Трофей для Хищника

50. (Игорь)

Слышу ее гулкие шаги, удаляющиеся к двери, и внутри сиреной ревет желание догнать. Не дать уйти. Остановить… Но не могу. Пусть лучше Эльвира уйдет сейчас, чем столкнется с настоящим демоном, который вырывается тогда, когда никого нет рядом.

Я ведь ей и не открыл бы, если бы Валентин не начал быковать. Я успешно притворялся спящим практически все время, пока Эльвира ломилась в дверь. Поразился ее упертости. А потом… зачем-то повел себя грубее, чем хотел. Слова про пафос и жертвы сами вылетели изо рта. Зачем я ее отталкиваю? Выходит, я, как остолоп, проверяю на прочность ее желание остаться. Чего я добиваюсь? Чтобы она плюнула и ушла?

Я ведь сам этого не хочу. Просто не верю в искренность ее чувств ко мне. Жизель в нашем браке больше любила себя. А Эльвира… самоотверженная Эльвира показывает обратное, но… Вот же срань. Не надо было изначально давать ей работу. Следовало сделать все по-другому. А теперь уже поздно. Как теперь отделить зерна от плевел?

Делаю еще пару глотков коньяка, и гудение в голове чуть утихает. Сам не понимаю, почему так больно от смерти отца. Я, похоже, до сих пор не разобрался, что я по его поводу чувствую. Ненавидел всей душой. Но продолжал заботиться. Зачем? Ждал раскаяния? Не дождался. И теперь это до конца дней будет сидеть занозой в мозгу?

Вспоминаются слова Эльвиры: «Приедь и наконец отпусти»… Вдруг это поможет? Он мертв. Услышать извинения больше невозможно, можно только собственное отношение поменять. Может, и правда хватит тащить горечь за собой, а просто отпустить?

Встаю и добредаю до выключателя. Надо найти телефон. Яркий свет в гостиной вызывает резь в глазах, и головная боль вгрызается в виски с новой силой.

Не без труда нахожу телефон. Я бросил его в спальне. За эти несколько дней насыпалось куча всего. Решительно удаляю все уведомления из шторки и лезу в записную книжку. Ищу контакт «Петр Истребитель».

Он врач на самом деле и спасает жизни, но работает в Елизаветинской больнице, которую называют «Третья истребительная», вот я и записал его под таким прозвищем.

Петя у меня в долгу, так что не откажет. Звоню.

С каждым длинным гудком нервничаю сильнее. Не хочется обращаться к левым людям. И уж подавно не хочется светить свое состояние перед партнерами. Слабый хищник — мертвый хищник.

Наконец Петя отвечает. Голос усталый.

— Привет, на смене? — спрашиваю сходу.

— И да, и нет, помощь кому нужна? — он сразу сечет фишку. Да и знает, что с поболтать я звонить не буду.

— Мне, — отвечаю и иду в прихожую обуваться. — Куда приехать?

— Лучше я к тебе, — произносит Петя. — На Пионерку? Что у тебя?

— Выйти из штопора надо, — мне даже ему стыдно в этом признаваться. — Отец умер пару дней назад.

Петя все понимает и обещает прибыть в течение часа со всем необходимым.

Оглядываю квартиру — шикарный пентхаус похож на притон. Отвратительно. Но сил прибираться нет. Впрочем, Петя видел мою скорбь по Жизель и знает, что может быть хуже.

Он звонит в дверь спустя минут сорок. Я успел заварить себе пару кружек черного сладкого чая и даже немного пришел в себя. Но все равно запойное состояние нужно снимать кардинальными мерами.

Мы располагаемся в спальне. Кровать вместо кушетки, торшер вместо держателя для капельницы. Петя проводит все требуемые манипуляции и усаживается в кресло рядом. Ему все равно нужно дождаться, пока закончится капельница, чтобы все собрать.

— Когда похороны? — спрашивает он участливо.

— Завтра, — на удивление, в голос пробивается решимость. — И я хочу на них попасть.

— Кто ими занимается? — задает новый вопрос Петя. — Людмилу подрядил?

— Не, поручил помощнице… — вспоминаю про Эльвиру, — представляешь, встретил девушку, как две капли похожую на Жизель.

Даже в приглушенном свете спальни видно, что лицо Пети вытягивается в удивленной гримасе.

— Да, я знаю, что этого не может быть, но… — отвечаю машинально, и меня как молнией прошибает. — А вдруг они… Ты тоже об этом подумал?

Жизель говорила, что она единственный ребенок в семье. Она не знала отца, мать никогда о нем не рассказывала, однако исправно получала деньги на содержание себя и дочери. И получала их столько, что Жизель как сыр в масле каталась. Лучшие наряды, отдых за границей четыре раза в год, частные школы и именитые гувернеры. Ко мне в поле зрения она попала, когда умерла ее мать. Один знакомый попросил организовать похороны, на которых я увидел девятнадцатилетнюю Жизель, и с того все началось. Влюбился без памяти. Забрал к себе, окружил заботой. Через год женился. Воздвиг на пьедестал и сдувал пылинки, пока ещё через три года Жизель не разбилась на Камаро, который я ей подарил. Ей было двадцать три в тот момент. Черт, по возрасту сходится…

— Хочешь сказать, что каким-то образом вдруг встретил сестру-близнеца своей Жизель? — Петя изгибает бровь.

— А это как-то можно проверить? — в желудке становится нехорошо, и по рукам бегут мурашки. Нет, ну такое совпадение…

— Это будет стоит очень дорого, и то, при условии, что ты знаешь, в каком роддоме они были рождены.

— Ты знаешь, что деньги не имеют значения, — тон скрипит раздражением. — Роддом был местный. Семнадцатый. Жизель пару раз делилась историями, которые достались ей от матери. Когда сможешь выяснить?