Трое, которых пятеро

ЗДЕСЬ

– У них там странное восприятие мира, – перебирая пучки подвешенных под потолком трав, рассказывала старушка. – Главный бог совокупляется с кем попало, принимая форму всяких животных и птиц, если ты чего-то лучше божества делать научишься – наказывают, а уж за помощь кому-то более слабому, так и пытать могут.

– В смысле? – удивилась голова, торчавшая в среднем окошке.

Прежде чем отвечать, Яга отделила несколько веточек от одной из связок и положила в глиняный горшок. Затем бросила туда же щепотку серого порошка из холщового мешочка и несколько иссушенных до неузнаваемости ягод.

– Ну вот, мучились там раньше люди без огня. Так один небожитель их этим огнем пользоваться научил и все.

– Что все?

– К скале добродетеля приковали на самом солнцепеке. И птичку к нему приставили, чтоб раз в сутки печень клевала, – объяснила Яга, заливая содержимое глиняного горшка кипятком.

– Так же ж и сдохнуть недолго, – поморщились все три головы Змея.

– В том-то и дело, что долго, – Яга накрыла горшок крышечкой и поставила возле печи. – Он бессмертный, прям как наш Кащей. За сутки рана на теле у него заживает и печень восстанавливается.

– Гы-ы-ы, – улыбнулась голова, торчавшая из левого окошка, – царь-батюшка такую печень оценил бы.

– А на следующий день птичка снова прилетает печенью лакомиться.

– Ужас, – скривилась голова в правом окне. – И долго он так страдал?

– До сих пор.

– Погоди, это ж ненормально! – заявила левая голова и покинула оконный проем. Снаружи донеслось: – Кащей, слыш чо говорю? Есть шанс записать в свой актив лишний подвиг...

ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ

– На кой она вам? – подозрительно спросил царь.

– Добро делать будем, – улыбаясь, сообщил Кащей. – Ну, по крайней мере, постараемся.

– Я, между прочим, еще за иголку на тебя обиду затаил.

– Это почему? Вроде же все по полочкам разложили, добрых дел тебе понаделали, дочку от маньяка-хряка спасли.

– Спасти-то спасли, – задумчиво теребя жиденькую бороденку, ответил царь. – Но осадочек-то остался. Самолюбие мое негодует.

– Ну, так и потешь его, поделись на время артефактиком, – толкнул царя в плечо Бессмертный.

Царь задумался ненадолго. Потом его лицо осветила довольная улыбка.

– Хорошо, дам я вам сферу.

– Ну и по рукам? – Кащей протянул государю ладонь.

– По рукам, – сжал тот руку Бессмертного и, не спеша отпускать, добавил: – но только при условии, что всякое доброе дело, которое вы с ее помощью сделаете, будете делать от моего имени. Вам все равно, а мне плюс подвиг.

– Это как? – попытался выдернуть руку Кащей, чувствуя неладное.

– Каждый раз в конце подвига своего говорите: во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель Тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого.

– Чо, серьезно? – захихикал Бессмертный. – Златофил?

– Нормальное имя, – насупился царь.

– Это ж как родители тебя не любили-то… Златофил… Ну хоть не ошиблись. До золота ты охоч. Так вот почему предпочитаешь представляться «Царь, просто царь»?

– Смотри, мы скрепили уговор рукопожатием, – хмуро пробормотал Златофил и, развернувшись на пятках, зашагал по коридору. – Василиса сферу тебе в замок сама принесет.

ДО СИХ ПОР ЗДЕСЬ

– Это чего, грозы ждать? – поинтересовалась странно вывернутая в оконном проеме голова Горыныча.

В окна верхнего этажа было удобнее заглядывать с крыши, но для этого приходилось неестественно выкручивать шеи.

– Да гроза вообще ни при чем, – увлеченно прикручивая медную проволоку к кастрюлеобразной конструкции, пробормотал Кащей. – А вот бабкины травки будут в самый раз.

Где-то на улице грузно затопотало. Горыныч вынул одну из голов из оконного проема, огляделся и сообщил:

– Избушка пришла.

С улицы послышалась возмущенная ругань Бабы Яги:

– Стояла себе изба триста лет, все нормально было. Нет же, давай к замку перегоняй. Да вы думаете, это бревна скрипят? Как бы не так! Это лапки у избушки скрипят. Старенькая она у меня.

Кащей выглянул в освободившееся от змеевой головы окно и проорал:

– Хорош ныть, старая! Тащи свои травки уже.

Старуха задрала голову, прикрывшись ладонью от солнца, и прокричала в ответ:

– Я старуха!? Ты себя-то в зеркало видел? Иголка твоя, если что, моложе тебя не делает. Только от смерти спасает, – но принялась доставать склянки и мешочки.

Пока поднимали все необходимое в башню замка, пришла Василиса, неся в руках завернутый в тряпицу хрустальный шар.

– Только он не в идеальном состоянии, – предупредила девушка, водружая артефакт на кастрюлеобразный цилиндр.

Кащей внимательно посмотрел на пересекающую артефакт трещину.

– Не думаю, что это критично, – пожал плечами Кащей, располагая над шаром сложную конструкцию из по-разному наклоненных зеркальных осколков, зафиксированных при помощи все той же медной проволоки. – Есть, конечно, небольшая вероятность, что пока мы будем там, кого-то перебросит сюда в качестве компенсации. Но угол падения лучей-то мы все равно заранее настроим, так что...

ГДЕ-ТО

– Заранее настроим, заранее настроим, – кривляясь, прошамкала Яга. – Настроил?

– Видимо трещина все же…

– Видимо трещина все же… – вновь передразнила Яга. – А Василиса тебе говорила! Кулибин бессмертный!

– Ты незнакомыми словами-то не выражайся! – вяло огрызнулся Кащей.

– Какие в словарном запасе сохранились, такими и буду выражаться! – топнула ногой старуха. – Василису по пояс в песок телепортировал, меня на два метра от земли, а Горыныч вообще неизвестно где. Кулибин и есть! Тот тоже квадратные колеса изобретал. На круглых ему, видишь ли, не ездилось! Не мог на мышах сначала эксперимент провести?

– Мыши-то в чем виноваты? – перебила Ягу Василиса, вытряхивая из походных башмаков песок. – И, кстати, где это мы?

– В пустыне, – мрачно буркнул Кащей.

– Чтоб твою кочерыжку хромая обезьяна перед смертью помусолила! – выругалась Яга. – Мы с Василисой тупые и не видим, что песок до горизонта во все стороны? Ты конкретнее как-то можешь…

Яга замолчала на полуслове, потому что из-за ближайшего бархана стала доноситься песня без музыкального сопровождения.

– Арабская но-о-о-очь, – пел кто-то, – волшебный восто-о-о-ок! Здесь чары и яд погибель сулят. Священный джихад!

Из-за песчаного холма показался верблюд и ведущий его в поводу мальчишка в широких штанах, жилетке и тюрбане.

– Эй, человек, – позвала Яга, щелкнув над головой пальцами. – Подь сюды!

Парнишка подвел к троице верблюда, поклонившись, поздоровался:

– Долгих лет вам и доброго пути, о достопочтенные путешественники, меня зовут Тесеус, и я путешествую.

– И тебе, о достойный сын своих родителей, доброго здравия и пути, – отвесила Яга не менее витиеватый поклон, здороваясь в ответ. – Не подскажешь ли, о любезный Тесеус, куда держишь путь в этом бескрайнем море раскаленного нещадным солнцем песка, простирающемся от горизонта до горизонта?

– Слышишь, – прошептала Василиса, толкая Кащея локтем в бок, – а ты не задавался вопросом, в каком стиле Яга не умеет разговаривать?

Кащей пожал плечами.

– О почтенная женщина, обходительность которой может сравниться с мягкостью шелков в покоях нашего падишаха, да будут дни его долгими и радостными, держу я путь к развалинам старого города, что расположены в трех горизонтах отсюда.

– О учтивый отрок, достойный сын своего народа, не поведаешь ли ты о цели, манящей тебя к руинам некогда величественного, а ныне покинутого людьми города.

– О обходительнейшая из встреченных мною на моем коротком жизненном пути, иду я туда, дабы прочесть начертанные на стенах храмов письмена. Надеюсь я найти среди оставленной в заброшенном людьми городе мудрости ответы на тревожащие меня вопросы.

– О наилюбознательнейший из всех встреченных на моем долгом жизненном пути юноша, что же за вопросы будоражат твой пытливый ум в столь молодом возрасте, на которые ты не можешь найти ответы в свитках библиотек своего города, что приходится тебе совершать столь изнурительный путь по горячим пескам пустыни?

– Не знаю, – наконец ответил Василисе Кащей так же шепотом, – но сдается мне у них это надолго.

К тому моменту, когда жгучее солнце почти спряталось за горизонт, а Бессмертный с Василисой, скорее от скуки, чем по надобности, развели небольшой костерок из собранных в округе выбеленных солнцем и отполированных ветром и песчинками веток, выяснилось три вещи. Первая – у юноши есть лампа с джином. Вторая – Тесеус хочет попросить джина, чтобы тот сделал парня героем. Третья – джин не хочет покидать лампу, чтобы исполнить желание.

– Сломался? – предположила Василиса.

– Да нет, – ответила Яга и потрусила лампу.

– Голову себе потряси, – донесся тоненький голосок из отверстия для фитиля. – Трясет она.

– Вылазь, болезный! – позвала Яга.

– И чего я там не видел? – поинтересовались из лампы. – Опять дворцы строить, да принцесс воровать? Пускай их ворует тот, кто Бременских музыкантов возит. А мне и тут неплохо.

– Да нахрен ты сдался, дворцы тебя строить просить да принцесс воровать. У нас тут своя принцесса сидит. Хозяин твой уже глазами насквозь ее проел.

Василиса захихикала, а парнишка стыдливо отвел глаза.

– Тогда на кой я вам нужен?

– Да ну… – задумчиво начала Яга, – была мысль попросить тебя, чтобы ты нас кое-куда перебросил. Но, сдается мне, ты из лампы потому и не носа не кажешь, что разучился даже элементарное делать.

– Чив-о-о-о-о? – возмущенно пропищала лампа, и из отверстия для фитиля повалил густой дым.

Яга подмигнула сидящим у костра и сообщила:

– Восток. Горячие люди. Их «на слабо» что угодно можно заставить исполнять.

– Да будет тебе известно, – громовым голосом сообщила покинувшая лампу полупрозрачная субстанция, наконец-то становясь джином, – что без контакта с внешним миром я становлюсь только сильнее, ибо не расходуется энергия, а аккумулируется. Но что ты, женщина, можешь знать о физике, ведь удел твой – гарем.

– Молчал бы уже, банка Лейденская! Аккумулирует он, – не на шутку завелась Баба Яга. – Про физику он мне тут будет рассказывать. Ландау масляный. Кто тебе поверит-то!? Сидишь там, бирюк-бирюком, позабывал, поди, все.

– Я!?! – возмущенно зарычал джин.

– Ну не я же, – хихикнула Яга. – Телепортацию, небось, в первую очередь, забыл.

– Я ничего не забыл!

– Ну, телепортируй нас в древнегреческие мифы, коли не забыл, – продолжала провоцировать Яга, – или все-таки разучился?

– Слушаю и повинуюсь! – хлопнул в ладоши джин.

И в следующее мгновение около костра остался только он, его лампа и верблюд.

ГДЕ-ТО ЕЩЕ

– Старая дура, чтоб меня от мухоморов никогда не таращило, – выругалась Яга, оглядывая изменившуюся местность. – Вот что мешало конкретнее место указать?

– Что это за коридоры такие странные? – спросила Василиса, оглядываясь.

– Куда мы перенеслись, о достопочтенные путешественники? – подал голос юноша.

Он тоже был здесь.

– Я не понимаю, где мы, – развела руками Яга. – И еще меньше понимаю, как отсюда выйти.

– Чтобы выйти, нужно идти, – заявила Василиса, доставая из холщевой сумки клубок и бережно опуская его на землю.

Тот несколько раз дернулся, словно не мог определиться с направлением, а затем неспешно покатился в левое ответвление. Компания пошла следом: Василиса, за ней – Яга с парнишкой, и замыкал процессию Бессмертный.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ЗДЕСЬ

– Видали? – спросила левая голова у средней и правой.

Те внимательно рассматривали хрустальный шар, внутри которого было видно, как компания вместе с каким-то незнакомым, нелепо одетым парнишкой, пробираются по каким-то мрачным коридорам.

– А чего нас-то не зашвырнуло? – наконец спросила средняя голова. – Один из лучиков и на меня же направили. Эти исчезли, а мы тут остались. Не понимаю.

– Ну, как в замке, – скептично пробормотала правая голова, оглядываясь.

И действительно внутри замковой башни находились только головы. Туловище же, цепко держась лапами за черепицу, расположилось на крыше. Широкого, позволяющего поместиться внутрь полностью, входа в лабораторию Кащея не было.

– О, вы гляньте, гляньте, – затараторила левая голова, возвращая внимание соседок к шару, – за ними фигня какая-то идет.

– Хм, – пробормотала правая, вглядываясь в шар, – действительно фигня.

Стараясь держаться в тени и на расстоянии, воровато следя из-за углов, за компанией следовало крупное двуногое нечто.

– Подвинься. Не вижу из-за тебя ничего, – толкнула правая голова среднюю.

– С другой стороны смотри, – боднулась та в ответ.

– Не могу. Там одно из зеркал бликует.

– Кащей! Сзади! – не обращая внимания на спорящих соседок, закричала левая.

ВСЕ ЕЩЕ ГДЕ-ТО ЕЩЕ

– Кащей! Сзади! – прозвучал взволнованный голос в голове у Бессмертного.

И тот, не раздумывая, кто или что его предупреждает, выхватив меч, ударил с разворота наотмашь. Сталь зазвенела о сталь. Перед Кащеем стояло странное мускулистое существо, почти человек. Если бы не венчавшая человеческое туловище бычья голова. В руках у человеко-зверя был вычурный топор, от соприкосновения с которым и зазвенел меч Бессмертного.

Где-то за спиной испуганно взвизгнула Василиса, за ней – Тесеус. Изумленно выматерилась Яга. Кащей, скрежеща лезвием меча по топору, увел его в сторону, еще раз развернулся и снова ударил. Меч чиркнул по плоти, врезался в кость, выворачивая Бессмертному руку. Чудовище взревело от боли, замахиваясь и нанося удар. Кащей дернул меч на себя и вверх, блокируя удар. Ухватив оружие второй рукой, стал выворачивать давящий на него топор. Урод с бычьей головой агрессивно сопел. И Кащей поступил так, как в честном бою не поступил бы ни один рыцарь, дорожащий собственной репутацией. Он изо всех сил пнул странное существо прямо в то место, которое мужчины прикрывают рукой, окунаясь в слишком горячую воду.

К такому человеко-быка жизнь не готовила. Зверь зарычал от боли, выронил топор и упал на колени, схватившись за причинное место. А Бессмертный, из последних сил удерживая меч онемевшей от боли рукой, ударил его прямо по шее, отсекая бычью голову.

– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля…

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ

– Зеркало слепит!

– Ну, подвинь.

– И подвину!

– И подвинь!

– Да тихо вы, там Кащея убить пытаются.

– Да что ж оно так бликует! – правая голова подвинула носом конструкцию из осколков зеркал, и угол падения лучей изменился.

НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

– …земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого! – закончил Кащей неуверенно, понимая, что о мече в руке напоминает только онемевшая от боли кисть.

– Клубочек путеводный там остался, – оглядываясь, пожаловалась Василиса.

– И пацан, – добавила стоящая рядом Яга, начиная хохотать.

– Чего ржешь, дура старая? – поинтересовался Бессмертный.

– А желание парнишки-то сбылось, – сквозь смех сообщила Яга. – Хотел быть героем и стал. Вплелся авантюрист-халявщик в древнегреческие мифы, как родной. Не успел попасть в другой мир, а уже плюс подвиг в копилку. Тесей, итить его мамку рваным лаптем. Кстати, Кащеюшка, чего ты там орал-то, как оглашенный?

– Да ну… – замялся Кащей.

Бабка вновь захохотала.

– Во славу Златофила? Это чего, царя нашего так зовут? То-то он постоянно «Царь, просто царь», – гримасничая изобразила государя Яга.

Старушкин смех прервал чей-то стон, и все трое, наконец-то, огляделись.

Они стояли на небольшой, метров пяти в диаметре площадке, с одной стороны которой был глубокий обрыв, а с другой – на несколько метров возвышающийся кусок скалы. И к скале этой был прикован обнаженный мужчина.

– Ну вот, таки попали, куда целились, – хлопнула в ладоши Яга и спросила Василису: – Где там твоя кислота заморская, которая железо разъедает-то?

Девушка достала из сумки склянку с желтоватой жидкостью, подошла к узнику, вытащила пробку и плеснула на цепь. Жидкость зашипела, вгрызаясь в ржавые звенья, повалил едкий дым.

Орел появился, когда кислота разъела обе цепи, фиксирующие ноги Прометея. Огромной тенью он пронесся над площадкой, схватил когтями Ягу с Василисой, заложил крутой вираж и разжал когти над соседней вершиной. Девушка и старуха упали на покрытый мхом уступ, а гигантская птица, изящно развернувшись в воздухе, вновь направилась к площадке, на которой остались Кащей с прикованным Прометеем.

Подлетев, птица выставила лапы, взмахнула крыльями, зависнув на несколько мгновений, и приземлилась.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, ПОКА ЕЩЕ ЗДЕСЬ, НО ВОТ-ВОТ…

– В этот раз точно хана.

– Не хана.

– Хана.

– Да нет же, я тебе говорю. Птичка его не заметит, гляди, как спрятался хорошо. От камня и не отличишь.

– Отличишь.

– Да не отличишь, я тебе говорю!

– Да что ж такое, зеркала-то все равно бликуют.

– Ну, подвинь.

– Да двигал уже! Солнце смещается и свет иначе падает.

– Так еще раз подвинь. Вот так.

Теперь левая голова ткнулась мордой в конструкцию из зеркал, слегка разворачивая ее. Луч света ударил в шар, несколько раз преломился о трещину и тремя вспышками ударил в глаза трем головам Горыныча.

– Ай! – вскричали те хором, и Горыныч исчез.

СНОВА НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

Гигантский орел сделал два шага по каменной площадке и остановился, осматриваясь. Бессмертный, затаив дыхание, повторял одними губами, как мантру, единственную фразу.

– Только не влево. Только не влево, только-не-в-лево…

Птица мысленных увещеваний не послушалась. Орел повернул голову именно влево и увидел замершего за валуном Кащея. Развернулся в его сторону, намереваясь клюнуть. Зажатый в угол Бессмертный испуганно озирался, понимая, что бежать некуда. Да и поздно уже.

Птица уже занесла клюв над Кащеем, но в этот самый момент воздух разорвал отчаянный вопль трех глоток Горыныча. А в следующее мгновение орла сплющило телом трехголовой рептилии, рухнувшей на птицу из ниоткуда. Во все стороны полетели громадные перья.

– Во имя справедливейшего из царей, защитника обиженных, безраздельного владетеля земель тридевятого царства, мудрейшего Златофила Первого, – пробормотал Кащей и добавил: – пацан сказал – пацан сделал. Надеюсь, царь-батюшка, ты там икаешь.

– Ну, прям, цыпленок табака, – прокомментировала одна из голов, сходя с раздавленной птицы.

– Ага, – согласилась вторая, – только надо было сначала общипать.

А третья удовлетворенно заметила:

– В шарике хрустальном такой громадной казалась. Но я все-таки побольше этой курицы буду.

– Эй, уважаемые, – позвал Прометей, – вы, ежели меня спасать пришли, то спасайте, что ли?

ОПЯТЬ НЕ ТАМ, ГДЕ ТОЛЬКО ЧТО

– Ну и как теперь обратно? – спросила Василиса, украдкой разглядывая правый бок Прометея, выглядевший как один сплошной шрам.

– Все само произойдет, – вертя в руках гигантское перо, ответил Бессмертный. – В нашем мире время на месте не стоит. Скоро в окно солнечный свет попадать перестанет, а следовательно, и шар хрустальный освещать не будет. Как только это произойдет, мы все назад и вернемся.

– Геракл расстроится, – задумчиво сообщила Яга.

– Чего это?

– Мы ему подвиг испортили. Хоть и не основной.

– Да ладно. Плюс-минус подвиг, в его-то случае какая разница? – успокоил старушку Прометей.

– Я вот, знаете, за что переживаю, – начал Кащей и видя, что взгляды обратились к нему, продолжил: – если все так вкривь и вкось из-за трещинки этой в хрустальном шаре пошло, мы назад точно вернемся? И в нашем мире точно никого в качестве компенсации не останется?

– Нашли из-за чего переживать, – отозвалась одна из голов Горыныча. – Вы мне лучше скажите, голова орла этого точно с нами обратно не вернется?

– Нахрена тебе? Своих трех мало, что ль?

– Да не! Она огромная просто. Бульон бы наваристый получился.

Солнце вот-вот должно было спрятаться за грядой скал.

ГДЕ-ТО ПОБЛИЗОСТИ ОТ ЗДЕСЬ

Машенька поняла, что что-то идет не так, когда после вопроса папы-медведя:

– Кто лежал на моей кроватке?

В комнату ворвался мужчина в странном плаще и шляпе-цилиндре, достал два пистолета и, сделав по выстрелу из каждого, уложил наповал и папу-медведя, и маму-медведицу. После чего бодрыми поджопниками выпинал из домика перепуганного медвежонка, а вернувшись обратно, сообщил:

– Спокойно, Маша. Я Дубровский.