ГЛАВА 9

Чэнь Юнмин чувствовал себя измочаленным. Ему как будто заткнули уши ватой, удары барабанов и гонгов, людские крики, треск хлопушек — все куда-то отдалилось. Рабочие, получившие жилье, наперебой приглашали своего благодетеля на пельмени, и отказать кому-нибудь было невозможно. А мыслимо ли столько съесть? Будь у директора даже двадцать желудков — и то ничего не вышло бы. Хорошо еще, кто-то подал идею, чтобы от каждой семьи посылали только один пельмень. Их сварили в большом котле бригады капитального строительства, пригласили Чэнь Юнмина и ели все вместе. Над котлом поднимались клубы горячего пара, вокруг толпились люди… Чэнь Юнмин чуть не падал с ног, но не мог позволить, чтобы его настроение портило всеобщую радость. Он должен был оставаться здесь и крепиться ради остальных.

За несколько суток он почти не сомкнул глаз, как будто мог таким образом помочь боровшемуся со смертью Люй Чжиминю.

Парень сорвался с лесов, когда красил водосточную трубу. «По неосмотрительности!» — сказал кто-то. Нет, Чэнь Юнмин сам себе строгий судья. Это он виноват. Ему следовало предвидеть, что близость успеха часто приводит к поспешности, к потере бдительности. Несчастье, которого вполне можно было бы избежать, приходит как раз тогда, когда расслабишься хотя бы на один вздох. Неужели он, Чэнь, такой же желторотый парнишка, как и Люй Чжиминь? Почему у него не хватило времени всего лишь на одну беседу с рабочими по технике безопасности?

На диванчике перед дверьми операционной он просидел несколько часов, которые показались ему годами. Едва двери открывались и выходил человек в белом халате, сердце Чэня испуганно вздрагивало. Нервы были напряжены до предела. Когда Юй Ливэнь тихонько присаживалась с ним рядом, он отворачивался, чтобы не смотреть на нее. Только спросил однажды:

— Не знаешь, как там дела?

— Очень плохо, разорвана печень…

— Он может умереть?!

— Мы приложим все силы…

— Хорошо, ступай!

Лишь узнав, что кризис у Люй Чжиминя миновал, он безмолвно уронил голову на слабое плечо жены.


Красные шелковые флаги хлопали на ветру. Чэнь Юнмин почувствовал, что к горлу подступают слезы. А слез не должно быть. Из-за чего они? Может, из-за того, что у Люй Чжиминя миновал кризис, или потому, что люди так сердечно и искренне благодарят его, Чэнь Юнмина? Еще неизвестно, кто кого должен благодарить.

Те примитивные дома, которые сейчас строит завод, действительно дают людям жилье и приют. Только уж очень они убогие. Но даже этих крохотных квартирок люди ждали долго и терпеливо, мечтали о них.

Директор вспомнил, как Люй Чжиминь говорил, лежа на больничной койке: «Сун, ты эту квартиру бери себе, мы ведь с тобой как братья. Должен был я получать, но я скажу, чтобы… Нет, нет! Не отказывайся. Директор говорил, что скоро еще построят. Чуть раньше, чуть позже — какая разница!»

Сколько у нас людей, привыкших разглагольствовать о «классовой солидарности», сидя в высоких домах со светлыми окнами и просторными комнатами! Если бы они услышали действительно товарищеские слова, сказанные Люй Чжиминем, когда он повис между жизнью и смертью, если бы они видели, как рады и счастливы те, кому довелось получить хоть такое убогое жилище, — о чем, интересно знать, они задумались бы?

Да, наверное, ни о чем.

Когда первая порция пельменей была готова, Ли Жуйлинь раздвинул толпу людей и, крепко держа миску в руке, произнес:

— Эти пельмени мне хочется поднести нашему Чэню!

У него был такой решительный вид, что соперничать с ним никто не посмел. Да он и сам считал, что у него есть полное право на первенство…

Однажды директор поручил ему руководить устройством пруда для разведения рыбы. Это была часть долгосрочного плана, рассчитанного на улучшение условий жизни рабочих и служащих всего завода. Чэнь Юнмин предупредил, что склоны пруда надо обязательно утрамбовать катком, засыпать камнями, а сверху — песком. В то время Ли Жуйлинь еще таил обиду на директора и не прислушался к его словам.

Один из участков дамбы он обработал не так. Запустили воду, рыбью молодь, а когда пришли холода, то именно этот участок прорвало — вода ушла вместе с мальками. Лишь тогда Ли Жуйлинь понял, что натворил. Предстояло отвечать перед всем коллективом завода. Директор-то ничего, самое большее — отчитает, а рабочие и служащие так надеялись на рыбоводческие хозяйства! Цены на продукты быстро росли, снабжение свежей рыбой шло с перебоями, люди собирались хоть как-то поправить дело. В общем, Ли Жуйлинь так расстроился, что, прибежав в заводоуправление, тут же разрыдался. Чэнь Юнмин долго молчал, а потом сказал: «Ладно, не переживай, вместе начнем все сначала!» — «Ну поругай меня!» — «Я не хочу тебя обвинять. Слезами ты искупил свой просчет. Ясно, что у тебя все же есть чувство ответственности. Эти слезы драгоценны!»

Говорят, человеческая жизнь — это приобретение друзей. Обида на директора за то, что он прежде сместил его, исчезла у Ли Жуйлиня, как та вода, что ушла из пруда. Он начал совершенно по-другому относиться ко всему, что делает Чэнь Юнмин, взглянул на него иными глазами.

…Директору совсем не хотелось есть. Ему бы теперь поспать вдоволь, наверстать упущенное за трое суток, но он чувствовал, что все равно не сможет заснуть. Только что ему сообщили, что министерство планирует провести симпозиум по идейно-политической работе и всем участникам необходимо подготовить доклады. Это сообщение окончательно выбило его из колеи. Совещания, туманные доклады, где одно с другим не сходится! Опять что-нибудь вроде «обмена опытом идейно-политической работы на основе примера Дацина» или как «укреплять идейно-политическую работу на предприятиях в новых условиях, как изыскивать пути научного подхода к этой работе». Конечно, знать об опыте Дацина всем нужно, но что тут еще изыскивать? И наверху, и внизу, и в большом, и в малом — всюду компромиссы и примиренчество. Как быть нижестоящим, если те, кто вырабатывает политику, требуют то одного, то другого, сами не зная, чего хотят? Как мы можем в таких условиях хорошо делать свое дело?

К тому же позвонил замминистра Чжэн Цзыюнь, сказал, что, раз завтра воскресенье и у министерских выходной, он хочет побывать на заводе. Чтобы его водитель в воскресенье отдохнул, он попросил Чэнь Юнмина заехать за ним на машине. Наверное, замминистра выбрал именно этот день потому, что не хочет шумихи. Ведь если бы он приехал не в воскресенье, если бы договаривался через секретаря, то вместе с ним явились бы начальники управлений, отделов, инженеры, техники, секретари — целый эскорт. Но в чем все-таки дело? Чэнь Юнмин не мог не ломать голову над причиной приезда Чжэн Цзыюня…

Иногда к человеку как бы приходит второе дыхание. Принимая миску с пельменями, которую Ли Жуйлинь протягивал ему с таким важным видом, директор вдруг почувствовал прилив свежих сил — будто родился заново. Такое редко бывает с натерпевшимися в жизни, поэтому Чэнь Юнмин хорошо знал цену этому ощущению. Как ему хотелось, чтобы именно в этот миг кто-нибудь излил на него свою обиду, выразил недовольство. Ведь Люй Чжиминь все еще в больнице… Но радостные люди, окружившие его, отводят глаза — так воспитанный человек не станет пристально смотреть на чью-либо лысину. Чэнь Юнмин лишь пробормотал неразборчиво:

— Спасибо, спасибо всем вам!

Он взял палочками пельмень, но рука словно одеревенела, и пельмень выскользнул, упал обратно в миску. Наконец его удалось выловить. Директор поднял голову и посмотрел на толпившихся вокруг людей. Треск хлопушек, удары барабанов и гонгов, крики — все стихло. Люди молча глядели на него, а он вдруг увидел в толпе старого Люя, его помутневшие с возрастом глаза, жиденькие усы и дрожащий подбородок. Чэнь Юнмин поднес к его рту зажатый палочками пельмень и сказал:

— Прости меня!

Из глаз старика потекли слезы, он проглотил протянутый ему пельмень и ответил:

— Чэнь, ну зачем ты так говоришь?

Наступила тишина. Директор громко крикнул:

— Что же вы? Шумите! Веселитесь!

Застывшие, завороженные люди вразнобой ударили в барабаны и гонги.


Сун Кэ подал Чжэн Цзыюню жалобу на Чэнь Юнмина — наверное, потому, что именно Чжэн в свое время рекомендовал Чэня в директора. Тогда многие говорили заместителю министра, что это кандидатура неподходящая: «Что он умеет? Только за станком стоять да дома строить». Раньше Чэнь был директором станкостроительного завода и, конечно, умел работать на станках. А как не строить дома? Пусть рабочие спят под открытым небом, что ли? И разве не надо расширять заводские помещения?

Другие говорили, что Чэнь Юнмин слишком строптив, постоянно нарушает приказы. Насчет распоряжений сверху у него всегда свое мнение, вечно идет не в ногу с министерством.

Чэнь и впрямь считал, что «поддерживать руководство» — значит поддерживать его в главном, а в конкретных вопросах точки зрения могут и расходиться, это вполне естественно. Даже один высокий начальник говаривал: «Надо равняться не по верхам, а по правде». То есть нужно исходить из реальности, из действительного положения дел. Некоторые как раз и забывают об этом. Как же все-таки относиться к Чэнь Юнмину? Чжэн Цзыюнь, похоже, придерживался иного взгляда, чем остальные. Поскольку Чэнь умен, смел, умеет работать, не боится ответственности, ему и быть вожаком стаи. Последующие события полностью подтвердили правоту замминистра. Персиковое дерево, как говорится, начало плодоносить, и все сладкоголосые краснобаи сбежались к нему за плодами.

Известно, что в конце «великой культурной революции» были восстановлены нормы и организационные структуры, упраздненные раньше. Руководители старались поскорее вернуть к работе прежние кадры, а люди, выдвинувшиеся на волне беспорядков, напротив, были возвращены обратно в цеха. Нескольких лет, проведенных в коровниках, для иных будто и не бывало. Цзаофани утверждали, что это реставрация старых порядков. Они не желали сходить со сцены и называли возвращавшихся «сворой собак и лисиц». Чэнь Юнмин спорил с цзаофанями: «Наш ревком новый, революционный. Против кого вы бунтуете?»

В противовес господствовавшей тогда точке зрения, он уважал интеллигенцию и очень рано понял необходимость выдвижения настоящих специалистов, восстановил технические должности. В то время к этому еще не призывали, по-прежнему бубнили только о «единстве», «воспитании» и «перевоспитании».

«Как же можно не опираться на технический персонал? — думал Чэнь Юнмин. — Когда наши революционеры впервые вошли в город, империалисты и гоминьдановцы предрекали, что мы не справимся с управлением городом. Они полагали, что мы выбрались из горных ущелий, бескультурные, не знаем техники, что у нас нет своих специалистов. Но мы нашли подход к интеллигенции, к привлечению ее в строительство нового. А некоторые товарищи ей до сих пор не доверяют, умудрились сохранить узость взглядов».

Сейчас многое зависит от того, можешь ли ты решать технические проблемы. Есть руководители, которые и сами ничего не умеют делать, и другим не дают. Ну куда это годится? Разве на голом энтузиазме поднимешь социалистическую модернизацию? Наши цели дальние!

Одним из первых Чэнь Юнмин постарался восстановить премии, ввел сдельную оплату труда. Тогда в стране еще и не заговаривали о самоуправлении предприятий. На заводе была лишь небольшая прогрессивка — юаней по пять на человека. Но Чэнь Юнмин сказал: «Мы не можем, одинаково платить и тем, кто работает хорошо, и тем, кто работает плохо». Установили три разряда: для тех, кто выполняет производственные задания, не выполняет и перевыполняет. Уравниловку потеснили, и это сразу повысило активность рабочих. Особенно эффективным оказалось введение сдельной оплаты при переработке металлолома, то есть там, где прежде производительность была очень низкой. А теперь своими силами порезали все крупные куски металлолома и пустили в печь на переплавку. Сдельная оплата была объявлена неограниченной: сколько заработал, столько и получай — без всякого «потолка», без оговорок, что норму можно перевыполнить лишь на определенный процент. После таких нововведений производительность кое у кого возросла в два-три раза. До недавних пор это было все равно что «оседлать ветер».

Когда всем было приказано «готовиться к войне»[26], предприятиям велели самостоятельно накапливать денежные средства, сырье, трудовые ресурсы. В мобилизационных обращениях утверждалось, что «если не будет выполнен план подготовки к войне, то старики не смогут спать спокойно». На заводе мало верили в самонакопление, но сверху им отвечали: «Не надо отфутболивать мяч в нашу сторону. У нас ничего нет, а если бы и было — все равно дать нельзя: мы должны помогать слабым народам третьего мира!»

Откуда же взять деньги для самонакопления? Только из основных фондов. Позднее Чэнь Юнмину и поставили в вину, что он «доил» основные фонды. Но нельзя же без конца затягивать пояса на рабочих.

А где брать сырье? Государственные поставки сырья заводу по некоторым позициям вообще были равны нулю, по остальным — удовлетворяли нужды далеко не полностью. Чэнь нигде не мог добыть сырья и в конце концов был вынужден выменивать его на готовый продукт, прибегая к своего рода натуральному обмену.

Но и это еще не все. Во время кампании против реабилитации «правых уклонистов» министерство распорядилось, чтобы на всех столичных заводах «выявили свою позицию», иными словами, прекратили бы работу и начали заседать. Чэнь Юнмин не выполнил этих распоряжений. Он и «позиции не выявил», и работы не остановил, сказав: «Разве председатель Мао не говорил, что революцией надо заниматься в свободное время? Если будете проводить собрание после работы — приду, послушаю, а в рабочее время — не позволю! У нас государственное задание, мы не можем останавливать производство!»


Вот такой он был человек. Ухватить его за хвост оказалось совсем не просто. В подобных случаях пользуются весьма примитивными способами: прорабатывают человека, лишают его самостоятельности, грозят исключением из партии, судом, в общем, запугивают. Зато для желающих уйти от ответственности, напротив, предусмотрены всевозможные лазейки. Через все меры воздействия Чэнь Юнмин прошел. Ну разве он не лучшая кандидатура для современного директора?

В то время Сун Кэ как раз не высказывался против Чэнь Юнмина. Он стремился сбежать с поста директора завода и занять высокую должность в министерстве, поэтому нуждался в Чэне как в преемнике. Точнее, ему было совершенно наплевать — будет это Чэнь, Хэ или Чжу.

Чэнь Юнмин просил Сун Кэ уйти с завода хотя бы на несколько дней позже или даже спустя пару недель, чтобы тот смог ввести его в курс дела. Но Сун не хотел задерживаться ни на один день, боясь, как бы кто-нибудь не захватил место начальника управления и члена парткома. Конечно, быть начальником министерского управления гораздо приятнее, чем руководить заводом. Директору надо уметь и убеждать, и принуждать, и наказывать, и сносить удары. В министерстве есть свои сложности, поэтому Чжэн Цзыюнь считал, что руководящие работники должны обмениваться опытом. И министру, и начальникам управлений полезно бывать на предприятиях, а то и потрудиться год-другой на производстве. Если человек имеет опыт работы на всех уровнях, то дело идет гораздо лучше.

Теперь Сун Кэ смотрел на Чэнь Юнмина косо, даже шел на конфликт. Причина была ясна: Чэнь работал настолько успешно, что руководство выдвинуло его в резерв на должность заместителя министра тяжелой промышленности. Сун Кэ воспринял это очень болезненно — он сам, надеясь на поддержку Тянь Шоучэна, метил на ту же должность. Его отозвали с автозавода и сделали членом парткома министерства специально для того, чтобы он мог подобраться к желанному посту. Неудивительно, что Сун Кэ взбеленился и написал неумное письмо, «показал» себя! Да, зависть туманит разум…


Чжэн Цзыюнь собирался ответить на это письмо, но хотел сначала побывать за заводе, выяснить, насколько справедливо то, о чем докладывал Сун Кэ. Тон письма был очень уверенный:

«Здравствуйте, товарищ Цзыюнь!

Несколько дней тому назад я получил письмо от двух сотрудников завода «Рассвет». Им стало известно, что в скором времени в министерстве и в некоторых газетах намереваются отметить руководство завода, против чего они категорически возражают. По их словам, на заводе есть, конечно, некоторый прогресс, однако проблем еще очень много. Нет прироста продукции, задолженность огромная, штаты раздуты. Директор завода в погоне за дешевой популярностью, злоупотребляя материальными стимулами, заботится только об условиях жизни работников, а не о производстве. Широко развернуто строительство из материалов, добытых незаконным путем. Самочинно строится жилье для рабочих и служащих, происходят несчастные случаи, в том числе со смертельным исходом. Кроме того, нарушается финансовая дисциплина, на вышеперечисленные цели расходуется основной капитал предприятия, что приводит к повышению себестоимости машин. Много проблем с ассортиментом и качеством выпускаемой продукции, с управлением. Имеют место серьезные ошибки политического характера: упразднен политотдел, прекращено внедрение опыта Дацина. Подавляющее большинство управленцев среднего звена и рабочих чувствуют себя на заводе неспокойно. В такой ситуации поощрение руководства завода может иметь лишь отрицательный эффект и вызвать широкое недовольство рабочих и служащих.

Далее в письме упоминается о том, как восхваление одного товарища в газете вызвало в свое время бурю негодования. Авторы письма призывают вдумчиво отнестись к сказанному и не провоцировать массового недовольства.

Поскольку ситуация мне не известна, у меня нет какого-либо конкретного мнения на сей счет. От меня требуют доложить содержание письма министру Тяню, и мне ничего не остается делать, как предварительно обратиться к Вам. Если представится возможность, прошу Вас самого сообщить обо всем министру.

С уважением Сун Кэ».

Ишь какой ход! На основании непроверенных сведений заявляют, будто нельзя хорошо отзываться о Чэнь Юнмине. Ну и замашки! Не смешно ли? Автор статьи имеет право писать, что хочет, а газета — печатать материал. Как может министерство оказывать на них давление и с помощью специально организованного письма бросать тень на человека? Это по меньшей мере безответственный подход. Речь ведь идет о человеке, а не о кошке или собаке.

Все так запуталось, что уже никого нельзя ни хвалить, ни критиковать. На все это уходят огромные силы. А сколько можно сделать, если использовать эти силы надлежащим образом!


Чжэн Цзыюнь предчувствовал, что именно стоит посмотреть на автозаводе «Рассвет». Он много раз бывал здесь, хорошо знал положение дел, так что ему даже не нужно было «поводырей» — сам все мог найти.

Первым делом он направился в столовую: здесь, как на заднем дворе дома, можно увидеть то, чего не покажут при торжественной встрече у парадного крыльца. Цементный пол чисто вымыт, на многочисленных бутылочках и баночках с приправами нет следов грязных пальцев, нигде не громоздится немытая посуда, повара ловко шинкуют капусту, посыпая ее специями и поливая соевым соусом, — готовят аппетитный салат. Судя по их настроению и сноровке, им нравится здесь работать. Все было по-другому, нежели в иных столовых, где варят полные котлы кочерыжек, словно для откорма свиней.

Детский сад недавно отремонтирован. Во дворе не видно прежнего мусора. Горки, качели, карусели выкрашены свежей голубой краской, которая приятно радует глаз в это тихое время года, когда весна идет на смену зиме. У изголовья каждой кроватки висят картинки с разными зверюшками: мама-медведица в малиновом переднике жарит блины, зайчик в голубой безрукавке прижимает к себе большую красную морковку, рыжая лисичка лакомится виноградом… Каждая картинка вызывала в памяти сюжеты сказок, которые Чжэн Цзыюнь читал в детстве. Какие чудесные сны, наверное, снятся детям на этих кроватках! На такой кроватке взрослому, конечно, не уместиться, а на стульчике? Надо попробовать! Чжэн Цзыюнь, смеясь, уселся на маленький стульчик. Колени оказались высоко, руки некуда было деть. К сожалению, человек не может уменьшиться или вернуться назад, в детство. Чжэн Цзыюнь горестно покачал головой.

Чэнь Юнмин широко раскрыл глаза — все в красных прожилках. Он подумал, что замминистра обнаружил какую-нибудь недоделку. Чжэн Цзыюнь похлопал его по спине:

— Ничего, все в порядке! Ты явно устал, переутомился, мало отдыхаешь.

Директор так крепко стиснул зубы, что на скулах выступили желваки.

Они пошли к недавно построенному общежитию. Посмотреть — так люди живут здесь уже лет сто! На крохотных балкончиках сохнет всякое тряпье и ветхие разноцветные одеяла, громоздятся кучи старых дымовых труб, которые давно пора выбросить, куски стволов бамбука, оставшиеся от бараков, выстроенных после землетрясения, обломки досок, кирпича…

Заместителя министра поразила эта бедность, и все же то, что он увидел, было гораздо лучше, чем скученность нескольких семей в одной комнате, когда нога соседа попадает тебе под одеяло. Похоже, что Чэнь Юнмин угадал его мысли.

Чжэн Цзыюнь бывал на многих заводах. Ему казалось, что понять завод — все равно что понять человека, здесь нельзя полагаться на то, что говорят другие люди. Лишь походив по цехам, начинаешь чувствовать пульс производства. Он обратил внимание, что, рассуждая о валовой продукции, прибыли, выполнении плана, Чэнь Юнмин ни разу не заглянул в записную книжку. Все эти постоянно меняющиеся цифры директор держал в голове. Правду сказать, таких руководителей у нас не много.

В цехах чувствовался радостный напряженный ритм. Никто не болтает зря, не читает газет, не слоняется без дела, не кемарит где-нибудь в уголке. Правда, Чжэн Цзыюнь заметил, как беседуют токарь и фрезеровщик, но оба то и дело сверялись с листом бумаги, поглядывая на деталь. Он подошел ближе и увидел, что в руках у них технологическая карта, отпечатанная на ротапринте.

— А эту карту всегда добросовестно заполняют? — спросил он Чэнь Юнмина.

— Конечно, это впрямую связано с планированием производства. План ведь есть не только у завода, но и у цеха, бригады, у каждого рабочего. Мы строго определяем, сколько продукции должно быть произведено за месяц, декаду, даже за день. Если с предыдущей операции передают сто деталей, то принимающий выдает квитанцию. По ней в случае чего сразу можно установить пропажу любой детали. Таким образом, начиная с поступления сырья в цех и вплоть до последней операции весь процесс как на ладони. И продукция точно известна, и отходы. Благодаря этому не только повысилась ответственность каждого рабочего, но стало ясно, кто как выполнил дневное задание.

Чжэн Цзыюнь кивнул.

— А как у вас решается вопрос с премированием?

— Тут не все от нас самих зависело. Когда в июле семьдесят восьмого года высокое начальство наконец разрешило премии, народ очень обрадовался. Ведь раньше у руководителей среднего звена вообще никаких прав не было. Но вслед за этим возник вопрос: как премировать по справедливости, какой принцип положить в основу? В то время контроль был еще на низком уровне, не умели даже определять, кто на сколько процентов выполнил задание, с каким качеством. А без точных данных и говорить не о чем, можно решать только по первому впечатлению. Вот и получилось, что при распределении премий все перессорились: «Почему тебе больше дают? Чем я хуже тебя?» Бригадиры месяцами ломали головы из-за премий, пока не нашли четких критериев. В конце месяца вывешиваем все показатели, и каждый сам может высчитать, получит он премию или нет. Так и вышло, что распределять премии теперь не надо — и собрания можно не проводить, и без ссор обходимся.

— Как же быть с теми, кто не добивается премий? — спросил замминистра.

— Действительно, некоторые рабочие из более или менее обеспеченных семей вначале смотрели на премии с прохладцей. Они считали, что ради лишних пяти юаней надрываться не стоит. Чтобы покончить с таким равнодушием, мы несколько изменили систему премирования и одновременно вели воспитательную работу: быть рабочим, выполнять производственное задание — это ответственность, которую нельзя просто так сбросить с плеч, а премирование — это перераспределение. Если ты получаешь зарплату, то должен хорошо работать; если не выполнил задания — не то что премию, даже зарплату не должен получать полностью. Когда рабочий сам не виноват (например, станок сломался), из зарплаты вычитается пять процентов. Когда виноват и это влияет на план бригады — вычитается десять процентов. А если отражается на плане цеха — вычитается пятнадцать процентов.

— И никто не протестовал?

— Протестовали. Заявляли, например: «Меня нельзя штрафовать, такого закона нет!» А я отвечал: «А разве есть закон, чтобы план не выполнять?»

— Как же на заводе решились ввести такой порядок? — Чжэн Цзыюнь искренне удивлялся смелости Чэнь Юнмина.

— Все потому, что мы начали последовательную борьбу с невыполнением плана. Если станок плохой, то ремонтная бригада должна сделать отметку в техническом паспорте, зафиксировать неисправность станка. Заболел? Врач выдает больничный. Резцы плохие? Должна быть отметка бригады инструментальщиков: «Необходимый резец предоставлен не был. Станок остановлен на столько-то часов». Эти правила приходилось вбивать в голову как гвозди, за каждую оплошность штрафовать. Конечно, есть и способы компенсации.

Представьте, до сих пор еще никто не ходил в партком жаловаться, потому что сказать нечего: все расписываются в документах как миленькие. Правила никого не щадят. Например, мы договорились, что, если отходы будут в три раза выше нормы, — вычитать из зарплаты. Норма отходов для каждого производственного процесса своя, но в среднем — один процент. Даже если у рабочего получается три процента, то можно что-нибудь придумать: остаться сверхурочно, поработать еще, тогда этот показатель снизится. Вот таким образом мы и предотвращаем потери.

— А как поступаете с группами обеспечения, например, с телефонистами, инструментальщиками, ремонтниками, инженерно-техническим персоналом?

Чувствуя, что Чжэн Цзыюню это действительно интересно, директор начал объяснять:

— Раньше рабочий не беспокоился, когда у него ломался станок. Некоторые даже радовались: «Хорошо, что станок не работает! Пусть постоит пару дней, а я тем временем погуляю!» Теперь же, с введением системы поощрений и взысканий, рабочий беспокоится, если у него останавливается станок, — это может повлиять на выполнение плана. Вычитать из зарплаты у него не будут, но и премии он не получит. В таких условиях он сам вынужден искать ремонтников, чтобы починили станок. Раньше ремонтники могли прийти, а могли и заупрямиться. Станок, бывало, несколько дней простаивал, надо было ходить упрашивать. Ремонтников называли «господами». То же и с инструментальщиками было. Нет нужного резца — а им наплевать. Поэтому мы и решили, что средний простой оборудования в цехе за месяц не должен превышать двух часов, а простой одного станка — двенадцати часов в месяц. Когда простой больше, то вся бригада ремонтников лишается премии. А если в течение месяца не было простоев, каждому ремонтнику набавляется по два юаня. Не было простоев из-за отсутствия инструмента — столько же выигрывают инструментальщики. В общей сложности у них набегает по восемнадцать-девятнадцать юаней премии, так что государственные и личные интересы совпадают. Раньше люди слонялись без дела, а теперь сразу же берутся за работу. Чтобы сократить время ремонта, за каждым членом бригады закрепили определенные станки, случись что — начальник цеха зовет именно этого мастера. Кроме того, ремонтники в свое свободное время изготовляют наиболее часто ломающиеся детали, в перерывах проводят мелкое техническое обслуживание, делают профилактический ремонт, чтобы станки все время были в исправности. Наконец, для рабочих большое значение имеет честь коллектива, никто не хочет подводить остальных. Некоторые даже не соглашаются отдельно получать премию, так что приходится их уговаривать, чтоб взяли.

— Выходит, серьезного противодействия ты не встречал?

— Как же не встречал?! Поначалу семь раз пришлось ругаться с бригадиром ремонтников. Он шумел: «Спросите у кого угодно, ни на одном заводе нет четко установленного объема работ ни для ремонтников, ни для инструментальщиков. Голову даю на отсечение, что нигде не найдете такого. А если не найдете, то и с меня не спрашивайте!» Я говорю ему: «Так вы что, хотите одинаково получать и за работу, и за простой? Или больше работать и больше получать? Можешь ты за всю бригаду поручиться, что вам не нужны лишние деньги?» Он и притих…

Все это разительно отличалось от того, как обстояло до прихода Чэнь Юнмина. Замминистра еще помнил разговор, состоявшийся у него с Чэнем перед назначением того директором, и, улыбнувшись, подумал: «Ну что ж, молодец Чэнь Юнмин, не подвел!»

Он хотел расспросить еще кое о чем, но увидел, как измотан директор — даже губы пересохли.

Баскетбольный мяч, залетевший со спортплощадки, попал прямо под ноги Чжэн Цзыюню и чуть не сбил его с ног. Играющие огорченно закричали, но послышались и насмешливые выкрики над неловкостью Чжэна. Замминистра обернулся и увидел У Биня, который бежал за мячом, но вдруг остановился и даже рот открыл: раз старик шагает рядом с директором, значит, он — большая шишка.

Чжэн Цзыюнь, улыбаясь, протянул парню руку:

— Здравствуй, не узнаешь?

У Бинь крепко пожал ему руку своей большой вспотевшей пятерней.

— Узнаю, конечно! — сказал он и, насвистывая, повернул к спортплощадке. Приятели тут же подбежали к нему. Это была та самая компания, которую замминистра видел в ресторане «Свежий ветер».

Директор удивился:

— Вы знакомы?

Чжэн Цзыюнь коротко объяснил, в чем дело, а потом крикнул Ян Сяодуну:

— Вот ты-то мне как раз и нужен.

— Я? — Бригадир совершенно не понимал, зачем он понадобился этому загадочному старику.

— Да, именно ты! Через несколько дней в министерстве будет проходить симпозиум по идейно-политической работе. Я хочу пригласить тебя, чтобы ты поделился своими мыслями.

— Вы нашли как раз подходящего человека! — рассмеялся Чэнь Юнмин.

— Не шутите, пожалуйста, — смутившись, проговорил Ян Сяодун. — Я ведь даже не член партии, какие со мной могут быть разговоры об идейно-политической работе? Вы уж лучше обратитесь к начальнику нашего цеха У Годуну.

— Это тот самый, которого вы все время честите?

— Для собраний как раз такие и нужны, — вмешался У Бинь. — У Годун участвовал еще в первой конференции предприятий, изучающих опыт Дацина. Потом выступал в столичном Дворце спорта с докладом по вопросам учебы. Ему приходилось есть обеды из множества блюд, жить в гостиницах высшего разряда, встречаться с товарищами из ЦК, да и на заводе его хвалят. Едва возьмется за дело — глядь, уж все готово, только на людей ему наплевать.

— Послушай-ка, ведь это камень и в твой огород! — сказал замминистра Чэнь Юнмину.

— А может, и министерства? — парировал директор.

— Ну, а я не знаю, с чем мне выступать, — промолвил Ян Сяодун.

— А расскажи то самое, о чем вы тогда беседовали за столом! И начальник цеха пусть подключится, — продолжал Чжэн Цзыюнь. Он повернулся к директору завода. — От каждого надо брать лучшее!

Договорив, замминистра направился к площадке, где стояло множество новеньких автомобилей. Ян Сяодун невольно двинулся за ним следом — он испытывал к старику все большую симпатию. Чжэн Цзыюнь открыл дверцу первой машины и провел пальцем по сиденью водителя. На сиденье остался след.

— Герметизация еще оставляет желать лучшего. А каков расход горючего? — спросил он директора.

— Пятнадцать-шестнадцать литров на сто километров.

— В Японии машина такого типа съедает всего двенадцать-тринадцать литров… — Чжэн Цзыюнь не критиковал, а как бы сравнивал. Он понимал, что тут нельзя винить только лишь один завод Чэнь Юнмина. Большая часть комплектных деталей поставляется смежниками, поэтому естественно, что не у всех деталей высокое качество. И не потому, что сами смежники плохи, а потому, что их возможности не одинаковы.

Слова замминистра вновь напомнили Чэнь Юнмину о его давней мечте — создании объединенной автомобильной компании, о координации усилий всех смежников, которая позволила бы залатать старые дыры, создать единую систему управления и производства, повысить жизнеспособность и конкурентоспособность всех предприятий. Возможно, тогда мы и сумеем обогнать Японию. Разве у нас недостаточно упорства и воли?

— Кто не боится риска — садись со мной, прокатимся! — сказал Чжэн Цзыюнь, усаживаясь на водительское место.

Чэнь Юнмин не стал его удерживать. Он слышал, что замминистра умеет водить машину и иногда садится за руль, особенно где-нибудь в глухих районах, где слабее контроль дорожного движения.

У Бинь прыгнул в кабину. Ему нравился Чжэн Цзыюнь, его степенность, открытость; чувствовалось, что такой человек способен не только марать бумагу в конторе. В душе парень клял себя за то, что раньше доставлял слишком много хлопот начальству, но уж сейчас он сможет помочь старику, если тот не справится с машиной.

Он покосился на ноги Чжэн Цзыюня, обутые в матерчатые тапочки. Чжэн уверенно нажал на акселератор, и машина тронулась. «А старик-то мастер на все руки!» — с восторгом подумал У Бинь, глядя, как замминистра крутит баранку, дает задний ход, разворачивается, выезжает со стоянки и едет по асфальту вокруг клумбы.

— А почему не видно того парня по фамилии Люй? — спросил Чжэн Цзыюнь.

— Он свалился с крыши, когда строили общежитие, и все еще лежит в больнице.

Замминистра вздрогнул и остановил машину на обочине, с беспокойством взглянув прямо в глаза У Биню:

— Как он себя чувствует? Это не опасно?

— У него разрыв печени, но сейчас опасность уже миновала.

— Останется инвалидом?

— Врачи говорят, что нет.

Чжэн Цзыюнь медленно повернул голову и посмотрел вперед.

— Почему? Недостаточны меры безопасности или учат плохо?

— Стройка к концу идет, вот он и поторопился.

— На таких участках всегда что-нибудь происходит. Необходимо заранее предвидеть любую случайность и перед каждой сменой проводить занятия по технике безопасности!

— Наш директор страшно переживает… Все время сидел в больнице у Люя, пока кризис не миновал.

— А что говорят об этом на заводе? — Чжэн Цзыюнь снова тронул машину с места.

У Бинь бросил на него настороженный взгляд и некоторое время молчал. Замминистра почувствовал, что от него повеяло отчуждением, и улыбнулся: парень явно симпатизирует директору.

— Разное, — наконец честно признался У Бинь. — Были такие, которые злорадствовали; правда, это в основном должностные лица. А простые работяги все сумели понять…

— Скорость у этих машин что-то не очень, — поспешил переменить тему Чжэн Цзыюнь.


Только когда на улицах зажглись фонари, Чэнь Юнмин повез замминистра обратно в город. Оба они очень устали и уже ни о чем не говорили, да и в машине было слишком душно. Директор включил магнитофон, лежащий на сиденье, зазвучала музыка.

— Второй концерт для фортепиано с оркестром Шопена, — определил Чжэн Цзыюнь.

— Когда я учился в школе, — как-то отрешенно сказал Чэнь Юнмин, даже не повернув головы и продолжая смотреть в темноту, — я играл на скрипке, забывая порой о еде и сне. Люблю музыку, она словно жемчужина в короне искусства… Потом я мечтал стать крупным физиком… А в результате стал директором завода! — Он тихонько и грустно рассмеялся.

Замминистра молчал. Перед ним с быстротой молнии промелькнула вся его жизнь. Он вдруг подумал, что похож на мифическую птичку-цзинвэй, пытавшуюся засыпать камушками море.

Чэнь Юнмин остановил машину и открыл дверцу. Воздух был наполнен свежестью, в нем чувствовался и аромат набухающих почек, и запах молодой травки, угадывалось пробуждение насекомых после зимней спячки, высовывающих свои усики из каждой щелки. Казалось, вот-вот загремит гром и начнется весенний дождь.

Они вышли из машины и, не говоря ни слова, посмотрели на бездонное небо. Ночь была темной, безлунной.

— Зимой, — задумчиво сказал Чэнь Юнмин, — звезды кажутся немного дальше, а летом, наоборот, ближе и ярче. Хорошо, когда светит луна, но тогда звезд не видно. А когда есть звезды, нет луны.

— Тебе-то больше нравятся звезды или луна?

— Под лунным светом даже самые ужасные и отвратительные вещи кажутся более приятными. Кроме того, этот свет придает всему какую-то таинственность, а звезды чаще навевают чувство одиночества.

Чжэн Цзыюнь тоже подумал, что человек страшится не столько боли, сколько пустоты и одиночества. Сам он тоже нередко взирал на холодные и сиротливые звезды с тоскливой надеждой…

— Я слышал, на меня хотят наслать ревизию, — переменил тему Чэнь Юнмин, — говорят, что я слишком дерзок и наверняка удержал часть суммы, предназначенной для строительства домов рабочим, на сооружение птицефермы, рытье пруда для разведения рыбы. Но разве я осмелел бы, не будь на то оснований? Прошлые счета автозавода совершенно запутаны. Предыдущие директора их совсем не проверяли. А я проверил каждый счет, и оказалось, что некоторые фонды вообще не использовались. Об этом не подозревал ни один из руководителей, даже финансисты. Но ведь сейчас разрешено более свободное использование фондов. Даже если я выделю два миллиона юаней на строительство домов, то что в этом особенного? На некоторых объектах пускают на ветер сотни миллионов, и никто за это не несет ответственности. Коли придется судиться, так буду судиться, я верю, что выиграю тяжбу. Считайте, что я просто вложил капитал в дело, ничего тут плохого нет. Если уж проверять, то проверять всех; раз не позволяют ничего делать, то пусть государство придумает другой способ. Я сдаю прибыли ничуть не меньше, чем положено, и даже больше, разве я что-нибудь нарушаю? Почему же нельзя в современных условиях решать наболевшие проблемы на производстве индивидуальным способом?

Чжэн Цзыюню не хотелось отвечать. Он знал, что таким людям, как Чэнь Юнмин, нужны не сочувствие и жалость, а понимание и поддержка. Да они и без поддержки устоят, в любых условиях выдержат.

— Вы еще помните наш разговор перед моим вступлением в должность? — спросил директор.

— Помню, конечно, помню.

— Вы не хуже меня знаете нашу нынешнюю ситуацию. А в первый месяц моей деятельности я получил от подчиненных несколько сотен письменных жалоб. Семьдесят процентов из них касались быта рабочих и служащих, двадцать процентов — разных трудовых конфликтов, но показателен тот факт, что вопросам производства уделили внимание лишь десять процентов жалобщиков. И винить людей тут не за что, ведь если не наладить их быт, то им будет не до производственных проблем. Да и кто пойдет за мной, просто поверив? Кто я такой? С другой стороны, о производстве, конечно, забывать нельзя. Упустишь — прибыли не получишь, и быт не на что будет налаживать, трудно будет руководить людьми… Короче, я как директор должен отвечать за все!

— Ты читал все жалобы? — перебил Чжэн Цзыюнь.

— Конечно. Ведь эти письма отражают настроения рабочих. Если директор не знает, о чем думают его люди, то как он может ими руководить?

Чжэн Цзыюнь задумался. Много ли у нас директоров, которые так всерьез относятся к чужому мнению? Ведь он не обязан читать все бумаги своего предприятия, он должен указывать и вести за собой, а конкретные вопросы пусть решают работники отдела управления. Однако замминистра все-таки сознавал исключительную важность того, чем занимался Чэнь Юнмин. Хороший директор не работает от звонка до звонка. На службе он — как на боевом посту: кроме множества производственных вопросов приходится решать проблемы управления, размещения, питания многочисленного персонала. Где же взять время еще и для чтения писем? Разве что за счет сна. Но это может подорвать здоровье.

— Требования у рабочих не слишком высоки, — продолжал Чэнь Юнмин, — а в нашей стране рабочие особенно скромны. Когда я впервые созвал общее собрание, были поставлены три основные задачи: во-первых, активизировать производство, во-вторых, повысить требования к приемке, в-третьих, улучшить бытовые условия людей, чтобы хоть немного погасить задолженность периода «банды четырех»… Рабочие и служащие были очень довольны, но их смущало, что трудностей слишком много и что вряд ли удастся решить все сразу. Пусть улучшится хотя бы одно из бытовых условий — жилищное, а с остальным можно подождать. Ведь «дома строить — не сладости есть». Вы только посмотрите, какие у нас люди! Разве мог я после этого остаться равнодушным?

Чжэн Цзыюнь слушал и думал о совсем иных руководителях, которых больше волнуют собственные проблемы, чем дело социализма. Главное для них — покой, комфорт. И сам не работает, и другим не дает. Имеют ли такие представление о коммунистических идеалах?

— Меня называют ловцом человеческих душ, богатым директором, — промолвил Чэнь Юнмин, — и я не отказываюсь, это для меня честь. Только глупцы думают, что поднять производство можно без решения самых насущных проблем. Разве все, что я сделал, это не в целях производства? В министерстве меня критикуют за то, что я занимаюсь только бытовыми вопросами. Тогда почему же завод из месяца в месяц, из квартала в квартал перевыполняет план? А все потому как раз, что, занимаясь этим самым бытом, мы обеспечиваем активность и заинтересованность рабочих и служащих. Если наше увлечение повседневными вопросами не оправдано, почему с других заводов приезжают к нам учиться? Это как раз свидетельствует о том, что многие директора уже осознали диалектическое единство производства и быта.

Считают, что с моей стороны было ошибкой упразднение политотдела и отдела по изучению опыта Дацина. В стране триста шестьдесят тысяч предприятий самых различных направлений и отраслей, и все они работают по шаблону Дацина, даже приемку проводят в те же шесть этапов. Ну, а если нам этот шаблон не подходит, не помогает поднять производство? Кого волнует, что моим рабочим нечего будет есть?! — Чэнь Юнмин зло бросил недокуренную сигарету себе под ноги, золотой огонек, мелькнув в кромешной темноте, рассыпался мириадами искр. Немного успокоившись, директор снова обратился к Чжэн Цзыюню: — Пока я тут брюзжал, вы наверняка проголодались. Пойдемте лучше ко мне домой, перекусим! Может, у меня осталось немного «Лучжоуской».

— Да, брюзжишь, но человеку иногда даже необходимо побрюзжать, чтобы выпустить пар. Не беспокойся, я во что бы то ни стало поддержу тебя, хотя и мои возможности ограничены. Я тоже постоянно расшибаю себе голову в кровь, мне тоже хочется побрюзжать. Тебе-то это знакомо, ты можешь понять меня.

Они открыли дверь и сразу услышали, как что-то шипит на сковородке. Судя по запаху, жарилось что-то мучное в масле.

Чжэн Цзыюнь замешкался в передней и оттуда услышал приятный женский голос, обратившийся в кухне с упреком к Чэнь Юнмину: «Что же ты опять так поздно!» Затем он увидел, как женская фигурка в зеленой жакетке обняла слегка наклонившегося Чэнь Юнмина, и услышал звук поцелуя. Он улыбнулся: в Китае — и вдруг такие западные привычки. Хотя, по правде сказать, разве за закрытыми дверями китайцы чем-нибудь отличаются от иностранцев? Просто, наверное, между супругами прекрасные отношения! Чэнь Юнмин даже не думает прятаться, а другой на его месте тотчас напустил бы на себя скромный вид, словно дети не от него рождены.

Чэнь Юнмин посторонился, Юй Ливэнь увидела незнакомца и мгновенно в смущении закрыла лицо руками, испачканными мукой.

— Ой! — воскликнула она, укоризненно взглянув на мужа, который не предупредил ее о появлении гостя.

Чтобы совсем не смутить хозяйку, замминистра легонько подтолкнул Чэнь Юнмина в спину, дав понять, что не стоит говорить женщине о его должности, и сам поспешно представился:

— Меня зовут Чжэн!

Двое мальчиков с любопытством разглядывали гостя через приоткрытую дверь, а потом даже стали подмигивать ему. Они не боялись пришедшего и в то же время вели себя не развязно, как некоторые дети. И родители, в отличие от многих, не одергивали детей в присутствии гостя. Ясно, что эти ребятишки растут здоровыми и нравственно, и физически. Чжэн Цзыюнь включился в игру, дети еще пару раз подмигнули ему и довольные скрылись.

Вино закусывали жаренными в масле земляными орешками и консервированными ароматическими яйцами. Пирожки были с пылу с жару, пахучие, с поджаристой, хрустящей корочкой. Откусишь — обжигают, но буквально тают во рту. Даже обыкновенная каша из чумизы была на редкость вкусной, Чжэн Цзыюнь никогда такой не пробовал. Поев немного, он ощутил, как по всему телу разливается тепло. Может, потому, что небольшая, двухкомнатная, квартира тепла и уютна — не то что его холодные, полупустые хоромы. И пышнобровая хозяйка так приветлива и спокойна.

Когда он возвратился домой, был уже девятый час. Сердце побаливало — наверное, переутомился. И все же он взял лист бумаги и принялся писать:

«Товарищ Сун Кэ!

Был рад получить Ваше письмо и познакомиться с мнением двух товарищей с автозавода «Рассвет».

Товарищ Чэнь Юнмин за длительный период своей работы в системе нашего министерства, особенно в годы произвола «банды четырех», прилагал максимум усилий для организации управления и наведения порядка на производстве. Сейчас он ведет неустанную борьбу с наследием «банды четырех», являясь образцом в деле урегулирования проблем тяжелой промышленности. Как директор автозавода «Рассвет» он по-прежнему не боится ответственности, преодолевает трудности, твердо идет к намеченной цели.

Что же касается огромного долга автозавода, избытка персонала, низкого качества продукции и других недостатков, то уверен, что это не вина товарища Чэнь Юнмина, а последствия смутного времени.

Сейчас перед нами стоит множество проблем, которые мы должны решать совместно с кадровыми работниками и массами, — это требование времени к руководителям всех звеньев. Мы не бабочки-однодневки, не приверженцы работы по старинке, когда главным в деле считались не успехи, а отсутствие ошибок. Сейчас нам необходимо всячески поощрять и поддерживать инициативных руководителей. А для решения всех наболевших проблем требуется немало времени. Ведь две пампушки нельзя проглотить одним глотком; едва оправившийся после тяжелой болезни человек не в состоянии сразу завоевать первое место в беге.

Писатель Цзян Цзылун в повести «На завод приходит новый директор» не одинаково подробно осветил разные стороны производства, а по некоторым моментам с ним можно и поспорить. Но нельзя не похвалить автора за то, что он показал, как думают руководители разных производственных звеньев, какими путями они преодолевают трудности. Многие в литературных кругах ставят это произведение в пример, и я с этим согласен.

Возможно, мне не удалось ясно изложить свои мысли, тогда прошу извинить. Надеюсь, что это письмо прочтут и те два товарища с автозавода «Рассвет». Если они захотят ответить, жду письма, готов продолжить обсуждение этой темы.

С уважением Чжэн Цзыюнь».

Он вновь почувствовал пронизывающую боль в груди. Сердце, неужели ты не поможешь? Все, что мне надо от тебя, это бесперебойная работа. Я хочу сделать еще несколько шагов по полю людских битв, хочу передать потомкам свой опыт.

А если сердце не захочет помочь? Как много еще надо совершить…

В этом году на конференции, посвященной вопросам управления, не было ни одного доклада о том, что мы будем делать после периода урегулирования. Чжэн Цзыюнь разработал основные принципы перспективного развития тяжелой промышленности. Сейчас у него были только тезисы, но он хотел уже в мае подготовить текст доклада, в июне выступить с ним, обсудить, доделать, а к концу года выпустить в «виде брошюры, которая могла бы стать пособием по управлению производством.

В данный момент управление предприятиями страны находится на допотопном уровне, его необходимо развивать, укреплять и совершенствовать. После 3-го пленума Центральный Комитет стал уделять большое внимание реформе хозяйственной системы, созданию опытных участков на производстве. А каким образом модернизировать управление? ЦК уже несколько раз подчеркивал, что необходимо опираться на экономические законы, учитывать рентабельность и одновременно повышать уровень идейно-политической работы.

Последние два года предприятиям тяжелой промышленности не хватает плановых заданий, но все понимают, что нельзя больше зависеть только от государственного плана, надо искать дополнительные способы для расширения производства. Лишь тогда можно постичь законы рынка, обслуживания, конкуренции. К сожалению, многим еще не хватает элементарных экономических знаний, и это наверняка отразится на реформе. Что же касается модернизации управления, то эта задача пока даже и не поставлена.

Идейно-политическая работа на предприятии также не может осуществляться старыми методами. Совершенно необходимо связать ее с непосредственными задачами производства, вести ее с привлечением специалистов из других областей деятельности. На предстоящий симпозиум хорошо бы пригласить экономистов, психологов, обществоведов, руководящие кадры предприятий, министерских работников. Жаль, что публикацию его статьи, как утверждает Е Чжицю, тормозят. Если уж мудрейшему Сунь Укуну надели на голову обруч, от которого он не мог избавиться[27], что же говорить о нем, Чжэн Цзыюне.

Часы, лежавшие под подушкой, тикали слишком громко, будто колеса состава громыхали по рельсам. Чжэн Цзыюнь сунул руку под подушку, нащупал часы и швырнул их к изножью кровати.

Загрузка...