Три дня я буду с тобой

13. Максим

Я захлопываю крышку ноутбука и устало потираю виски. Голова раскалывается после трехчасового разбора полетов с юристами. Кажется, эта неразбериха с договорами никогда не кончится. И ладно бы только работа — так еще и в личной жизни сплошной бардак. Вернее, в том спектакле, что мы с Машей устроили для мамы.

Как она там, интересно? Мама утащила ее к себе после обеда, и с тех пор они не показывались. Знаю я эти мамины задушевные беседы. Небось, уже успела и семейными тайнами поделиться, и меня во всех смертных грехах обвинить, и руку Маше с сердцем предложить. Вот же неугомонная!

Я фыркаю и качаю головой. Бедная Маша. Она-то, поди, и не рассчитывала на такой прессинг. Думала — побуду милой девочкой пару деньков, очарую всех, получу денежки и hasta la vista. А тут такой горячий прием со всех фронтов. Того гляди, и правда влюбится ненароком. Ну а я что? Я не виноват. Предупреждал же — мама у меня с придурью, с фантазией. Сама напросилась.

Хотя, если уж быть с собой честным… Не такая уж это и плохая перспектива. В смысле, насчет Маши. Не знаю, как ей, а мне точно становится все сложнее держать наши отношения в рамках. Притворство притворством, но ведь и меня зацепило, что уж тут. Хороша чертовка, ничего не скажешь. И главное — искренняя такая, настоящая. Непривычно это, после всех моих гламурных подстилок.

Так, стоп. Я мотаю головой, отгоняя непрошеные мысли. Нашел время размечтаться! У нас тут, между прочим, вселенский обман в разгаре. Того гляди, полетят головы и сердца, если хоть кто-то пронюхает правду. А я тут сопли на кулак наматываю, понимаешь. Соберись, тряпка!

Решительно поднимаюсь из-за стола и иду к выходу из кабинета. Надо бы проведать маму, узнать, как она. А то что-то сердце не на месте. Уж больно тихо в доме, не к добру это.

Поднимаюсь по лестнице, машинально прислушиваясь к звукам. Тишина, только часы в холле мерно тикают. Странно, мама в последнее время дома сама не своя — то хлопочет, то напевает что-то. А сейчас будто вымерло все.

Щелкаю выключателем и вхожу в мамину комнату. После яркого света в коридоре плохо видно, и я не сразу понимаю, что не так. А потом замечаю — она лежит на кровати, свернувшись калачиком, и тихо постанывает. У меня сердце проваливается в пятки.

— Мама! Что случилось? Тебе плохо?

Бросаюсь к ней, хватаю за руку — пальцы холодные, влажные. Господи, да что же это…

— Сынок, — выдыхает она, пытаясь улыбнуться. — Ничего, все хорошо. Видно, сердце прихватило. Ты же знаешь, я старая уже, со здоровьем беда…

— Какая ты старая, типун тебе на язык! — я в панике озираюсь, не зная, за что хвататься. Лекарства, что ли найти? Так я же не знаю, где они и от чего! Вот же идиот! — Так, спокойно. Сейчас скорую вызову, потерпи немного.

Я лихорадочно набираю 112, когда в комнату влетает Маша. Глаза испуганные, волосы растрепаны — видно, бежала со всех ног.

— Максим, что происходит? Я услышала шум и… Елена Сергеевна, что с вами?!

Она подскакивает к кровати, хватает маму за другую руку. Та слабо улыбается и гладит Машу по щеке:

— Ничего, милая, все хорошо. Что-то прихватило, пройдет сейчас. Ты не волнуйся, просто побудь со мной.

— Конечно, конечно! — Маша суетливо оглядывается. — Может, воды принести? Или еще чего? Максим, ты скорую вызвал?

Я зло сжимаю зубы. Ну вот, началось! Только истерик мне не хватало. Тоже мне, сиделка выискалась.

— Без тебя разберусь, — рявкаю раздраженно. — Сгинь пока, без твоих советов тошно.

Маша отшатывается, на лице обида и непонимание. Черт, что ж я творю? Она-то в чем виновата? Сам ведь ее в эту историю втянул, сам просил подыграть. А теперь, когда помощь нужна — гоню взашей. Самому от себя противно.

Но извиниться не успеваю — в этот момент в трубке раздается бодрый голос оператора. Я сбивчиво объясняю ситуацию, называю адрес. Обещают прислать бригаду в течение десяти минут. Ну хоть что-то.

Спрятав телефон, снова поворачиваюсь к маме. Маша так и стоит рядом, растерянно теребя подол платья. В глазах слезы, губы дрожат. Ну вот, еще и расплакалась. Только этого не хватало!

— Слушай, ты это… — мямлю неловко, не зная, куда девать глаза. — Прости, что-то я… Ну, в общем, спасибо, что помочь хотела. Просто я… волнуюсь очень. Не подумал, что говорю.

Господи, что я несу? "Не подумал", да уж конечно. Просто козел я, и ничего с этим не поделаешь. Даже в такой ситуации не могу нормально извиниться, без подколок и издевок. Каков урод, а?

Маша молчит пару секунд, а потом судорожно кивает:

— Ничего. Я все понимаю. Ты не волнуйся, все будет хорошо. Елена Сергеевна сильная, она справится.

И тут, к моему ужасу, она делает шаг вперед и осторожно обнимает меня. Просто стоит, уткнувшись лбом мне в плечо, и дышит часто-часто. А я застываю соляным столбом, боясь пошевелиться.

Это что еще за новости? Она меня что, пожалеть решила? Утешить? Да кто ее просил! Я и сам прекрасно со всем справлюсь, без всяких там нежностей и сюсюканий.

Но почему-то не отталкиваю. Так и стою, слушая, как колотится ее сердце рядом с моим. И сам не замечаю, как обнимаю ее в ответ. Неловко так, одной рукой, но крепко.

Маша вдруг отстраняется, и я невольно тянусь за ней. Но она лишь грустно улыбается и качает головой:

— Я пойду, пожалуй. Скоро врачи приедут, тебе надо побыть с мамой. А я… Ну, в общем, если что — зови. Я буду у себя.

И выскальзывает за дверь, оставляя меня наедине с непрошеными мыслями и чувствами.

Черт. Черт, черт, черт. Ну почему все так сложно-то, а? Почему нельзя взять и влюбиться по-человечески, без всей этой мишуры? Почему я все время делаю больно тем, кто этого не заслуживает?

За окном взвывает сирена, и в комнату влетают люди в белых халатах. Оттесняют меня в сторону, принимаются колдовать над мамой. Мерят давление, щупают пульс, светят в глаза фонариком.

А я стою и думаю лишь об одном.

Правильно ли я поступил, ввязавшись во все это?

И сколько еще я буду причинять Маше боль — своими словами, поступками, всем своим дурацким притворством?

Боюсь, ответы мне совсем не понравятся.

Но кажется, впервые в жизни…

Я хочу хоть что-то исправить.