СЕЙЧАС
– Словом, надеемся, что мы с Василисой все правильно сделали и надписи не будут больше появляться.
– Гарантируешь?
– Да какие ж тебе гарантии? – игнорируя обязательное обращение к царю на «вы», спросил Кащей. – Я ж не кузнец, уверенный в том, что его латы удар меча выдержат без вреда для владельца. Тут более тонкие материи.
– Ну так и ты пойми, Кащеюшка, что мне латы из тонкого материала даром не сдались. Латы должны быть как… – Златофил защелкал пальцами, подбирая аллегорию, да так и не подобрал, – как латы, в общем. Мой кузнец, вон, гарантию дает, что его латный доспех и стрелу выдержит. А полирует, так тебе доложу, что любое тепло от доспеха отражается и внутри в даже жару комфортно! А у тебя материи, видите ли, тонкие и без гарантий.
– Так латы – это латы, а дыры в потустороннее, это как… – теперь пальцами защелкал Кащей, явно передразнивая царев жест. – Как дыры в потустороннее.
– Извините, что вмешиваюсь, – просунул в окошко какую-то из голов Змей Горыныч. – Кто там и на что гарантию дает?
НЕДАВНО
– Весь перечень наблюдаемых нами на данный момент графических изображений материализовался до появления края небесного светила над восточной частью горизонта, но в промежуток, когда темнота стала уже не столь концентрированной. То бишь, в аккурат на рассвете, – завершила доклад Яга.
Кащей, хмуря брови, разглядывал надписи. Если бы кто-то решил сравнить его с тем, каким он был совсем недавно, когда похищал иглу из царева хранилища, то наверняка заметил бы некоторые перемены. Злодей перестал горбиться, стал опрятнее, точнее в движениях. Взгляд его перестал быть пустым, просачивающимся сквозь собеседника, приобрел ясность, стал живым и цепким.
– На рассвете, значит?
– В аккурат, – подтвердила Яга. – Не было замечено ни шевеления травы, ни каких-либо других признаков наличия использующих магические артефакты особей, система растянутых вдоль стены нитей также не претерпела изменений и до сих пор пребывает в том состоянии, в коем была оставлена на закате. Магические индикаторы также не подавали признаков наличия потусторонних сил, – и вдруг внезапно закончила в несвойственной ей манере: – просто буковки из ниоткуда такие, вжик-вжик.
И помахала руками в воздухе, изображая появляющиеся на замковой стене буквы.
– Это будоражит мое любопытство, – пробормотал Кащей.
– Не то слово! – согласилась Баба Яга.
– Я тоже до усрачки заинтригованный, – сообщила средняя голова Горыныча.
– То слово! – кивнула Змею старушка.
– Прям до усрачки? – иронично полюбопытствовал Бессмертный.
– А то! Во втором часу еще приспичило, – подтвердила средняя, кивая на мирно сопящие, вытянувшиеся в траве левую и правую головы. – Спать-то попеременно мы можем, а отлучиться по отдельности – нет. Вот и терпели, считай, до рассвета. Но зато потом, как уже случилось все, вон туда – бодрствующая голова мотнула в сторону леса, – отлетели и…
– Избавь меня от этих подробностей, будь добр, – попросил Кащей, выставляя ладонь перед собой.
– А?! Чего? – продрала глаза левая голова, приподнимаясь над травой. – Подробностей целая куча!
– Куча знатная получилась, – подтвердила такая же сонная правая. – Неделю не мог никак, а тут разом прямо… И барашек, и яблочки, и кукурузка давешняя…
– На кой ты меня оживила-то, Василисушка? Почему вместе с этими? – хлопнул себя ладонью по лбу Кащей. Затем скомандовал: – Продолжайте наблюдение.
И пошагал прочь, бормоча на ходу невнятные ругательства. Краем уха он все-таки услышал, как Яга спросила:
– Ну, ладно, кукуруза – понятно. Но как ты определил, что барашек переварился?
И еще он услышал ответ Горыныча:
– Дык, череп же с рогами-завитушками…
СЕЙЧАС
В поле за замком прихватили трех поросят. Одного нарядили в латы, с горем пополам перевязав ремешками, и отпустили. Но то ли у животинки интуиция была очень хорошо развита, то ли она с детства мечтала о карьере беговой свиньи, как только ноги коснулись земли, зверушка, позвякивая латами, рванула в рощу.
Горыныч с таким раскладом был не согласен и рванул вдогонку, набирая полные легкие воздуха, чтобы выдохнуть на латы и довести эксперимент до конца. Однако у поросенка, откуда ни возьмись, к скоростным характеристикам прибавился генератор рандомных скачков, точь-в-точь как у уходящего от лисы зайца.
Стоящим возле телеги Кащею с царем, кузнецом и парой крестьян, которые наряжали свинюшку в доспехи, оставалось только наблюдать за стремительно рванувшим по воздуху за своей жертвой Горынычем. Тот пытался прицельно попасть в звенящую латами хрюшку, но животное каждый раз удивляло его изменением траектории бега. Поэтому результатом были лишь выжженные пятна, остающиеся по пути следования Змея.
В конце концов, Горыныч психанул, набрал воздуха во все три глотки и с криком:
– Обожаю запах напалма по утрам! – выдохнул одновременно всеми глотками, создав стену рокочущего пламени, подстегнувшую хрюшку в доспехах ускориться еще больше.
– Как бы пшеницу дуралей не спалил, – задумчиво поглаживая бородку, поделился мыслью царь. – Ишь, разошелся как.
– Этот может, – согласно кивнул Бессмертный.
К счастью, предположение не оправдалось. Поросенок добрался до чащи раньше, чем его нагнала волна пламени. О приблизительном направлении его движения намекало только затихающее позвякивание лат.
Горыныч же, в самый последний миг прекратил выдыхать огненные струи, заложил вираж и вернулся к царю с Кащеем, виртуозно приземлившись рядом.
– Убежал, – сообщила правая голова и без того понятное.
– Чуть-чуть не догнали, – подтвердила средняя.
– Еще свиньи в латах есть? – поинтересовалась левая.
Кузнец грустно вздохнул и пошел к телеге.
НЕДАВНО
– Много их было, – сообщила испуганно озирающаяся Яга, даже не пытаясь громоздить привычные запутанные словесные конструкции. – Прямо из воздуха вышли, рожи страшные, нечеловеческие. А сами будто из букв состоят. Испохабили стенку и растаяли.
– На рассвете? – уточнил Кащей.
– На рассвете.
– А Горыныч где? Вы разве не поочередно дежурили?
– Горыныч меня и разбудил, как все началось.
– Ну и где он?
– В этом-то, Бессмертненький, и проблема, – вздохнула Яга. – Уволокли они его с собой.
– Как уволокли? Куда?
– Кинулся Горыныч на них, закричал, чтоб стену похабить прекратили, а они на него налипли, как тесто к рукам, и утянули.
– Да куда утянули-то? – вновь спросил не на шутку взволнованный Кащей.
– Вон туда, – указала дрожащей рукой Яга на канализационный люк, оставшийся еще со времен итальянских братьев-водопроводчиков.
– Да как? Змей вона какой здоровый, а люк – маленький.
– Смялось все, Кащеюшка, – руки старушки затряслись еще сильнее, когда она показывала, как все сминалось, – будто глина горшечная. И эти, и змей наш, в один комок все. Как каша какая, на грязи замешанная.
Кащей подошел к люку, присел рядом и увидел следы бурой, зернистой слизи на крышке. Провел пальцем, подумав, что ощущения сравнимы с теми, какие бывают, если случайно схватишься за виноградного слизня – холодное, скользкое и одновременно клейкое.
– И запах этот сильнее был в разы, – заметила Яга.
Кащей повел носом и наконец-то понял, что где-то на грани его обонятельных возможностей все-таки улавливает запах тлена и разложения.
* * *
– Вот Ванька, черт яблочный, всю библиотеку вверх дном перевернул, чтоб ему...
– Да не переворачивал Ваня ничего, – заступилась за него Василиса. – Я за все время у него только одну книгу видела из твоей библиотеки.
– Это ж какую?
– С картинками, – засмущалась Василиса.
– Камасутру, что ль?
– Ее самую, – хихикнула в ладошку Василиса. – Да и ту потом вернул.
– «Основы механики» тогда какого лешего затасканные такие?
– А… – опомнилась Василиса. – Точно, ведроидов же делал.
– Я так понимаю, – Бессмертный окинул взглядом библиотеку, – «История происхождения нежити» сама на стол упала и раскрылась?
– А, так это Серый Волк с Машей Шапкиной, – развела руками Василиса. – Ваня тут ни при чем.
– Проходной двор, а не библиотека, – беззлобно пробормотал Бессмертный и принялся перечислять, возвращая книги на полки. – «Свойства воды», «Посмертное оживление», «Искусство управления массами», тоже Серый Волк с Машей? Или еще кто?
– Ну, знаешь ли, Кащеюшка, – уперла руки в бока царева дочка, – тут еще твой братец не один день хозяйничал. С него и спроси.
Бессмертный ненадолго задумался, а потом поинтересовался:
– Где он, говоришь?
– Фея сказала, что в Простоквашино, со стертой памятью, письмоносцем подрабатывает.
– И спрошу, – кивнул Кащей. – Обязательно спрошу, когда с текучкой разберемся. И если способ добраться до него найду.
Наведя в библиотеке относительный порядок и освободив один из столов, Кащей положил на него стопку увесистых фолиантов и, открыв один, углубился в чтение. Василиса, между тем, присела напротив и тоже взяла книгу из стопки, развернула и принялась изучать оглавление.
В тишине, нарушаемой лишь шелестом страниц, прошло несколько часов. Вдруг Кащей воскликнул:
– Ага! – и встав из-за стола, направился к картотеке, под которую был выделен отдельный длинный ящик. Принялся что-то бормотать себе под нос, достал карточку и повторил: – Ага.
– Нашел? – спросила девушка, отрываясь от чтения.
– Кажется, да, – Кащей подошел к одной из полок, уверенно достал оттуда ветхую книжицу и, положив на стол, открыл ее.
– Да что там? Не томи уже!
– Вот. «Рассуждения об аномалиях и возмущениях, создаваемых потусторонними субстанциями».
Пролистал страницы до нужной и стал читать вслух:
– Как было сказано в начале трактата, отличительной особенностью нашего мира является его незавершенность, которая влечет за собой вероятность исключений из любого правила, доселе существовавшего, и любых закономерностей в будущем, выведенных путем наблюдения. Однако, исходя из выпавшего на мою жизнь опыта, можно предположить, что наш мир не един, и некоторая толика иных миров, входя в соприкосновение с нашим, оставляет следы различной степени материальности, – Бессмертный оторвался от книги, посмотрел куда-то в сторону и задумчиво произнес: – Как будто с Ягой поговорил.
– Дальше, дальше читай! – попросила Василиса.
Кащей откашлялся и продолжил:
– Из наблюдаемых и сопоставляемых мною событий и явлений, кои я перечислю в приложении к сему труду, отдельного внимания заслуживают воплощенные непосредственно демиургами (см. «Размышления о сути демиургов»). Созданные своими создателями по образу и подобию, но, не имея должных умений и опыта, эти сущности сами стали создавать существ и ситуации для того, чтобы развлечь себе подобных или потому, что были уверены, что придуманное ими и так существует, – Кащей набрал в грудь воздуха и продолжил. – Созданные такими сущностями мысленные фантомы миров, в свою очередь, соприкасаясь друг с другом, порождают химер. И часть созданных химер получает проекции в нашем мире. Время жизни и возможности оных проекций зависят от силы мысли создателя и воображения тех, кто с этими мирами соприкасается.
Бессмертный умолк, осмысливая прочитанное.
– Все? – поинтересовалась Василиса.
– Чаще всего таковыми проекциями становятся ключевые места, события или существа, придуманные где-то за гранью нашего мира, так как на их создание у создающего было затрачено колоссальное количество энергии, позволившее, в свою очередь, и самим вещам, местам, существам распространиться за пределы придуманного мира или события.
– Так это что ж получается… – начала было Василиса.
Но Бессмертный поднял вверх указательный палец, призывая повременить с вопросом, и продолжил читать:
– В редких случаях проекции такого рода неустановленным способом укрепляются в других мирах, становясь полноправными его участниками, однако, со временем мир распознает их чужеродность и отторгает.
– Вот вроде бы и понятно все, – встряла Василиса, – а голова заболела.
– Если возникает потребность в ускоренном отторжении таких проекций, следует просчитать и совершить те действия, которые были предусмотрены их создателем в том мире, для которого они создавались.
– Теперь у меня еще больше вопросов, – сообщила девушка.
– Говоря проще, – принялся объяснять Кащей, – если кто-то где-то придумает себе воображаемого друга, то у нас этот воображаемый друг может стать вполне себе реальным. Но не факт, что надолго, потому что наш мир и мир создателя живут по разным правилам.
Василиса долго молчала, переваривая услышанное, а затем робко спросила:
– Скажи, Кащеюшка, а Ваня мог быть проекцией чьей-то фантазии?
– Да погоди ты с Ваней! Дай мне с тем, что Горыныча утащило, разобраться, – огрызнулся Бессмертный, но тут же смягчился: – Я сам мало чего понимаю. Тем более Ваньку твоего не застал. Это он с братцем моим воевал. Откуда ж мне знать-то?
* * *
Просидели в библиотеке до поздней ночи. Кащей то читал, то бегал по замку в поисках необходимых и только ему известных предметов. Один раз, ненадолго удалившись, Бессмертный вернулся в странном одеянии, состоящем сплошь из карманов и особых петелек для колбочек, ножей и еще не бог весть чего.
Пока он раскладывал собранные зелья и вещички по карманам и ячейкам костюма, Василиса спросила:
– Слушай, а кто такой этот Изяслав Портной?
– Автор трактата? – уточнил Кащей, вставляя флакончик со светящейся жидкостью в одну из нагрудных петель, – не знаю. Кто-то считает, что это коллектив авторов, потому что трудов много написано, даже тяжело представить, что один человек за всю жизнь столько написать смог. Кто-то уверен, что на самом деле такой был. Существует легенда, что много веков назад жил рыцарь с таким именем. Долго промышлял странствиями да подвигами, а потом вдруг внезапно разбогател и стал одежду шить.
– Кто ж, разбогатев, в портные подается? – изумилась девушка.
– Вот и мне эта история невероятной кажется. Но также, говорят, организовал этот Изяслав тайное сообщество не то «феритейл», не то «фритейлор».
– И чем же занималось это общество?
– Знания, говорят, собирало да систематизировало.
– А означает название что?
– Да затерялось значение в веках-то. Кто говорит, что хвост феи, кто – свободу портному. Поговаривают, эти свободные портные и сейчас есть, только не афишируют свое существование. Потому что, если их знания дурному человеку попадут, беда будет, – Кащей проверил амуницию, несколько раз подпрыгнул на месте и, удовлетворенный результатом, сказал: – Но сколько легенды не пересказывай, идти все равно нужно. Пойдем, Василиса. Пора.
* * *
– Неужели это итальянцы столько навыкапывали? – изумленно спросила Василиса, придерживая подол платья, чтобы не замочить его в нечистотах.
– Не похоже, – задумчиво пробормотал Бессмертный, освещая флаконом со светящейся жидкостью очередную развилку тоннеля.
Василисе казалось, что они блуждают по подземному лабиринту целую вечность. Один переход сменялся другим, небольшой тоннель, по которому нужно было идти, согнувшись в три погибели, выходил в тоннель побольше и пошире, а тот, в свою очередь, – в еще больший. Иногда тоннели разветвлялись, но Кащей уверенно выбирал один из вариантов.
– Как ты знаешь, куда поворачивать? – спросила его Василиса.
Тот без слов поднес светящуюся склянку к одной из стенок тоннеля. Вся она была испачкана такой же субстанцией, что и крышка люка.
Некоторое время шли молча, а затем Василиса вновь подала голос:
– Бессмертный, так все-таки, как думаешь, Ванька мой – тоже проекция?
– Почему ты так решила?
– Ну, появился ниоткуда, наураганил и исчез в никуда.
– Возможно, и проекция.
– Это что ж получается, наш мир его отторгнул?
– Ну как я тебе наверняка-то сказать могу, если сам только сегодня до книги с этой теорией добрался?
Василиса тяжело вздохнула, а Бессмертный встряхнул флакон, начавший тускнеть, и свечение на некоторое время вновь сделалось ярче.
Василиса собралась было спросить еще что-то, как из тоннеля впереди послышался слабый стон.
– Слышал? – шепотом спросила девушка Кащея, вглядываясь в едва уловимое свечение где-то в конце тоннеля.
Тот молча кивнул, вытащив на всякий случай из ножен нож с травлеными по всему лезвию диковинными символами.
Звук раздался снова. На этот раз более явственно. Это был голос. И голос звал.
– Нашли! – воскликнула Василиса и бросилась вперед на звук. – Ваня! Иду, мой хороший!
– Горыныч, держись! – рванул вслед за ней Кащей, а уже в следующее мгновение, когда все понял, закричал: – Стой, дура!!!
Но Василиса слышала только голос своего внезапно пропавшего мужа.
Бежать Кащей не прекратил. Но не на выручку трехголовому напарнику, а за девушкой. Его разум понимал, что голос в конце тоннеля, как и свет, всего лишь иллюзия, вызванная тем самым неведомым, выводившим на прогулку нечто потустороннее, чтобы это потустороннее писало на стене замка. А они, слышали только тех, за кого больше всего в данный момент боялись. Кащей – Горыныча, а Василиса, оказывается, – Ваню.
Кто звал их на самом деле, можно было только гадать, но Бессмертный был готов поставить свою иглу на то, что ничего хорошего мерцающий в конце тоннеля свет не обещает.
– Стой! – вновь прокричал он Василисе.
Но ответом ему было только хлюпанье луж под ее ногами.
Вывалился из тоннеля в какую-то огромную пещеру Кащей на долю секунды позже Василисы, но и этого было достаточно, чтобы не успеть.
Тело девушки, уже оплетенное аморфными слизистыми волокнами, взмыло вверх. Увлекаемое неведомо откуда берущимся затхлым воздушным потоком, оно стало частью невообразимого в своем безумии, будто снятого в замедленной съемке, вихря, в котором было несколько десятков бессознательно парящих тел. Здесь же безвольно плыл по воздуху и Змей Горыныч. Тут же вращались тысячи листов бумаги, миллионы плывущих сами по себе букв, хаотично складывающихся в нелепые, необъяснимые словоформы: «Цой жив», «Зима не будет», «Мы все умрем», «Аффтар жжот», «Хочу бабу потолще», «Я помню чудное мгновенье», «Нахер так жить», «Сниму двушку в центре» и множество других, среди которых, ярко пульсировала состоящая из заглавных букв фраза «МЫ ВСЕ ЗДЕСЬ ЛЕТАЕМ».
А в следующее мгновение этот безумный вихрь подхватил его, облепив бурыми слизистыми жгутами и потянув вверх, в свой эпицентр. И в то же мгновение к Бессмертному пришло осознание того, что все это – обрывки когда-то написанных фраз, из которых состояли рассказы, повести, стихи, сценарии, диалоги в чатах и на форумах, предложения в бегущих строках, напечатанные на баннерах, в книгах, газетах. Кащей не понимал значения многих слов, проносящихся сквозь его разум, но осознавал, что ядром, притягивающим и удерживающим все это, был невероятной глубины страх.
Страх, что слова будут не к месту, будут не так поняты, не найдут отклик в сердце читателя, не произведут ожидаемого эффекта, не наберут лайков, получат осуждение, будут высмеяны.
Здесь, в подземной пещере незавершенного мира, концентрировался страх авторов всех других миров. Страх, возникавший пусть даже на одно единственное мгновение, пусть даже всего раз в жизни. Здесь был и страх быть пойманным подростка, пишущего на заборе матерное слово, и страх маститого писателя, не уверенного в том, что продолжение получилось на уровне первой части книги, и боязнь выпускника недобрать баллы за экзаменационное сочинение. Здесь была паника младшей научной сотрудницы, пишущей заявление на отпуск в июле, здесь было сердцебиение девочки, старательно выводящей на валентинке признание в любви, и даже страх какой-то продавщицы быть уличенной в том, что дописала в ценник лишний ноль...
Через все эти страхи, к нему, плывущему сквозь миллионы висящих в воздухе букв, составляющих миллиарды смыслов, пришло озарение: если все это будет продолжать копиться здесь и дальше – мира, в котором все они живут, может не стать.
– Не надо нам чужих страхов, – зло буркнул он, продолжая вращаться в воздухе, и потянулся к флаконам, закрепленным на нагрудном ремне, сорвал один и, вытащив зубами пробку, взмахнул, разбрызгивая жидкость во все стороны. – Со своими бы разобраться.
Комната ненадолго озарилась невероятным количеством вспышек. Это вспыхивали и исчезали висящие, вращающиеся, плывущие в вихре страха буквы. А еще через миг вихря не стало. Все рухнули на пол пещеры.
– Едить твою мать! – раздался в темноте голос одной их голов Горыныча. – Я кого-то придавил кажись.
– Ну так дыхни вверх, посвети, – предложил в темноту Кащей. – Заодно и выяснишь, кого ты там придавил.
СЕЙЧАС
– Да окстись, черт чешуйчатый! – брызжа слюной орал царь. – Ты четырех поросят задохлых догнать не смог. А на них, между прочим, самые лучшие латы кузнеца моего. Где теперь по лесу искать? Все? Прощай образцы доспехов? Прощай художественная ковка?
– Дык проверить же! – обиженно бормотали головы.
– Мы разве виноваты в том, что у вас, царь-батюшка, поросята беговые?
– А вдруг война, а я латы ваши на термоустойчивость даже не тестировал?
– Ты где таких слов нахватался, коптильня трехголовая! – Златофил подхватил с земли увесистый камень и швырнул прямо в Горыныча.
Камешек ударил среднюю голову Змея по носу и отскочил в траву. Голова недоуменно моргнула. Царь принялся искать, чем бы еще запулить в рептилию, но, не найдя подходящего снаряда, махнул рукой и, заложив руки за спину, не оглядываясь ни на Кащея, ни на телегу с сидящими в ней крестьянами и кузнецом, зашагал к замку.
– Лошадь в доспехи нарядить мыслимо? – злобно бормотал царь себе под нос. – Свиней ежели кто в лесу в железе встретит, так обделается. А тут еще и кобыла. Нате вам. Тоже будет по лесу ходить, звенеть… Ты смотри, рекордсмен по перегару нашелся. Кобылу я еще на эксперименты не переводил. Гадюка перекормленная. И на кой черт я проверять согласился?
Настроение у государя испортилось окончательно.
– Горыныч, скажи мне, друг любезный, что у тебя с самоидентификацией? – поинтересовался Кащей, когда царь отошел на приличное расстояние.
– С чем?
– Ну, почему ты себя то в единственном числе называешь, то во множественном?
– Не понял?
– Ну, иногда ты говоришь «я пошел», «я прилетел», а иногда «мы пошли», «мы прилетели». От чего это зависит?
– А! – воскликнула левая голова, – ну так просто же все!
– Если я пошел, сделал или подумал, – продолжила средняя, – тогда в единственном числе.
– А ежели мы пошли, или мы сделали, тогда во множественном, – закончила правая.
А потом все три хором спросили:
– Чего непонятного?
ЧУТЬ ПОЗЖЕ, ЧЕМ СЕЙЧАС, БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ
– Уж не знаю, откуда оно взялось, как в нашем мире оказалось, но штука отвратительная, ощущение полной безысходности рядом с ней. Люди все, кто там был, потому и не в себе до сих пор, – закончил рассказ Кащей. – А в пещере выход нашелся на южную сторону. Заваленный, правда. Хорошо, что это нечто Горыныча туда затащило. Змей, считай, в одиночку весь завал и разгреб. Так и выбрались.
– А думали, что мы людей едим, – покачала головой Баба Яга. – А оно видишь чего. Хорошо, что нашлись.
– После такого поневоле в демиургов поверишь и к книгам Изи Портного серьезнее относиться станешь. Ну не могло ж такое само по себе образоваться? Я смысла большинства образов даже не понимал. Твиттеры какие-то, репосты…
– Хватит уже голову чужими мыслями забивать-то. Со своими бы разобраться. Ты мне лучше скажи, какое такое зелье разбрызгал там, что оно подействовало?
– Жидкость экспериментальная, чернила выводящая. Я ее на всякий случай прихватил. Сам не думал, что пригодится. Подумал, раз все это на страхе от написанного держится, значит, и выводить надо, как чернила.
– Вот потому я у себя из избушки ничего и не выбрасываю. Никогда не знаешь, что и когда понадобится. Ну да, справился и слава богу, – махнула рукой Яга и сменила тему. – А куда это Горыныч запропастился? Сказал же, что до рощи слетает и обратно.
Словно в ответ на вопрос Яги в воздухе над горизонтом показался трехголовый силуэт.
– Траектория полета нашего трехглавого компаньона наводит на мысль об алкогольном опьянении. Но учитывая, что отсутствовало это животное не более двадцати минут, такое маловероятно. Причиной данного вывода служит банальное логическое умозаключение, исходя из которого следует, что для состояния алкогольного опьянения, способного нарушить координацию движений такого крупногабаритного существа, где-то неподалеку должен находиться внушительный источник достаточно крепкого спиртного напитка. А у нас такового не имеется.
– Да нет, скорее всего, его от ноши в стороны бросает, – предположил Кащей. – Видишь, в лапах тащит чего-то.
Горыныч тяжело рухнул на поляну возле избушки и выронил из лап четыре железных комплекта лат с прожаренными свиными тушками внутри.
– Я все правильно рассчитал, – сообщил он. Там за рощей овражек, а в латах хрюшкам несподручно из него выбираться. Все четыре туда попадали.
– Ай, хитер! – погрозил Змею пальцем Бессмертный.
– Жалко, на лошади доспех не протестировали, – притворно вздохнул Горыныч, сдирая лапами латы с одной из свиных туш. – Интересно ж, лошадиный череп переварится, али так выйдет.