Туфельки для мамы чемпиона

Глава 58

58.

Всё гости высыпали на лужайку перед рестораном или вышли на балкон. Вид на Вислу был потрясающим. Начался фейерверк над рекой. Огни мерцали в небе, отражаясь в тёмной воде реки. Роберт держал Беату за плечи. — Не замёрзла? — Нет, что ты. Рядом с тобой это невозможно, — Беата улыбалась.

Салют приводил её в детский восторг. Давно она не испытывала такой безметежной радости.

Огни фейерверка погасли. А они всё стояли, обнявшись, глядя на ночную реку. Современная Варшава продолжалась на низком берегу. А здесь, в старом городе, всё дышало историей. Узкие улочки с брусчатой мостовой. Дома в три этажа с деревянными ставнями и геранью на окнах.

Вышли в город, медленно побрели по улице. — Видишь отсюда памятник Марии Склодовской-Кюри? — Конечно. — Мы когда в интернате учились, каждое Рождество одевали его в шарф и лыжную шапку. Представляешь? А студенты университета перед выпуском всегда умудряются одеть её в мантию и магистрскую шапочку с кисточкой. Причём там каждый год дежурит полиция, но им всё равно это удаётся. — Трудно было? — Что? Одеть памятник? — Нет, я про интернат. Твоя тётка так гордилась тобой. — Откуда ты знаешь? — Я приходила к тебе домой. В сентябре. Когда не обнаружила тебя в школе. Она сказала, что ты уехал. И, даст бог, навсегда. — Жабка, я даже не знаю, что сказать в свое оправдание. Тогда мне казалось, где я и где ты. Разные миры. Не может дочь генерала авиации интересоваться гданьским оборванцем вроде меня. — Ты не писал даже. И не попрощался. — Прости. Это не оправдание, но… Мне и подумать то было некогда. Это был шанс, от которого не отказываются. Но ты права. Я должен был с тобой попрощаться. И, знаешь, да… Было трудно. Все три года интерната. — А потом? — Потом я начал летать. И трудности перестали быть важны. Осталось только небо. И самолёт в моих руках. — А теперь? — Что ты хочешь спросить, принцесса? — Честно? У меня есть целый список того, что я хочу у тебя узнать. — И что в этом списке под номером один? — Ох, даже не знаю. Наверное, почему я вдруг стала принцессой. Ты раньше меня так не называл. — Я так про себя называл тебя. С того дня, как узнал, что ты генеральская дочь. И понял, что ты специально нашим курицам в классе этого не рассказываешь. Помнишь, как у них челюсти на асфальт попадали, когда в твой день рождения отец пришёл к школе в форме и с цветами? — Представляешь, нет. Я только помню, какой был букет. — И я помню. — Мне хочется расспросить тебя про каждый день твоей жизни. — Думаю, что там было немало дней, месяцев, а может быть и лет, которыми я не горжусь. — Я сегодня вдруг поняла, что ты знаешь обо мне разы больше, чем я о тебе. Вот про танцы, например. — Танцы кончились, когда начались полёты. Это ведь тоже, как танцевать. Только в партнёрах у тебя машина. — Не жалеешь? — Жалеть можно только о людях, я думаю. В танцах мне жалеть не о ком. — А как ты догадался, что я станцую вальс? — Что-то мелькнуло такое в твоих глазах. Не могу объяснить, — Роберт пожал плечами, — Будем считать, что я догадался, что мама четырехкратного чемпиона Польши и вице-чемпиона мира умеет танцевать венский вальс.

Роберт почувствовал, как задрожали плечи у Беаты. — О, Господи, я тебя расстроил! Идиот! Кто меня за язык тянул! — Обними меня, пожалуйста! — Что? — Обними. Сейчас. Мне очень нужно, — едва слышно проговорила Беата и прислонилась к нему всем телом.

Тёплые нежные и сильные руки взяли её в кольцо. Укачивали, успокаивая.

Беата подняла лицо. Встретилась с Робертом взглядом. Всмотрелась в такие давно знакомые, но заново узнаваемые ею черты. Провела ладонью по контуру лица. Роберт поймал губами кончики её пальцев.

Тёплый ветер гулял в кронах деревьев на высоком берегу Вислы. Этим двоим, что стояли на мощеной площадке перед памятником Марии Склодовской, было сейчас не до разговоров.