Тринадцатый хозяин

Яйцо

Сеттеры умные, честные собаки. Таким всегда был Фрам.

И неожиданно он стал воришкой.

Это случилось летом. Фрам потерялся. Его долго звали, стали искать и нашли в курятнике. Он стоял у лукошка, таращил свои открытые честные глаза, вилял хвостом и наблюдал, как куры несут яйца.

Его увели, взяв за шиворот.

На другой день Фрам опять исчез. Теперь искать его пошел я. Заглянул в курятник и вижу: Фрам стоит у лукошка и ждет, когда курица снесет яйцо. Дождался, пошарил носом в лукошке (курица отчего-то не возражала) и вытаскивает яйцо.

Сейчас оно разобьется. Но Фрам взял яйцо осторожно, «мягким зубом», как говорят охотники, взял и спрятал за щеку. Пасть у него большая, яйца и незаметно.

Фрам выходит из курятника тихими, осторожными шажками.

Увидев меня, воришка потупился и прижал уши.

— Отдай яйцо, — говорю я.

Стоит и сопит.

— Отдай.

Я протягиваю ладонь, сделав ее лодочкой. Фрам выплевывает яйцо. Оно падает в мою ладонь — розовое и блестящее. Фрам жмурится.

Мне смешно, но я размахиваю руками, показываю на куриное гнездо и говорю:

— Ах ты, разбойник. Разве можно красть? Кто так делает? Грабители! Псы-бродяги.

Затем приказываю:

— Пошел на место!

(Самое сильное наказанье. Фрам непоседа и долго лежать не может). Фрам идет на «место» и долго лежит на матрасике. Лежит и смотрит. И думает. О чем?..

На другой день (я работал за письменным столом) он подходит и трогает меня носом, зовет глазами, виляньем хвоста. Но куда и зачем? Что он хочет сказать мне? Я встаю и иду за ним. Фрам ведет меня сначала в сени — темные и прохладные, затем в катух. В черноте катуха я вижу кур, белых, как их яйца. Куры поют торжествующую Песню Снесенного Яйца.

Фрам подошел к лукошку и фыркнул носом на яйцо. Я беру его, ощущая ладонью его тепло и тяжесть, и ухожу. Фрам идет рядом со мной, такой довольный, будто снесся он сам.

«Ах ты, — думаю, — славный, лохматый псина!»