Тринадцать маленьких голубых конвертов

Благодетель

На следующее утро, прочитав письмо и помывшись, Джинни присоединилась к Ричарду за кухонным столом. Он читал спортивную газету и ел тост. Рубашка на нем не была застегнута, а галстук болтался.

– Мне сегодня нужно найти творческую личность, – сказала Джинни. – Того, кому нужны деньги.

– Творческую личность? – спросил Ричард с наполненным ртом. – Ох… звучит как одно из заданий Пег. Но я мало чем могу помочь тебе.

– Все нормально.

– Нет-нет. Погоди, дай минуточку подумать. Это не так уж и трудно. Отдавать деньги людям не может быть трудно.

Он еще какое-то мгновение задумчиво жевал тост.

– Знаешь, – вдруг произнес он, – заглянем-ка мы в «Тайм-аут». Да, так и сделаем!

Ричард сунул руку под стопку рубашек, лежавших на одном из кухонных стульев, пошарил там и выудил журнал. Джинни невольно подумала, что, если бы здесь была тетя Пег, она бы вряд ли позволила хранить одежду на кухне. Для человека, чья жизнь была беспорядочной и бурной, она чересчур много внимания уделяла чистоте.

– Они пишут обо всем, – весело произнес Ричард, открывая журнал. – Обо всех фильмах и культурных мероприятиях. Вот одно, совсем рядом, в кафе «Иззи», Ислингтоне. «Что делает Шелия» – картины Ромили Мезогарден. А вот еще… звучит немного странно. Гарри Смоллз – разрушающий художник. Это прямо за углом. Если ты готова, успею тебя проводить.

Он, казалось, искренне радовался тому, что смог чем-то помочь.

Джинни быстро выжала все еще влажные волосы и обулась. Она умудрилась добраться до двери первой, и вскоре они уже были на улице. Моросило.

– У меня еще есть немного времени, – сказал он. – Заскочу с тобой.

В кафе «Иззи», крошечном местечке с безалкогольным баром, никого не было, кроме девушки за стойкой, готовившей целый кувшин свекольного сока. Как только они вошли, она помахала им рукой, заляпанной пурпурными пятнами.

По периметру зала были развешены картины. Очевидно, это и была выставка «Что делает Шелия». Как и обещала реклама, на них изображалась девочка Шелия. Ее ярко-синий мир казался плоским. У самой девочки из плоской же головы торчали квадратные чурбаны желтых волос. Позы были довольно однообразны: Шелия стоит в пустоте; Шелия стоит посреди комнаты, на дороге… Иногда она что-то держала в руках, например венчик, или рассматривала какой-нибудь предмет (картина номер 34: Шелия смотрит на карандаш). А на некоторых полотнах она как будто уставала и сидела (номер 9: Шелия сидит на коробке).

– От меня здесь никакого толку, – сказал Ричард, без интереса осматривая стены. – Но уверен, ты разбираешься в этом.

Подойдя ближе, Джинни увидела над произведениями небольшие карточки. Оказалось, что Ромили Мезогарден хотела двести фунтов за каждую из картин о Шелии. Джинни удивилась, так как сами картины показались ей уродливыми и вызывали неприятное ощущение, будто ты подглядываешь за чужой личной жизнью.

Конечно, Джинни тоже не разбиралась в искусстве. Возможно, эти картины самые великолепные на свете и наверняка найдутся люди, которые так и скажут. Но она к ним не относилась.

У Джинни возникло чувство, что Ричард рассчитывает на ее знания в этой области: как-никак, она же племянница Пег.

– Пожалуй, это не то что нужно, – сказала Джинни. – Давай пойдем дальше.

Ричард проводил Джинни до следующего места – на выставку Гарри Смоллза, разрушающего художника, которого Джинни тут же окрестила Получеловеком. Он любил разрезать вещи пополам. Разные вещи. Половина чемодана. Половина дивана. Половина матраса. Половина тюбика с пастой. Половина старой машины. Джинни задумалась, а потом спросила себя, готова ли она отдать почти тысячу долларов парню, у которого были проблемы с бензопилой.

Как только они вышли, Джинни изо всех сил попыталась придумать что-то еще.

– Может, мне подойдет кто-нибудь из тех, кто выступает на улице? – произнесла она. – Где их можно найти?

– Например, бардов? Уличных музыкантов?

– Точно, – кивнула Джинни. – Именно их.

– Попробуй в Ковент-Гарден, – предложил Ричард. – В центре Лондона. Там устраиваются представления, ярмарки и много уличных артистов. Станция метро так и называется. Не пропустишь.

– Прекрасно, – сказала Джинни. – Тогда поеду туда.

– Это по пути. Вперед!

Они попали в час пик. Вскоре Ричард сказал, что пора выходить.

Ковент-Гарден совсем не был похож на сад[14]. Это была огромная, вымощенная камнем рыночная площадь, запруженная туристами и уставленная палатками с безделушками. В уличных артистах недостатка не было. Джинни просидела на тротуаре целый час, решив, что самым лучшим будет просто понаблюдать. Какие-то парни жонглировали ножами; несколько гитаристов с переменным успехом играли попеременно то на акустических, то на электронных гитарах; фокусник вытаскивал утку из своего пальто.

Джинни могла достать пачку банкнот из кармана, кинуть их в одну из шапок или гитарных чехлов и спокойно уйти. Она даже могла себе представить изумленный взгляд метателя ножей, направленный на стопку двадцатифунтовых купюр, края которых подрагивают на ветру. Мысль была заманчивой, но что-то подсказывало ей, что это неправильно. Джинни крепко сжала стопку в кармане, встала и пошла к выходу.

Солнце сегодня светило изо всех сил, и лондонцы наслаждались теплом. Джинни побродила между палаток, раздумывая, купить ли подруге Мириам футболку, затем пошла по улице с книжными магазинами. Когда она попала на огромную площадь, которая, судя по надписи, называлась Лестер-Сквер, было уже пять часов и улицы стали заполняться людьми, возвращающимися с работы. Шансы на успех предприятия быстро уменьшались. Джинни уже собиралась вернуться и разделить деньги между всеми шапками на Ковент-Гарден, но тут заметила большую рекламу Голдсмитс[15], который претендовал на звание крупнейшего лондонского университета искусств. К тому же реклама содержала адрес. Стоило попытаться.

Джинни прошла мимо весьма современных учебных корпусов и только сейчас осознала, что уже вечер, а значит, нет ни занятий, ни студентов. Ей стоило подумать об этом раньше.

Джинни шаталась по округе, рассматривая листовки, прикрепленные к доскам для объявлений и стенам. Надписи кричали о митингах, занятиях йогой, презентациях альбомов. Она уже готова была сдаться, когда ее внимание привлек дрожащий от ветра листок. На нем была надпись: «СТАРБАКС: МЮЗИКЛ» – и забавный рисунок мужчины, ныряющего в чашку с кофе. А ниже говорилось, что спектакль поставлен кем-то по имени Кит Добсон.

Джинни заинтересовалась. Даже сейчас, когда на дворе было лето, спектакль все еще шел. Билеты, как сообщалось в рекламе, можно было купить в месте под названием «Профсоюз». Она спросила проходящую мимо девушку, что это такое.

– Профсоюз? – Она произнесла это немного растянуто. – Это студенческий клуб через дорогу.

Джинни пришлось несколько раз уточнять дорогу, прежде чем она смогла найти место, где располагался студенческий клуб, как будто оно было спрятано специально. Два лестничных пролета вниз, завернуть за угол, повернуть налево у урны к двери в конце коридора, освещенной двумя флуоресцентными лампами. На двери была приклеена листовка с рекламой спектакля, а в маленьком пластиковом окне виднелась рыжая шевелюра парня. Именно благодаря ему окошко выглядело как настоящая театральная касса. Он поднял голову от книги – кажется, это была «Война и мир».

Джинни поняла, что придется кричать, чтобы он ее услышал, поэтому просто подняла палец, показывая, что ей нужен один билет. Он показал восемь пальцев. Джинни порылась в кармане, нашла одну банкноту в пять фунтов и три монетки по фунту и осторожно просунула их в отверстие. Парень достал отпечатанный на принтере билет из коробки для сигар и передал ей. Затем ткнул пальцем красные двойные двери в конце коридора.