Она легко добежала до погреба, совсем не замечая тяжести ведра. Прежде чем переступить порог, Мина потопала ботинками. Теперь это её дом, и относиться к замковой тюрьме следует как к дому. Толку от топтания было мало, снег тут же налип снова.
— Так не пойдет.
Девушка отошла к стене и наломала с какого-то кустарника пушистых веточек. Получился своеобразный веник. От резких движений обожжённым рукам стало больно, кожа на ладонях, покрытая мелкими пузырями, кое-где даже лопнула. Не обращая на это внимания, Мина быстренько размела перед дверью большой полукруг и уже на чистой земле обмахнула ботинки.
— Вот теперь отлично!
Спустившись, она зажгла масляный факел на стене и потянулась к кувшину с водой.
— Странно.
Он был полон, а ведь обычно воды оставалось совсем немного, на самом дне. Она посмотрела на нетронутую кашу в тарелке и теперь серьезно забеспокоилась, ведь и привычно сидящего возле решетки оборотня тоже не было.
Узник лежал на своем вбитом в стену настиле, свернувшись калачиком. Висевшие на стене железные нары, служившие оборотню кроватью, разместились у дальней стены. Отблеск от факела только слегка освещал его спину. Сколько Мина ни приглядывалась, никак не могла рассмотреть: дышит он или нет? Когда смерть становится постоянной спутницей, блеск её косы мерещится за каждым поворотом.
— А вдруг он тоже умер? — в панике затряслась девушка. С самого начала вид у него был, по правде, совсем жалкий. Как он раньше существовал на своем мизерном пайке?
Вглядываясь в сумрак камеры, Мина даже привстала на носочки.
— Как бы точно узнать, жив он или нет?
Она прошлась туда-сюда, топая как можно громче. Оборотень не реагировал. Она покашляла, чтобы привлечь к себе его внимание. Ни одного движения в ответ.
— Эй. Эй? — позвала она не так громко, как нужно бы. Здесь, в подземной комнате, все громкие звуки, и даже собственный голос, пугали.
Узник не отвечал.
— Может, толкнуть его? — отважилась Мина.
Но вот чем и как? При всем желании дотянуться до зверя оказалось непросто. Весь подвал был разделен решетками на три части. Слева узкий коридор, в котором Мина сейчас стояла. Справа — две камеры. В одной оборотень, другая пуста. В решетке между ними виднелась еще одна дверь. Раньше, когда в камере требовалось убрать или починить что-то, узника для безопасности, перегоняли в свободное отделение. Сейчас дверь посередине была закрыта на такой же замок, как и камера оборотня. Зато дверь во вторую камеру открыта, а головной конец нар зверя находился очень близко к разделительной решеткеМина метнулась на улицу. На том же кусте, где сорвала веник, она выбрала самую толстую и длинную ветку и с трудом отломила её. Вернувшись, осторожно прокралась в пустую камеру. Стоя максимально близко к волку, Мина снова прислушалась. Ни вдохов-выдохов, ни сонного сопения не было слышно. Он не двигался и, кажется, не дышал. Она решилась!
Просунув прутик между решеткой, девушка, что было сил, ткнула им в кучу тряпья, покрывавшую тело пленника.
Волк резко подскочил и, ощетинившись, за озирался вокруг. Он, видимо, не понял, что случилось. Вид у него был сонный, взъерошенный и, несмотря на оскаленные зубы, совсем не опасный. Узник зевнул и обиженно потер потыканный бок, отчего Мине стало стыдно. Бедняга просто крепко спал, а она подкралась и сделала ему больно. Потом, обернувшись, он увидел её и сразу весь подобрался. Замер. Но через мгновение расслабился и, полностью повернувшись к Мине, жадно втянул воздух.
Она стояла на месте и заставляла себя не двигаться, хотя очень хотелось бежать от него куда-нибудь подальше. Расстояние между ними осталось совсем незначительное, а ячейки в разделительной стене — крупными. Зверь мог легко просунуть в них руку по самое плечо, а руки у него были длинные… Но он не делал попыток приблизиться или подняться, только поерзал на своей постели, усаживаясь поудобней.
Оборотень внимательно рассматривал виноватое лицо Мины. Потом его взгляд стал опускаться ниже. Ласково мазнув по шее, он жадно ощупал её не слишком выдающуюся грудь. Нехотя перетек по пуговицам на талию, ниже и… Наткнулся на зажатый в руке прутик! Он резко вернулся к её глазам. Мина как-то стыдливо ойкнула и спрятала веточку за спину. Оборотень задумчиво прищурился и смотрел на неё теперь с недоверием, словно Мина держала в руке не тонкую ветку, а остро наточенный охотничий нож. Волк явно подозревал, что пока он спал, девчонка пыталась содрать с него шкуру.
Стыд перед запертым в темнице узником снова затопил девушку.
— Я… Я… — заикаясь, заговорила Мина и замолчала. Что могла она сказать? Я думала, ты сдох?
Он смотрел вопросительно, поблескивая янтарем желтых зрачков, и ждал ответа.
— С первым снегом! — не нашла ничего другого, что сказать, Мина и вытащила из кармана завернутую в бумагу булочку.
Она протянула руку вперед, но на полпути к волку в страхе замерла.
— «Что я творю? Сейчас он оторвет вместе с булкой и мою корявую конечность! — корила себя девушка. — Буду не только щербатая лицом, но еще и безрукая».
Она представила, как красавчик-стражник вышвыривает её за ворота и кричит ей вслед: «А нечего было совать их, куда не следует». А все жители замка, выстроившиеся на стенах, показывают в неё пальцами и смеются. Заманчивая перспектива, ничего не скажешь.
Но оборотень не бросался на ограждение, не рычал и не пугал. Он осторожно привстал на коленях и ме-е-едленно просунул руку сквозь прутья, ей навстречу. Это был экзамен на доверие.
За то время, что она работала тюремщицей, они привыкли друг к другу. Но разве доверяли?
Его рука зависла в воздухе. Чтобы опустить сверток в раскрытую ладонь оборотня, Мине нужно было сделать шаг вперед. Ей стало страшно, очень, очень страшно. Но он смотрел с вызовом и… В глазах зверя искрились смешинки? Пленник будто подтрунивал над девушкой.
— «Давай, трусливая человечка, покажи, как ты боишься меня», — говорил его взгляд.
— «Давай, глупая гусыня, — говорила себе Мина. — Не бойся. Просто отдай ему сверток. Почему вдруг сейчас тебя стала пугать возможная гибель? Ведь еще час назад ты добровольно хотела расстаться с жизнью».
Глаза в глаза. Её страх, его расслабленная веселость. Она шагнула. Он замер. И булочка с шорохом легла в лапу узника. Когда волк медленно потянул её к себе, Мина вздохнула с облегчением. Это был самый напряженный момент в её жизни! Так сильно её нервишки еще никогда не натягивали.
Оборотень обнюхал подарок, аккуратно развернул бумагу. Пышная сдоба была хитро закручена бантом, украшена несколькими крупными орехами и обильно посыпана сахарной пудрой. Он осторожно лизнул, сладко сощурился и от удовольствия заурчал.
— «Совсем на волка непохож», — подумала Мина.
Узник взял губами орешек и вкусно захрустел.
— «Скорее на кота… Да! На того облезлого, тощего котищу, который живет на конюшне».
Сейчас он действительно был больше похож на бездомного кота, ошивающегося на замковой помойке, чем на матерого зверя. Черный грязный колтун на голове, жуткая борода, почти сопревшая одежда. И взгляды он бросал на девушку не свирепые, а какие-то ласковые, даже покровительственные. Именно так смотрят кошки на своих владелиц, наполняющих их тарелки.
— «Молодец хозяюшка, сыпь не скупись!»
Еще не доев до конца угощение, оборотень пошарил в своей постели и вытащил оттуда неровный сухарь. Это был кусок каравая, принесенного когда-то Миной.
— «Добавки захотел», — решила девушка.
Урсул ласково посмотрел на Мину, и злости в горящих глазах совсем не было, только теплота и нотки жалости, точно в клетке заперт не он, а проклятая девушка. И совсем уж неожиданно улыбнулся, протянув свою заначку ей. На удивление, зубы у оборотня были ослепительно-белые, ровные и красивые. Но из-за более длинных, чем у человека, клыков, сулившая счастье улыбка больше походила на звериный оскал.
Что сделала Мина? Конечно, взяла угощение, так щедро предложенное. И под пристальным наблюдением стала грызть презентованный сухарь. Он попахивал соломой и плесенью. Есть его не хотелось, хотя Мина была ужасно голодной, но обижать оборотня девушка не решилась. Подарок сделали от чистого сердца, узник поделился с ней единственным, что у него оставалось — запасом на черный день.
И как прикажете теперь сравнивать зверя и человека? Люди гнали её от себя, а пожалел только черный волк. От теплых чувств, нахлынувших вдруг, глаза подозрительно закололо, а в носу захлюпало. Главное теперь, позорно не раскиснуть, думая об этом.
Они стояли по разным сторонам решетки, с интересом наблюдали друг за дружкой и ели. Урсул хрустел идеально поджаренной корочкой булки, Мина высушенным мякишем. На удивление, сухарик показался ей очень вкусным и, забыв о налете плесени, она грызла его теперь с удовольствием. Сухарь был большим, по мере того как пустой желудок наполнялся, голова начала усиленно работать, вспоминая про дела житейские. Мина вышла из камеры, не замечая, как с разочарованием проследил за ней оборотень. Доев последний кусочек, девушка запила его водой прямо из ведра. Она оказалась настолько холодной, что даже зубы заломило. Попав внутрь, охладила и так не особо разгоряченное тело. По коже побежали ледяные мурашки, заставив поежиться.
— «Еда — это, конечно, хорошо, — размышляла Мина. — Но сухарем не согреешься в холодную ночь».
А она уже скоро. Уже сейчас в подвале было очень холодно. Пар изо рта не шел, но сырость пробирала до костей. Как оборотень выживал в сыром помещении, Мина не понимала. Но ей не спастись тут в тонком плащике, нужно что-то посущественней.
Вытащив факел из держателя, девушка заново обошла подвал. Сейчас она осматривала его не как место работы, а как свой новый дом. Оценивая плюсы и минусы, просчитывая перспективы. И он открылся ей совсем по-другому, будто и не видела она его раньше. Теперь Мина не думала, как сбежать отсюда побыстрее, она размышляла, как обустроить его для нормальной жизни.
Стены и потолок были не идеально ровными. То тут, то там из штукатурки выпирали бока огромных булыжников, из которых сложили тюрьму. Их не особо тщательно обтесали, и они мелькали в свете факела замысловатой крапчатостью. Пол тоже каменный, его выстлали таким же темно-серым песчаником. Это, к большому сожалению Мины, не придавало комнате уюта. Все еще доминирующим оставалось желание сбежать отсюда, и побыстрее.
— Ничего, вот обживусь тут… Может, коврик, какой постелю…
Для жизни здесь требовался не только коврик, а еще много чего необходимого. Всего того, что добыть нужно как можно быстрее.
— Первое: мне нужен список! — решила девушка и уселась на шаткий стул.
Выудив из закромов побитой бытием торбы блокнот, она, высунув от усердия кончик языка, стала записывать предметы жизнеобеспечения своей будущей беззаботной жизни.
Второе: печь.
Если верить Честер, то она была тут раньше, и её нужно было «просто» найти и вернуть обратно. Она пометила под вторым пунктом — найти, принести. И добавила много знаков вопроса, выражавших её озадаченность способами исполнения этого пунктика.
— Если была печь, то где-то должен остаться дымоход.
Мина снова оббежала подвал с факелом в руках. В дальней стене под потолком нашлось два довольно больших отверстия, из которых торчали коротко обрезанные края металлических труб. Наверняка один ход — вентиляция, второй — труба для печки. С виду они были совершенно одинаковые. Мина сделала себе еще одну пометку — до наступления темноты найти, куда выходят трубы, и выяснить, кто из них — кто? Вернувшись на свой стул, она записала новый пункт.
Третье: постель.
В этот пункт входило несколько подпунктов.
Матрас. Состав — наперник, плюс солома, с незначительными включениями сена, чем больше, тем лучше.
Этим её щедро пообещала обогатить Честер.
Собственно, сама постель. Тут возможны варианты, это могла быть классическая кровать, дощатая, либо нары, либо дощатый настил.
Воздух в темнице был достаточно сырым. Влага собиралась из-за того, что комната находилась под землей и не отапливалась. Пол и стены, к счастью, оказались сухими. Но уложить тканевый матрас прямо на камни было бы сущим безумием.
Четвертое: еда.
И пописать под этим пунктом можно «все сложно». Вроде бы и деньги за свою работу Мина получит и купить на них может что угодно из съестного, но было одно большое НО. Где и в чем готовить? Если с печкой все получится, то…
Пятое: кастрюля или сковорода. Нет, все же лучше кастрюля, а еще лучше и сковорода тоже.
Тут Мина сильно задумалась, грызя кончик карандаша и покачиваясь на стуле. В двери постучали. Звук был тихим, но его хватило, чтобы напугать девушку.
— «Кто это может быть?» — растерялась незаконная квартирантка.
Раньше сюда никто не заглядывал. Может, жители замка узнали о её несчастье? Очень возможно, что, раскрыв дверь, она попадет в руки разгневанной толпы, которая оттащит её прямиком в обиталище проклятых. Стук повторился, незваный гость уходить не собирался и настойчиво выбивал о её двери незнакомый мотив. Мина сунула блокнотик и карандаш в сумку и крадучись пошла открывать.
На пороге недовольно переминалась с ноги на ногу замерзшая Честер.
— Ты, часом, не оглохла, милая? — гаркнула бабка, да так раскатисто, что с кустов разлетелись воробьи, а у Мины если и были до этого проблемы со слухом, то сразу же прошли.
— Спасибо за беспокойство, тетушка, но нет. Нет, — заикаясь от растерянности, пролепетала девушка.
— Нет? Ты уверена? — переспросила Честер.
Мина уверенно закивала.
— Хорошо. А то я стучу, стучу…
— Я испугалась. Не знала, кто пришел.
— Ах вот оно что! Так теперь знай, если услышишь вот такую мелодию. — И бабка постучала снова… — Значит, это я.
Мина понятливо кивнула и гостеприимно распахнула двери пошире.
— Зайдете?
— Нет уж, не заманишь, — замахала оторва руками. — Я в тюрьму добровольно не полезу. Не за этим к тебе пришла. Вот, смотри, что достала.
Она показала на горку сложенных на снегу вещей.
— Тут тебе и наперники, и наволочка, и одеяло.
— Спасибо! — пискнула девушка и чуть не бросилась обнимать бабку.
Её остановила вытянутая вперед рука и суровый взгляд Честер. Мина смущенно ойкнула и отступила. В руке у шельмицы висел котелок, полный гороховой каши. Судя по виду, она давно остыла и была с сильным пригаром.
— Горелая? — почему-то радостно спросила девушка.
— А как же! Все как мы любим. — И она подмигнула Мине. — Пришлось потихоньку дровец в печку подбросить, чтобы жарче грела.
Они переглянулись и как злостные заговорщицы захихикали.
— Там еще кое-что, — указала Честер на стопку вещей. — Старые покрывала, скатерть. Они немного… — И она поводила в воздухе рукой: туда-сюда. Что, видимо, должно было показать, что «кое-что» не в самом лучшем состоянии.
— Ой. Спасибо вам, — опять встрепенулась Мина.
— Не спасибо, а десять ведер воды! Как стемнеет, натаскаешь мне в помывальню, — заключила вероломная судомойка.
— Хорошо! — Мину эта оговорка совсем не смутила. Зато у неё теперь есть «кое-что».
— Котелок можешь оставить пока себе. Не насовсем! Как себе купишь, этот верни, — строго выговорила бабка. — Чистым!
— Обещаю, — клятвенно заверила её девушка.
— С тебя два медяка, — глядя куда-то в сторону, напомнила Честер.
— Сейчас.
Мина побежала вниз, нашла в сумке монетки и вихрем вернулась на улицу.
— Вот. — Она ссыпала в морщинистую руку бабули две монеты и подхватила с земли свою собственность.
— Ты постой заносить, там, наверное, кучи пыли, — остановила её Честер. — Вытряхни сначала на улице. И за соломой сейчас не ходи. Подожди часок-другой. Как начнет смеркаться, конюх уйдет домой, вот тогда и топай. Там сбоку дверь не запирается, через неё заходи. И смотри, соломой на снегу сильно не труси.
— Знаю, знаю, — радостно кивала Мина.
— Хорошо, что знаешь. Но если вдруг кто станет спрашивать, куда и для чего, не бойся. Говори, что узнику подстилку меняешь.
— А дрова уже сейчас можно носить? — поинтересовалась девушка. Даже если не удастся добыть печь, она разведет костер прямо на полу. И будет надеяться, что от дыма они с волком не задохнутся.
— Дрова носи. Там сегодня никого нет. — Честер развернулась и пошла к выходу из клетки.
— А еще что хотела спросить, — остановила её Мина.
— Ну?
— Даже не знаю… Что-то вроде кровати?
Бабка подперла подбородок рукой и задумалась.
— Только если доски. На крыше конюшни, по-моему, остались лишние доски. Поищи, может, найдешь. — И, махнув на прощание рукой, Честер ушла в сторону кухни.
Мина перебрала недурную стопку вещей. Вот купленное одеяло. Вытертое, но вполне приличное. Вот наволочка, тоже ничего. Чистая и пахнет цветами. Вот два наперника. Ткань толстая, грубая, но для соломы самое то. А вот «что-то» большое… и еще одно, но поменьше.
Она расстелила подарочки на снегу. На белоснежную чистоту посыпался мышиный помет и паутина. С краёв и в середине, где остались сгибы, зияли дыры, проеденные мышами. Если это и были когда-то покрывала, то очень давно. Вещи скорее напоминали ковры. Жесткие, из войлочной ткани серого цвета, с примитивной простенькой вышивкой. На одеяло вряд ли сгодятся.
Мина схватилась за один угол и усердно встряхнула. В воздух полетела пыль. Она тряхнула еще, и еще, пока не выбила из старого барского покрывала всю столетнюю пылищу.
— Застелю пол во второй камере, — решила Мина.
Одна вещь была большой, как раз хватало бы на всю комнатку. А вторая? Она покрутила её туда-сюда и скатала в рулон.
— Потом что-нибудь придумаю, — решила Мина. — Не все сразу.
Третий неопознанный объект был действительно скатертью, обшитой по краю золотой бахромой. Толстой двусторонней скатертью приятного зеленого цвета, с отвратительным бордовым пятном посередине. Наверное, на стол пролили что-то особенно въедливое. Было видно, что кляксу пытались отстирать, но неудачно. Зеленый цвет бархата местами выжгло, красный не сдался ни на сантиметр.
— А вот и простынь, — обрадовалась девушка и сложила тяжелый рулон на стопку со спальными принадлежностями.
Она отнесла все вниз и оставила на стуле. Налаживать свой быт она будет потом. Сначала нужно сходить к мистеру Зогу и попытаться забрать у него свой заработок за два дня. Мина взялась за котелок и с радостью поняла, что миска оборотня пуста. Пока она освобождала из пыльного плена свое богатство, волчара плотно позавтракал. Или пообедал? Неважно, главное, есть куда излишки продуктов сложить.
— А то пришлось бы вываливать лишнюю кашу прямо на стул. — И она щедро отсыпала от горохового комка. — Скоро вернусь, — помахала оборотню.
Бедняга как раз пил воду и от удивления чуть не подавился.
— Веди себя хорошо, и я принесу тебе что-нибудь вкусненькое. — По мере решения проблем настроение у Мины начало подниматься.
Она хотела послать ему еще и воздушный поцелуй, но вид у узника и так был слишком ошарашенный. Он сидел на полу с раздутыми от воды щеками, и с кончика его бороды стекала струйка. Глаза, сейчас темно-карие, были не то что широко раскрыты, а выпучены, как будто его душили.
— «Видимо, теплые слова в нового соседа нужно бросать понемногу, иначе бедняжка просто растает от нежности», — решила Мина и убежала, а Урсул все-таки закашлялся от попавшей не в то горло воды.