Труп на балетной сцене

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

К досаде Джульет, прошло целых четыре дня, прежде чем Мюррей снова с ней связался.

Ее недовольство имело несколько причин. Во-первых, хотелось узнать, что выяснил детектив и удалось ли выяснить вообще что-нибудь. Во-вторых, после довольно дружеского общения у Янча она рассчитывала, что Мюррей начал воспринимать ее как помощницу. И наконец, Джульет надеялась, что он по крайней мере перестанет ее подозревать.

Хотя вежливый человек на его месте дал бы знать, что не может думать ни о чем другом, кроме ее неординарной красоты и магнетической личности.

Джульет, конечно, могла бы и сама позвонить, но что-то заставляло ее колебаться. И она с раздражением сознавала: причина в том, что она «девчонка». Девчонки первыми не звонят мальчишкам, это мальчишки должны звонить девчонкам. Древнее табу, вбитое еще в детстве ее няней Мэгги, не потеряло силы. На более сознательном уровне действовали иные запреты: его роль официального следователя и ее — свидетеля (если не подозреваемой). Поэтому право выбора оставалось за ним — общаться или нет.

И разве ему не о чем больше думать, кроме ее неординарной красоты?

Но в эти четыре дня ей и самой было чем заняться. Рут снова попросила подругу посещать репетиции (в студии Янча занимались со вторника по субботу), но Джульет, как ни подмывало ее пойти, сослалась на нездоровье и осталась дома лечить неистребимую простуду, которую подцепила в репетиционной номер три. В пятницу она послала Эймс сбегать в библиотеку и взять все, что найдется по салонным играм начала девятнадцатого века и правилам дуэлей. В восьмой главе ее герои играли в «спекуляцию»,[11] и Джульет намеревалась проверить, все ли правильно написала. А дуэльный кодекс представлял интерес потому, что все шло к поединку: лорд Морекамб собирался вызвать сэра Эдварда Райса. Ей надо было подготовиться на тот случай, если Райс примет вызов.

Сама она не вылезала из постели. Провела в ней все выходные и, кроме всего прочего, узнала, как писать «картель», то есть вызов (излагать кратко, избегать сильных выражений, указать причину обиды и почему долг не позволяет оставить ее без внимания, назвать имя секунданта и потребовать определить место и время).

Джульет с удивлением обнаружила сходство между старой «спекуляцией» (смысл которой заключался в приобретении ценностей) и современной игрой в «монополию». После короткого дождя наступила жесточайшая жара, так что и пребывание в четырех стенах не показалось ей большой жертвой. Вечером в воскресенье, к несказанной радости Джульет, она перестала чихать. Но как-то не так почувствовали себя ноги. В понедельник утром она ощутила зуд и поставила диагноз — грибок. Съела на завтрак баночку йогурта. Еще одну на ленч. Скрестила на счастье пальцы. А заодно и ступни.

Между тем «Таймс» опубликовал некролог по поводу кончины в пятницу Антона Мора. Читать было горько и больно. Официальная формулировка «Смерть наступила в результате несовместимости препаратов» лишь усиливала ужасный смысл следующей фразы: «Ему было всего девятнадцать». Далее следовал длинный список заслуг покойного и еще более длинный — переживших Антона родственников. Джульет машинально перевернула страницу и стала читать субботний кинообзор. Но в воскресенье, как иногда случается, журнал напечатал некролог во второй раз, и Джульет снова споткнулась о тот же самый текст. Рядом была помещена статья балетного критика о том, насколько рискованна и напряженна жизнь танцовщика. Автор перечислял несколько случаев гибели балерин от анорексии и громких самоубийств танцовщиков-мужчин, явно намекая, что и с Антоном могло произойти то же самое. Иногда Джульет казалось, что ей лучше сбежать в девятнадцатый век, где мертвые уже давно умерли.

Рут звонила несколько раз в день. Слоняющаяся в вестибюле студии толпа репортеров и папарацци в пятницу еще увеличилась. Вечером один из журналистов умудрился проследить хореографа до самого подъезда ее дома, другой раздобыл не указанный ни в каких справочниках номер ее телефона. Еще один сфотографировал, когда утром в субботу она садилась в такси. Интернет с готовностью откликнулся дикими слухами и намеками. Рут теряла голову: название «Большие надежды» появлялось на страницах газет снова и снова и приобретало скандальный оттенок — хореограф опасалась, что никто не сможет и не захочет даже попытаться судить о постановке как о явлении искусства. Но несмотря на царившую вокруг кутерьму, работа двигалась. И вот в воскресенье, когда у Рут появился наконец шанс немного отдохнуть, на пороге возник детектив Лэндис.

— В десять утра, — жаловалась она Джульет, позвонив ей сразу после его ухода. — Без предупреждения. Неужели было трудно позвонить?

Памятуя, что ей нельзя признаваться в знакомстве с Мюрреем, Джульет промолчала.

— Что ему было надо? Он тебе что-нибудь сказал?

— Сказал? Нет, только спрашивал. Спрашивал об Антоне: почему я его взяла, кому он нравился, что не любил, как среагировал Грег, когда я сообщила ему о канифоли, и так далее. — Рут зевнула. — Господи, даже кофе не успела допить! — И снова зевнула во весь рот. — Я тебе говорила, что Янч планирует организовать поминальную церемонию? А тело Антона отправляют на самолете домой.

— Нет, я не знала.

— Церемония состоится через неделю, в понедельник. Кое-кто из труппы будет танцевать.

— Должно быть интересно, — рассеянно ответила Джульет, а сама подумала: почему же Лэндис не зашел к ней? Неужели в самом деле считает ее преступницей? — Как дела у Харта?

— О, настоящий демон! — Голос хореографа взлетел на несколько нот. — Не представляла, что у него такие способности. Харт по-настоящему… — Рут запнулась, подыскивая слово, — …одержим.

— Вот как? Замечательно, — машинально отозвалась Джульет, хотя что-то в тоне подруги ее поразило. Она попыталась разобраться, в чем дело, но разговор продолжался, и впечатление слабело.

— А Электра?

Голос Рут стал обычным, потеряв непривычную восторженность.

— Электра… не знаю… очень уж рассеянна… работает хорошо, но у меня такое впечатление, что ее мысли где-то далеко.

— Жаль, — согласилась Джульет и вежливо поинтересовалась, как остальные: Райдер, Лили, Викторин, Олимпия. Однако Рут теперь занимали только звезды, и думала она только о «Больших надеждах».

— Вроде ничего, — буркнула она. — Как будто нормально. Хотя какое теперь «нормально»? Балетная труппа — это… вроде большой семьи. И такое событие, как смерть Антона, на какое-то время выбивает всех из колеи. Жизнь продолжается, но люди теряют кураж. Сама почувствуешь, если заглянешь на неделе, — добавила она.

Но Джульет ничего не обещала. У нее сложилось впечатление, что с постановкой все нормально, и ее саму ждала неотложная работа. В выходные она с удовольствием занималась исследованиями — ей всегда нравилось узнавать что-то новое — и теперь предвкушала, как завтра сядет за стол и использует в романе некоторые из полученных сведений. Что же до странных обстоятельств смерти Антона, этим делом занимается полиция. Ее укололи слова Мюррея «нечего строить из себя частного сыщика». Так что она почла за лучшее побыть пока просто Анжеликой Кестрел-Хейвен.

В понедельник вечером Лэндис наконец решил наведаться к Джульет, но не стал звонить, а нагрянул неожиданно, как к Рут. Джульет небрежно отмахнулась от причитаний подруги по поводу отсутствия предварительной договоренности, но, когда с ней произошло то же самое, поняла, как это неудобно.

Тем более что в семь вечера она была уже в халате. Такую роскошь Джульет себе частенько позволяла — сидела на террасе, лакомилась персиковым мороженым, смотрела за реку и думала, сколько же таинственных жизней прожито в молчаливо мерцающем прибежище Нью-Джерси. И тут зазвонил домофон. Она выронила ложку.

— Сгинь, — проворчала она, направляясь к трубке внутренней связи. Жизнь одинокой женщины и так не сахар, так что она вправе позволить себе маленькие удовольствия, скажем, перекусить в неглиже.

— К вам явился Мюррей Лэндис, — грубовато объявил консьерж, судя по голосу, Марко. Его тон предполагал, что хозяйка ждала гостя. И это так возмутило Джульет, что она чуть не выкрикнула в ответ: «Ну и что из того?»

Но на самом деле пришла в панику, сознавая, насколько не к месту ее хлопчатобумажная в красную и белую полоску пижамная курточка без рукавов. В кино — старых, черно-белых фильмах — героиня всегда появлялась в роскошном пеньюаре с перьями и пышными лентами. Да Бог с ним, с кино, в эпоху Регентства будуары вообще представляли собой средоточие элегантности и вкуса. Халат Джульет был сшит из махровой ткани цвета лаванды. И когда она затянула толстый пояс, получилось что-то вроде силуэта не слишком атлетически развитой коалы.

— Пусть минуту подождет, — наконец крикнула она Марко и стала неохотно спускаться по лестнице, чтобы переодеться.

Через несколько минут Джульет с чувством некоторого злорадства открывала дверь — на ней были самые потрепанные джинсы и майка с эмблемой Национального союза писателей. Вот так: надо предупреждать, если хочешь, чтобы твое воображение поразили нарядом!

— Надеюсь, не помешал? — произнес Мюррей. Видимо, вариант приветствия: «Ни с места! Полиция!» — решила Джульет и вежливо пригласила:

— Проходи на террасу.

Но тут же поняла, что совершила ошибку: Мюррей сразу же обратил внимание на тающее мороженое. Джульет поспешно задвинула остатки лакомства за угол опоясывающего здание балкона, где в узком проходе хранился садовый инвентарь.

— Хочешь выпить? — предложила она, возвратившись.

Лэндис отказался, полюбовался видом и уселся на самый кончик шезлонга.

— Я думаю, тебе интересно узнать, что мы раскопали по поводу смерти Антона Мора.

Джульет подавила желание воскликнуть «Еще бы!» и постаралась усесться на неудобной кованой скамеечке, которую давно собиралась выбросить. Если Мюррей и не казался слишком дружелюбным, то по крайней мере как будто не считал ее врагом общества номер один.

— Прежде всего, — сообщил он, — у Антона Мора был человек в самой труппе, который обеспечивал его зельем. Некто Фрэнк Эндикот, ты его знаешь? Решил немного подправить свой бюджет. Я полагаю, танцовщики получают немного?

— Член труппы Янча продавал наркотики? — Джульет была поражена и лишний раз подумала, насколько хрупкая психика у артистов балета. — Наверное, лицо узнаю, но фамилию не помню…

— Он не танцует в «Больших надеждах», так что не исключено, что вы не встречались. Живет с Хартом Хейденом в квартире с двумя спальнями — как говорят, платонические отношения. Фрэнк утверждает, что Хейден не является его клиентом. Эндикот — крупный, высокий парень, очень худой. Продолговатый череп, светлые волосы и бесцветные брови и ресницы. Носит в одном ухе пару серебряных колечек.

Джульет кивнула, представляя себе этого человека. Она видела его несколько раз — болтался в приемной и трепался с Гейл.

— Не великая шишка в наркобизнесе, — продолжал Лэндис, — но регулярно снабжал Антона травкой и марихуаной.

— Но не…

— Экстази тоже, — добавил детектив. — Эндикот признался, что весной сбыл Мору дюжину порций, а телефонная станция зафиксировала между этими номерами частые переговоры. — Его голос потеплел. — Извини, Джули, я понимаю, ты считала Антона не таким, и тебе не по душе подобная развязка истории, но есть все основания полагать, что Мор сам в ответе за свою смерть. Его лечащий врач рассказал немного, однако сообщил, что его пациент однажды предпринял попытку самоубийства. Я сказал «однажды», — подчеркнул он, заметив, что Джульет собралась возразить. — Так что нынешний инцидент можно считать несчастным случаем. Мор сидел на нардиле всего два месяца, и, похоже, ни лечащий врач, ни психофармаколог не удосужились его предупредить, что препарат несовместим с наркотиками.

Джульет не ответила. Она впервые допустила мысль, что ошиблась. Ей не нравилось ошибаться. И по правде говоря, это случалось не часто. Но теперь она задумалась: может быть, тальк в канифоли оказался по какой-то иной причине? Или кто-нибудь все же собирался навредить Антону, но это никак не связано с экстази.

— А что с напитком? — спросила она. — Обнаружили на бутылке отпечатки пальцев?

Полицейский покачал головой.

— Зато у нас удача: мы нашли свидетеля, который видел, как Мор приобретал прохладительное, и этот человек утверждает, что был постоянно рядом, пока они шли в репетиционную от места покупки. Ты была права: бутылка из автомата в комнате отдыха. Так что если в бутылку добавили что-то, это произошло уже в зале.

— И кто же этот человек?

— Твоя подружка Тери Малоун. Нам повезло, ее допросили одной из первых. Кстати, как ты считаешь, нет оснований сомневаться в ее словах?

Джульет помотала головой:

— Не думаю. Она как будто не от мира сего. Глаза как пуговки — фью! Абсолютный вакуум.

— В общем, она оказалась неподалеку от автомата. Перекусывала, когда вошел Мор. Раньше он к ней никогда не обращался, а тут попросил четверть доллара. Малоун, конечно, дала и пришла в полный восторг. Они вместе вернулись в зал номер три, а по дороге Тери явно прочла ему лекцию о том, что кола — мочегонное, нехорошо танцовщику пить ее перед работой. Когда они оказались в репетиционной, уже вовсю шел прием или что там организовала твоя подружка Рут. Малоун предложила Мору сесть и начать растягиваться и была рядом до самого начала прогона. Она хорошо все запомнила, потому что несказанно обрадовалась, что прима, солист наконец обратил на нее внимание. Тери расположилась рядом в надежде, что они еще поговорят, но Мор больше не произнес ни слова. Не удивлюсь, если она больше не будет мыть руки, потому что Антон коснулся ее пальцев, когда принимал монету. Пусть он и подвинулся мозгами, но не утратил ореола притягательной силы.

Слабое, противоречивое воспоминание мелькнуло в сознании Джульет, но она ничего не сказала, только хотела спросить:

— А как же…

— Это все.

Она помолчала, обводя взглядом вид. Откуда-то снизу донесся взрыв смеха, запах медленно текущей воды наполнил вечер.

— А как же отпечатки пальцев?

Мюррей пожал плечами:

— У тебя есть бутылка?

Джульет вошла в квартиру. На верхней полке в кладовой еще прежний хозяин установил маленький холодильник и бар. Эймс держала в нем завтрак. Джульет взяла бутылку перье и вернулась на террасу. Лэндис установил ее на столик и показал, как можно брать, не оставляя отпечатков пальцев.

— Вот так. — Он осторожно взял бутылку за горлышко там, где находилась стеклянная резьба, на которую навинчивалась крышка. — Никаких отпечатков. Мы обнаружили только его, твои и несколько ни на что не годных смазанных пятен.

Джульет помрачнела.

— С отпечатками пальцев вообще не так-то просто, — успокоил ее детектив. — В моей практике они становились весомой уликой в двух-трех случаях из ста. К тому же злоумышленник мог вообще не касаться стекла — бросить таблетку или порошок прямо в открытое горлышко. Видишь, я не утверждаю, что этого не могло произойти. Хотя все свидетельствует об обратном. Если только… — Он замолчал.

— Если только? — подхватила Джульет.

— Если только ты не пытаешься подставить другого, хотя на самом деле наркотик твой.

— Извини, — перебила его Джульет, — когда ты говоришь «ты», то имеешь в виду «кто-нибудь» или конкретно меня?

— Я сказал то, что сказал, — повторил Мюррей. — Если только ты не пытаешься…

— А я надеялась, ты хотел сказать: если только некто не пытается подставить другого. Неужели ты думаешь, что я имею какое-то отношение к преступлению? До сих пор думаешь?

— Нет. — Лэндис пожал плечами. — Я вообще не считаю, что имело место преступление. Именно так я и думаю.

Джульет помолчала, припоминая факты, и представила четыре стены — один из идиотских способов сосредоточиться на…

— Что сказал Грег по поводу талька? — наконец поинтересовалась она. — У Антона были соображения, кто бы мог это сделать?

— Флитвуд не обсуждал с ним этот вопрос, — ответил Лэндис и, заметив недоумевающий взгляд собеседницы, спросил: — А разве у него были основания? Руководитель труппы не хотел расстраивать ведущего танцовщика. А если следовать твоей теории — предупреждать жертву. Не сомневайся, в этом мы разбираемся. — Мюррей пожал плечами. — Но на мой взгляд, он был расстроен тем, что произошло.

Джульет нахмурилась:

— А что, этот Фрэнк Эндикот продавал наркотики и другим танцовщикам?

— Да. Он не горел желанием сдавать всех, но кое-кого назвал. Мы пообещали, что не станем его преследовать. Райдер, которого ты недолюбливаешь, был тоже его клиентом. Но предпочитал «спид».[12] Фрэнк не смог припомнить, чтобы тот покупал экстази. Еще Олимпия Андреада.

— Андреадес.

— Правильно. Часто брала у него марихуану. И еще шесть или семь человек, но они не танцуют в «Больших надеждах», так что, по-видимому, нам без надобности. Разве что в этом деле замешано больше одного человека. Хотя экстази можно достать где угодно — не велика проблема. Так что доза, которая убила Антона, была не обязательно куплена у Фрэнка. Проблема заключается в следующем: если мы не найдем свидетеля, который видел, как злоумышленник всыпал наркотик в бутылку Мора, ни о каком обвинении не может быть и речи. Даже об аресте. А если честно… Да я уже все сказал. — Мюррей умолк и стал смотреть на реку, освещенный мост и берег Джерси, весь в огоньках.

— Если честно, ты полагаешь, что арестовывать некого, — закончила за него Джульет.

Детектив кивнул.

— Тери ничего не видела? — без особой надежды спросила она. — Ты говорил, что девушка не сводила с Антона глаз. Если так, она должна была по крайней мере заметить, как кто-то бросил порошок в бутылку.

— Я спрашивал, — пожал плечами Лэндис. — Ничего подобного она не видела. Хотя ее слова не исключают, что кто-то все-таки растворил наркотик в напитке Антона. Возможно, она сама.

— Забудь, — нетерпеливо бросила Джульет.

— Забыл. Почти. Разве что Тери Малоун не величайшая актриса со времен Сары Бернар. Видимо, произошло то, что происходило множество раз: люди считают, что они к чему-то присматриваются, а на самом деле отводят глаза. Она упоминала тех же людей, что и ты, будто те подходили к Мору.

Джульет внезапно поняла, какое противоречие ее тревожило.

— Некоторое время в перерыве Викторин учила Тери, как правильно выполнять па. Так что она не постоянно таращилась на Антона. — Джульет поджала губы, почувствовав волну раздражения на Малоун. Но в действительности — на себя. Она-то считала, что наблюдала за Мором. И что заметила?

— Мы не собираемся прекращать допросы, — продолжал Мюррей. — Уже пропустили сорок человек. Если ограничимся теми, кто был в зале номер три во время прогона, остается еще тридцать. Но до сих пор ни один не заявил, что кто-то вел себя странно с бутылкой Мора. Хотя кое-что интересное все же выяснилось. В труппе был бывший автомобильный вор и осужденный сутенер. Несколько нелегальных иммигрантов и люди, о которых отдел транспортных средств сожалеет, что выдал права. Кстати, об Антоне много говорили…

— Мне это приятно.

— Но не все были от него без ума. Некоторые считали холодным, заносчивым, черствым человеком, нелегким в общении. Гретчен Мэннинг сообщила, что он был ее главной головной болью: тому журналу не буду давать интервью, с этим журналистом говорить не хочу… Некоторые солисты возражали, чтобы через их головы его брали на ведущую партию. Ведь ему было всего девятнадцать. Харт Хейден откровенно признался, что не считал Мора личностью. Но ты же знаешь, они совершенно разные типы. Хейден не скрывал, что не стал бы возражать, если бы на ведущего Пипа назначили его самого. Уважаю людей, которые способны настолько откровенно разговаривать с полицейским офицером, — добавил Мюррей. — Представить себе не можешь, как завираются люди.

— А что сказал Райдер Кенсингтон?

— Я его еще не вызывал. Оставил напоследок.

Накопившееся в последние четверть часа в Джульет раздражение прорвалось наружу.

— Но ведь именно он…

— Помню. Ты считаешь Кенсингтона главным претендентом на роль убийцы. Поэтому я оставил его на закуску, — спокойно объяснил Лэндис. — Тех, кого подозреваешь, не помешает немного помурыжить. Райдер знает, что многих его товарищей таскали в полицию, и ломает голову, почему пока не тронули его. Он дозревает, — улыбнулся полицейский. — Когда таких вызываешь первыми, они моментально обадвокачиваются и знают ответы на все вопросы, даже те, которые им еще не задавали.

— Обадвокачиваются?

— Извини. Нанимают адвокатов. Ты вызываешь свидетелей, а он рекомендует обратиться к своему адвокату. Ну и что с этим делать? Не волнуйся, я помню, кто у меня в списке.

— Харт Хейден тоже находился рядом с Антоном перед прогоном, — мрачно заметила Джульет, глядя в каменный пол террасы.

— В курсе.

— Еще Электра Андреадес, Олимпия Андреадес и…

— И Грег Флитвуд, и Виктория Вэлланкур… Викторин, — поправился Мюррей. — Джульет, я владею информацией, будь спокойна. Я попросил Янча направить мне видеозапись того, как танцевал Антон. Он был бесподобен. И если кто-то его убрал, я хочу разобраться, в чем дело.

Джульет подняла глаза — Мюррей дружески улыбался. И до нее, хоть и запоздало, дошло: все, что делал детектив в связи со смертью Антона Мора — отдавал на анализы колу, проверял отпечатки пальцев, допрашивал танцовщиков, искал продавца наркотиков и выяснял массу других обстоятельств, — все исключительно потому, что она, Джульет, сказала, что Антон (которого она, впрочем, едва знала) не стал бы рисковать прогоном и принимать наркотик. Вряд ли другой офицер нью-йоркской полиции предпринял бы и десятую часть того, что сделал Мюррей. А еще он сказал, что продолжает расследование.

— Извини, — покаянно пробормотала Джульет. — Я ценю твою работу.

— Ты мой девиз знаешь, — ослепительно улыбнулся Лэндис. — «Обходительность. Профессионализм. Уважение».

Но через два дня, хотя после смерти Антона не прошло еще и недели, полицейское расследование было прекращено. Всех возможных свидетелей допросили. Никто ничего не видел. Учитывая психическое состояние усопшего (как его упорно называл во время последнего визита вежливости к Джульет напарник Мюррея Фейлз), были все основания заключить, что Мор сам подмешал в напиток наркотик, в результате чего произошел несчастный случай. Он бурно жил и оступился. Рисковал, но не рассчитал. Судебно-медицинский эксперт сделал официальное заключение — несчастный случай. Дело было закрыто.