Труп на балетной сцене

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

После того как детектив ушел, Джульет, задержавшись в прохладе библиотеки, еще некоторое время думала о нем. Ясное дело, она для Мюррея темная лошадка, как для нее самой обитатели студии Янча. Его работа — подозревать всех и каждого. Но тем не менее Джульет невольно рассердилась: мог бы вести себя по-другому. Неужели он забыл тот необыкновенно напряженный час в ее комнате в общежитии, когда они всего-то и делали, что молча сидели друг подле друга и занимались, но при этом чувствовали озноб и буквально вибрировали от взаимного притяжения? А еще они вместе курили гашиш. Это ли не связь?

Забавно, думала Джульет, поднимаясь по лестнице в кабинет, вот так засыпаешь в комнате с будущим скульптором, просыпаешься через десять или двадцать лет и обнаруживаешь, что он нью-йоркский коп. Надо бы перечитать Вашингтона Ирвинга.

А пока надлежало составить список гостей леди Портер. В соседней комнате Эймс копошилась в почте читателей. Джульет затворила за собой дверь и моментально перенеслась из мира неожиданной смерти в просторную столовую Энкл-Хауса. Украсила стол ее светлости тяжелым, до блеска начищенным севрским серебром и предложила гостям обед из шести блюд (из поваренной книги 1816 года: на первое суп из омара, на десерт крыжовник со взбитыми сливками. В этот день ее перо легко летало по бумаге. Когда гости расселись, Кэролин Кастингэм с удивлением обнаружила, что напротив нее сидит джентльмен, с которым она в последний раз виделась, когда была девочкой. Тогда во время бала они вместе прокрались в столовую, стащили кувшин силлабаба,[8] поднялись в ее классную комнату и здорово надрались, пока бродили по бесконечным кругам «Последствий».[9]

Кэролин даже вспомнила первую фразу: «Дама и джентльмен познакомились на уроке танцев».

«В результате чего джентльмен наступил ей на ногу», — ответил ее сокувшинник.

«В результате чего дама ударила его по голове», — написала Кэролин.

«В результате чего джентльмен упал на пол и разрыдался», — поставил точку ее партнер.

В двенадцать лет подобный поворот событий показался им настолько смешным, что оба едва не задохнулись от хохота.

Встретив в двадцать лет за столом леди Портер своего друга детства, Кэролин поначалу не сдержала возгласа удовольствия. Но затем ответила на его бурное восхищение ледяным, горделивым взглядом и до конца вечера больше не обращала на него внимания.

Джульет не заметила, как пролетела пара часов. Она немного опоздала в студию Янча. В рабочей одежде — синих джинсах и футболке — рванула по улице и свернула на Вест-Энд-авеню, где в погоне за пассажиркой чуть не столкнулись два такси.

Она не села ни в то, ни в другое — предпочла третье, менее агрессивное. Дала водителю адрес студии. Но как только шофер вписался в поток, у нее в кармане зазвонил сотовый.

— Да, — ответила Джульет.

— Слушай, ты думаешь, у Харта получится Пип? Господи, не могу поверить, что это произошло.

— Конечно, — машинально отозвалась Джульет и подумала; что решит водитель красного «шевроле» (как его называют? «Баундер»? Нет, «блейзер»), который выруливал вслед за другими автомобилями в сторону Вест-Энда? — Тебе повезло, что он у тебя есть. Харт великолепен.

— Но, понимаешь ли, я вижу Пипа совсем по-другому, — волновалась Рут. — Приземленным, пружинистым.

— Хейден сумеет перевоплотиться. — Джульет намеревалась утешить подругу, но ее слова произвели обратный эффект.

— Не сумеет! — расстроилась та. — Поэтому я тебе и звоню. Успокой меня, скажи, подойдет для балета воздушный Пип? Ты лучше меня знаешь этот персонаж.

— Конечно. Все будет хорошо, замечательно, потрясающе, уникально. — Джульет кольнула неприятная мысль, что необходимо срочно вдохнуть новую силу в свой обычный дар убеждения, если она хочет привести в чувство разнервничавшегося хореографа. Пришлось призвать на помощь в воображении сэра Хью Легбурна, который, как явствует из четвертой главы «Генерального консула», был верным товарищем и неповторимым лжецом, и напустить его на приятельницу. — Рут, — сказала она, — ты делаешь работу, требующую неподдельной глубины и художественной фантазии. Ведь не может существовать один-единственный способ исполнения партии Пипа. Пройдут годы, в различных постановках появится много Пипов, и каждый будет по-своему интересен и значителен. В этом смысл творчества. Надо постараться, чтобы тебя вела сама работа. Верь себе, верь танцу. Верь, наконец, Диккенсу.

Возникла пауза. «Что же все-таки подумал обо мне водитель такси?»

— Ты правда считаешь, что в «Больших надеждах» есть глубина? — наконец спросила Рут.

— Конечно, — мягко успокоила ее Джульет и солгала. — Сворачиваем на Амстердам. Мне пора выходить.

— Остерегайся репортеров, — торопливо предупредила Рут. — Уже ползают по всему зданию. Бог знает, как сюда проникли.

Джульет собиралась положить телефон обратно в сумочку, как он снова зазвонил в ее руке.

— Детектив Лэндис вызывает Джульет Бодин.

— Слушаю, Мюррей.

— Ах это ты. — Низкий голос стал не таким лающе резким. — Я говорю из кабинета судебно-медицинского эксперта. В рюкзаке Мора обнаружен недельный контейнер для лекарств — по отделению на каждый из семи дней. Понедельник и вторник — пустые. В среде осталась одна таблетка, в остальных по три. Ты его видела?

— Я тебе говорила, я туда не заглядывала.

— Это нардил, таблетки от депрессии. Эксперт тут же определил.

— Вот как?

— Мор производил на тебя впечатление депрессивной личности?

— Нисколько.

— А на самом деле тяжело болел. Эксперт сообщил, что психиатры не начинают с нардила. Этот препарат подавляет тревогу, но его опасно употреблять со многими пищевыми продуктами и лекарствами. Он эффективен, но людям трудно отказаться от сыра, пива и многого другого, поэтому врачи прописывают его только в том случае, если другие, более легкие и современные средства не помогают. Значит, у Антона был тяжелый случай. Я разыщу телефон его лечащего врача и попытаюсь переговорить. Кстати, именно поэтому он и погиб: экстази и нардил — роковое сочетание. Растяпа-психиатр не предупредил его о том, что лекарство нельзя употреблять вместе с наркотиками.

Джульет помолчала, потом решилась:

— Но если он принимал нардил, с какой стати…

— Как ты считаешь, в труппе кто-нибудь знал, что он сидел на антидепрессантах? — перебил ее детектив. В это время «блейзер» наконец доплелся до Западной Семьдесят пятой.

— Понятия не имею.

— Подумай. Потому что если кто-нибудь знал, это означает, что его намеревались убить. Через некоторое время я буду в студии. Можем переглянуться с тобой, но не более. Не показывай и не рассказывай никому, что мы с тобой говорили. Ни единой душе. Даже своей приятельнице Рут. Ты поняла, Джульет?

— Спасибо, да.

— Я оставил бутылку в лаборатории, но пока все указывает на несчастный случай. Даже если в напитке окажется наркотик, не исключено, что подмешал его сам Мор. Вспомни, как маскируют гашиш под сахарный песок, а ЛСД прячут в сахарные кубики. После того как мы кончим с тобой говорить, позвоню его родным, постараюсь что-нибудь выяснить об истории депрессии.

— Кстати, как тебе удастся… — попыталась вставить слово Джульет, но ей опять не удалось договорить.

— Заканчиваю, Джули. Пора бежать. Тут принесли еще одно тело. — Мюррей разъединился, в ухе Джульет громко щелкнуло.

Джули?

Как обычно, репетиция «Больших надежд» была назначена на двенадцать часов в зале номер три. Участвовала вся труппа. Обычный порядок вещей нарушали просочившиеся в фойе журналисты, которые немного задержали Джульет. Когда она оказалась в репетиционной, танцовщики были в сборе. У многих покраснели глаза, и все чаще обычного цеплялись за талии и плечи товарищей. Бумажные салфетки так и порхали в изящных пальчиках. Джульет удивилась, заметив, как Электра Андреадес прижимается к мужу — молча, как человек, на время потерявший самообладание и ищущий утешения. Хотя почти все и так знали о смерти Антона — репетиции в студии начались два часа назад, — Грег Флитвуд усадил труппу, встал и произнес речь.

Судя по всему, Грег не ложился всю ночь: его глаза тоже покраснели, обычно торчащие волосы были прилизаны, голос звучал мрачно. Рядом с ним с застывшим взглядом мыкался Макс. Он явно ломал голову, как преодолеть постигшую студию пиаровскую катастрофу.

— Вы все, вероятно, уже знаете, что вчера вечером погиб Антон Мор, — начал Грег, и его глаза неожиданно наполнились слезами. — Он умер от гипотермии, потому что принял наркотик, который возымел такое неожиданное действие. Никакими другими деталями мы пока не располагаем, и я прошу вас ни о чем не распространяться перед журналистами. Я уверен, Антон хотел бы, чтобы мы продолжали постановку, которой он отдал столько сил…

Поднявшись рано, Джульет почувствовала, что засыпает. Она слушала речь краем уха и скользила взглядом по лицам танцовщиков. Электра наконец отлепилась от мужа, сгорбилась на полу и подтянула колени к груди. Она выглядела потрясенной. Более чем потрясенной. Напуганной? Райдер вытянул вперед длинные, мощные ноги, глаза смотрели трезво и твердо. Напротив Электры расположился ее партнер Харт. Он тоже не мог прийти в себя, но был скорее расстроен, чем испуган. Лили Бедиант не сводила с Грега фиалковых глаз, ее бесстрастное лицо ничего не выражало. Джульет внезапно вспомнила вопрос детектива. Знала или не знала Лили, что Антон принимал нардил? Если лекарство требует стольких ограничений, это трудно утаить от близкого человека. Обычно сдержанная Кирстен Ахлсведе плакала. Алексей больше не строил из себя умника; он закрыл голову руками, словно не желал знать, что произошло. Сочные губы Олимпии Андреадес кривились, глаза затуманились и покраснели. А Викторин, которая провела в больнице всю ночь без сна, не пришла.

Если кто-нибудь из присутствовавших в зале и был виноват в смерти Антона, Джульет не смогла прочитать этого по их лицам. Хотя как она проявляется, эта вина? Джульет постаралась вспомнить, как ведет себя сама, когда хочет что-нибудь скрыть. Не убийство, конечно, и не серьезное преступление — порывы такого рода немедленно гасились ее личностью, а, скажем, ложь или ошибку в отношениях с людьми. Однажды, чтобы не ходить к надоедливой знакомой, она прикинулась, что должна срочно уехать на выходные по делам за границу. И неожиданно столкнулась с ней у рыбного прилавка в «Зейбарсе». Что она ответила недоумевающей знакомой? На случай подобных неожиданностей у нее всегда была заготовлена версия. Джульет хмыкнула, заключив, что в тот день она излагала свою историю слишком напористо. Улыбалась чаще, чем обычно, растягивала губы, немного заискивала, словно в ней проявился чисто животный инстинкт — стремление задобрить злого хищника. Рассказ чрезмерно изобиловал деталями. Перед расставанием Джульет потянуло поцеловать свою мучительницу, хотя это было совсем не в ее духе. Так случалось только когда она сталкивалась с человеком, перед которым чувствовала себя виноватой. А до и после случайной встречи она не испытывала ровным счетом ничего, кроме радости, что удалось избежать скучнейшей вечеринки.

Джульет потеряла нить рассуждений Флитвуда. К действительности ее вернул голос Рут, которая заняла место руководителя студни. Рут покосилась на Грега — с того слетела вся его самоуверенность, он забился в угол подле Макса. Любовник и начальник, неужели Грег не ведал, что Антону прописали нардил? Ведь это он принимал Мора в труппу. И если депрессия танцовщика продолжалась долго, наверняка должен был задаться вопросом: поддавалась ли она какому-то контролю? Студия Янча была его бизнесом, артисты — его средством к существованию, его репутацией. Каков же мог быть его возможный мотив?

Рут тоже говорила хриплым голосом, вокруг ее глаз обозначились красные круги. Но Джульет предпочитала не знать, что заставило ночью реветь подругу: жалость к покойному или жалость к себе. Когда Джульет пришла, она вцепилась ей в руку и порывисто прошептала:

— Спасибо.

Речь перед труппой показала ее с лучшей стороны.

— То, что нам предстоит сегодня, жестоко, даже бесчеловечно, — начала она. — Была бы моя воля, я бы убежала домой, как следует выплакалась и проспала бы целую неделю. Знаю, что многие из вас поступили бы точно так же. Но это не выход. Мы обязаны продолжать. И продолжать без Антона. В противном случае мы рискуем проектом, над которым так усердно работали, чтобы претворить его в жизнь. Таким образом… Харт, я прошу тебя принять партию первого Пипа. Ты хоть и загружен в других постановках, но справишься.

Харт Хейден покосился в сторону Грега Флитвуда. Тот кивнул.

— Хорошо, — ответил танцовщик. Джульет заметила, что под маской красивого лица зрело новое выражение, но он умел держать себя в руках и удерживался от его демонстрации. Что это было: радость от того, что он стал первым? Тревога, что придется больше трудиться? Профессиональная решимость справиться с поставленными задачами? Или новый всплеск горя?..

Тем временем Рут продолжала:

— Кирстен, боюсь, что с Хартом придется танцевать Электре. Я не могу тебя поставить с ним в паре, разве что ты укоротишься на полфута. — Ее шутка была встречена молчанием. — Ты будешь продолжать репетировать Эстеллу во втором составе с Ники Сабатино. Надеюсь, ты понимаешь, как я ценю твой вклад, и будешь работать так же упорно. Электра, ты справишься с первой Эстеллой?

Электра кивнула и виновато посмотрела на Кирстен. Та изобразила гордое безразличие, но при этом сморгнула с глаз слезы.

— Лили, ты остаешься первой мисс Хэвишем. Но я хочу, чтобы одновременно ты разучивала партию Эстеллы. Ники, возьмешь на себя второго Пипа?

Курчавый, темноволосый полубог, которого Джульет давно выделяла из остальных, утвердительно наклонил голову. Луис Фортунато сел за рояль. Репетиция началась.

Вспомнив, что ей пора возвращаться на вечеринку леди Портер, Джульет поднялась, чтобы ускользнуть в прошлое, но в этот момент отворилась дверь и в репетиционную вошли детектив Мюррей Лэндис и с ним еще один мужчина, тоже полицейский. Ему не потребовалось никакой шляпы охотника, чтобы Джульет безошибочно определила сыщика. Позже Джульет узнала его имя: Том Фейлз из убойного отдела северного Манхэттена, которого назначили в напарники Мюррею по этому делу.

Том был крупный, широкий в кости мужчина, с выпученными по сторонам тонкого красного носа голубыми глазами. Он носил такие же свободные брюки цвета хаки и спортивную куртку, как и его напарник, от чего Мюррей сделался подозрительно рядовым. Но и в том и в другом было нечто такое, что заставляло их производить впечатление экранных сыщиков. Что именно? Ни врачи, ни юристы (не говоря уж о писателях) ничем не напоминали своих телевизионных двойников, разве что реальный человек копировал киношное подражание своей профессии. Но по каким-то причинам стоило появиться полицейскому офицеру, и в голове тотчас возникал суперподлинный образ вымышленного сыщика. Быть может, подумала Джульет, постановки о полицейских сделаны лучше, чем о медиках и адвокатах? Или у полиции есть свои консультанты в кино?

Заинтересовавшись, как поведет себя подруга, Джульет остановилась на полпути к выходу и села на пол, словно с самого начала именно так и хотела поступить — поменять стул на голый линолеум. Два детектива сразу привлекли внимание Патрика (и всех остальных в зале, кроме ничего не замечавшей Рут). Помощник хореографа тут же поспешил им навстречу, и Джульет услышала его удивленное «О!» явно после того, как ему показали удостоверения. Затем последовало тихое бормотание, она не сумела разобрать ни слова. Патрик жестами показывал, где танцевал Антон, где и как он упал, где находилась вся остальная труппа.

Рут наконец хватилась помощника, увидела, что он болтает с двумя неизвестными, и резко окликнула. Патрик прервался, подвел к ней детективов и представил их.

Снова неразличимое бормотание, новые кивки (остальные танцовщики удивленно переглядывались). Затем полицейские удалились в противоположный от Джульет угол и стали наблюдать, а хореограф возвратилась к постановке сцены молодецкого кулачного сражения между Пипом и благородным родственником мисс Хэвишем Гербертом Покетом. Мюррей и до этого почти не смотрел на Джульет, а теперь внимательно следил за Рут и за танцем.

Покета танцевал Алексей Островский, который, как выяснила Джульет, был восходящей звездой Кировского театра, когда решил перейти в труппу Янча. У него не было намерений задерживаться в кордебалете, и Рут не собиралась надолго оставлять танцовщика на вторых ролях.

— «Давай подеремся!» Вот что ты буквально говоришь Пипу, — объясняла она Алексею. — «Давай подеремся!» Ты ищешь драки. Драка — твоя забава. Представь, что ты богатенький парень и только что заработал второй пояс в тренировочном центре карате в Верхнем Ист-Сайде. Знаешь, что такое пояс в карате?

Русский кивнул. На нем были красное трико и что-то вроде черной курточки, которая оставляла открытой большую часть груди — узкой и безволосой, но хорошо скроенной. Обычная самодовольная усмешка и теперь слегка кривила красивые губы. Джульет подумала, что эта инстинктивная гримаса превосходства вызвана тем, что он получил роль.

— Тебе не терпится испробовать все приемы, и вот ты встречаешь живого придурка, на котором можно все обкатать, — продолжала хореограф и повернулась к Хейдену, который стоял потупившись, словно, глядя в пол, мог лучше сосредоточиться. — А тебя в этом эпизоде Диккенс сравнивает с диким волчонком или зверем. — Харт резко вскинул глаза. — Он говорит, что ты ощущаешь себя зверем после того, как сбиваешь с ног Покета, — и не однажды, а много раз. Ведь это он напал на тебя, а сил в нем нет, несмотря на все его ужимки и прыжки. И еще потому, что между вами Эстелла. И Эстелла, — Электра, подойди сюда, — Эстелла за вами наблюдает.

Электра Андреадес легко вскочила и присоединилась к небольшой группе. Она двигалась механически, мысли витали где-то далеко. Однако балерина заставляла себя прислушиваться к словам хореографа, потому что выполняла все указания Рут. Джульет заметила, как она бросила на Харта говорящий взгляд — бессловесную просьбу о помощи, поддержке, доброте. И ее снова поразило, насколько Электра ближе партнеру, чем мужу. Их взаимопонимание напоминало общение близнецов, словно за годы работы, танца они выработали особый язык. Рут начала постепенно создавать рисунок танца — сейчас она напоминала скульптора, разминающего в руках глину.

— Смотри пристальнее, — говорила она. — Пожалуй, здесь мы создадим нечто вроде параллели подсматривающему Пипу в па-де-де Эстеллы и мисс Хэвишем. Нет, пока не уверена… Но во всяком случае, когда драка кончена, Эстелла говорит Пипу: «Если хочешь, можешь меня поцеловать». И ты, Харт, разумеется, ее поцелуешь. В щеку, которую она тебе подставит. — Рут свела Электру и Хейдена вместе и подняла за подбородок лицо балерины так, чтобы щека оказалась напротив бескровных губ партнера.

Позади нее забытые Кирстен и Сабатино пытались повторить те же движения. А солист Артуро Руиз ждал указаний, как вести себя второму Покету.

— Понял? — продолжала хореограф. — Но это не дар, а подачка. Чаевые, будто швыряешь коридорному пару скомканных баксов. И постоянно думай о себе как о звере — грубом, приземленном, неотесанном. Не благородном, не возвышенном, не просвещенном, не величественном… — Рут запнулась и, виновато покосившись на Джульет, встретилась с ее многозначительным взглядом. Смущенно похлопала Харта по руке и поспешно закончила: — Ну, я уверена, ты все понимаешь.

А Джульет подумала, что тоже смутилась бы, если бы пришлось похлопать Хейдена по руке. Это казалось неловкостью, если только ты не партнерша, привыкшая к условным прикосновениям и ласкам. В нем ощущалось некое сияние, которое охлаждало желание касаний и поглаживаний, одновременно притягивающая и отталкивающая, почти стерильная чистота. Трудно было себе представить Харта, скажем, хихикающим, икающим или телесно раскрепощенным. Он был из тех людей, для кого урчание в животе казалось трагедией. Самообладание! Все было под контролем у Хейдена. И тем не менее этот человек был интеллигентным, приветливым, легким в общении. Да, решила Джульет, Харт не так прост, как показалось ей с первого взгляда.

Но каковы бы ни были его истинные чувства, телом Харт отдался Рут. Сначала он работал с Алексеем, изображая проказливыми прыжками то грозящего, то насмешливого Пипа. Но еще до того, как хореограф начала репетировать, что-то ощутил внутри и почти по-обезьяньи сгорбил плечи. Джульет обрадовалась, что (хотя и случайно) не ошиблась в артисте: Хейден был способен сыграть «приземленного» Пипа. Рут внимательно следила за его экспериментами и соединяла их в общий рисунок с танцем Покета.

— Замечательно! — воскликнула она в ответ на импровизацию пируэта, в котором Харт, казалось, чуть не потерял равновесие, и Джульет узнала в голосе подруги неподдельный восторг. Она отвела глаза от репетирующих, взглянула на Лэндиса. И с удивлением заметила, что тот смотрит на нее. В тот миг, когда их взгляды встретились, детектив показал глазами на дверь и поднял указательный палец. Это надо было понимать так: «Выходи в коридор и жди». Джульет, не обращая внимания на укоризненный взгляд Рут, повиновалась. В коридоре было пусто, только в воздухе разлетались фортепьянные аккорды из соседних репетиционных.

Через несколько минут к ней вышли Лэндис и Фейлз, состоялось формальное знакомство.

— Мы можем где-нибудь спокойно поговорить?

Джульет предвидела такой вопрос и проверила следующую по коридору студию. Она оказалась пуста. Все трое прошли туда. Мюррей увлек ее подальше от окошка в двери, чтобы не заметили из коридора.

— Полицейские и воры, — смущенно пошутила Джульет.

— Если верить тебе, то полицейские и убийцы, — поправил Лэндис, который, судя по всему, решил держать дистанцию. И Джульет подумала, что так даже лучше. — Можно я воспользуюсь твоим мобильным телефоном? — попросил детектив. — Хочу позвонить в лабораторию, узнать результаты.

— А что, ребята, город не обеспечивает вас связью? — поинтересовалась она.

Мюррей рассмеялся:

— Мы до сих пор печатаем рапорты на машинках. А ты пока помоги детективу Фейлзу составить план зала номер три.

Джульет обозначила основные ориентиры: зеркала, станки, ящик с канифолью, а полицейский в это время быстро рисовал в записной книжке со спиральной пружинкой. Мюррей отошел в угол и тихо разговаривал по телефону. Джульет невольно улыбнулась, вспомнив, как странно выглядели сыщики в репетиционной. И решила, что сама не лучше — в глазах танцовщиков выглядит неуклюжей, нелепой фигурой.

Вскоре Лэндис сложил мобильник и возвратился с задумчивым лицом.

— Ты была права, — сказал он Джульет, отдавая аппарат, и повернулся к Фейлзу. — Напиток был изрядно сдобрен экстази.

— А отпечатки пальцев? — с надеждой спросила Джульет.

Лэндис покачал головой:

— Проверим, что удалось обнаружить. Но боюсь, что это ничего не доказывает. Кто угодно мог невинно глотнуть из горлышка или подать бутылку хозяину. Ты и сама могла наследить, когда открывала дома рюкзак.

— Я тебе говорила, что не открывала его дома, — раздраженно отрезала Джульет.

— Плюс продавец или посыльный, — продолжал Лэндис.

— Бутылка куплена в автомате.

— Откуда ты знаешь?

Несколько секунд Джульет не отвечала.

— Просто мне так кажется. Такие же продаются здесь в автомате в комнате отдыха артистов.

— Проверим. И попытаемся выяснить, не видел ли кто-нибудь, какой покупал колу. И когда. Если бутылка была куплена внутри здания и в нее подсыпали наркотик, надо будет узнать, кто мог находиться рядом с момента ее приобретения. Сюда не проникнуть посторонним?

Джульет покачала головой. Из соседнего зала доносились звуки «Подглядывающего Пипа».

— Придется обязательно пройти через приемную. Другого пути нет.

— А выбраться наружу?

— Есть несколько путей: пожарный выход и парочка дверей, которые ведут на лестничную клетку здания.

— Нам понадобится список всех, кто побывал здесь вчера.

— Это не проблема. Каждый день выпускается расписание, в котором указано, кто, где и когда должен находиться.

— А обслуживающий персонал? Посетители?

— Спроси лучше Гейл, абрикосовую блондинку в приемной. Ты разговаривал с родными Антона?

Прежде чем ответить, Мюррей покосился на Лэндиса, а тот приподнял и опустил кустистые брови, давая понять, что ему безразлично, если напарник немного нарушит правила.

— Они, естественно, в отчаянии, — начал Лэндис. — К тому же пришлось общаться через переводчика — его родственники почти не говорят по-английски. Но из того, что мне сказали, я понял, что у Антона была бурная юность. — По мере того как детектив продолжал, его бруклинский выговор удивительным образом пропадал, в голосе появились теплота и нотки сочувствия. — Взлеты, падения, взлеты, падения… Психиатры, воспитатели. Неприятности с законом, главным образом из-за наркотиков. — Детектив прервался и выразительно посмотрел на Джульет. Она поджала губы. — Скажу тебе так: родители Антона потрясены, но отнюдь не удивлены. Видимо, ждали, что однажды нечто в этом роде произойдет.

— Ждали, что их сына убьют?

— Боялись, что он способен совершить самоубийство. Безрассудно, по беспечности, на пике отчаяния. Как угодно. Хотя прямо этого не сказали. Но вместо обычного «Не может быть!» воскликнули: «Значит, вот так все кончилось!»

— Но у него было все, ради чего стоит жить, — возразила Джульет. — Он стал звездой в высокопрофессиональной труппе и мог танцевать по всему миру. Находился в отличной физической форме. И вообще был лучшим человеческим экземпляром, какого я когда-либо видела.

— Да… я тоже его видел, — протянул Мюррей, и Джульет не сразу поняла, что он имел в виду вскрытие. — Печально… Но это не причина для убийства.

— Но объясни, с какой стати, по-твоему, ему разводить наркотик в бутылке? Мог бы просто принять таблетку.

— Притворство? Игра с собственной персоной? — предположил Мюррей. — Известно, что некоторые наркоманы сыплют экстази на еду или принимают с напитками. Так им кажется интереснее. Теперь взгляни на это дело под другим углом: экстази обладает характерным привкусом — с горчинкой. Если Антон употреблял наркотик не по доброй воле, почему он не удивился, что напиток так странно отдает горечью?

Джульет нахмурилась, не зная, что ответить. Но если… Вдруг ее осенило.

— В тот день у него была простуда. Здесь все простудились, и я в том числе. Антон решил, что у колы такой странный вкус из-за насморка.

Лэндис посмотрел на Фейлза. Тот кивнул.

— Что ж, вполне возможно, — признал детектив.

— Не возможно, а точно, — не отступала Джульет. — Я тебе клянусь, Антон…

— Слушай, закрой фонтан, — бруклинский выговор неожиданно вернулся к Мюррею. — Расследование веду я. И если потребуется, опрошу всех и каждого в труппе. И весь персонал. — Он повернулся к напарнику: — Давай после обеда заедем к нему домой. Он жил на Парк-Слоуп. Считаешь нужным проверить его телефон?

Фейлз утвердительно наклонил голову.

— Это значит запросить сведения, с кем и когда он разговаривал. Но тебе лучше уяснить (лу-ше уаснить), — теперь бруклинский акцент, как решила Джульет, напоказ напарнику, лился из Мюррея свободным потоком, — что парень баловался зельем и давно маялся депрессией. Так что на убийство не очень похоже.

Фейлз снова согласно затряс тяжелой головой. На секунду Джульет захотелось его придушить.

— А теперь давай выйдем в коридор, встанем у окошка, а ты нам расскажешь, кто есть кто, — предложил Лэндис. — Но сначала я выгляну, нет ли кого…

Джульет не двинулась с места. Тогда он подошел и легонько обнял ее за плечи:

— Не сладко. Понимаю, очень не сладко. Ужасно наблюдать, как уходит из жизни человек. Я тебе помогу. А теперь пойдем со мной.

Мягко, но настойчиво он увлек Джульет за собой. По полу плюхали его башмаки «Док Мартенс». Позади шаркал кроссовками Фейлз. Умом Джульет была благодарна за сочувственные слова, нутром желала, чтобы Мюррей снял руку с ее плеча. Ей не хотелось, чтобы ее успокаивали, хотелось вопить, что совершено грязное убийство.

— Напрасно ты брала эту бутылку домой, — вздохнул Лэндис, взявшись за ручку двери. — Боюсь, что теперь в качестве официального вещественного доказательства она ничего не стоит. Кстати, Джули, — небрежно продолжал он, пока Фейлз придерживал створку, пропуская их вперед, — у тебя никогда не снимали отпечатки пальцев?