Твоя кровь в моих венах

Глава 14

— Поехали, парни! Встретимся на том конце.

Бледа отключил общую связь, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Джойс последовал его примеру, хотя, видимо, недостаточно быстро. В пространстве вокруг него стали возникать и пропадать различные объекты, а изображение предметов искажаться. Это, в общем-то, было ему знакомо, хотя каждый раз во время нахождения в гипере неприятно раздражало, так как сбивало напрочь ориентацию.

Хотелось еще заткнуть уши и отключиться от реальности — самый удачный способ пережить прыжок, но как старпом он должен был следить и за обстановкой на корабле и за самим Бледой. Раньше ему не приходилось прыгать вместе с старостой пятого курса, но почему-то Джойс испытывал некоторые опасения и не хотел оставлять командира без присмотра.

— Ты не представляешь, Аттила, как я тебя ненавижу, — негромко произнес Бледа.

Джойс на секунду приоткрыл один глаз, так, на всякий случай. Бледа все так же сидел в кресле с закрытыми глазами.

— Представляю, — спокойно отозвался Джойс, вновь отрезая себя от визуального мира. — Тогда скажи на милость, какого черта ты позвал меня в свои помощники?

Бледа промолчал.

— А я тебе скажу, зачем. Ты не меня ненавидишь. Ты ненавидишь себя. Но так как человеку жить с ненавистью к самому себе довольно затруднительно, произошло замещение.

— Смотрите, какой психолог выискался, — фыркнул Бледа. — Я все равно рано или поздно тебе отомщу. Вот возьму и прирежу, а всем скажу, что это ты сошел с ума и на меня напал в гипере, а я лишь отбивался.

— Ну, ладно, — устало отозвался Джойс. — Давай расставим все точки над «и». Ты слышал наш разговор с Ником перед… его гибелью. Не весь, но слышал. Я знаю, ты это рассказывал Соль. Если ты считаешь, что я его убил, почему ты не стал настаивать на расследовании? Ты бросался обвинениями во всеуслышание, но ни разу не обратился к официальным органам. Почему? Тебе было бы так просто мне отомстить.

Бледа снова промолчал.

— Я знаю, почему… — вздохнул Джойс.

Он какое-то время помедлил, взвешивая, говорить ли то, что он планирует сейчас сказать, или промолчать, как молчал все это время. Джойс и сам не знал, почему вдруг решил изменить позицию, которой придерживался ранее, но подозревал, что это связано с Соль. Почему-то ему было важно выглядеть в ее глазах не таким засранцем, каким он, видимо, выглядел.

На удивление, Бледа не изъявил нетерпения и не спросил: «Ну и почему же?» Джойс предположил, что тот боится услышать ответ.

Энджел еще несколько секунд поколебался, а потом произнес:

— Я знаю про записку.

Громкий выдох был ему ответом. Последующую паузу можно было назвать тишиной, если бы странные звуки не наполняли пространство.

— Откуда? — едва выдавливая из себя слова, через некоторое время проговорил Бледа.

— Ник мне рассказал.

— Почему же ты молчал все это время? Почему не осадил меня? — в голосе командира послышалась неожиданная боль.

— Чувствовал себя виноватым.

— Но… — начал Бледа, но его прервала Джейн:

— Соль ведет себя странно.

— Она пытается кому-то навредить? — сразу вскинулся командир.

— Нет, просто неадекватное поведение. Скорее всего, у нее устойчивые галлюцинации, в соответствии с которыми она действует.

— Тогда какого черта ты мне это говоришь? — разозлился Бледа. — У тебя установка сообщать только о ситуациях, когда кто-то или что-то может представлять опасность для экипажа или корабля.

— Она говорит это для меня, — невозмутимо отозвался Джойс. — Я поручил Джейн следить за поведением Соль.

— Ты…

— Не начинай, Берсерк. Не надо. Да, я за ней присматриваю и помогаю. Но ты будешь дураком, если не будешь делать то же самое. Она впервые в гипере, и она женщина. Нет исследований о реакции женского организма на прыжок. Если ты хочешь успеха миссии, ты так или иначе должен исключить все сомнительные факторы.

Бледа фыркнул:

— Узнаю Канта. Никаких эмоций, один голый расчет. Скажи, игра людьми как фигурами на шахматной доске доставляет тебе удовольствие? Или это просто упражнения для холодного ума? Только ты запросто можешь пожертвовать человеком как пешкой или даже ферзем. Интересно, какой фигурой был Ник?

В голове Джойса внезапно что-то взорвалось, и голос позвал его. Энджел резко поднял руки к ушам, пытаясь их заткнуть, пытаясь отрезать себя от этого голоса, хотя и понимал, что это бесполезно.

«Началось!» — отстраненно подумал он.

А ведь он уже было надеялся, что этот прыжок пройдет без осложнений. Хотя когда такое было? Может, только в детстве, когда он был юной чистой душой. Неужели когда-то действительно такое было?

— Что ты молчишь? — взвился Бледа. — Записка ничего не меняет!

Джойс, из последних сил пытаясь абстрагироваться от голоса в своей голове, обратился к Джейн:

— Соль в опасности? Она может себе навредить?

— Нет, — отозвалась Джейн. — Кажется, с ней все в порядке. Она уселась в кресло Штурмана и отдыхает.

— А куда делся сам Штурман?

— Лежит на полу. Кажется, отключился. Физические показания в норме.

— Отстань от Джейн! — завопил Бледа. — Разговаривай со мной! Да, я не хотел расследования, чтобы не вскрылась неприглядная роль Ника. Но то, что он разрушил тебе корабль, не оправдывает того, что ты его убил!

— Ник… — через силу произнес Джойс, — он… погиб героем. А сейчас, Берсерк, прости, я тебя покину. — Он достал беруши. — Присмотри за Соль. Я знаю, ты не сможешь быть таким гадом, каким хочешь казаться. Присмотри за ней и позволь мне остаться один на один с моими призраками, — проговорил он и заткнул уши, наслаждаясь относительной тишиной: теперь он, по крайней мере, слышал только голос в голове, но ни одного звука из внешнего мира не долетало до него.

— Так будет лучше. Если я не уйду сейчас, то могу начать представлять опасность. — Он помолчал, потом все же добавил. — Джейн, если ситуация будет из ряда вон, попробуй докричаться до меня.

Потом он ушел. Оставил их всех.

Было невыносимо жарко. И это казалось странным. На Леде лето хоть и теплое, но верхние показатели температуры никогда не достигают таких отметок, после который можно употреблять слово «жара». А Есении сейчас было невмоготу — она чувствовала, как лицо покрылось каплями пота, а одежду можно было выжимать. Сейчас бы искупаться… О, да ведь она и так на озере! Вон как заливисто квакают лягушки. Видимо, она лежала на берегу, и ее сморило. Надо проснуться… Просыпаться не хотелось.

Лягушки тоже были странные. Они перестали квакать и начали петь.

Очень странные лягушки. Но пели они замечательно. Мелодия была знакомой, и Есения спросонья даже попыталась вспомнить, где раньше слышала ее. У девушки не получалось сосредоточиться, мозг отказывался приходить в рабочее состояние, а слов она почему-то не могла разобрать, даже не могла предположить, на какой язык это похоже.

Мелодия звала, тянула, взывала к чему-то, и Есения автоматически начала подпевать, придумывая слова на ходу.

Everything is dark.

It's more than you can take.

But you catch a glimpse of sun light

Shining, down on your face.

Вокруг сплошная темнота,

Это больше, чем ты способна вынести,

Но вдруг солнечный лучик,

Сияя, ложится на твое лицо.

Oh you're in my veins

Ты в моих венах,

And I cannot get you out

И я не могу достать тебя оттуда.

Oh you're all I taste

Твой вкус — всё, что я чувствую

At night inside of my mouth

По ночам на своих губах.

«Ты меня в крови, — пела Есения. — Ты проник под мою кожу, поселился во мне, теперь твоя кровь течет по моим венам, и я больше не знаю, где заканчиваюсь я, и начинаешься ты».

Слова не всегда складывались в удачную рифму, но очень точно передавали то, что стучало в ее мозгу и просилось на волю. То, о чем ей хотелось кричать на весь мир, но она точно помнила, что этого делать нельзя, хотя и не помнила почему.

«Твоя кровь в моих венах», — вновь пропела Есения и в этот момент пришла в себя.

Она не на Леде. Она на «Драконе», который сейчас находится в гиперпространстве. И это не лягушки. Это Джейн пытается достучаться до экипажа. Как жаль, что Есения не может ее понять.

Но почему так жарко?

Голос звал его. Голос всегда звал его. Но он не поддастся. Он не откроет глаза, потому что его снова ждет разочарование. Он никогда больше не увидит ее, и никакие голоса не смогут это изменить.

Голос звал его только во время прыжков через гиперпространство. Некоторое время он даже позволял себе думать, что может быть что-то наподобие душ умерших содержится в этом не изученном до конца месте. Люди научились им пользоваться для своей выгоды, но понятия не имеют о том, что оно такое.

Но даже если это так, и ее душа приходит к нему, сама она умерла. И что ему даст общение с ее бесплотным призраком? Только боль, сожаление и отчаяние. В загробный мир любят верить те, кому это несет успокоение. Ему не несло.

Впрочем, его рационализм не позволял ему долго тешить себя фантазиями о месте нахождения душ. Понятно, что дело всего лишь в его подсознании. Это оно вытягивало из Джойса его внутренних демонов и воплощало в реальность. И это происходило только в гиперпространстве, потому что только здесь его самоконтроль давал сбой.

Голос звал.

Не помогали ни беруши, ни затыкания ушей руками, ни противошумовые наушники, ни натянутые сверху на них шапки. Голос звучал внутри головы и звал.

Но ничего, он выдержит. Не впервой. Ему надо продержаться, пока корабль не выйдет из гиперпространства. Просто продержаться, не обращая внимание ни на голос, ни на отчаяние, ни на боль. Это чувства, это эмоции, это ерунда. Их просто не нужно замечать.

Демоны оживали. Демоны вились вокруг него, звали, кричали, вопили. Стонали от страха, визжали от боли и звали его, моля о помощи. А он, стиснув зубы, сидел и ждал. Он не может им помочь. Не смог тогда, а уж сейчас и подавно. Как можно спасти тех, кто умер?

Николас Берсар был самым последним демоном. Самым молодым, прибившимся к сонму его призраков совсем недавно. И наиболее жестоко терзавшим его. В гибели прошлых он мог себя оправдывать. В конце концов, тогда он был всего лишь мальчишка, ничего не умеющий и не знающий. Но Ник… Ник был намного младше его, он был совсем пацан, запутавшийся, заблудившийся в дебрях собственных чувств и мыслей. Как когда-то он сам.

Кто как не он, Джойс, должен был увидеть все заранее, понять, предупредить, остановить? И не позволять мальчишке дойти до точки невозврата.

Берсерк всегда слишком давил на младшего брата. Не специально, просто такой уж он был. Он был для Ника всем — отцом, братом, богом, светом в окошке и кумиром, которому поклоняются фанаты. Да, Ник был самым настоящим фанатом своего брата. Но мальчики взрослеют, и важным этапом превращения в мужчину всегда является отрицание. Отрицание всего, с чем тебя связывало детство. Желание отстоять свою личность, оттолкнув все, что дорого. Оторвав, с кровью, с болью, с ненавистью.

Ник начал взрослеть. И произошло то, что произошло.

А он, Джойс, лишь забавлялся, не думая тогда, что изменения, происходящие в мальчишке, приняли такие необратимые последствия. Думал, что выдающийся ум Ника Тесла удержит того от непоправимых поступков.

Увы, никакой ум не справляется, когда эмоции зашкаливают. Парня штормило, бросало из крайности в крайность, а он, Джойс, был слишком слеп и слишком самонадеян, чтобы это увидеть.

Когда его космолет вышел в участке космоса, перенасыщенном сгустками темной материи, он просто не поверил. Как такое могло быть? Он сам лично проверял маршрут, и в этом секторе даже близко не должно было быть ничего подобного. Но перепроверять было некогда, потому что корабль начал гибнуть. В самом прямом смысле слова. Вместе со своим экипажем.

Допустить такого Джойс не мог. Пусть раньше, когда он был, по сути, ребенком, и ничего не мог сделать… но не теперь.

Системы корабля не справлялись с пробоинами. Он разваливался на глазах. Здесь могло помочь только замедление времени. Замедление времени в конкретной точке пространственно-временного континуума, чтобы разрушения протекали медленнее, и корабль мог бы достичь пункта назначения, не распавшись на запчасти и не погубив людей.

Никто не знал этот способ. Никто не знал, кроме него, Джойса, потому что те, кто его проверял на практике, были мертвы. А он поклялся над их парящими в невесомости космоса телами, что никому не раскроет этот ужасный по своей сути способ овладения временем. Он знал, что сможет спасти свой корабль, но для этого ему придется пожертвовать собой. Ведь должен быть кто-то, кто будет управлять из нормального времени замедленным кораблем. Ему придется навсегда остаться за горизонтом событий.

И когда он уже собирался выйти в космос, Ник, находившийся в отчаянии и ужасе от того, что совершил, признался ему.

Николас Берсар, талантливый молодой ученый и амбициозный парень, не желавший мириться со вторыми ролями, с энтузиазмом откликнулся на предложение сотрудничать с секретной организацией… Впрочем, названия ее он не сообщил, но Джойсу это и не было нужно. Мало ли на свете этих организаций, которые считают себя выше всех человеческих норм и правил.

Ника просили немного подправить координаты маршрута корабля, командиром которого был Джойс. Его убедили, что несмотря на то, что корабль получит достаточно серьезные повреждения, все закончится благополучно.

Они знали, что Джойс обладает знаниями, которые помогут кораблю спастись, и им нужно было, чтобы он, отчаявшись, решился их применить. Если так подумать, слишком уж много они о нем знали. Джойс прятался, скрывался, притворялся обычным пацаном, менял документы и имена и думал, что ему удалось скрыться. А они, видимо, все это время следили за ним и выжидали. Пока не дождались.

Они убедили Ника им помочь. И Ник сделал то, о чем его просили.

Температура росла. Есения пыталась докричаться до Антона, заставляла Джейн фальшиво петь, потом звала Луи, Нырка, но никто не откликался, а кваканье Джейн все больше походило на истерику. Ясно было одно: что-то случилось с терморегуляцией корабля, а управление находилось в инженерном отсеке. Есения сомневалась, что сможет туда добраться с закрытыми глазами. Впрочем, дублирующий пульт находился в командной рубке. Это было относительно близко. Но почему Максим и Джойс ничего не предпринимают?

— Джейн, Бледа или Джойс, хотя бы кто-нибудь из них в сознании? Спой верхнее «ля», если да.

Прозвучало нижнее «ми».

Ничего не оставалось — нужно было идти.

Накануне полета, Ник разговаривал со своим братом. Он все же испытывал некие сомнения и хотел проститься с тем, кого любил больше всего. Разговор прошел не совсем так, как хотелось парню, тем более что многого Ник не мог сказать брату. Под влиянием эмоций он оставил записку Максиму, что сделает все возможное, чтобы Кант проиграл, а Берсерк выиграл.

Бледа должен быть найти записку, уже будучи на корабле. Берсар никогда и никому ее не показывал, может быть, даже уничтожил. И он понятия не имел, что Джойс знает о ее существовании. Но Джойс знал, потому что Ник рассказал ему.

Вот почему Бледа никогда не настаивал на тщательном расследовании. Он боялся, что неприглядная роль Ника вскроется. Что, впрочем, не мешало ему ненавидеть Джойса, который, как он думал, позволил его брату покончить жизнь самоубийством, чтобы скрыть позор.

Он знал, что Ник признался Джойсу в том, что изменил маршрут. Намеков в подслушанном разговоре Бледе хватило, потому что у него еще была записка Ника с признанием.

Итак, Ник все рассказал Джойсу, а дальше… Время поджимало, не было возможности тратить его на сожаления и прощения, и Джойс направил корабль к черной дыре, чтобы воспользоваться искривлением пространства-времени возле нее. Он вкратце объяснил Нику, что тому придется делать на борту, так как им нужно было скоррелировать свои действия, раз уж Джойс выйдет в космос за пределы горизонта событий. Ник был гением, он быстро ухватил основную идею. И пошел дальше. В космос вышел он сам, заблокировав Джойса в одном из отсеков с пробоиной, зная, что дверь не откроется, пока герметизация не будет восстановлена. Зная, что идет на верную смерть.

Джойс орал и матерился на весь эфир. Все в нем бунтовало, и не хотелось смиряться с еще одной смертью, которой он позволил произойти.

Тогда Ник сказал одну странную фразу, которую Джойс будет помнить до конца своих дней.

«Твоя кровь в моих венах».

Что это означало, Джойс не знал, но был уверен, что для Ника она значила много. Это были последние слова, что он услышал от него.

Джойс потом самолично вышел в космос, чтобы принести на борт тело Николаса Берсара. И он взял со всей команды слово, что они никогда и никому не расскажут, по какой причине корабль получил такие повреждения. Но невозможно было рассказать и про героизм Ника, не упомянув о его предательстве.

Сколько еще этих демонов будет на его пути?

Голос звал. Он не позволял ему забыться, он тормошил его и тянул. Может быть, ради этого голоса он и жил?