2.
Со второго класса у каждого были свои занятия после уроков.
У Беаты музыкальная школа и французский. Русский язык, изучаемый в школе, как иностранный, у Беаты был с рождения вторым родным. Поэтому в пару к английскому добавили именно французский. Немецкую речь в доме не переносили. Хотя и мама, и папа, немецкий знали прекрасно.
В качестве музыкального инструмента выбрали поначалу скрипку, но потом оставили эту затею. Осталось обычное фортепьяно. Беата занималась ежедневно. Впрочем, без особого рвения. У неё были музыкальные руки. Поэтому арпеджио давались ей играючи. Через пару лет занятий она читала с листа не очень сложные пьесы.
Беата долго не знала, чем же занимается Роберт. А когда узнала, то очень удивилась. Потому что Тухольский танцевал. В доме искусств был ансамбль бального танца. Именно туда три раза в неделю пухлый Робин-бобин бегал на занятия.
То ли занятия так влияли, то ли Роберт просто вырос и вытянулся. Но уже годам к одиннадцати из полноватого и неуклюжего Тухольский стал высоким для своего возраста и вполне стройным мальчиком. Его даже признали одноклассники. И теперь он играл с мальчишками в футбол после уроков, а не ошивался в одиночестве на бульваре.
В двенадцать лет Роберт впервые появился у Беаты дома. Но пришёл не к однокласснице, а к её маме. За помощью.
Тухольскому предстояло поездка в Советский Союз. Их ансамбль в полном составе в августе ехал сначала в Москву, а потом в международный лагерь "Артек". Всем участникам поездки настоятельно рекомендовали подтянуть знание русского языка.
В июне тётя Роберта обратилась к единственной знакомой русской пани с просьбой заняться языком с племянником. Пани Юлия не придумала ничего лучше, как пригласить Роберта два раза в неделю обедать у них. Все разговоры велись, естественно, только по-русски.
Тухольский едва переступил порог их квартиры, как уже замер. Уставился на синий китель с серебряными галунами и звездами на вешалке в коридоре. — Твой тата — военный? — Папа, Роберт, — поправила Беата, — Мой папа военный лётчик, — не без гордости. — Какой чин? — Роберт тщательно подбирал русские слова — Бригадный генерал. — Ого! Он летает? Или командует? — Папа летает. И командует тоже.
Надо же. Жабка то генеральская дочка! Знали бы их спесивые одноклассницы, что "русская" не из простых, сдохли бы от зависти. А Бетя видимо специально не рассказывает. Ей, кажется, не нужны фальшивые друзья. Этой принцессе полагается всё самое лучшее.
Пани Юлия, которую нужно было называть по имени и отчеству, раз уж они говорили по-русски — Юлия Владимировна, пригласила детей к столу. — ПирОги? — предположил Роберт. — Это пельмени, — спокойно объяснила Беатина мама, — Они чуть меньше, чем пироОги. И начинка из мяса. А если внутри что-то другое — это называется вареники. — Вареники? Потому что варят? А пельмени варят? — Варят, Роберт. Ты правильно заметил. А вот и пирогИ. Их жарят или пекут, — и Юлия Владимировна вынесла к столу блюдо с пирожками. Треугольные с капустой, длинные — с яблоками, квадратные — с картошкой.
С собой Роберту дали целый кулёк умопомрачительно пахнущих пирожков. Он едва пережил ещё день, чтобы прийти в этот дом снова. Нет, не за едой. За этими разговорами на таком вроде похожем на польский, но другом языке. За мягкими улыбками. А ещё у него был план позвать Жабку в парк. На качели.
После всех положенных церемоний, включавших приветствие, мытье рук с подробными комментариями: "Возьми зелёное полотенце, оно справа от умывальника", его снова усадили за стол. Теперь ему нужно было назвать из чего сделан странный свекольный салат со сложным названием "винигрет". Он угадал всё. И назвал тоже правильно: свёкла, лук, картофель, морковь, солёный огурец. Даже ударения все поставил верно.
Потом они втроем с Беатой и пани Юлией уселись играть в лото на четырёх языках. Кроме русского названия предмета надо было назвать его по-французски для Беаты и по-английски для Роберта.
— Юлия Владимировна, — тщательно выговорил Тухольский, — могу я пригласить вашу дочь в парк? На… Как по- русски "хуштачь"? — Качели? Конечно, идите, — отпустила пани Торочинская ребят.
Качели в ближайшем парке были огромными. Как лодки на длинных перекладинах. Раскачать их в одиночку нереально. Но вдвоём они справились.
Тяжёлая конструкция сначала жалобно скрипнула, а потом поддалась, увеличивая амплитуду с каждым разом. И вот они уже высоко подлетают над землёй! — Ты держишься? — прокричал Роберт с другого конца "лодки". — Дааа! — кричала ему в ответ Беата. И они всё больше раскачивали качели.
Это было необыкновенное чувство полёта. Выше кустов, к облакам. Волосы выбились из кос и лезут в глаза. Но Беата не останавливается. Сгибает и разгибает колени. Ещё выше!
Роберт держится крепко. Летит над землёй, упираясь ступнями в доски. Небо ближе, а ветки деревьев можно потрогать. Восторг!
Сколько они так катались, неизвестно. Когда затормозили таки тяжёлую конструкцию, дело было к вечеру. Роберт нащупал в кармане куртки монетки. Он был готов поклястся, что утром никаких денег у него в кармане не было. А тут такое богатство! На два сладких кренделя, два стакана газировки и два мороженых. Целый пир!
Они уселись на скамейке. Беата скормила Роберту половину своей булки. Сказала, что не хочет. — Придём ещё качаться? — осторожно спросила Беата. — Конечно! Я летал! — Да, Робин-бобин, ты летал!