Три дня я буду с тобой

20

Я смотрю на Машу, лежащую в моих объятиях, и до сих пор не могу поверить в реальность происходящего. Неужели это не сон? Неужели она и правда хочет быть со мной? Довериться мне настолько, чтобы подарить свою невинность?

От осознания этого факта голова идет кругом. Маша — девственница. Чистая, нетронутая, трепетная. И она выбрала меня. Господи, да я в жизни не чувствовал себя настолько ошеломленным. И напуганным.

Это же какая ответственность — стать для нее первым мужчиной! Не облажаться, не разочаровать, превратить ее первый раз в сказку. Черт, кажется, ни перед одним экзаменом я так не трясся, как сейчас. Даже перед защитой диплома в универе.

Но отступать некуда. Да я и не хочу. Слишком долго бегал от своих чувств, слишком долго строил из себя черт знает что. Хватит. Пора взглянуть правде в глаза и признаться хотя бы себе — Маша мне небезразлична. Нет, какое там. Я влюбился. Впервые в жизни по-настоящему влюбился.

— Максим, — шепчет Маша, обнимая меня за шею. — Не думай ни о чем, ладно? Просто… Люби меня. Здесь и сейчас. Ни о чем не жалей.

От ее слов мурашки бегут по спине. Люби. Боже, как до дрожи приятно это слышать! Особенно от той, кто и сам для тебя — воплощение любви.

Я наклоняюсь, снова целую Машу — уже увереннее, напористей. Чувствую, как по ее телу пробегает сладкая дрожь, слышу тихий стон удовольствия. Она тянется ко мне, прижимается всем телом. И я будто плавлюсь изнутри от нахлынувших ощущений.

Мы сливаемся в объятиях, кожа к коже, сердце к сердцу. Мир вокруг растворяется, теряет значение. Ничто больше не имеет смысла, кроме Маши, ее горячего податливого тела, ее прерывистого дыхания. Кроме безумного, всепоглощающего желания стать с ней одним целым.

Я целую ее шею, ключицы, спускаюсь губами ниже. Слышу, как Маша судорожно выдыхает, выгибается мне навстречу. Чувствую, как напрягаются ее мышцы, как твердеют под моими пальцами соски. Господи, какая же она отзывчивая! Чуткая, словно натянутая струна. Дрожит и вибрирует под моими прикосновениями.

Не знаю, сколько проходит времени. Кажется, целая вечность — и одно мгновение одновременно. Мы ласкаем друг друга, изучаем, пробуем на вкус. Не торопимся, смакуем каждую секунду. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться, помня о неопытности Маши. Вместо этого стараюсь быть нежным, заботливым. Растягиваю прелюдию, будто музыкант, играющий на редком инструменте.

И лишь когда Маша сама не выдерживает, умоляюще стонет, притягивая меня ближе, я решаюсь. Медленно, замирая от острого, ни с чем не сравнимого наслаждения. Маша вздрагивает, впивается ноготками мне в плечи. На миг в ее глазах мелькает тень боли, но тут же сменяется удивлением и восторгом.

— Тшшш, — шепчу я, целуя ее в висок. — Расслабься, родная. Сейчас все пройдет. Доверься мне.

Она послушно обмякает в моих руках. Маша льнет всем телом, будто стараясь слиться со мной воедино. Ее жаркие шепот и всхлипы сводят с ума, заставляют забыть обо всем на свете.

Мы любим друг друга самозабвенно, до одури, до полного исступления. Комната наполняется нашими стонами и хриплым дыханием. Я чувствую, что Маша уже близка к финалу, и ускоряюсь. Она вскрикивает, запрокидывая голову, и я ловлю губами ее стон, сцеловываю судорожные всхлипы.

Ослепительная вспышка удовольствия — и мы замираем, сотрясаясь в объятиях друг друга. Дрожим, всхлипываем, цепляемся ослабевшими руками. На какой-то миг перестаем существовать поодиночке — только вместе, одним целым. Переплетенные телами и душами.

Это длится целую вечность — и всего одно мгновение. А потом возвращаются ощущения, краски, звуки. Мы медленно приходим в себя, расслабляемся. Я скатываюсь с Маши, притягиваю ее к себе. Обнимаю, глажу по волосам. Шепчу какие-то нежные глупости, сам себе удивляясь.

Маша тихо посмеивается, утыкаясь носом мне в шею. Целует куда-то над ключицей, щекочет дыханием кожу.

— Вау, — выдыхает она, и в ее голосе слышится неприкрытое изумление. — Это было… Это было потрясающе, Максим. Я даже не думала, что так бывает.

— Со мной по-другому и не бывает, — важно киваю я, и тут же получаю шутливый тычок в бок. — Ах ты зараза!

— От заразы слышу! — фыркает Маша, приподнимаясь на локте. Заглядывает мне в глаза — такая растрепанная, зацелованная, невероятно прекрасная. — Спасибо тебе. За все. Я ни о чем не жалею.

Я молча притягиваю ее к себе, снова целую. Какое там "спасибо"! Это мне впору благодарить небеса за такой подарок судьбы. За то, что послали мне Машу. Мою Машу.

Мы лежим, обнявшись, и болтаем о какой-то ерунде. Смеемся, шутим, лениво целуемся. Я чувствую себя так легко и спокойно, будто все проблемы разом отступили, стали неважными. Есть только здесь и сейчас. Только я и Маша.

В какой-то момент в дверь стучат, и в комнату просовывается взволнованное лицо Елены Сергеевны:

— Дети, вы тут? У нас ЧП! В саду нашли окровавленного мужчину! Кажется, на него напали!

Мы с Машей переглядываемся, чувствуя, как сердце ухает в пятки. Что? Какой еще мужчина? Нападение? Что вообще происходит?

Я первым вскакиваю с кровати, на ходу натягивая одежду. Маша спешит за мной, кое-как запахивая халат.

Мы несемся вниз по лестнице, во двор. Там уже собралась толпа — охрана, садовники, повар. Все встревоженно галдят и тычут пальцами куда-то в кусты.

Растолкав людей, я пробираюсь вперед — и застываю как громом пораженный.

На земле, весь в крови, лежит…

Олег собственной персоной.