, традиционно заржав как конь, добавил: — Женишок ты наш...

На эти колкости я реагировать не стал, а решил успокоиться, хорошенько всё обдумать и разработать достойную линию защиты. Так просто, как глупый телёнок на бойню, я идти не хотел и не собирался.


Вернулись в лагерь в четыре часа дня. А это значило, что у нас ещё куча времени, чтобы поработать.

Прошёл на площадку №1, сел на свой рабочий шезлонг и попросил Севу включить рацию. Пока тот настраивал радиоаппаратуру, к нам подошёл Корнеев. Увидев, что тот хочет что-то сказать, прервал его, попросив подождать минуту, а сам вызвал по рации режиссёра Сегурко. Тот сообщил, что все необходимые для съёмок площадки приготовлены и актёры, находясь на них, репетируют свои роли.

Отдал приказ о пятиминутной готовности и посмотрел на Якова Евсеевича:

— Докладывайте.

Ну, тот и доложил.

Как оказалось, в моё отсутствие произошло сразу три ЧП с личным составом. Один из элитников поранил ягодицу, сев в воде фактически у берега на морского ежа. Другой сильно обгорел и сейчас с температурой лежит в лазарете. А третьего, точнее третью, укусил за палец примат.

— Э-э, кто? Кто её укусил? — обалдел я. — Что за примат?

— Точно установить не удалось, но, скорее всего, это была макака — это разновидность обезьян, — пояснил Корнеев.

— И где они нашли друг друга? Или обезьяна в лагерь сама пришла?

— Нет. По словам актрисы, она после обеда гуляла по джунглям и увидела милую обезьянку. Решила с ней поиграть и начала дразнить баранкой. Обезьяна это сперва терпела, а затем укусила и, отобрав еду, убежала по деревьям.

— И как палец у этой дразнительницы?

— Лидия Андреевна чувствует себя нормально. Врачи говорят, что палец ампутировать не нужно — заживёт.

— А это случайно не жена Хмелькова — секретаря Московского городского комитета? — почесал затылок я.

— Она самая, — подтвердил мои опасения бывший сторож.

— Н-да, дела, — сказал я и отдал приказ: — Яков Евсеевич, необходимо ещё раз провести разъяснительную работу среди личного состава. И вновь всем напомнить о технике безопасности. Буквально каждый день происходят ЧП. Наши граждане, словно малые дети, постоянно попадают в нелепые ситуации и теряют здоровье. Прошу Вас сегодня вечером после ужина организовать всеобщее собрание и на примерах разобрать методы противодействия любым напастям.

— Будет сделано, — кивнул тот и, видимо, увидев, что я собираюсь заняться другими делами, быстро произнёс: — Ещё один вопрос.

— Слушаю, — доставая сценарий восьмой, не доснятой до конца, серии, произнёс я.

— И актеры, и съёмочная группа просят твоего разрешения на купание. Говорят, что мы здесь уже три дня, а в воду разрешено заходить только до колена.

— Гм, даже не знаю, — задумался я. — А что на это говорит другое руководство?

— Лебедев считает, что купаться если и можно, то только централизованно и заходить в море только по пояс. Минаев считает так же, только предлагает заходить в воду не далее метра от суши. Ну, а Рюмин говорит, что купаться можно, только необходимо поставить буйки и за них не заплывать.

— А Вы как считаете?

— Если учесть, какой контингент у нас травмоопасный, то я бы вообще никому не разрешил к воде подходить ближе, чем на десять метров, — ожидаемо сказал тот.

— Ну, это само собой, — совершенно не понимая, зачем я вообще спросил мнение человека, который всю свою жизнь охранял зэков, — и я бы, возможно, с вами и согласился, но всё же мы на море и грех было бы этим случаем не воспользоваться. Поэтому я всё же склоняюсь к тому, что централизованно поплавать полчасика после трудового дня, перед ужином, это не только хорошо для здоровья, но и полезно для улучшения настроения.

Попросил соединить радиста с Рюминым и сообщил тому, что мне хотелось бы увидеть в море и у моря на пляже через два часа.

Как только прибыл на площадку № 3, сразу же перешёл к делу. Прикинул ракурс съёмки, поинтересовался о готовности всех и вся, проверил, достаточно ли много крови на Соерове, которого пытают, и приступил к съёмке.

Как только закончили, убежал на площадку № 11, где мы быстро отсняли сцену со спасением Шеннон.

Закончив ее, стал сверяться со сценарием, наблюдая, как в мою сторону движется однокурсница.

— Привет. Снимаешь? — произнесла Маша, посмотрев, как Сегурко со своими людьми начинают демонтировать аппаратуру.

— Привет. Уже закончили. Сейчас будем готовить другую сцену, — задумчиво произнёс я, пытаясь сосредоточится на тексте, но, осознав, что игнорировать девушку не по-джентльменски, оторвался от сценария и, посмотрев на Машу, спросил:

— Ты что-то хотела?

— Да — спросить, — чуть замялась она.

— Ну, — поторопил её я.

— Саша, а меня когда будем снимать?

— Э-э, тебя? Гм, а мы тебя разве ещё не сняли?

— Снимали уже несколько раз.

— Ну, так в чём дело?

— У меня же ещё будет один — более длинный эпизод, в котором я приму участие, — напомнила она.

— Так, а в какой серии?

— Я не знаю. Вот я и пришла, чтобы узнать.

— Вообще-то в сценариях, что были розданы актёрам, должна быть эта информация. Покажи свой текст, — попросил я и, когда она передала мне его в руки, прочитал: — Двенадцатая серия. Вот, видишь, тут это написано, — поднял на неё глаза и пояснил. — А снимать её мы будем, скорее всего, послезавтра.

— Так скоро? — наигранно удивилась девушка, сделала шаг, почти вплотную приблизилась ко мне и завела свою «шарманку»: — Саша, сцена очень сложная. Давай мы с тобой её прорепетируем. Приходи ко мне сегодня после отбоя в мою комнату.

— Маша, мы же говорили уже с тобой об этом. Мне некогда — я работаю. И к тому же сейчас я не готов к таким отношениям, — сделал шаг назад я.

— А я готова, — вновь приблизилась Маша. — Я хочу, чтобы ты был моим.

— Маша, хватит. Люди смотрят, — опять сделал я шаг назад и покосился на втихаря разглядывающих нас сотрудников. — Успокойся. Мне сейчас не до этого.

— Ага. А с Мартой — немкой этой — до этого тебе было?!?! — неожиданно предъявила она.

— Откуда ты знаешь? — удивился я, а потом вспомнил, что эта тема мало того что транслировалась на весь корабль, так она и в слухах обсуждается до сих пор. — В общем, неважно, откуда знаешь.

— Знаю. А ещё я знаю, что я лучше неё! — она попыталась меня обнять.

— Да хватит уже! — остановил я её поползновения, и вытянул руки, тем самым мешая ей приблизиться. — Прекрати! Я сказал: мне сейчас не до амурных дел! Я другое дело делаю!

— Хорошо. Я подожду! Не буду тебя отвлекать, — пообещала она, ласково улыбнувшись.

— Спасибо! — поблагодарил я девушку, убрав руки.

Чуть постоял в молчании и, поняв, что та уходить никуда не собирается, ушёл сам, проклиная тот день, когда взял эту озабоченную с собой.

На площадке № 11 меня ждали. За пятнадцать минут отснял сцену разговора раненого Соерова и Кати, после чего переместился опять в пещеру.

Там сцену удалось снять вообще за четыре минуты.

А затем финальная съёмка была на площадке №1.

Мотор!

Снято!


Посмотрел на часы, подозвал Севу и попросил пригласить сюда всех тех, кто находится на других площадках или на отдыхе.

Когда через пять минут весь наш творческий коллектив собрался, я попросил тишины и произнёс:

— Товарищи, очередной рабочий день подошёл к концу. Хочу сказать, что всё пока получается неплохо. И даже, может быть, хорошо. Все вы молодцы, но я призываю вас не расслабляться и почивать на лаврах, а постоянно иметь настрой на ещё более самоотверженный труд, — народ согласно зашумел. — Но, товарищи, я хочу сказать, что не только работой наполнена наша жизнь. Кроме неё есть ещё и заслуженный отдых. Сейчас, после трудового дня и перед ужином, все вы, естественно, по желанию, не спеша и в порядке трудовой дисциплины, можете пойти на пляж, что находится перед нашим лагерем и в оборудованном месте для купания искупаться в своё удовольствие.

Народ больше не стал меня слушать и, не обращая внимания на то, что я ещё хотел кое-чего сказать, с криками «УРА!», с шутками и прибаутками моментально умчался в теперь известном ему направлении.

Оставшись один, почесал панаму и пошёл вслед за ними, ибо негоже мне было отделяться от коллектива.

Там — рядом с пляжем у пальм — застал стоящих Лебедева и Минаева, которые сосредоточенно наблюдали за плесканиями в воде наших граждан.

— Что скажете? Нормально мы с товарищем Рюминым всё организовали? — обратился я, к ним показав рукой на то, что удалось сделать.

А сделать нашему куратору вместе со стройбригадой за столь короткое время удалось немало: огородить тросами и буями достаточно большой участок моря, поставить на пляже две раздевалки и две переодевалки (одна для мужчин, другая для женщин.) Кроме этого, на скорую руку был сделан импровизированный душ для ополаскивания пресной водой после купания в море. Пока это были три обычных шланга с холодной водой, но назавтра строители обещали сделать и оборудовать нормальные пляжные кабинки с нормальным душем.

Отчёт о проделанной работе мне предоставил Рюмин пять минут назад, и сейчас я это видел воочию.

Скорость выполнения посольским моих поручений меня радовала всё больше и больше. Создавалось впечатление, что он готов был в кровь разбиться, но только бы сделать быстро и чётко. Это было просто превосходно. Становилось очевидным, что с таким интендантом и без того неплохой шанс на то, что у нас всё задуманное получится, значительно увеличивался.

— Мне кажется, что ограждённый буями участок получился чрезмерно большим, — слегка щурясь от солнца, вынес свой вердикт начальник экспедиции — товарищ Лебедев. — Тут сколько? Пятьдесят метров в ширину? Я бы сократил до двадцати — тридцати.

— Вы представляете, какая толчея тут начнётся после уменьшения зоны купания? Нас ведь почти шестьдесят человек. Они вон и так чуть ли не плечом к плечу плескаются. А Вы ещё урезать хотите. Я, наоборот, думаю, что для большего комфорта необходимо расширить на такое же расстояние, — не согласился я.

— Неправильно думаешь ты, Васин. Не расширять надо, а сужать. На узкой полосе следить за купающимися товарищами будет легче. А чтобы они не мешали друг другу, необходимо разбить весь коллектив на две или три группы и выделить этим группам индивидуальное время.

— Товарищ Лебедев, а зачем разбивать? Они ведь и так у нас разбиты по классам, — напомнил госконцертовец. — Вот пусть и купаются после трудового дня по два класса за заход.

— Правильно говорите — хорошая идея.

— Не пойдёт, — не согласился я. — Если сделать, как Вы предлагаете, то многим трудящимся придётся выбирать — либо ужин, либо купание. Имеем ли мы право заставлять людей выбирать из такого?

— Ну, так ты сделай так, чтобы часть купалась до приёма пищи, а другая после. Вот и всё, — быстро разрулил ситуацию бывалый бюрократ Лебедев. — И ещё, мне кажется, мы тут с вами не доработали. На воде должна быть лодка со спасателями и спасательными кругами. Думаю, для техники безопасности и для нашего спокойствия это будет совсем не лишним.

— Спасатели? Да ведь и так до шейки только зайти можно. Дальше буйки.

— Вот именно. А там, где до шейки, это уже глубина. Там и утонуть можно.

— Им же и поплавать хочется, и понырять, а мы их этого лишаем.

— Дома пусть ныряют. А тут нам главное, чтобы без никому не нужных ЧП!

— Так что им, как детсадовцам у кромки воды сидеть? — высказал я своё логичное «фи».

— А хоть бы и у кромки. Зато сидели бы они там на попе ровно, и никто никаких проблем бы нам точно не принёс. У нас и так травмы одни. Не хватало еще, чтобы действительно кто-то утонул, — сердито произнёс Лебедев, потом вздохнул и прошептал: — А вообще, не нравится мне эта затея с купанием. Они и на суше как дети малые, а тут море-океан… Как бы чего не вышло.

Я не был столь пессимистично настроен, но спорить с начальством не стал, а согласился на то, что при купании должны дежурить кроме ответственных товарищей, смотрящих за дисциплиной, ещё и спасатели — хуже точно не будет.

Решив, что сам окунусь после ужина, направился в столовую.

Но дойти до неё я не успел.

— Укусили! Укусили! — прокричали где-то позади меня, оглянувшись, увидел спешащую ко мне Юлю.

— Что? — обалдел я. — Кто укусил? Кого?

— Акула Лидию Андреевну укусила!

У меня всё внутри похолодело.

— Офигеть! С чего ты взяла?

— Ко мне подбежала Раиса Петровна, это…

— Неважно, — перебил я. — Говори по теме.

— Так вот, она и сообщила, чтобы я тебя нашла. И что актрису укусили, — она отдышалась и добавила: — Большая белая акула укусила.

— Большая белая акула?! Етить-колотить! Примата ей, что ли, мало было?! — обомлел я, мысленно простившись с женой секретаря МГК, и сломя голову помчался на пляж.

Пока бежал, в голове крутилось только одно желание:

«Хоть бы они бы ошиблись. Хоть бы это была не та «Большая белая акула», о которой слагают легенды и которая размером с одноэтажный дом».

Нет, конечно, укус любой акулы тоже не сахар. Но вот что касается большой белой акулы, то тут вообще пипец. Да, собственно, там уже и не укус вовсе будет, а совсем другое... Там правильней будет говорить уже не «укусили», а «откусили».

И останется только один вопрос: насколько много? Ибо такой тип акул и половину человека может оттяпать запросто на раз-два.


Загрузка...