Трофей для Хищника

14

Немного отлегло. Вхожу в небольшой полутемный кабинет. Свет проникает только из гостиной, и сзади на меня падает огромная тень Игоря Михайловича. Чувствую себя рядом с ним дюймовочкой. Он щелкает за спиной выключателем, и под потолком загорается красивая антикварная люстра.

Здесь пахнет старой бумагой, пылью, деревом и кожей. Оглядываюсь. Впереди ближе к окну на большом дубовом столе с суконной столешницей стоит открытый ноутбук с отгрызенным яблоком на крышке. По левой стене от угла до второго окна тянется огромный деревянный стеллаж, почти полностью заполненный книгами. В правом дальнем углу, стоит глобус с меня ростом и журнальный столик с парой мягких с виду кожаных кресел.

Тут идеальный порядок, нечего прибирать. Все на местах.

Оборачиваюсь к Игорю Михайловичу с вопросительным выражением лица.

Он закрывает дверь и направляется к столу. Указывает мне на нечто, завернутое в топорщащуюся льняную ткань. Я приняла это за живописную композицию, а ля модерновая скульптура — в наше время чего только ни придумают.

— Разверни, — произносит с хитрой интонацией Игорь Михайлович и усаживается в кресло.

Исполняю и прихожу в недоумение, смешанное с восторгом. Внутри свертка три старинных книги. Нижняя в истрепанном кожаном переплете. У меня ощущение, что передо мной несусветное сокровище. Я никогда не ловила себя на библиофилии, но осознавать, что передо мной раритетные издания почему-то очень трепетно. Похоже, Игорь Михайлович угорает не только по антиквариату, но вообще по всему старому. Не удивлюсь, если у него где-нибудь припрятана коллекция монет.

Провожу пальцами по верхней книге «Крейцерова соната» Толстого, ощущая шероховатость тисненных букв. Это восторг. Но мне-то что с ними делать? Поднимаю на Игоря Михайловича взгляд и жду инструкций.

— Я хочу, чтобы ты расставила их по местам, — отвечает он на незаданный вопрос, кивая на стеллаж у правой стены. Затем переводит взгляд в ноутбук, будит его и добавляет себе под нос: — По аналогии с тем, как стоят другие. Посмотри, разберешься.

Осекаюсь, чтобы не сказать: «Поняла, сделаю». Молча направляюсь к библиотеке и рассматриваю книги, чтобы выявить систему, по которой он их там расставляет.

Получается не сразу. Поначалу вообще кажется, что никакой системы нет. «Лолита» Набокова соседствует с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, а «Фауст» Гете стоит рядом с «Преступлением и наказанием» Достоевского. Ни по годам издания, ни по размеру, ни по материалу обложки их не объединить. Потом доходит — книги расставлены по темам. Первые две — о раннем взрослении, а другие — о покаянии и искуплении.

«Крейцерову сонату» я ставлю в один ряд с «Анной Карениной» Толстого и «Джен Эйр» Бронте, очевидно, тут стоят книги про сложные семейные отношения. «Овода» Войнич 1898 года с кожаным корешком и «ятями» в названии располагаю на полке с «Чучелом» Железникова и «Тарасом Бульбой» Гоголя, как книги о предательстве, но потом все же переставляю к «Отцам и детям» Тургенева, объединяя их сложными отношениями сына и отца.

Долго размышляю, куда поставить «Маленького принца» Экзюпери. Вроде не про взросление. Открываю — я автоматически прочитала название на английском и даже не отсекла, что это оригинал сорок девятого года!

— «Маленького принца» поставь к «Трем товарищам» Эрих Марии Ремарк, — вдруг сзади раздается рокотливый голос Игоря Михайловича.

Делаю, как он сказал, и понимаю, что все это время он наблюдал за мной. Он подходит сбоку и смотрит, куда я поставила другие книги. Довольно хмыкает.

— Смотрю, с кругозором у тебя все в порядке, Эльвира, — он перебирает пальцами по старинным корешкам, а потом касается моего подбородка, поворачивает голову к себе.

Нежно, почти невесомо, а у меня по рукам мурашки бегут. И сейчас это не страх, а какая-то дикая смесь смирения и возбуждения.

— На сегодня все, — тягуче добавляет Игорь Михайлович, заглядывая мне в глаза. — Пойдем, я покажу, где ты будешь жить.

Стоп. Он сказал «жить»? Нет. Это никуда не годится! Я не согласна.

Коротким движением высвобождаю подбородок из его пальцев. Отступаю на шаг. Качаю головой. Хочется возмутиться вслух, но вопроса не было, а это правило уже въелось в память. Нельзя говорить. Противоречивые эмоции рвут меня на части. Я не могу подвести Женю. А соглашаться на все, что приказывает Игорь Михайлович, не позволяет совесть.

— Что не так, Эльвира? — он прищуривает черные глаза, чуть склонив голову набок.

Невольно любуюсь, но потом мотаю головой, сбрасывая наваждение.

— Все не так, Игорь Михайлович, — выговариваю сдержанно. — Мы договаривались о работе помощницей, а не проживании в вашем доме. К тому же, у меня нет никаких вещей. Я не согласна ночевать тут.

Игорь Михайлович подходит вплотную. Так близко, что его запах окутывает меня. Незаметно принюхиваюсь — меня с ума сводит этот аромат. Когда-нибудь спрошу, что за парфюм. А какие у него губы!.. Наверняка он круто целуется. Наверняка у него было много женщин… Черт подери! О чем я вообще думаю? Поспешно прячу взгляд и рассматриваю пол под ногами.

— Посмотри на меня, Эльвира, — доносится сверху мягким басовитым голосом. Против воли упираю в него взгляд. Кажется, у меня покраснели щеки. Вот бы это было не так… — Ты будешь жить и спать там, куда я покажу. Потому что мне так удобнее. Кто платит, тот и заказывает музыку. Это понятно?

Произносит ласково, как с несмышленым ребенком. Но говорит вещи, от которых у меня на голове волосы шевелятся.

— Мне у подруги было бы комфортнее, но я поняла, — нехотя соглашаюсь, — а вещи хотя бы дадите забрать? У меня вся жизнь сейчас там осталась.

Игорь Михайлович делает утомленное лицо.

— Ну ты и зануда! — он усмехается. — Завтра вставишь в свой график. Кто-нибудь из ребят тебя отвезет. А пока идем. Хватит спорить.

Ну вот, снова все не по-моему. Что, если он меня сейчас подведет к своей спальне и велит постельку греть? Это будет последний рубеж, после которого я буду уже не я. Сдамся на милость победителю. Не хочу так! Я отказываюсь. Ага, у меня нет права отказаться. И это право отобрала у себя я сама.

Игорь Михайлович указывает мне на одну из дверей неподалеку от кабинета и уже собирается ее открыть, как у него в кармане начинает вибрировать телефон. И я снова реагирую на это приступом паранойи. Головой понимаю, что Марк просто не может знать этого номера, но страшно все равно. Особенно, когда я вижу, как меняется лицо Игоря Михайловича. Черты заостряются, брови слипаются у переносицы. За несколько гудков он стал похож на коршуна, который выследил добычу.

— Нашли? Везите. Мне нужно с ним поговорить, прежде чем вручить его боссу, — отрывисто отвечает в трубку Игорь Михайлович и открывает таки дверь. — Он живой хоть? Без больницы протянет? Вот и везите! Все. Отбой.

Он переводит на меня тяжелый взгляд и кивает войти.

— Это твоя комната, — приказывает жестко и безапелляционно. — Сиди здесь и никуда не выходи.