Твердая порода

8

Перед закатом солнца с буровой под руки привели Сапарбая. Тин-Тиныч с Фархутдином проводили его к палатке мастера. Райса и Зубаиров ужинали. Они выскочили из-за стола.

— Что с Ускенбаевым?

— А черт его знает, что с ним! — развел руками Тин-Тиныч. — Спотыкается и на все натыкается.

Мигая глазами, Сапарбай стоял молча.

— Слепой он, ничего не видит! — добавил Фархутдин. — Я ему подаю разводной ключ, а он, будто филин, уставил глаза мимо.

— Куриная слепота, — определила Райса, добавив: — И-их, и губит же вас эта буровая…

Не от хорошей жизни покинул Сапарбай степь и родной кишлак. Как у всех, у них был свой, хотя и саманный, дом, были овцы, пусть немного, другая скотина была. Однако аллах не дал здоровья его отцу и счастья самому Сапарбаю.

Вернувшийся с войны Ускенбай, контуженный в голову и раненный в грудь, пожил немного. Перед смертью он позвал к себе старшего брата Суенбая. «У меня в легких осколок снаряда, — сказал он. — Мои дни сочтены. Прошу: Сапарбая не обижай, научи грамоте, воспитай, вырасти его, жени. Не забудь, что он помолвлен с дочерью Жаксыбая из Карал-Тубы, помоги ему завести семью».

Ускенбай еще не расстался с жизнью, а Суенбай уже пошел по дворам приглашать людей на рытье могилы. Увидел отец Сапарбая односельчан с лопатами, приподнялся на постели — страшны были его глаза в тот момент — и тут же свалился замертво.

В памяти десятилетнего Сапарбая сохранилось немногое. Однако до сего дня сердце щемит оттого, что на второй же день Суенбай-ака загнал свой скот на их двор и, несмотря на плач матери и Сапарбая, забрал с собой все ключи от их сараев и кард.

«Все мне завещано!» — кричал он, кривя и без того кривой рот. Это запомнилось, а что означает «все завещано», Сапарбай тогда еще не понимал. Только потом уже понял, когда подрос.

После этого Суенбай-ака проторил дорожку между двумя домами — ужинал у себя, а ночевать приходил к ним. Из слезных сетований жены Суенбая мальчишка понял: будто и мать Сапарбая была «завещана» Суенбаю. Выходит, Суенбай-ака стал отчимом Сапарбая?!

Мальчишке хотелось учиться вместе со своими ровесниками, но Суенбай-ака о школе даже не вспоминал. С двенадцати лет он стал посылать Сапарбая пасти лошадей. Незаметно промелькнули юношеские годы, и пришло время Сапарбаю узнать, что в соседнем селе Карал-Тубе в роду Жаксыбая живет его нареченная Райхана.

Ему еще не было восемнадцати, когда он верхом на скакуне съездил на смотрины девушки. Райхану увидел со стороны, когда та несла воду из реки. Не понравилась. Высокая девушка со сросшимися бровями и тонкими икрами. В своем кишлаке он не рассказал ни одному парню, что есть у него такая длинноногая невеста. Не заговаривал он о Райхане и дома. Только бабка Сапарбая — восьмидесятилетняя старуха, повязанная под шапкой шалью, сидя на кошме, жаловалась: «Скота нету, калыма нету. Наверно, не увижу невестку Райхану, весной расстанусь с жизнью».

Она целыми днями повторяла, как молитву, эти слова и в самом деле весной скончалась. Вскоре умерла мать, и остался Сапарбай один на всем белом свете.

Следующим летом он увидел свою Райхану на скачках в игре кыз-куу. Вернее, на сей раз Суенбай-ака завел его в юрту отведать кумыса. Кумыс в пиале преподнесла сама Райхана.

Нет, эта девушка совершенно не была похожа на прошлогоднюю Райхану. Перед Сапарбаем стояла стройная, с длинными черными косами, спелая, как вишня, девушка. Ее сросшиеся у переносицы брови напоминали крылья ласточки в полете — стрелками в обе стороны!

Когда вышли из юрты, Суенбай сказал:

— Видишь, какую красавицу мы тебе наметили!

Парень нетерпеливо спросил:

— А почему мы не увозим ее, Суенбай-ака?

Суенбай многозначительно прищелкнул языком.

— Ничего ты не понимаешь, гой! Калыма недостаточно, калыма! Если бы калыма хватило, мы бы ее увезли сегодня! От рода Жаксыбая нам не удалось откупиться только скотом, гой!

Вот почему, оказывается, не везут в юрту Сапарбая Райхану! Чтобы увезти девушку, нужно было отдать ее отцу много скота, денег, одежды и еще кое-какие вещи. Только тогда понял Сапарбай причитания бабушки: «Скота нету, калыма нету». Оказывается, она не бредила.

И в то же время он никак не мог постигнуть одного: вот здесь, между двумя кишлаками, ежегодно устраивают погоню за девушками. В игре участвуют старшие неженатые парни. Если верхом на лошади парень догонит и поцелует девушку — она становится его невестой. Интересно, отпускают тут девушку без калыма, или и за нее требуют тоже большой выкуп?

Хотя и давно это было, в детстве, но Сапарбаю случилось увидеть обряд доставки калыма в дом невесты. Хорошо помнит, наверно, потому, что была очень холодная осень. В ожидании подарка ему пришлось долго стоять на ветру, и он так замерз, что назавтра заболел.

Тем днем только и говорили в кишлаке, что старик Мулдобай выдает свою дочь. Ребятня бедноты такие моменты не упускает — мальчишки приходят к воротам и целыми днями мозолят глаза в надежде получить какой-нибудь подарок.

Сапарбай пошел босиком, в одной рубашке и даже без тюбетейки. Долго дежурили у ворот, ожидая, что кто-нибудь выйдет из дома и осчастливит их. Но дверь не открывалась. Все замерзли, окоченели от холода.

Наконец кто-то крикнул:

— Калым везут!

И вот со стороны улуса появились празднично одетые молодые всадники. Все в ярких одеяниях, в красивых лисьих шапках. Размахивая плетками, лихо подскакали к дому невесты и что-то разом закричали — видимо, сообщили хозяину о своем прибытии. Но никакого еще калыма не было.

Скоро со стороны степи показались четыре подводы. Они двигались медленно, степенно, чтобы, наверно, было видно, какой тяжелый груз везут. Когда подводы приблизились к воротам Мулдобая, Сапарбай увидел в арбах подушки и перины, свернутые в трубы ковры и кошмы, чем-то заполненные тугие мешки, большой медный самовар. Подводы сопровождали бородатые старики в длинных полосатых чапанах и черных блестящих галошах на мягких ичигах.

И тут, важно поглаживая бороду, вышел из дома сам Мулдобай, какие-то гости, незнакомые Сапарбаю люди в пестрых чапанах. Начались приветствия наперебой, рукопожатия.

Не успели мальчики насладиться этим зрелищем, откуда-то пригнали к дому штук тридцать овец, несколько коров с телятами и даже одного бесхвостого ишака.

Сапарбай, смеясь, смотрел на Мулдобая, как тот недовольно почесал бороду, увидев ишака, потом начал деловито считать и ощупывать каждую овцу, крепко хватать их за шерсть и пинками направлять через ворота во Двор.

Потом подошел Мулдобай к арбам и взялся разгружать барахло на землю. Старательно проверял каждую вещь, то нюхал, то пытался разорвать ткань руками. Разворачивал ковры и ползал по пим, раскатывая кошмы, выдергивал и смотрел на свет шерстинки. Вот взял в руки самовар, перевернул его вверх дном и зачем-то потряс. Потом все сбились в кучу — и те, что привезли калым, и встречавшие. Посовещались, поторговались, поспорили, потом забрали все вещи, унесли в дом. «Калым что-то больно богатый, — говорили люди у ворот. — Не много ли добра за кривобокую дочь Мулдобая? Может, жених с придурью или хромой?»

Мальчишкам все же раздали по конфетке и прянику. Сапарбай долго потом пролежал в постели, но зато увидел интересное зрелище! И все-таки чудно ему показалось — отец отдает свою единственную дочь за какие-то тряпки, за скотину…

Столько лет прошло с тех пор, а Сапарбай ни разу больше не видел, чтобы в дом невесты что-нибудь привозили. Началась война, молодые джигиты уходили на фронт и несколько лет о женитьбах не было слышно. После войны снова пошли свадьбы, но калыма уже никто не давал. Какой может быть калым, когда война разорила кишлак и люди жили кое-как, с одной-единственной коровой на семью, а некоторые и совсем без скота. Да и сама молодежь уже не хотела жениться по-старому, считая это позором для себя.

Время пришло другое, но Суенбай-ака, старый хрыч, одобряет дурацкий обычай. Не только одобряет, а все время только и твердит о калыме, ссылается на отца Сапарбая и отца Райханы. Конечно, отсталый человек. Но что же делать теперь Сапарбаю, когда от дяди зависит и его судьба, и судьба нареченной невесты?

В тот день Сапарбай внимательно следил за ходом игры кыз-куу. Ему самому захотелось вместе со старшими парнями на горячем суенбаевском скакуне погнаться за Райханой. Если он поймает Райхану, отдаст ли ее отец без калыма? А не поймает? Вдруг у Райханы лошадь окажется быстрей, а сама она хорошей наездницей? А ну как Райхану догонят другие?

Вначале Сапарбаю показалось, что все парни гонятся за Райханой. У него даже голова закружилась. И он пустил своего коня за ней, но не догнал…

На следующую осень Сапарбай прошел комиссию, однако для армии его признали негодным из-за плоскостопия. Суенбай-ака пригласил его в свою юрту, угостил кумысом и сказал: «То, что в солдаты не взяли, хорошо. Года твои дошли, пора жениться. Но чтобы жениться, как тебе известно, нужно накопить денег, много денег… Учти, одной только пастьбой лошадей здесь на калым не накопишь…»

И стал подсказывать Суенбай-ака, заботливый брат отца, как можно накопить денег. Оказывается, их легко заработать в городе Алма-Ате, если устроиться там на какую-нибудь стройку. Много денег привозят и с шахт Джезказгана, но еще быстрее можно разбогатеть, если пойти в разведку, которая ищет воду в степи. Да, да! Старший сын знакомого Суенбаю Хиялетдина из улуса только год поработал с разведчиками воды, а привез полный мешок денег. За эти деньги он выбрал себе самую красивую в улусе девушку.

Стали готовить Сапарбая в дальнюю дорогу. Перед отъездом парень оседлал скакуна и поскакал в Карал-Тубу, чтобы увидеться и поговорить с Райханой. Сапарбай дважды объехал двор Жаксыбая на взмыленной лошади и, привязав ее, вошел в юрту. Самого Жаксыбая дома не было, и Сапарбая встретила Райхана. Увидев жениха, она и застыдилась, и обрадовалась.

— Я ведь тебя знаю, — сказала она мягко, стоя за занавеской. — Ты — Сапарбай. Ты уже приезжал к нам два раза…

— Я уезжаю, Райхана, — сказал Сапарбай и как-то сразу сник.

— Куда уезжаешь?

— Сам не знаю. Но я скоро вернусь. — Простодушный Сапарбай хотел было сказать и о причине своего отъезда, но Райхана сама догадалась.

— Знаю, от отца слышала. А ты не думай про калым, — посоветовала Райхана. — Возьми и увези меня с собой…

— Что ты говоришь, Райхана?!

Райхана опустилась на колени и взялась за полу бешмета Сапарбая.

— Давай сбежим! Иначе отец выдаст меня за другого. Я слышала…

— Не выдаст. Я скажу своему аке. Твой отец подождет. Я скоро вернусь с большими деньгами…

Плачущая Райхана осталась стоять у порога. Чтобы не видеть этого, Сапарбай с разбегу прыгнул в седло и поскакал к своему кишлаку, нахлестывая лошадь нагайкой.

Разведчиков воды он разыскал быстро. Его приняли бурильщиком, однако, когда они пробурили колодец и не обнаружили пресной воды, — алма-атинская контора отозвала гидрологов. Сапарбаю обратной дороги не было. По совету инженеров он поехал в Татарию, где искали нефть.

Остальную его жизнь знают и сами разведчики. Сапарбай прибыл на буровую в день выдачи зарплаты. Всем тогда запомнилось, какими жадными глазами смотрел он на пачки денег в сумке кассира, о которой говорили: «Тетя Маша, сумка ваша, сумма наша».

Буровики по одному подходили и получали большие деньги, а Сапарбай так и стоял, застыв у кассы.

— Почему он не уходит? — шепотом спрашивала у буровиков тетя Маша.

— Влюбился в тебя, тетя Маша, — дразнили кассиршу буровики.

— Ох, не в деньги ли?

Потом уже к «характеру» новичка привыкли и тетя Маша, и буровики: оказывается, бедный Сапарбай не мог равнодушно смотреть на деньги.

Буровикам предстояло познакомиться и с еще более странной привычкой Сапарбая. В отличие от буровиков, которые хранили деньги в чемоданах, тумбочках, под подушками, Сапарбай всегда их держал при себе, зашитыми в кушаке. И на работу он ходил в кушаке, не снимал его даже на ночь. При этом себе он оставлял только на хлеб и жалкий приварок, а остальные отсылал на родину. И без того худой, с остро выступающими скулами, он прямо таял на глазах.

— Ты не экономь на питании, Сапарбай, братец, помрешь, и останутся деньги в кушаке! — ругали его в шутку и всерьез буровики. Сапарбай отмалчивался. Разве поймут эти люди его положение?! Ведь ему, по словам Суенбая-аки, чтобы заполучить Райхану, нужно накопить не менее сорока тысяч рублей. Сорок тысяч! Чтобы сыграть свадьбу, пригласить сватов и гостей, потребуется еще десять тысяч рублей. Итого — пятьдесят. Даже если посылать домой ежемесячно по две тысячи рублей, потребуется двадцать пять месяцев. Это значит, больше двух лет. Сапарбаю нельзя так долго. Его ждет Райхана. Значит, нужно экономить, больше посылать, чтобы приблизить день встречи с любимой. Об этом пишет и Суенбай-ака.

Как и другие буровики, Сапарбай получал около двух тысяч в месяц. Однако этот заработок можно было увеличить. В бригаде не хватало людей, а желающих работать во второй смене не так-то много. Мастер иногда умоляет, нередко даже заставляет выходить в эту смену. А Сапарбай, тот сам просится, ну прямо рвется на работу.

Слов нет, Сапарбай был парнем трудолюбивым. В его обязанности входило таскать к буровой трубы, поднимать тяжелые инструменты, замешивать раствор для накачки в скважину. И он никогда не жаловался на усталость. Проработав одну смену, он имел право отдыхать две, но выходил уже через восемь часов.

Сейчас он ежемесячно отсылал аке в далекий Казахстан три тысячи рублей. И получал от аки письма одно радостнее другого. Оказывается, тот часто ездит к Жаксыбаю и навещает Райхану. Райхана передает привет, с нетерпением ждет дня встречи. Но все письма Суенбая заканчивались неизменными словами: «Пошту шлешь мало». Сапарбай еще на двести рублей увеличил «пошту». Дней через пятнадцать пришло письмо. «Райхана по пальцам считает дни до свадьбы, но пошты мало, мало». Сапарбай перешел на хлеб и воду, зато в адрес кишлака ушел перевод на три тысячи пятьсот рублей. И вот с буровой его привели под руки.