Три дня я буду с тобой

17

Я практически вбегаю в дом, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, пытаясь отдышаться. Щеки пылают от гнева и обиды, в груди словно разверзлась черная дыра. Как он мог? Как он посмел? Сначала поцеловать меня с такой страстью, будто я и правда ему небезразлична, а потом ткнуть носом в то, что я для него — лишь очередная игрушка? Очередной трофей в коллекции покоренных дурочек?

Всхлипываю, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Дура я, вот кто. Розовые очки нацепила, размечталась о прекрасном принце. Думала, он и правда питает ко мне какие-то чувства. А он, видите ли, любит всех подряд в беседке зажимать. Для него это вроде развлечения — соблазнил, поматросил и бросил. А я-то, я! Повелась как последняя идиотка.

Нет, ну а чего я хотела? Богатенький мажор, избалованный женским вниманием. Конечно, я для него — лишь способ скоротать время, не более. Поиграть в благородного рыцаря, душу излить. А как дошло до дела — сразу сдулся. Видите ли, это просто работа! Проект он завершит и разойдемся. Ах ты ж гад!

Ладно, Максимка, ты сам напросился. Не очень-то и хотелось с тобой целоваться. Можешь засунуть свои признания и откровения куда подальше. Я девушка гордая, у меня есть свои принципы. И ты их только что растоптал.

Все, баста. Завтра же еду домой. Хватит с меня этого притворства. Надоело изображать то, чего нет и быть не может. Только вот Елену Сергеевну жаль. Привязалась она ко мне, сердечная. Но ничего, как-нибудь объясню. Не маленькая, должна понять.

Я решительно поднимаюсь к себе и принимаюсь складывать вещи в сумку. Вот и славно, вот и хорошо. Утром попрошу кого-нибудь из прислуги отвезти меня на вокзал — и до свидания. А с Максимом… Да пусть подавится своими деньгами! Не очень-то и нужна мне его благотворительность.

— Маша, детка, ты где? — раздается снизу голос Елены Сергеевны. — Спускайся, ужинать пора!

Я застываю, держа в руках стопку футболок. Вот черт, совсем забыла про ужин! И что теперь делать? Не могу же я вот так сразу сорваться, не попрощавшись. Да и Максим небось уже нажаловался, что я истеричка и грубиянка. Как пить дать, сейчас начнется выяснение отношений.

Делать нечего — придется идти. Сохраняя гордое лицо и олимпийское спокойствие. В конце концов, мы взрослые люди. Политики опять же. Сыграем на публику напоследок.

Спускаюсь в столовую и замечаю Максима, гипнотизирующего тарелку с супом. На меня он даже не смотрит, будто я пустое место. Ну и ладно, больно надо. Я тоже могу в игнор-режим.

— Машенька, наконец-то! — всплескивает руками Елена Сергеевна, усаживая меня рядом с собой. — А мы уж заждались. Все хорошо, милая? Ты какая-то бледненькая.

— Все в порядке, — бодро откликаюсь я, накладывая себе салат. — Просто устала немного. День насыщенный выдался.

Краем глаза замечаю, как Максим хмыкает в тарелку. Ну конечно, ехидна. Самому-то небось неловко, вот и отыгрывается.

— Кстати, Маша, я давно хотела спросить, — как бы невзначай говорит Елена Сергеевна, прихлебывая чай. — Что-то я не заметила у тебя большого чемодана. Ты налегке приехала, что ли?

Я давлюсь куском помидора. Приехала? Ха, скажите тоже. Меня привезли, как бесплатное приложение к банкету. Чемодан, ишь ты!

— Да как-то не подумала, что надолго задержусь, — уклончиво отвечаю я, разглядывая узор на скатерти. — Не рассчитывала, что мы с Максимом… ну… настолько сблизимся.

Максим издает какой-то сдавленный звук, и я мысленно показываю ему язык. Выкуси, дорогой. Я здесь вообще ни при чем. Это все ты, ты затеял. Вот и расхлебывай.

— Ой, ну что ты, Машенька! — всплескивает руками Елена Сергеевна. — Какие пустяки! Сейчас что, вещи купить проблема? Устроим тебе шопинг на днях, обновим гардеробчик. А то что ж ты как бедная родственница будешь ходить. Ты ж теперь наша, родная!

Мне становится пронзительно стыдно. До слез прямо. Господи, какая же я дрянь! Как я могу так поступать с этой чудесной женщиной? Она ко мне всей душой, а я… Тьфу, мерзость какая. И ведь главное, сама во всем виновата. Размечталась, раскатала губу. А теперь сижу и строю из себя оскорбленную невинность.

— Мам, да брось ты, — неожиданно подает голос Максим. — Маше ничего не надо. У нее и так все есть. Правда, милая?

Последние слова он произносит с нажимом, испепеляя меня взглядом. Я с трудом сглатываю. Ах, значит, запугивать вздумал? На что это он намекает? Что обеспечит меня с ног до головы? Ну спасибо, утешил!

— Не стоит беспокоиться, Елена Сергеевна, — цежу сквозь зубы, улыбаясь так, что скулы сводит. — Максим прав, у меня всего хватает. В конце концов, не в тряпках счастье. Правда, дорогой?

Максим кривится, как от зубной боли. Ага, то-то же! Выкуси, выкуси! Буду я еще на шее у тебя и твоей семьи сидеть. Не дождешься!

— Дети, что за тон? — удивленно хмурится Елена Сергеевна, переводя взгляд с меня на Максима и обратно. — Вы поссорились, что ли? Маша, он тебя чем-то обидел?

— Нет-нет, что вы! — торопливо мотаю головой я. — Все в порядке, правда. Просто… День тяжелый выдался, устали оба. Да, Максим?

— Ага, — бурчит он, старательно пережевывая кусок мяса. — Очень тяжелый. Особенно в саду.

Я вспыхиваю до корней волос. Ну все, приехали! Сейчас точно рассекретит меня, гад эдакий! При маме расскажет, чем мы там занимались. То есть не занимались. Тьфу ты, черт!

— В саду? — удивленно приподнимает брови Елена Сергеевна. — А что такого было в саду?

— Да так, ничего особенного, — я со значением смотрю на Максима, мысленно умоляя его заткнуться. — Гуляли просто. Любовались красотами природы.

— Ага, красотами, — ухмыляется Максим и подмигивает мне. — Особенно в беседке у пруда. Там знатные виды открываются, да, Маш?

Я готова провалиться сквозь землю. Ну что за невыносимый тип! Как был самовлюбленным павлином, так и остался. И ведь главное — сам все испортил, сам меня оскорбил. А теперь еще и издевается, паразит!

— Максим! — шиплю я, испепеляя его взглядом. — Хватит уже, а? Веди себя прилично!

— А что я такого сказал? — невинно хлопает глазами он. — По-моему, очень даже прилично. Могу еще приличнее, если хочешь.

Елена Сергеевна растерянно смотрит на нас, явно не понимая, что происходит. Потом встряхивает головой и бодро хлопает в ладоши:

— Так, детки, а давайте-ка мы с вами во что-нибудь поиграем! Чтобы разрядить обстановку и сменить тему. У нас столько настолок пылится, м? Монополия, Элиас, Крокодил опять же. Помнишь, Максимушка, как ты любил в детстве?

Максим закатывает глаза и страдальчески стонет:

— Мам, ну какие игры, я тебя умоляю! Мы что, в детский сад вернулись? Я, между прочим, серьезный человек. Бизнесмен. У меня дела, контракты. Не до забав.

— А по-моему, отличная идея! — мстительно встреваю я. — Люблю настольные игры. Особенно на желания. Максим как раз может себя в невинных забавах проявить. Глядишь, и мозги на место встанут.

Максим прожигает меня яростным взглядом, но я только невинно улыбаюсь. Ага, выкуси, милый! Будешь знать, как меня позорить да в свои грязные игры втягивать. Теперь я тебе устрою веселую жизнь!

Елена Сергеевна в восторге всплескивает руками:

— Ну вот и чудненько! Тогда после ужина — все в гостиную. Устроим семейный вечер с настолками. Глядишь, и отношения ваши потеплеют. А то что-то вы какие-то колючие сегодня, м?

Она ласково треплет нас по щекам и выходит из столовой, что-то напевая себе под нос. А мы с Максимом мрачно смотрим друг на друга.

— Ну ты и стерва, — цедит он сквозь зубы. — Какого хрена ты творишь? Совсем уже?

— От стервы слышу, — огрызаюсь я. — Сам меня довел, придурок. Думал, я и дальше буду подыгрывать в твоем фарсе? Хрен тебе! Наигралась уже.

— Да что ты говоришь! — зло щурится Максим. — А до этого, значит, прям по-честному было, да? Когда ты в саду млела от моих поцелуев? Или это тоже фарс?

У меня сжимаются кулаки. Как же хочется стереть эту ухмылку с его самодовольной физиономии! Желательно чем-нибудь тяжелым.

Но вместо этого я медленно поднимаюсь из-за стола и бросаю салфетку на стол.

— Знаешь что, Максим? Засунь свои поцелуи куда подальше. И игры свои туда же. Хватит с меня. Ты сам все испортил, сам оттолкнул меня. Ну так теперь не жалуйся. Я тебе больше не марионетка. Закончим этот вечер — и адью. Поминай как звали!

— Слушай, мне неловко тебе напоминать, но вообще-то у нас с тобой договор, по которому ты должна притворяться перед моей матерью, — напоминает он. — Поэтому давай не выкобенивайся, пошли играть.