Твердая порода

28

«Что нам стоит дом построить!» Есть в народе такое шутливое присловье, но в нем и правда, и серьезность сквозят. Мутгарай с легким сердцем и светлой думкой приступил к делу. В первый же день положил нижние венцы, но чем выше сруб поднимался, тем труднее становилось. Был бы рядом пусть не плотник, а хотя б помощник — конец бревна придержать. Вот глупый, взялся один поднять весь сруб! Пуп надорвешь. Да и тяжело вообще-то после вахты тесать. Но сделать надо, если начал, надо… Останавливались прохожие и удивлялись: «Фарида наняла плотника, но работа у него идет очень медленно. Неужели не могла найти настоящего мастера?» Мутгарай слышал эти слова и только крепче сжимал в руках топор.

О том, что Мутгарай увлекся срубом, первым из буровиков узнал Сапарбай. Когда Кадермат по своим делам уехал в райцентр, мастер послал Сапарбая за Мутгараем, чтобы тот отстоял внеочередную вахту.

— Ай, ай, люди не теряют времени даром! — с удивлением уставился Сапарбай на Мутгарая, у которого в руках топор так и играл. — Какую юрту он прилаживает, гой!

— Да вот вожусь в свободное время. Иначе как день проведешь?

— Известно, ты без дела жить не можешь. А как в смысле оплаты, сколько отвалят?

Мутгарай тюкнул топором в бревно.

— Ты, братец Сапарбай, не меряй всех на свой аршин! — И снова взялся тесать.

Сапарбай передал поручение мастера и ушел. Слова Мутгарая обидели его, он ведь уже давно бросил копить на калым, и об этом Мутгарай знает.

Мутгарай плотничал на верху сруба, уже поднявшегося над дверным проемом. Увидев Фархутдина, он согнулся, будто ему в живот шило сунули. «Очередной анекдот ищет, — подумал он. — Вот придет на буровую и разукрасит. Смотри, и ведь еще прикидывается серьезным человеком, расспрашивает: «Как ты решился один взяться за такое большое дело? Да, да, понимаю, трудно тебе без работы. Да, трудно, трудно настоящему крестьянину без дела!» А у самого — глаза! Будто сытый кот наблюдает за Фаридой, которая собирает щепки». Когда Фарида ушла в дом, язык Фархутдина вырвался на волю:

— Да, у солдатки губы сладки, у вдовы — медовы!.. Говорят, что хозяйка-то вдовушка, Мутгарай, правда это? Да, при наличии такой женщины — что нам стоит дом построить? Конечно, знающему дело человеку… Глядишь, и не даром будешь трудиться.

Типун на язык этому Фархутдину! Спорить с ним бесполезно, все одно будет молоть свое. Поэтому Мутгарай молча продолжал рубить угол.

Тревожные предположения Мутгарая не были напрасными.

— Братцы, хотите знать новость? — крикнул Фархутдин, как только появился на буровой. — Наш Мутгарай стал примаком!.

— Серьезно?

— Он сам сказал?

— Ну, если у вас есть голова, подумайте! Хозяйка молодая, плотненькая. Это одно. Во-вторых, вдова. В-третьих, двоим в такой маленькой халупе отдельно не поместиться. В-четвертых, почему Мутгарай, лишая себя сна и отдыха после работы на буровой, строит ей Дом? В-пятых…

— Не болтай! Мутгарай не впервые вкалывает за голую благодарность!

— Голову даю на отсечение, Мутгарай останется в этом селе примаком! Только есть одно «но». У нас говорят: «Лучше сунуть голову в огонь, чем пойти в примаки…»

Фарида же, приходя домой после работы и видя, что сруб поднялся опять на один-два венца, радовалась безмерно, но и упрекала Мутгарая:

— Разве можно столько мучиться? Брось! Брось! Идем в дом. Уж проголодался, видно, перышко мое! Положи топор, хватит на сегодня, перышко!..

Хотя Мутгарай сильно устает и на буровой, конечно, терпит теперь много всякого, ему нравится, как Фарида ходит вокруг него, как называет его «перышко», как робко трогает рукой, будто бы для того, чтоб Мутгарай отвлекся от своих мыслей. Руки у Фариды мягкие, ласковые.

В доме Фарида усаживает на кровать дочку, которую забирает по пути с работы у свекрови, и торопливо начинает готовить чай. Фатыма уже не плачет, как в первый раз. Своими большими серыми, как у матери, глазами неотрывно смотрит на красного мордастого дядю. А чего плакать? Два дня назад дядя Мутгарай принес ей из магазина желтогрудого воробья с синим хвостом. Стоит повернуть ключик, как он начинает чирикать. А перед этим он подарил зайца с глазами-пуговицами и утку, которая, если нажмешь ей на живот, смешно крякает. Сегодня у него оба кармана полны конфет в красных и синих бумажках. Он сыплет их Фатыме горстями, сыплет и на стол, чтобы ела мама. Чего плакать Фатыме, она уже большая девочка, умная.

И сама Фарида совсем, можно сказать, привыкла к Мутгараю. Раньше, когда садились за стол, у Фариды вроде аппетит отбивало. Вечером стеснялась раздеваться и долго спала за занавеской одетой. По утрам умывалась и причесывалась тоже украдкой от Мутгарая.

Теперь уже другое. Держится Фарида дома свободно, без опаски ходит босая и простоволосая, смело разговаривает, удивляется: «Стоит, оказывается, только немного привыкнуть, и чужой мужчина, тьфу, тьфу, становится близким душе…»

В последние дни Фарида стала ходить живо и легко, будто невестой летала. Мутгарай объяснил это строительством дома. Но Фарида от счастья просто не знала, куда себя девать. И если раньше она чуть отодвигалась за столом, то сейчас совсем рядом с Мутгараем, все самое вкусное подставляет ему, уговаривает съесть и делает это от всей души. Когда она тянется к самовару, то ненароком ее полный локоть с ямочкой касается Мутгарая, и ему хорошо.

Сегодня настроение Фариды было особенно приподнятым. Вроде увлеченно что-то жарит-парит у плиты, вроде обращается к дочке, занятой своими игрушками, а сама разговаривает с Мутгараем:

— Вот уж такие мы с тобой, дочка! Строимся, а мастер до сих пор еще и не ел. Бессовестные мы с тобой хозяева, прямо бессердечные хозяева! Но, бог даст, и мы постараемся, не останемся в долгу перед хорошим дядей, правда, дочка? Мы вообще-то не такие уж плохие хозяйки, дочка…

Когда на столе были расставлены разнообразные кушанья, Фарида неожиданно достала бутылку водки.

— Зачем это, Фарида?

— Говори, что хочешь, Мутгарай, но без этого нельзя.

— Напрасно, — Мутгарай, кажется, был недоволен и даже обижен. Увидев это, Фарида повернула разговор в шутливое русло:

— Старинный обычай, Мутгарай. Чтобы дом долго стоял, всегда мастера угощали.

— Если станешь так угощать, — успокоенно засмеялся Мутгарай, — я буду его строить десять лет!

— Не будешь ты тут жить десять лет. — Фарида вздохнула. — Говоришь, добираетесь до нефти?

Мутгарай не ответил. Да, разведчики добираются до нефти. Видимо, здесь будет последняя буровая Мутгарая.

Он бросит разведку. Поедет в другое место, перейдет на более интересную работу. Или вернется на свой комбайн. Или на стройку. Только вот остается недоделанный сруб, как его бросить? Если б нефть немного задержалась, он бы поставил Фариде дом…

— Наливай и выпей, Мутгарай, — сказала Фарида, увидев, что он задумался.

— Тогда вдвоем, да?

— Я ведь никогда не пила, перышко.

— Не пила, так попробуй. Если хочешь, чтобы скорее тебе поставили дом, выпей стакан до дна…

Мутгарай разлил бутылку на два тонких стакана.

— Дай нам бог новоселье!

Мутгарай опрокинул стакан, торопливо потянулся к закуске, а Фарида, будто проглотив огонь, побежала за водой.

— Ох, ох, умираю!..

Вскоре Фарида сделалась разговорчивой:

— Вот ты, Мутгарай, мое перышко, говоришь — дом. А подумай сам: если в жизни нет счастья и надежды на будущее, зачем нужен мне дом? Какой для меня интерес и какая радость? Если хочешь знать, Мутгарай, я бы его давным-давно построила. На это у меня и средства найдутся. Я и согласилась-то только потому, что ты просил: дескать, руки чешутся. Пусть себе, думаю, почешет… Ладно тогда, раз желание есть, сил достаточно и дело знаешь, поработай в охотку, а надоест — бросишь. Пусть стоит сруб, пусть сохнет. Ты уедешь, а он останется мне памятью о тебе…

Видимо, у Фариды много накопилось в душе, и вот она погрустнела, облокотилась на стол, уставилась в темное окно и не спеша говорит и говорит.

— Мне что? Вот дочку свою, — она посмотрела на кроватку, где в обнимку с игрушками уже спала Фатыма, — выращу в этой халупе, и она улетит. А дальше что? Потом запрусь здесь одна и буду до смерти жить и грустить. Такова судьба одинокой женщины, перышко…

— Ты не поддавайся судьбе, Фарида.

— А чего не поддаваться, милый мой. Она уже написана на лбу. Счастливый человек с молодых лет не остается без мужа с ребенком!..

Фарида вдруг опустила голову на стол и заплакала тихо, потаенно, будто она одна, наедине со своим горем.

Мутгарай растерялся, не знал что и делать, встал с места, шагнул к двери, к окну. Он очень пожалел, что дал хозяйке водки. «Вот ведь, а? И зачем я ее уговаривал выпить… Хорошо хоть ребенок уснул. Что бы я делал, если б еще и девочка заплакала?»

Вскоре Фарида успокоилась, несколько раз всхлипнула и уснула за столом, подложив руки под голову.

До этого Мутгараю не приходилось видеть пьяных женщин. Только плохие слова о них слышал сколько угодно. И вот сейчас рядом с ним спит, как младенец, пьяная женщина. Однако Мутгарай не видит в ее поведении ничего дурного. Напротив, ее жалобы на свою судьбу, искренний плач вызвали у Мутгарая сочувствие. А что уснула, так это понятно: наработаешься на ферме — стоя уснешь.

Мутгарай попытался разбудить Фариду, но она даже не шелохнулась.

— Что же теперь делать? — растерянно оглядел избенку Мутгарай. — Да просто положу ее на кровать и пускай себе спит…

Утром они проснулись одновременно. Фарида охала и тяжко вздыхала за занавеской. Поднялась, но долго возилась, убирая постель и взбивая подушки. Она стеснялась показаться Мутгараю.

К тому времени Мутгарай оделся, взял в руки топор, собрался во двор.

— Голова, что ли, болит? — участливо спросил он, когда уже взялся за дверную ручку.

— Ой, боже, как же я покажусь твоим глазам, Мутгарай! Вот ведь как опозорилась.

— Ничего, в жизни всякое бывает.

— Не должно было быть…

Подошло время вести ребенка, а Фарида все еще не может показаться из-за своей занавески.

— Ой, боже, что же я наделала! И как это ты донес меня до кровати?

— Тебя не донесешь, ты больно тяжелая! — засмеялся Мутгарай. — Просто отвел под руки.

— Боже, боже, вот беда-то!..

Чтобы не стеснять ее, Мутгарай вышел, но Фарида все не успокаивалась. Очень плохо она поступила, что выпила водки. И не Мутгарай подговорил, а сам сатана подтолкнул ее на это дело. Да нет, не сатана, конечно, а весть о том, что скоро буровики уедут. А Фариде хотелось хотя бы последние дни отблагодарить мастера Мутгарая. Но только ли потому? Да пусть бы сгнил этот сруб! Сам Мутгарай очень хороший человек. Какой там сатана! Старики верно говорят, что в доме, где есть мужчина, черти не живут. Если он уедет, Мутгарай, что же станет делать Фарида? Справится ли она со своим одиночеством и тоской?..

И все же она вчера переборщила. Верно, жена без мужа — что лошадь без узды. Ладно, не так уж велик грех — первый раз в жизни случилось такое, только вот плохо, что Мутгарай уложил ее, по-всякому мог повести себя.

И на работе Фарида все упрекала себя. И неизвестно, чем бы все это кончилось, да пришло горе. Через два дня она принесла дочь пылающей от жара.

И-и, дочурка моя единственная, цветок души моей, что же с тобой приключилось? — безутешно плакала и причитала Фарида. — Наверно, недосмотрели, ходила босиком и простудилась. У счастливых людей дети растут дома…

Пока Фарида в беспомощности кляла свою судьбу, ругала свекра и свекровь, Мутгарай схватил плащ и побежал за Райсой.

У Райсы в эти дни работы стало невпроворот. С холодными ветрами и дождями добралась до спокойного Язтургая эпидемия гриппа.

Днем Райса принимала больных в медпункте, а по утрам и вечерами бегала по селу, лечила лежачих. Приходилось оказывать помощь и ночью. Вот тогда-то и вспомнила Райса августовские дни, когда она, в ожидании больные, скучала в медпункте.

Зубаиров, называвший до этого всех медиков «белоручками», стал жалеть и понимать жену.

— Слушай, — удивлялся он. — Твоя работа тяжелей, чем на буровой!

— Потерпи уж, Фазыл, потерпи. Не всегда же так будет.

— Я-то потерплю, только ты сама болезнь не схвати. Погубишь тогда нас! Не меня, а буровую! Вся работа может насмарку пойти.

— В самом деле, дай-ка я тебе сделаю профилактический укол!

Райса стала готовить шприц.

— Что ты! Что ты! — испугался Зубаиров. — Я этого с детства боюсь!

— Не дрожи, не дрожи! Подними-ка рубашку. Уж я тебе как родственнику — по блату!

Райса со смехом подняла рубашку Фазылу, тот крепко зажмурил глаза.

Только ты это… Осторожно…

— Эх ты, буровик! — засмеялась Райса. — Даже маленькие дети безропотно терпят, а ты…

— Ну мясники, ну мясники! — ворчал Фазыл, морщась. — Железку прямо в живое тело!..

— Чтобы завтра все твои рабочие пришли на прививку. Сам пошлешь.

— Думаешь, мои герои заболеют? Не такой они породы…

— Этот вирус породы не разбирает! Хочешь сберечь буровиков — всех ко мне.

Постучали.

— Начинается! — Зубаиров вздохнул. — Когда же он подохнет, этот проклятый вирус?

Но вместо очередного больного в дом вошел здоровяк Мутгарай.

— Мутгарай? — удивился мастер. — Неужели на буровой…

— Я к Райсе, — сказал Мутгарай тусклым голосом. — У Фариды, моей хозяйки, дочка заболела.

— Температура? — Райса уже одевалась.

— Огнем горит.

Вернувшись домой, Райса сказала мужу:

— Уж больно тесно живет бедняга! Там ни сесть, ни лечь. Неужели не нашли ему более подходящего жилья? Не заботишься ты о людях, Фазыл…

— Ему видней, — сказал Зубаиров и, вспомнив слова Фархутдина, усмехнулся: — Он нас не спрашивал…

Впрочем, верна эта русская пословица — «в тесноте да не в обиде», — думала Райса. Вот у них и квартира отдельная и просторная, а весь день слышно, как ходит и ворчит хозяин, все чем-то недоволен. А хозяйка Мутгарая показалась ей очень приветливой и милой…

Впрочем, Райса почувствовала и еще кое-что: Мутгарая и Фариду, несомненно связывает что-то хорошее. Это было заметно и по их общему беспокойству за здоровье ребенка, и в разговоре между собой, и во взглядах.

Фатыма уже выздоровела, когда болезнь свалила и Мутгарая. Он вернулся с ночной вахты в ознобе, с головной болью и не стал даже завтракать, улегся в постель. Озноб вскоре прошел, но теперь у него дыхание стало жарким и прерывистым.

— Если холодно, достань ватное одеяло, — спросонья пробормотала Фарида, думая, что он просто продрог на холодном ветру.

— Жарко… Душно… Если я открою дверь?..

По хриплому голосу парня Фарида поняла, что с ним неладно. Она встала, зажгла свет, подошла к Мутгараю и осторожно дотронулась до его лба.

— И-и, перышко мое, ты же весь горишь! — Фарида заметалась по комнате. — Вот лекарство, осталось от Фатымы. Выпей! Это болезнь тебе передалась от дочери… Ты ведь и не отходил от нее.

Подчиняясь уговорам, Мутгарай проглотил горькую таблетку.

— Ты ляжешь сюда. Нет, нет, и не говори, я не послушаю! Больной человек не должен валяться на полу, не возражай, я тебе говорю. Смотри, какой упрямый. Ну-ка, встань!..

Держа Мутгарая за горячие руки, она повела его к кровати. Удобно уложила, накрыла ватным одеялом, сама села на край койки и еще раз потрогала лоб парня.

— Посиди так, Фарида, не уходи…

Голова прошла, но Мутгарай ни за что не хотел отпускать от себя Фариду. Если бы Фарида сидела рядом и мягкой, прохладной своей рукой касалась его лба, Мутгарай согласился бы долго болеть.

— У Райсы много больных детей, — сказал Мутгарай. — Не вызывай ее.

— Ладно, — согласилась Фарида. — Буду тебя лечить по-своему.

Она принесла из сеней заготовленную во время сенокоса душицу, заварила ее, положила в чайник сушеную малину. Щекоча нос, по избе разошелся запах трав и лугов. Этот запах лета принес Мутгараю облегчение.

— Хорошо, что ты рядом, Фарида, — бормотал он, засыпая. — Что бы я делал один? Сейчас бы в баньку… Вот поставлю тебе дом, эту избушку в баню переделаю…

На другой день к Мутгараю вместе с Райсой пришел и Зубаиров. Они увидели, что болезнь сбила с йог и хозяйку.

По двору и домику ходил Мутгарай, весь пылая от жара, и ухаживал за Фаридой и ребенком. «Славный вообще-то парень! — подумал Зубаиров. — Но такое усердие ему бы на буровой! Поговорить с ним, что ли?» Райса стала осматривать Фариду, а Мутгарай и Зубаиров вышли на двор. Через окошко было видно, что Фазыл внимательно разглядывает сруб — многодневную работу Мутгарая. Был слышен даже их разговор.

— Не собираешься здесь совсем остаться? — спросил Фазыл.

— Останусь. Ты отпусти меня, мастер.

— Чего тебе у нас не хватает? Кто тебя обидел?

— Отпусти, прошу!

— Отпусти, отпусти! Я тебя не принимал, не я и увольняю! Зачем пришел, раз ты думал уходить! На кой черт напрашивался в бригаду? А что я буду делать еще с одной недоукомплектованной вахтой?

Мутгарай молчал, тупо глядя в землю. По дороге домой Райса осторожно взяла Фазыла под руку:

— Ты зря так с ним — он сейчас ведь нездоров… Да к тому же он — человек земли… И ты сам прекрасно видишь, где у него теперь мысли… Не будем мешать ему…

А что скажут другие, когда он уйдет?!

— Фазыл, будь человеком…