ЕЛИЗАВЕТА
Не помню, как вызываю такси и уезжаю с турбазы. Захожу домой как сомнамбула. Сажусь на пол в прихожей. Смотрю в одну точку.
В душе воет ветер до неприятного гула в ушах. Зажимаю голову ладонями, пытаясь создать тишину, но боль возрастает многократно, словно ей закрыли выход.
Достаю мобильник и смотрю на фото Анечки…
Моя маленькая девочка. Улыбчивая феечка. Солнечный ребенок.
Невозможно все переплетено в жизни.
За что мне это все?! — ору мысленно не своим голосом, а на деле подрываюсь с места.
Накидываю кофту и выбегаю из дома. На автопилоте двигаюсь, сшибая по дороге прохожих. Бегу, теряя истеричные всхлипы, растирая грудь от давящего чувства.
Ну за что?! Почему?!
Влетаю в мрачную обитель холодных памятников и застываю у ворот. Тело пробивает мелкая дрожь. Руки леденеют. Ком в горле мешает, давит, мучит!
Озираюсь по сторонам, сжимаю кулаки, пытаясь разогнать кровь, что замерзла в момент.
Самое стылое место.
Тихо.
Одиноко.
Больно…
Так больно, что я не способна двигаться. Перед глазами все плывет от слез.
Сцепляю зубы, делаю шаг, оттягивая ворот футболки… Я за два года здесь впервые. Не могла раньше.
— Простите… — шепчу и срываюсь вглубь, обводя глазами застывшие незнакомые лица на фотографиях и гравировках.
Зажимаю рот ладонью, потому что из горла рвутся не просто всхлипы, а страшные звуки отчаяния и потери.
— Простите, прошу…
Сворачиваю на дорожку из утоптанной молодой травы. Двигаюсь между холодных домов ушедших душ и мне… так жаль.
Замираю около двух черных мраморных плит с лицами дорогих мне людей…
Смотрю, не мигая минуту… три…четыре?
Молчу, дергая рукава наброшенной на плечи кофты.
Трясет.
Я не могу поверить, что они здесь. Нет больше их голосов, нет взглядов, смеха. Я не позвоню никогда и не скажу, что была дурой.
Я простила, даже если бы что-то между ними было!
Вы слышите?! А вы меня простите?
Сдаюсь…
— Я не хотела! — кричу, надрывая горло, и оседаю на землю.
Рву траву под руками и швыряю в их счастливые выбитые художником лица. Вою раненым зверем. Раскачиваюсь из стороны в сторону, вцепившись в корни волос.
— Ненавижу вас! За что вы так со мной?! Почему вы не рядом? Почему вас нет? Почему бросили меня?! За что оставили Анечку? Я не хотела такого, слышите? Леська, ты слышишь, подруга моя любимая? Миш? Скажи ей, а?
Подползаю ближе, облокачиваюсь на ограду и закрыв ладонями лицо реву навзрыд, теряясь в непережитом горе.
Теплые руки подхватывают меня с земли и прижимают к сильной груди, в которой ритмично бьется сердце.
Странно для этого места…
— Тихо, Дюймовочка, — кутаюсь в знакомом запахе, успокаиваюсь, всхлипывая. — Я так волновался, Лиза…
— Дём, ты же меня не оставишь? — заглядываю ему в глаза.
— Даже не надейся, — прижимает сильнее.
Позволяю себе побыть маленькой. Разрешаю поверить и пусть обмануться. Потому что сейчас очень больно. И потому что имела неосторожность снова полюбить. Невозможно сильно, до самых нелепых мечтаний.
Как он пробрался в мою душу? Невыносимый, дикий, молодой… не для меня.
Цепляюсь за его рубашку, жмусь.
— Только плакать перестань, Лиз. У меня нутро выламывает, — целует волосы. — Едем ко мне.
Сопротивляться нет сил и желания. Пусть увезет. Только с ним я живая. С ним танцую, играю в баскетбол, целуюсь в лесу, злюсь, смеюсь… чувствую остро, на грани.
Демьян бережно сажает меня на переднее сиденье своего монстра, пристегивает ремнем безопасности и, мазнув пальцами по моему подбородку, закрывает дверь. Обходит машину и занимает водительское место.
Наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц: волевой, собранный, уверенный в себе. Лицо сосредоточено, глаза внимательны. Сейчас он не выглядит как мальчишка. Скорее, как ответственный и заботливый мужчина.
— Дюймовочка, хочешь чего-нибудь? Кушать, пить, одеть, в руках подержать?
Теплая улыбка согревает и, как ни странно, мне хочется всего и сразу. Нет желания строить из себя гордую самодостаточность.
Сказала бы, что это результат опустошения от встречи с прошлым, но нет. Рядом с Демьяном хочется стать слабой. Его силы духа на двоих хватает.
— Черничный морс, зефир, греческий салат…
Замолкаю, прикидывая, чем еще его удивить.
— Не останавливайся, — широко улыбается, и быстро смахивает с моего лба прядь волос.
— Пушистый плед и книгу, — поджимаю губы, ожидая насмешки.
А еще таблетку от головной боли. Все же стресс словила приличный. Где-то внутри отпустило немного и даже появилось смирение, но душа все еще сопротивляется реальности. Жаждет чуда, которого не произойдет. Так ведь? А если очень верить?
— Уже лучше, — в его взгляде только теплота и участие.
Закрываю глаза, отдаваясь легкому покачиванию автомобиля. Позволяю себе привыкнуть к занозам, что жалят. Мысленно благодарю Дему, что не лезет с расспросами. Позволяет пережить все, но находится рядом. Редкое качество, бриллиантовое. Проваливаюсь в сон-транс, где рывками ловлю реальность, а потом теряюсь в лабиринте переживаний.
Когда прихожу в себя более-менее адекватном состоянии, то первое, что ощущаю — надежные руки, обнимающие меня на широкой кровати, и мерное сопение Демьяна за спиной.