Твердая порода

19

Хоть и сильно гневался председатель Галлям, однако пришлось ему отпустить Камиля в нефтяники.

В эти дни Камиль стал свидетелем интересных событий на буровой.

Если бы в забое не осталось долото вместе с турбобуром, то можно было подумать, что бурение — дело легкое и простое, потому что на глазах Камиля шутя прошли более двухсот метров и не встретили никаких трудностей. Работа становилась несколько скучной.

Оказывается, в трудные моменты и человек меняется. Грубый до этого помбур Еланский вдруг стал даже симпатичным. Теперь он к Камилю обращается не иначе, как «брат». Изменился и верховой Миргазиян. Раньше он сидел на своем «скворечнике» и пел тягучие песни. Сейчас стало не до песен.

Самим собой остался только Кадермат, у которого слова и движения будто отмерены. Во время работы он не признает шуток. Ты обязан обращать внимание только на него, понимать хозяина вахты с одного взгляда.

Камилю очень хотелось увидеть, как будут взрывать торпеду в забое, да не совпала вахта. Назип сказал, что было до жути интересно. Даже из конторы приехали посмотреть и директор, и главный инженер, и геолог.

На долю Камиля досталось только извлечение оставшихся под землей труб. Видимо, эта торпеда обладает страшной силой: взяла и оборвала трубу толщиной с бревно, напрочь свернула ей шею. Пока сменили трубу да наладили турбобур, прошла еще одна смена, и Камиль опять не увидел, как уходит под землю главный инструмент бурильщиков.

Перед вахтой Кадермат сказал, что долото в забое. Значит, зону завала прошли вахты Саакяна и Тин-Тиныча, а им не осталось ничего интересного. Расстроенный Камиль сказал об этом Кадермату. Приступивший к работе Кадермат скупо усмехнулся:

— Сейчас самое интересное начнется. Наша задача: обойти оставшиеся в забое долото с турбобуром и снова выйти на прямую дорогу.

Начинающий буровик внимательно следил за Кадерматом, но на лице старого нефтяника не было видно ни радости, ни беспокойства. Руки руководителя вахты уверенно лежали на тормозном рычаге, взгляд то и дело останавливался на приборах. С грохотом поработали час. Камиль не выдержал:

— Уже вышли на прямой путь?

— Старое долото не уступает, проклятое!

— А откуда вы это знаете, Кадермат-абый?

— Знаю. Слышишь, ось задели.

— Когда у нас ось задевают — плохая примета. Мы лошадь виноватого кнутом хлещем.

— Мою лошадь тоже хлещет, — хмуро произнес Кадермат.

Еланский осуждающе смотрит на Камиля, качает головой:

— Больно любопытный ты, парень! Будто мальчик-почемучка.

Опять стали молча работать. И снова Камиль интересуется:

— Как там внизу, Кадермат-абый, буры разошлись?

— Разойтись-то разошлись…

«Чего же еще? Чего эти буры не поделили? Дядя Кадермат молчит. Может, они в самом деле дерутся там, в темной глубине?»

Камиль очень интересно представил себе столкновение двух буров в забое. Чудилось, что новый бур, проходя мимо, говорит старому, дразнит: «Мямля, смотри, как нужно бурить», а тот хватает его поломанными зубьями: «Чего ты спустился сюда — жить надоело?»

На буровую пришел Зубаиров. Остановился у платформы и, долго прислушиваясь к шуму, наблюдал за работой буровиков. Потом встал рядом с Кадерматом. Будто глухие, они принялись кричать друг другу в ухо:

— Целыми прошли?

— Пройти-то прошли… Но, по-моему, инструмент пошел по ложному пути.

— Я так и думал… Что будем делать. Кадермат, как выпрямим скважину?

— Пока еще немного не пройдем — не повернем, мастер.

Только сейчас понял Камиль, почему недоговаривал Кадермат-абый. Вон что там внизу, оказывается: бур заблудился… Откуда все это знает дядя Кадермат? Эх, вот бы стать таким человеком, как он, и знать даже то, что происходит под землей!

Теперь все мысли Камиля засновали вокруг заблудившегося в забое бура. Они за нефтью идут, а он пошел черт те куда. Тут ведь вожжей нет, как же изменить направление! И жалко — смена заканчивалась. Так и пришлось уйти, не выяснив этой очередной подземной тайны.

Придя на следующую вахту, Камиль горько подосадовал, что опять упустил многое. На больших машинах приехали каротажники. Опустили длинный-предлинный резиновый шланг в скважину, измерили, куда и на сколько градусов отклонился бур. Дядя Кадермат сказал, что инструмент ушел совсем в другую сторону — к Язтургаю. Теперь, говорит, приходится поворачивать его на сто восемьдесят градусов.

Мастером этого дела оказался не Кадермат, а сам Зубаиров.

Он извлек из скважины турбобур с буром, надел на них кривую трубу и опять спустил.

— Теперь бурите и бурите до прямого пути!

Кадермат снова схватился за рычаги на пульте управления. Он то поднимает один из них, то опускает, поочередно нажимая ногами на педали. Иногда морщится, нажимая правой ногой. Камилю чудится, что Кадермат будто бы за штурвалом комбайна или за рулем автомашины — кажется, что вот сейчас он сорвет буровую с места и волоком потащит ее куда-то… А как там внизу бур?

Повернулся ли в сторону Калиновой рощи? Может, все еще капризничает, под Язтургай идет?

Прошло пять-шесть часов. Устали не только Камиль, но и здоровяк Еланский и дядя Кадермат. Вон он вытирает пот рукавицей. Камилю еще не приходилось видеть руководителя вахты в таком виде. Дядя Кадермат побледнел, еле держится руками за рычаги.

— Смени-ка, Геннадий, что-то настроения нет.

Кадермат сел в стороне.

— Что с вами, дядя Кадермат?

— Что-то сердце шалит, сынок…

— Сегодня работа была — ой-ой! — проговорил Геннадий. — Не то что человек — лошадь не выдержит!

Отдохнув, Кадермат снова занял свое место, но через полчаса опять ослаб, бросил рычаги, схватился за грудь:

— Сдал я, ребята… Беги, Камиль, пусть мастер…

Не договорив, он качнулся и рухнул на пол буровой.

Сверху сбежал верховой Миргазиян.

— Куда смотрите? Берись!

Втроем они вынесли Кадермата на свежий воздух.

— Скорее за мастером!

Через минуту на буровую прибежал Зубаиров с ребятами.

— Что с ним? Что случилось?

Лицо Кадермата стало пепельно-белым, губы посипели, глаза были закрыты. Широко открыв рот, он тяжело дышал всей грудью. На нем расстегнули спецовку, рванули пуговицы рубахи.

Зубаиров вбежал в вагон и позвонил в Язтургайский сельсовет.

— Сообщите Зубаировой, да-да, фельдшеру. На буровой с человеком беда. Причина неизвестна. Как будто без сознания. Пусть приготовится, сейчас за ней приедем!

Надолго остановить буровую было нельзя. В забое может случиться обвал, который снова прихватит инструмент. Зубаиров поставил на рычаги Сергея, ребятам велел присматривать за Кадерматом, а сам на машине помчался в Язтургай.

К приезду Райсы и Сергей Саакян лежал рядом с Кадерматом. Когда у него начала кружиться голова и Еланский с Камилем вывели его под руки, Сергей также опрокинулся на спину. Он еще был в сознании и, кусая губы, пытался подняться.

— Из скважины идет газ! — закричал Зубаиров. — К буровой не подходить! Не курить! Газопроявление!

Пока Райса оказывала отравленным скорую помощь, Зубаиров зашел в буровую. Да, идет слабый поток газа! Ветер тянул его прямо к бурильщику, а помощники ничего не чувствовали. Что делать?

— Молоко нужно, молоко! — закричала Райса. — Срочно! Отравление остановит молоко, только молоко!..

Буровики бросились к машине и бешено погнали на стойбище.