Трое, которых пятеро

ДО

Сидя на вершине холма и нежась на солнышке, Баба Яга и Кащей Бессмертный наблюдали, как царь, ядрено матерясь, гонится с топором за двумя, похожими как две капли воды, мужиками, отличить которых можно было только по цвету костюмов. Убегая от государя, они эмоционально возмущались на незнакомом Кащею наречии.

– Чего они бормочут? – поинтересовался Кащей. – Ты понимаешь?

– Говорят, что из добрых побуждений убивали злых духов.

– Откуда во дворце такое великолепие? – изумился Кащей.

Ответом ему стал нервный ор самого царя:

– Я энтих черепах из-за границы вез, террариум оформлять, чтоб как у людей!

Парочка, петляя по полю, вновь принялась оправдательно причитать.

– А сейчас чего? – спросил Ягу Бессмертный.

– Дракон, говорят, в подземелье. Предполагают, что у него наверняка есть принцесса и предлагают убить.

– Погоди! – стало доходить до Кащея. – Это они Горыныча нашего за похитителя принцесс приняли?

– Как будто змеев у нас тут на каждом шагу по сорок штук, – съязвила Яга. – Его самого.

Змей, после объявленной троице амнистии, в жаркие дни любил спрятаться в тени замка, прислонившись к холодному камню. А чтобы совсем головушку не пекло, очень часто засовывал головы в подвальные окна, где было еще прохладнее. Видимо, там на него и натолкнулись одинаковые с лица заморские мастера.

– И угораздило ж царя с заграничными мастерами связаться. Чем ему отхожие места за дворцом не угодили?

– Ну, – развела руками Яга, – сказал же, что надо как за границей, канализацию. Вот и выписал мастеров итальянских – Марио и Луиджи.

– И толку? Подвал разворотили, черепах заморских потоптали, а сделать ничего и не сделали.

– Дикари, – флегматично констатировала Яга.

– Дикари, – согласился Бессмертный.

– А знаешь, как они называют блины с припеком? – спросила старушка.

– Что, они не называют их блинами с припеком? – удивился Кащей.

– У них другая культура, они вообще не понимают, что это такое, блины с припеком. Да и вообще у них к тесту подход другой.

– И как они их зовут?

– Пиз-з-за.

– Пиз-з-за? А как они тогда называют лапшу?

– Спагетти.

– Иди ты!

– Да. Спагетти. И она у них не плоская, а круглая и длинная. И заливают они ее вареными помидорами, сдобренными острым красным перцем, – сообщила Яга, вставая.

– Тьфу ты!

– О, гляди, самодержец рукой машет. Опять что-нибудь придумал.

– Сам подойдет, если так нужно, – решил Кащей и, подняв глаза вверх, спросил у неба: – Что ж ему на троне-то не сидится?

– Я так мыслю, его пассивное психическое состояние не выносит снижения активности, что провоцирует его подсознательно проявлять интерес к различным видам деятельности, а также окружающим его персонам во избежание наступления депрессивной фазы.

– Недолго ты по-человечески разговаривала, – грустно вздохнул Бессмертный.

– Да чего непонятного? Скучно ему. Вот он скуку и развеивает в меру своих умственных способностей.

– Я вижу.

Где-то далеко по полю, в сторону горизонта, все еще бежали два итальянских водопроводчика. Но царь уже не пытался их догнать. Вскинув топор на плечо, он, пританцовывая и напевая фривольный мотивчик, шел к холму, где расположились Яга и Бессмертный.

– Отдыхаете? – спросил царь, взобравшись на холм и роняя топор рядом с собой.

– Совмещаем физически-пассивный отдых с интеллектуально-дедуктивными нагрузками, заключающимися в построении предположений о наиболее вероятных причинах подсознательной тяги определенного типа людей к различным, не связанным с основным родом занятий, видам деятельности.

– Слушай, – присел царь на травку рядом с парочкой злодеев, – ну вот ты зря от должности посольской отказываешься. Твое умение на хрен посылать так, чтобы никто ничего не понял, очень пригодилось бы.

– Упаси бог! Никого я сейчас никуда не посылала, – возразила Яга.

– Да? – спросил царь и на несколько мгновений задумался. – Показалось, значит. Выверты в разговорах у тебя сложные. По отдельности и то не каждое слово разберешь, а вместе когда, так и подавно. Прямо как итальянцы эти. Тараторят-тараторят, а понять никакой возможности.

– Ну, не такой уж и сложный язык. Они просто очень эмоциональные, от того и кажется, что непонятно.

– А ты откуда знаешь?

– Довелось там побывать… – ухмыльнулась Яга.

СОН?

Юля проснулась от того, что под окном кто-то сбивчиво бормотал, выдерживая знакомый стихотворный размер. Блин, это ж надо было с открытым окном уснуть. Оказывается, Уильям Шекспир – вполне приемлемая литература для того, чтобы уйти в царство Морфея прямо посреди книги. Стихи? Да, определенно, под окном читают стихи. Знакомые стихи!

Юля принялась вставать и ударилась в темноте ногой обо что-то твердое.

– Какого хрена здесь делает тумбочка? – Удивилась девушка, вглядываясь в темноту. – Какого хрена здесь делает эта комната? Или какого хрена я делаю в этой комнате?

– Как на балу тебя узрел, так тут же сразу обомлел, – доносилось откуда-то из-за окна.

Юля на ощупь прошла к окну, цепляясь за какую-то незнакомую мебель, осторожно отодвинула краешек шторы и обомлела.

За окном были какие-то странные двухэтажные дома – явно не хрущевки, мощеная булыжником дорога – явно не автомобильная, и юноша – явно не из двадцать первого века. Внешний вид его наводил на мысль, что молодой человек ограбил музей: какие-то странные, обтягивающие панталоны до колена, рубаха с абсурдно-кружевными манжетами, камзол и головной убор с пером.

– Любить покойницу без лампочки… – пробормотала Юля.

– Джульетта, милая, родная, я от любви к тебе сгораю. Молю, не отвергай меня! Мне без тебя не жить и дня, – повысил голос парень, увидев, что шторы зашевелились.

Сначала Юля ущипнула сама себя. Когда выяснилось, что это больно, мысли ее понеслись галопом. От «это сон, мне снится Верона и события, описанные Шекспиром» до «сбылась мечта идиотки» прошло меньше секунды. Но в этом промежутке было все. И эпизод поэмы, на котором ее начал одолевать сон, и искреннее восхищение чистотой чувств Ромео и Джульетты, и горькое сожаление о том, что ей таких чувств испытать не суждено.

– Ну охуеть теперь, – пробормотала девушка, всплеснув руками. – Я – Джульетта. Просто охуеть.

– Соединим сердца свои навеки, пока навечно не сомкнутся веки, – продолжал юноша.

– Полудурок пубертатно-дозревающий, – беззлобным шепотом поставила диагноз девушка, выглядывая из-за плотной шторы. – Пашкетта бы сюда. Капец. Вы б всю Верону утомили. Его б терпеть не стали здесь, на площади б давно казнили… Упс! По ходу это заразно.

– Так велика моя любовь, что закипает в жилах кровь, – продолжал юноша.

– Ставлю на то, что дальше будут «вновь» и «морковь», – пробормотала Юля, натянула на лицо приветливую улыбку и, отодвинув штору, выглянула в окно.

– Ты чо орешь? Второй час ночи! Перебудить всех в доме хочешь? – зашипела она на парнишку внизу.

– О свет очей, моя любовь! Как рад тебя я видеть вновь! – не обращая внимания на агрессивные нотки, обрадовался парень.

– Осталась «морковь», – пробормотала девушка себе под нос, а парню прошипела: – Заползай, давай, пока всех не разбудил.

Тот стал карабкаться в окно второго этажа, цепляясь за декоративные выступы на стене здания, попутно бормоча что-то. Скорее всего, про любовь. Потому что рифму «морковь» девушка услышала как минимум трижды.

– Человек-паук, прям, – саркастично прошептала Юля, глядя на вваливающегося в окно парня.

– Джульетта, милая, – распростер объятия парень, попав внутрь.

Но девушка обниматься не спешила.

– Ромео, скажи мне как представитель золотой молодежи представителю золотой молодежи, фиг ли ты по ночам шляешься вместо того, чтобы отдыхать? – начала принимать правила игры девушка.

– Я не могу ни есть, ни спать. Тебя мечтаю в жены взять. И пусть враждуют наши семьи – Лоренцо даст благословенье и обвенчает нас с тобой...

– Он кто такой?

– Духовник мой.

– Блин! – раздраженно хлопнула ладонью по подоконнику Юля-Джульетта. – Может, хватит стихами разговаривать? Раздражает.

– Извини, – Ромео пожал плечами и пояснил: – привычка. Въедается, как рефлекс.

– Ты ж не собака, чтоб дрессировке поддаваться. Чего пришел-то?

– Жениться хочу.

– Прямолинейно, – хмыкнула девушка. – А ничего, что мне по сюжету только тринадцать годиков?

– Тринадцать? – изумился юноша. – А выглядишь созревшей.

– Косметика, мой друг, в умелых руках творит чудеса.

– Ужас, – разочарованно вздохнул Ромео. – Правда, тринадцать?

Юля, думая о том, что на самом деле ей без малого двадцать пять, кивнула. Сообщать, кто она на самом деле и свой реальный возраст девушка не планировала. Вместо этого она продолжила разочаровывать парня дальше.

– Знал бы ты, каких только замаскированных косметикой крокодилов вы, мужики, иногда любите.

– Джульетта! – укоризненно сказал Ромео. – Романтичный образ хрупкой юной красавицы с каждой твоей фразой рассыпается как песчаный замок, выстроенный на лазурном морском берегу во время прилива.

– Как приторно и банально.

– Но я же от всего сердца.

Юля нахмурилась. Одно дело – мечтать о такой любви как в книгах, и совсем другое – получить такую любовь. Тем более, Джульетта по сюжету лишает себя жизни. Такой расклад невольной попаданке не нравился. И она решила брать инициативу в свои руки.

– С чего ты взял вообще, что влюблен в меня?

– Но... – Ромео замолчал, задумавшись.

– Ради чего ты изначально шел на бал? Это вообще была твоя идея или Меркуцио? Ты любовь свою шел искать или покуражиться в стане врага?

– Блин. А действительно...

– Давай допустим на мгновение такой вариант, что, встретив смазливую девчонку из враждующей семьи, ты просто хотел подгадить в ее лице всем Капулетти, а оправдывая свой порыв, называешь это любовью с первого взгляда.

– А...

Парнишка был явно растерян и чувствовал себя не в своей тарелке. По его потухшему взгляду было понятно, что сейчас, когда за ним не наблюдают такие же молодые и безрассудные друзья-гуляки, он сомневается в правильности принятых накануне в пылу молодецкого куража решений. И еще больше сомневается в том, что был честен в своих мотивах. А главное – ему самому не нравятся правдивые ответы на вопросы, которые задает якобы возлюбленная.

– Хочешь, я расскажу тебе, чем чревато наше с тобой венчание?

– Мы заключим брачный союз и подтолкнем наши семьи к примирению своим примером.

– А когда это у нас пионерию ввели?

– Не понял, – округлил глаза Ромео.

– Ну, пионер ­­­– всем ребятам пример? – но видя, что понимания в глазах собеседника больше не становится, Юля махнула рукой. – Ладно, забей. Это тебе духовник твой в уши надул про примирение?

– Надул? Забей? Да, в лексиконе моем слова такие есть, но, милая моя Джульетта, мне непонятен их контекст.

– Вяжи рифмовать!

– Вот, опять…

– Твою мать!

Помолчали, прислушиваясь к тому, как в голове слова выстраиваются в фразы, и отсекая заканчивающиеся в рифму. В конце концов, девушка продолжила:

– Вот женимся мы после одной проведенной вместе ночи, а потом выяснится, что я кроме яичницы готовить ничего не умею, а ты полочки на кухне прибивать не наученный. И с этим знанием нам потом, просыпаясь, друг на друга каждое утро смотреть? А добавь к этому мою маму – твою тещу. И свекровь, твою мать, – фраза про свекровь прозвучала как откровенное ругательство, но юноша не обратил на это внимания. ­– Они ж постоянно будут капать нам на мозги, что вот, мол, твоя вторая половинка с легким налетом придурковатости: то не так делает, это не так жарит, компоты не по тем рецептам в банки закатывает, бэбика не той пеленкой обматывает и не той сиськой кормит. И матом еще ругается. И курит. Есть сигарета?

– Э…

– А впрочем, да. Видела я вашу Италию на карте. Чулок какой-то разношенный. Откуда в чулке сигареты?

– Я…

– И вот так изо дня в день будет тебе мозг чайной ложечкой сверлить, – в который раз не дала вставить слово Ромео Юля. – Ты действительно станешь принимать за недостатки то, что раньше считал достоинствами. Я – аналогично.

Девушка выдержала паузу, чтобы дать Ромео возможность переварить услышанное. А когда он наконец-то набрал воздуха в грудь, чтобы что-то спросить, продолжила, не дав ему такой возможности.

– Теперь немного об истории вопроса. Ты вообще в курсе из-за чего вражда между вашими семействами-то?

– Нет.

– Прикинь!? Никто не в курсе! – в голосе Юли сквозила ирония. – Я не удивлюсь, если и Шекспир тоже не в курсе.

– Шекспир? Какой Шекспир?

– Блин, надо поосторожнее со словами-то, – осеклась девушка. – Да неважно, какой Шекспир. Он все равно неместный. Тем более, умер давно. Так вот, что касаемо причины вражды: если никто не в курсе, из-за чего идут разборки, как считаешь, это нормально?

– Н… нет, – парень явно был обескуражен напористостью девушки.

– Так, может, стоит хотя бы выяснить? А то не ровен час мы поженимся, а вы потом пересечетесь с Тибальдом где-нибудь на городской площади и он твоего друга, Меркуцио, заколет.

– Не бывать этому!

– О-о-о-о, – протянула девушка, – инфантильная наивность во всей красе. Но давай пойдем в нашем мысленном эксперименте еще дальше. Ты, горя желанием восстановить справедливость, заколешь моего брата, потому что он убил твоего друга. Представил?

Парень отрицательно помотал головой. Но это было уже не так уж и важно, потому что следующей фразой Юля-Джульетта поставила жирный вопросительный знак на финале произведения классика.

– Твой друг убит моим братом, мой брат убит тобой, я кроме яичницы ничего готовить не умею, а нам дальше как-то жить вместе нужно. Всю жизнь.

Подождав, соизволит ли Ромео возразить тому, что нарисовала фантазия его возлюбленной, и не дождавшись ответа, девушка предложила:

– Может, ну его нафиг, а?

– А что же мне делать? Я ж своим друзьям уже объявил, что ты будешь моей.

– А-а-а-а-а-а! Так вот откуда дети у девственника Пети! – торжествующе произнесла Юля.

– Чего? – уже в который раз не понял Ромео.

– Метафора такая. Описывающая момент, когда становятся понятны причины чьего-то нелогичного поведения, – объяснила девушка. – А давай я отравлюсь?

– Что?!

Юля вздохнула и принялась объяснять, как маленькому ребенку:

– У твоего Лоренцо есть микстура, замедляющая все жизненные процессы настолько, что выпивший ее человек выглядит мертвым. Я ее выпью, меня отнесут на кладбище, в наш фамильный склеп. Ты перед пацанами своими не пробалаболился, мой брат – жив, твой друг – жив. Красота! А я, когда действие микстуры прекратится, оживу и сделаю ноги из вашего дурдома…

– Как сделаешь? У тебя же есть ноги.

Юля, уже в который раз за ночь, выматерилась, но объяснять продолжила.

И под утро Ромео все-таки принес ей микстуру.

ВМЕСТО

– Объясняю, о чем сказка «Колобок». Это история о небесном светиле. Вся сказка – метафора про лунный цикл, – торопливо говорила Яга.

– Нет. Это сказка о том, как довыпендривался тот, кто считал себя хитрее других. Он смог пару раз наебать кого-то, но потом встретил того, кто более хитер, – возразила левая голова недавно поднявшегося на холм Горыныча.

– Но-но-но-но! Тайм-аут! Ваньке Дураку эту хуйню рассказывай! – перебила ее правая голова. – Сказка «Колобок» не о том, как кто-то хитрый довыпендривался. Про это сказка «О рыбаке и рыбке» и спорить тут не о чем.

– Ну и про что «Сказка о рыбке и рыбке»? – поинтересовался Кащей.

– Ты не слышал «Сказку о рыбаке и рыбке»? – удивились левая и правая головы змея.

– Уж извините меня, что я не такой увлеченный поклонник фольклора, – развел руками Кащей, – но я не говорю, что не слышал «Сказки о рыбаке и рыбке». Я спрашиваю, про что она?

– Да блин, сбили меня! Так, о чем я говорила?

– Объясняла, о чем «Колобок» и «Сказка о рыбаке и рыбке», – напомнила средняя голова гигантской рептилии.

– «Сказка о рыбаке и рыбке» про то, как кто-то довыпендривался, но не хитрый, а жадный. А сказка «Колобок» – метафора про лунный цикл. Колобок символизирует луну, которую мы видим ночью. Первая часть истории, включающая в себя метение по коробу и сусеку, процесс лепки колобка, его приготовления с последующей выкладкой на окно описывают нам увеличение небесного тела вплоть до полнолуния. А вторая часть сказки, с момента падения Колобка из окна, описывает убывание луны. Так повелось, что эта история ходит в упрощенном варианте, но на самом деле, каждый из встреченных персонажей – заяц, волк и медведь – откусывают некоторую часть от главного героя. И это является метафорой на то, как луна уменьшается. Лиса же просто доедает остатки – съедает последний бочок главного героя. Этим и завершается лунный цикл. То есть, лунный круг. Круг – это коло. Поэтому сказка и называется Коло-Бок.

– Слушай! – восхищенно хлопнул в ладоши царь. – Так с ног на голову переворачивать обыденную, казалось бы, историю, это талант нужен! Давай все ж таки в дипломаты, а? Деньгами не обижу, хоромы и челядь выделю.

– Я, конечно, благодарна за столь щедрое предложение, однако, осмелюсь ответить отказом, продиктованным осознанием своего преклонного возраста, который все чаще напоминает о себе эпизодическими провалами в памяти. Вот и сейчас, я собиралась рассказать вам что-то связанное с родиной братьев-водопроводчиков, однако вместо этого принялась рассказывать об истинном смысле произошедшей с Колобком истории.

– Ух ты! – нахмурился царь. – И действительно ведь, про Италию-то ничего не рассказала.

– А вот сейчас я даже не помню, что там было, в Италии этой. Ну, какой с меня дипломат?

– А жаль, – вздохнул царь, закидывая топор на плечо и собираясь уходить. – Но ты, это, ежели вдруг с памятью наладится, я всегда буду рад.

Старушка кивнула. О том, что с памятью у нее и не разлаживалось, сообщать Яга не планировала. Она не была готова рассказывать царю о том, что давно уже стало историей. Множеством историй.

ПРОБУЖДЕНИЕ?

Сознание вернулось к ней яркой серией образов. Чужая комната. Поющий под окном Ромео. Разговор о нелепости сюжета. Флакон с микстурой. Вязкая горечь под языком, сводящая скулы и вызывающая слюноотделение. Ускользающее сознание.

Приснится же.

А нечего на сон грядущий такие слезливые истории читать, будучи половозрелой циничной женщиной с приличным багажом опыта за спиной.

Юля улыбнулась своим мыслям и попыталась потянуться. Руки наткнулись на камень. Сердце бешено заколотилось в груди. Девушка попыталась пошевелить ногами, согнув их в коленях. Но колени тоже уперлись в камень.

– Твою ж мать! – выругалась она, осознавая, почему было темно, когда она открыла глаза.

Успокоиться, собраться с мыслями. Может это все еще сон? Какой-то он очень реальный. Ущипнуть себя? Уже щипала, перед тем как с Ромео разговаривать. И вязкий привкус во рту. Микстура все-таки была. И Ромео был. И похороны. Значит, не сон?

– Только бы это был сон. Пожалуйста, – собираясь расплакаться, проскулила девушка, упираясь ладонями в крышку, пытаясь ее сдвинуть.

И сорвалась в истерику.

Закричала, шлепая ладонями по камню над головой, сжала ладони в кулаки и продолжила стучать уже кулаками, рыча диким зверем. Но вскоре выдохлась, сложила руки на груди и безмолвно зарыдала.

– Я же проснусь? – не веря самой себе, спросила она темноту, когда не осталось сил даже на слезы. – Я же проснусь?

И, отвечая на ее вопрос, каменная крышка усыпальницы начала съезжать в сторону, пропуская, пусть и тусклый, послезакатный свет.

Но, как оказалось, свет этот нес не спасение – в шею девушке уткнулось острие меча.

Юля попыталась сфокусировать взгляд на человеке с оружием, но глаза после кромешной тьмы и рыданий с трудом фокусировались на деталях. Потертая кожаная куртка, неестественно белые волосы, испещренное шрамами лицо и глаза – не человеческие – кошачьи. Или змеиные?

– Допрыгалась, стрыга? – поинтересовался незнакомец.

– Гвинблейд? – изумленно спросила девушка, забыв о том, что в ее шею упирается острие меча.

– Ты не стрыга, – не менее изумленно заметил в ответ мужчина.

И давление лезвия ослабло.

– Где я? – начиная подозревать неладное, спросила Юля.

Ведьмак убрал меч от горла девушки и помог сесть в каменном ложе. Девушка огляделась. Это действительно был склеп.

– В усыпальнице Фольтеста, – буднично ответил ведьмак. – Но, если ты здесь, то где стрыга?

­– Не знаю, я неместная.

– Но ты же находишься на ее месте!

– Чувак, – приходя в себя начала Юля, – это самое последнее, что меня сейчас тревожит. Мне гораздо интереснее, почему я засыпаю в одном месте, а просыпаюсь в другом? И почему сейчас я попала именно в твою сагу?

– В сагу?

– Блин. И мужики сплошь и рядом непонятливые, – девушка воздела глаза к потолку и спросила: – Господи, или кто ты там, ну почему не «Аленький цветочек», «Мойдодыр» или «Колобок», в конце концов?

Она и не подозревала, что впереди ее ждут не только эти истории.

ПОСЛЕ

– Если допустить, что сон – это просто другая реальность, то ложиться спать во сне, не самая лучшая идея.

– Это почему? – не понял Горыныч.

– Ты заснешь, и тебе приснится пещера с золотом, которое ты охраняешь. И вот в этом сне тебе захочется вздремнуть. И, засыпая в своем сне, ты начнешь видеть другой сон, в котором события будут происходить еще тогда, когда на небе было две луны. Но и в этом сне тебе вдруг захочется уснуть. А уснув во сне, в котором две луны, ты увидишь еще один сон. В конце концов, можно забыть первый сон, с которого все началось. А вместе с ним и саму реальность.

– Чего-то ты больно мудреное рассказываешь, – отмахнулась левая голова, – вспоминай давай про Италию. Интересно же!

– Да погоди, – возразил Кащей. – Тут тоже теория любопытная. – Ну-ну? И как же остановиться в этой карусели снов?

– Не спать. Или сделать так, чтобы, засыпая во сне, ты не видел сновидений.

– Но как?

– Например, сварить зелье, отключающее возможность видеть сны.

– Во сне?

– Ну да. И просыпаться в том же сне, в котором засыпаешь. Но до этого додумываешься не сразу.

– А проснуться не вариант? – ехидно поинтересовалась одна из голов Горыныча.

– Вариант. Но нет гарантии, что ты проснешься в том сне, в котором засыпал до этого.

– Мудрено у вас все, ­– вновь вмешался в разговор Горыныч. – Я, например, всегда просыпаюсь там, где засыпаю.

– Может быть, это потому, что ты спишь, даже когда бодрствуешь?

Змей обдумал предположение и отрицательно помотал головами.

– У нас, если левая спит, то две остальные бодрствуют, – начала средняя.

– Если правая спит, то средняя и я дежурим, – подхватила левая.

– Ну и я с левой на дежурстве, когда средняя дрыхнет, – закончила правая.

­– У меня такого варианта не было. Я, пока это поняла, много дел навертеть успела. А вот сейчас мне снится, что я – Баба Яга.

­– Погоди, – осенило Кащея, ­– так значит, царю ты не просто так про Италию рассказывать не стала?

Яга кивнула.

– И про сны – это не просто теория?

Старушка кивнула еще раз.

– Тогда кто же ты на самом деле, если не Яга?

– Я уже и сама запуталась. Но то, что неместная – это факт.