Труп на балетной сцене

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Было без пяти десять, когда Джульет позвонила в студию Янча.

— Вы мне не поможете, Гейл? — Пришлось импровизировать. — Я хочу организовать небольшое чествование Рут после премьеры. Могу я переговорить с Электрой Андреадес?

Как она и рассчитывала, Электра была уже в студии, но репетиции пока не начались. Вскоре в трубке послышался голос балерины.

— Извините, что беспокою… — начала Джульет, задала свои вопросы и получила те самые ответы, которые ожидала. А объяснения по поводу проявленного интереса обещала дать позже. Повесив трубку, она набрала домашний номер Мюррея, там включился автоответчик. Джульет оставила сообщение и попыталась позвонить в участок.

— Детектива Лэндиса нет, — ответил чей-то торопливый голос.

— Он сегодня вернется?

— Понятия не имею.

Она и там оставила сообщение, подчеркнув, что дело носит сугубо официальный характер, а пока, дожидаясь, когда Мюррей с ней свяжется, решила, что стоит заняться библиотечной работой. Четыре или пять лет назад, когда она писала «Марианну, или Уловку актера», роман о гувернантке, которую наняла великая матрона сцены эпохи Регентства, ей пришлось в театральном отделе Библиотеки сценических искусств Линкольновского центра знакомиться с биографией Сары Сиддонс. Тогда Джульет отметила, что многие читатели рылись в материалах о ныне здравствующих актерах. Еще один телефонный звонок — и Джульет выяснила, что подобные справочники есть и об артистах балета. Час спустя (задержавшись, чтобы намазаться монистатом, и черт с ним, что после этого полагалось принять горизонтальное положение) Джульет заполнила маленький листок-требование и подала библиотекарше. А взамен получила пухлую папку с обзорами, газетными статьями, фотографиями, программами и пресс-релизами, которые в течение пятнадцати лет собирали усердные работники Нью-Йоркской публичной библиотеки. Ранние фотографии изображали сухопарого юношу с выгоревшими волосами и обветренным лицом, юношу, который (как информировал сопроводительный текст) вырос в Форт-Пиллоу, штат Теннесси.

Джульет терпеливо переворачивала вырезки и пристально вглядывалась в нечеткий газетный шрифт, словно это были письмена древних цивилизаций. Но так и не обнаружила в «Нэшвилл-курьере» ни одной заметки о поражавшем воображение зрителей местном вундеркинде. И даже в «Форт-Пиллоу стар» не встретила никаких интервью с гордыми своим чадом родителями или его братьями и сестрами. Короткая статейка преподавателя балетного танца из Мемфиса — и это все. Джульет подняла глаза и натолкнулась на взгляд гипсового Нижинского. От библиотечных кондиционеров ее пробирала дрожь.

Но, даже выяснив для себя все детали (и мысленно растолковав ситуацию Мюррею), она не сомневалась: никакой суд не примет ее доказательств и не признает преступника виновным ни в покушении на убийство, ни в непредумышленном убийстве, ни в убийстве преднамеренном. Джульет отдала материалы безразличной служащей и отправилась домой, как выразилась бы Анжелика К.-Х., погруженная в собственные мысли. Поднялся ветер, озоновую тревогу отменили еще утром, и она решила прогуляться. Сотовый зазвонил в тот момент, когда она входила в парк.

Джульет присела на скамейку неподалеку от спящего, растянувшегося в тени огромного дуба мужчины. С другого дерева на нее требовательно смотрела голодная белка; зверек явно обознался и принял Джульет за свою приятельницу из племени рода человеческого.

— Слушай, Мюррей, это Харт. Харт убил Антона Мора.

Лэндис сказал, что будет ждать ее на вершине Маунт-Тома, на каменной площадке, там, где Восемьдесят третья улица пересекает Риверсайд-драйв. Говорят, в дни творческих мук над «Вороном» туда восходил Эдгар Алан По, чтобы полюбоваться на Гудзон. Радуясь, что надела спортивные туфли, Джульет пробежала оставшиеся полмили, потом потащилась вверх, на «крысиную кучу», как метко выражались окрестные жители. Приходилось шагать по битому стеклу, пустым пакетам из-под картофельных чипсов, использованным презервативам…

Ветерок сладострастно дышал в тяжелых кронах деревьев, шевеля пыльной к исходу лета листвой. Лэндис уже ждал ее на вершине холма. В своих черных «левисах» и белой рубашке он выглядел очень по-коповски. Они встретились взглядами, тут же отвели глаза и, словно по молчаливому согласию, ограничились простым «Привет». Мюррей расстелил джинсовую куртку на грубом, грязном сланце и жестом пригласил Джульет сесть, а сам, скрестив ноги, устроился на голом камне в нескольких футах от нее. Внизу шелестели листья, гудело шоссе. Красный буксир тащил груженую баржу вверх по пенистой реке.

— Ну, колись, — начал Лэндис.

— Сейчас. — Джульет закрыла глаза, затем, стараясь собраться с мыслями, сосредоточила внимание на барже. — Мотив преступления, — она так и не отвела взгляда от реки, — был весьма благородным. И таким простым, что его трудно было заметить… Я только что из Библиотеки сценических искусств. Оказывается, Харт вырос в сельскохозяйственном штате Теннесси и был младшим из шестерых детей на птицеводческой ферме. Он рос тощим, маленьким и в детстве сильно страдал от воспаления сальных желез, так что у него на всю жизнь остались следы от прыщей. Его настоящее имя — только не смейся — Джордж Вашингтон. О сексуальной ориентации ничего определенного сказать не могу. И он всегда любил балет. Представляешь, какое у него было детство?

Но Харт отличался упорством. Он записался в местную балетную школу и вскоре покинул родные места. Получил стипендию в престижной Художественной академии в Северной Каролине и там познакомился с Электрой Андреадес — такой миниатюрной девушкой, что рядом с ней сам казался высоким. Джордж изменил имя и взял себе новое: Харт Хейден. Тщеславие и талант вывели его и Электру в звезды американского балета. Электра вышла замуж, а Харт жил только ради танца. У него не было ни сексуальных, ни личных пристрастий — его вдохновлял только балет. Рост оставался его минусом, но при помощи Электры он справлялся с этой проблемой. Недостатком в его карьере было то, что ни один хореограф не строил постановку только на нем и для него. И когда подошло бы время уйти из балета, он не оставил бы после себя никакого яркого следа. После всего, чего добился этот человек и чем пожертвовал, эта мысль его постоянно мучила.

Тут появилась Рут Ренсвик. Несколько лет назад она пришла в студию Янча и восстановила свою старую вещь, «Круговорот». Харт показался ей подходящим типажом, она его взяла, и он два года блистал в ее балете. Потом Янч поручает Рут поставить «Большие надежды». Хейден в восторге — его молитвы услышаны. Кому, как не ему, танцевать партию Пипа? Рост и комплекция оказались на его стороне, он был типичным Пипом. Даже вырос в такой же среде. И знал, что нравится Рут.

Джульет помолчала и покосилась на Мюррея, стараясь понять, заинтересовал ли полицейского ее рассказ. Тот хмурился, разглядывая двух парней на велосипедах. Смуглое лицо с необычно плоскими скулами оставалось непроницаемым.

Джульет буквально заставила себя продолжать, но в настоящем времени, надеясь, что это оживит рассказ.

— Но наступает момент распределения, и Рут объявляет, что первым Пипом будет Антон Мор. Харт потрясен. Однако он — боец и намерен продемонстрировать хореографу, что она совершила ошибку. Хейден разучивает партию, благо Рут работает с двумя составами, выкладывается до конца, без устали трудится, придумывает новые ходы и решения. Но Рут оставляет без внимания его усилия. Идут дни, недели, но, несмотря на свою сравнительную неприспособленность к классическому балету, ее любимчиком остается Антон Мор.

И тут в голову Хейдену приходит блестящая мысль. Блестящая, но гнусная… Он покупает цветную пудру или сам растирает в порошок какую-то косметику, например коричневые тени для глаз, и смешивает с тальком. Проносит в студию. Ждет подходящего момента. Такой момент наступает, когда Антон согласно расписанию должен после завершения общей репетиции танцевать в зале номер три один. Во время перерыва Харт подсыпает тальк в ящик с канифолью. Мор падает, получает травму, и — voila![27] — у Хейдена появляется шанс блеснуть.

Харт снова лезет из кожи вон. Даже завязывает знакомство со мной — хочет заручиться симпатиями подружки и советчицы хореографа. Рут по-прежнему ничего не замечает. Ее звезда — Антон. И как только тот поправляется, она не только возвращает все на прежние места, но заставляет Харта учить его всему, что тот пропустил, — тем самым па, которые придумал Хейден. Скрепя сердце второй Пип подчиняется, но разрабатывает следующий план.

Акция намечена на день прогона. С началом репетиций Харт узнает хорошую новость: Антон выучил партию, но еще ошибается. Он надеется, что во время прогона Рут поручит танцевать Пипа ему. Однако после перерыва Антон внезапно воодушевляется и демонстрирует прекрасный танец. Все в студии замирают, разинув рты. Рут в восхищении. Во время обеденного перерыва Хейден уходит в дальнюю репетиционную и дает волю своим чувствам, исполняя соло Яго из балета «Отелло».

В этот момент он принимает решение привести в действие второй план — бить тузом из рукава. Харт намерен подпоить Антона перед прогоном наркотиком. Но где достать экстази? Не проблема — сосед Харта продает наркотики всей труппе! Разумеется, Хейден не может просто так скормить Мору таблетку. Поэтому он приносит порошок или капсулу. Во время короткого перерыва находит предлог, чтобы приблизиться к Антону, и потихоньку, исподтишка опускает наркотик в бутылочку колы. Для него это детская игра: Харт искусный танцовщик, он скачет со стола на стол и при этом делает вид, что ловит апельсины, он привык подхватывать парящих в воздухе партнерш… все балетные артисты проворные и быстрые, почти жонглеры. Теперь Мор сорвет прогон и Рут наконец поймет, как в нем ошиблась. Однако вместо этого…

— Подожди-ка, — прервал ее Мюррей. Несколько последних минут он проявлял нетерпение, теперь не выдержал. — Я специально интересовался у Рут насчет соперничества между танцовщиками. Она ответила — и это похоже на правду, — что артисты балета всегда недовольны своим положением. Все соперничают со всеми. Хейден сам признал, что разочарован тем, что не попал в первый состав. Он нисколько этого не скрывал. Состояние разочарования — таков образ их жизни. Так сказала мне Рут, и у меня нет оснований ей не верить.

— Все это справедливо. Но в данном случае ее прекрасное знание мира балета сыграло с ней плохую шутку, потому что она не учла, не знала, что Харт Хейден профессионально танцует последний сезон. Мне об этом доверительно сказал Макс Девижан. Дело в его колене. Еще год балета, и он может остаться калекой на всю жизнь.

Харт — один из тех артистов, кто буквально посвятил жизнь искусству. Им движет не только личное тщеславие, но преданность балету. По его мнению, он лучше способен воплотиться в Пипа, чем Антон Мор. Он знает Пипа, понимает его и искренне верит, что искусство понесет невосполнимую потерю, если он не увековечит в балете этот персонаж. Харт совершал преступления во имя танца. Это-то и вводило в заблуждение. Раньше я считала, что артист балета не способен убить кого-то из-за партии. Оказывается, такое может быть, потому что их жизнь и есть искусство.

Я неправильно поняла Харта. Наверное, и ты тоже. Он умный, обаятельный, сдержанный. Но внутри Хейден весь на взводе — его толкает пружина, заведенная от рождения. Он вырос изгоем, отвергнутым сверстниками чудаком. Да, потом он изменил свою судьбу, но заложенная с детства ярость и обида на жизнь так и не покинула его душу. Другими словами, он гораздо более пылкая натура, чем тот человек, которого из себя слепил.

Теперь Мюррей смотрел на Джульет с гораздо большим интересом, чем раньше.

— Говори, говори! — нетерпеливо махнул он рукой.

— О’кей. На беду, Антон погиб. Ничего подобного Харт не замышлял, он изрядно перенервничал. Но что сделано, то сделано. Он прошел весь длинный путь не для того, чтобы в конце сорваться. И наконец — наконец! — Рут сделала его первым Пипом. Он с головой окунулся в роль и танцевал как в исступлении, — процитировала Джульет Рут. — Все шло замечательно, пока меньше чем через неделю Электра не открылась ему. Сказала, что она на четвертом месяце.

— Она ему сказала?

Джульет кивнула:

— Я ей специально позвонила сегодня утром и спросила. Харт был единственным человеком, кому она призналась. Думаю, они были ближе, чем брат и сестра. И Электра решила, что партнер заслужил ее доверие. Кстати, я еще спросила, не собирается ли Райдер в другую труппу. Так оно и оказалось — в следующем сезоне Кенсингтон договорился танцевать в Лос-Анджелесе. Что-то в этом роде я и предполагала; уж больно он скрытничал и волновался. Они уже договорились о разводе.

Харт, конечно, попытался уломать Электру сделать аборт. Убеждал, что не время заводить ребенка от Райдера (она ему не сообщила, что отец другой мужчина). Говорил, что брак рождение ребенка не спасет, только погубит ее карьеру. И прочее в том же духе. Но Электра приняла решение.

Хейден начал размышлять: пока по Электре ничего не заметно, но к началу сезона она будет на пятом месяце и ни при каких обстоятельствах не сможет танцевать Эстеллу. А он — заметь, это очень важно — ни при каких обстоятельствах не смог бы танцевать с другой партнершей. Кирстен Ахлсведе на полфута выше его. Даже если бы отыскалась подходящая балерина, у Рут не оставалось времени подготовить ее к премьере. Харт понимал: не будет танцевать Электра, не будет танцевать и он. Это означало, что Антон погиб попусту. Хейден оказался в роли нашего приятеля Макбета, который сказал: «Меня преграды не смутят: я в кровь так далеко зашел, что повернуть уже не легче, чем продолжить путь».[28]

— Но что он мог предпринять? — поинтересовался Мюррей. — Заняться черной магией?

— Слушай дальше. Харт некогда танцевал в труппе «Балет Рио». Наверное, и теперь поддерживает с ними связь — когда я в первый раз его увидела, на нем была майка с такой надписью. В библиотеке я выяснила, что три года назад он работал там в роли приглашенной звезды. А в Бразилии в качестве искусственного прерывателя беременности часто используется синтетическое средство мизопростол. Очень распространенный метод — Харт мог узнать о нем от любого человека из труппы.

В нашей стране мизопростол известен под фирменными названиями «сайтотек» и «мистенфло», это лекарство применяется для предотвращения образования язвы. Довольно часто рекомендуется больным и широко доступен. Неудивительно, что Харт попытался достать именно его. На препарат нет особых ограничений: пожилые люди часто применяют мизопростол, поскольку лекарства от артрита вызывают язву.

— А среди артистов балета артрит — явление не редкое.

— Точно. В нашем случае им страдает Викторин Вэлланкур.

Джульет сбилась. Рассказывая, она все время смотрела на реку. Теперь же, почувствовав на себе взгляд Лэндиса, покосилась на него. Его лицо выражало одобрение и неподдельное восхищение. И это понравилось Джульет. Прошло несколько секунд, прежде чем она закончила мысль:

— Викторин принимает мистенфло.

— Как тебе удалось узнать?

— Рут рассказала в тот самый день, когда произошел инцидент с тальком.

— А как это мог выяснить Харт? — Лэндис опять отвел взгляд.

— Ничего сложного. Он работает с Викторин много лет. А мистенфло принимают с едой. Наверное, десятки, а то и сотни раз он видел, как она это делает. Оставалось только стянуть пару таблеток. И кажется, я его чуть не застукала.

Джульет рассказала, как около пяти недель назад направлялась к Викторин, чтобы позвонить из ее кабинета. Знакомый звук, как из погремушки… Теперь она поняла, что это было, — звук вытряхиваемых из пузырька таблеток. И еще она унюхала Хейдена. Тогда Джульет не проанализировала свои ощущения, а сейчас все вспомнила.

— «Пако Рабани», «Нейтрогена» и запах его пота.

— Неужели ты все это различаешь? — удивился Мюррей.

Джульет закрыла глаза и втянула в себя воздух.

— Мыло «Слоновая кость», дезодорант «Меннен». И еще у тебя есть что-то новое из кожи… ботинки? — Она подняла веки.

— Новый бумажник, — подсказал Мюррей, но не вполне поверил. — А как ты догадалась, что вытряхивали именно таблетки мистенфло?

— Ах это… — Джульет невольно покраснела: ей было стыдно вспоминать, как она ошиблась, да еще возгордилась своими знаниями французского. — Позже в тот же день я проходила по коридору мимо двери Викторин и слышала, как та бормотала по-французски. Я решила, что она говорит: «Куда это подевались мои штуковины?» Но допустила неточность в переводе. — Джульет покраснела еще сильнее. — На самом деле она спрашивала вслух: «Куда подевались мистенфло?»

— Гм… — недоверчиво отозвался Мюррей.

— Можешь спросить ее сам, не пропадали ли у нее таблетки, — вскинулась Джульет. — Так или иначе, у Харта оказалось нужное средство. Ему опять повезло: Харт частенько подкармливал свою партнершу всякой мелочью. В первый раз, когда я их увидела, он потчевал Электру то ли «Райс Криспи», то ли семечками — чем-то маленьким. А в этот раз наверняка растолок таблетки и напихал в изюмины. Я видела, как он кормил ее изюмом в комнате отдыха. А на следующий день Электра жаловалась, что Харт заставляет ее есть. Не забывай, она была простужена и почти не ощущала вкуса. Все это не могло не сказаться на его нервах, — продолжала Джульет. — В день кражи мистенфло Харт уронил Лили Бедиант. А к концу следующего дня лекарство возымело действие — у Электры случился выкидыш.

Лэндис задумчиво уставился на камень.

— Ты знаешь, что согласно нашему последнему законодательству умышленное уничтожение плода считается убийством?

— Да. Где-то читала.

Последовало долгое молчание.

— Значит, вот в чем дело…

— Какое дело? — не поняла Джульет.

— Значит, ты мне сегодня звонила по поводу этой своей теории?

Джульет почувствовала, как в ней закипает гнев, но сдержалась.

— Да, — спокойно подтвердила она.

Лэндис поднял голову и посмотрел на нее в упор:

— Интересная историйка. — Теперь он говорил с бруклинским акцентом. — Интересно, складно, и рассказываешь ты занятно. И больно уж забавен эпизод с бразильскими абортами!

Джульет моментально вывело из себя определение «забавен». Но еще больше то, как Мюррей протянул «бо-ольно уж». «Тоже мне выпускник Гарварда! Не слишком ли он переигрывает, изображая близость к народу?» А полицейский тем временем продолжат:

— Слушай, Джули, все, что ты нагородила, только догадки. У женщин случаются выкидыши. Электра могла потерять ребенка сама по себе. Антон — сам принять экстази. Насвинячить в ящике с канифолью мог практически любой.

— Прекрасно понимаю. Но кто способен проделать и первое, и второе, и третье? — Джульет изо всех сил старалась не волноваться. — Я догадалась, когда сопоставила все события. Вроде как наложила друг на друга три слайда, и каждый раз все линии указывали на одного подозреваемого — Харта Хейдена.

Лэндис только пожал плечами.

— Твои мыслительные способности впечатляют, — буркнул он. — Однако хочу заметить, что ключом к обвинению является доказательство. Согласна? Если ты права, в анализах крови Электры должны обнаружить это самое мистенфло. Я наведу справки у врачей в больнице Святого Луки. Спрошу у Викторин Как-ее-там, не теряла ли она таблеток. Сомневаюсь, чтобы Фрэнк Эндикот обнаружил пропажу двух колес экстази, но попытаю и его. Если все сойдется, вызову Хейдена и погоняю. Но должен предупредить: без вещественных доказательств дело не склеится. Ты готова дать письменные показания? Встретиться с ним лицом к лицу в суде?

До этого Джульет не задумывалась о последствиях своих шагов. Одно дело — все прокрутить в голове и изложить Лэндису, совсем иное — выступить в роли официального свидетеля. Она вспомнила Рут, которая попросила ее помочь с «Большими надеждами», а вовсе не срывать постановку в последний момент, потребовав ареста главного исполнителя.

Затем вспомнила неподвижную Электру, расплывающуюся лужицу крови у ее ног. И ответила:

— Да, готова.

Лэндис позвонил ей вечером около семи. Не было никаких надежд выявить мистенфло в анализах крови Электры. Доктор Чен объяснила, что единственная лаборатория, в которой имеется оборудование, чтобы сделать подобный анализ, находится в Монреале. К тому же вещество распадается в крови в течение двух часов после введения в организм.

Мадемуазель Вэлланкур вспомнила, что около месяца назад она не могла сообразить, куда засунула пару таблеток мистенфло. Но потом решила, что переложила их в контейнер для лекарств, который постоянно носит в сумочке. Лекарство у нее повсюду: дома, на работе, в кошельках. Оно требуется ей постоянно. Очевидно, что Викторин, когда прошло столько времени, не могла заявить под присягой, что таблетки были украдены.

А Фрэнк Эндикот, когда Лэндис спросил, не пропадала ли у него пара таблеток экстази, откровенно рассмеялся, но, вспомнив, что разговаривает с представителем закона, спохватился и ответил, что в те давние-давние времена, когда он торговал такими вещами, никогда не вел столь скрупулезного учета товара.

Вот и все.

— Сожалею, Джули, — добавил Мюррей. — Мне по душе твоя теория. Возможно, что ты права. Но все, что ты накопала, мы, полицейские, называем пузырями. Даже если представить, что Викторин подтвердила бы пропажу нескольких таблеток, мне еще ни разу не приходилось слышать о свидетелях-нюхательщиках.

— Очень остроумно.

— Не кати на меня бочку, дорогуша. Я бы вытряс из парня душу, будь у меня хоть одно настоящее доказательство. Вот если бы ты заставила тогда тупицу Пелтца забрать с собой рюкзак, у нас была бы четкая цепочка улик, и, как знать, не исключено, мы сумели бы воспользоваться тем, что обнаружили внутри…

— Мне как-то не приходило в голову…

Мюррей как бы не заметил, что его перебили.

— …и состряпали бы дельце. А так, не доказательства, а тухлятина. Мне нечем припереть субчика к стенке. Извини, Джули. Иногда плохие парни берут верх над хорошими.