У «Волчьего логова»

НОВЫЕ ВРЕМЕНА — НОВАЯ ТАКТИКА

В отряд приходили последние подпольщики из Павловки, Стрижавки, Янова, Каменогорки… Довгань с Игорем решили забрать в отряд и Олю Коцюбинскую. Просилась в отряд и Таня Джуринская.

Партизаны встретились с подпольщиками в условленном месте, на знаменитом пятом посту лесного лагеря. Довгань просил Таню остаться еще на некоторое время в подполье.

— Стрелять у нас есть кому, — пояснил он, — а представь себе, как смогли бы мы жить без таких помощников, как ты, как Милентий Кульчицкий, как лесники Анисим Борисюк, Флор Зверхшановский и его сестра Марта?

— Вообще-то… конечно, — нехотя соглашалась Таня. — В Янове и лекарства можно достать, человека спрятать, нужные сведения раздобыть. Ладно, подожду еще…

После этого партизаны с Олей пошли в отряд, а Таня с тетей Катей — матерью Игоря и Оли Коцюбинских, — тяжело вздыхая, направились в свой Янов. В это время «шуля» уже перестала существовать. Партизаны осуществили нападение на квартиру ляйтера и сожгли все документы. Самого коменданта уже не застали: его, по всей вероятности, отправили на фронт.

Придя домой, Таня заболела, а когда немного поправилась, получила важное задание.

Дело в том, что партизаны раздобыли несколько пудов взрывчатки и находилась она теперь в Корделевке. Надо было ее доставить в отряд, а для этого переправить через Буг. Но мост усиленно охранялся.

Эта «закавыка» не давала Тане покоя. Может быть, переправить груз в лодке? Но в районе Янова, чтобы выйти на берег реки, надо долго идти по тонкому болоту…

Штаб охраны моста находился в одном из помещений бывшего детдома. Начальником охраны был низенький толстый немец, пьяница и бабник. В этот детдом по старой привычке ходила к «своим» детям и Танина сестра Люба, которая до войны работала там воспитательницей. Почти все воспитатели каждый день оккупации оставались с детьми. Начальник охраны поэтому был немного знаком с Любой, как и с ее коллегами.

Вот и решили, что в воскресенье Люба отметит свой «день рождения» и пригласит в гости начальника охраны. Партизаны подъедут под видом родственников из Гущинец и тоже будут за столом. Если удастся, взрывчатку вывезут сразу же, а если не удастся, оставят ее у Джуринских до тех пор, пока не придумают более надежный способ доставки.

Операция удалась. Партизаны подпоили фашиста, и он сам сопровождал сани до моста. Там его высадили, и он, напевая себе под нос какую-то песенку, поплелся в село. Охрана молча пропустила сани. Только на противоположном берегу один из немцев засунул руку в сено… Хлопцы подстегнули лошадей, запели… и помчали заснеженной дорогой.

В условиях жестокой борьбы с оккупантами, под руководством партийной организации, которая имела теперь свои группы во всех отрядах, быстро взрослели юноши, становились настоящими бойцами. Сознание того, что гитлеровцы за каждый неосторожный шаг народных мстителей, за каждое нападение на фашистов и полицаев в каком-либо селе или вблизи него будут мстить партизанским семьям, сознание того, что за каждого убитого фашиста расплачиваются ни в чем не повинные советские люди, постепенно заставляло партизан изменять тактику, да и условия для этого становились все более подходящими.

Теперь после удачно проведенной диверсии или засады не было необходимости оставаться неизвестными, отсиживаться в каком-либо селе. Партизаны с боем отступали к лесу, куда оккупанты небольшими силами заходить не отваживались. Большие же карательные экспедиции, которые пытались организовать охранные подразделения «Вервольфа» и винницкой жандармерии, не имели успеха. Отдельные отряды соединения, расположенные в Пеньковском, Людовском, Майдан-Куриловском и Черном лесах, оперативно приходили на помощь друг другу. Прошло то время, когда партизаны боялись «поднимать шум», теперь, наоборот, своими действиями они как бы подчеркивали, что против оккупантов выступают хорошо организованные отряды.

В тот день в отряде Довганя только и разговоров было, что о немецкой мортире, которую притащили в лес партизаны. Началось все на удивление просто. Андрей Коцюбинский и Ганя были в дозоре. Когда они вышли на опушку, чтобы взглянуть, что делается на дороге Хмельник — Калиновка, увидели колонну немецких автомашин. Побитые борта, понурые солдаты в рваной, обгоревшей одежде — все это говорило, что часть отходит в тыл для отдыха или доукомплектования…

Долго смотрели они, как тянулись и тянулись машины. Потом все смолкло. Колонна прошла. У Андрея был карабин, у Гани — винтовка СВТ, та самая, которую принес Довганю Вася, с которой в последние перед гибелью дни воевал он сам. Ганя проводила глазами колонну и чертыхнулась. Хоть бы одна машина отстала…

И вдруг раздалось чиханье мотора, и из-за поворота выкатился грузовичок, тянущий на прицепе пушку. В кузове сидели трое или четверо солдат.

— Ты бери шофера, — только и успела сказать Ганя Андрею.

После гибели Васи Крижавчанина эта хрупкая девушка воевала за двоих: за себя и за него. Воспользовавшись СВТ как пулеметом, почти в упор дала очередь по сидящим в кузове. Машина тут же вильнула, свернула в кювет и уткнулась радиатором в дерево.

Все произошло так быстро, что кто-то из солдат, оставшись в живых, рванул через лес в противоположную сторону и, лишь отбежав метров сто, стал отстреливаться.

А из-за поворота показались еще две машины. Значит, не одна эта отстала от колонны. На счастье, поблизости оказались Владик с Игорем и Петр Возный. Владик выскочил на обочину и в упор стал расстреливать наползающие машины. Потом перебежал на противоположную сторону дороги, чтоб не упустить тех, кому удастся выпрыгнуть из кузова. И вовремя. Из-за поворота выползли, но там же остановились еще две машины. Потом стали разворачиваться. Лесная дорога узкая. Привлеченные выстрелами, подоспели другие партизаны.

Это был неожиданный и очень удачный бой. Все пять отставших от колонны машин остались в западне, мало кому и из солдат удалось спастись.

Игорь сел в один грузовик и кое-как запустил двигатель.

— Вот что, хлопцы! К этой мне цепляйте пушку, я прямо в лес ее повезу, а остальные можно сжечь.

И он потащил по лесным просекам пушку. В кузове подпрыгивали пятнадцать ящиков снарядов к ней, в каждом ящике по три снаряда.

Это была вторая пушка в соединении. Первую — нашу сорокапятку — удалось раздобыть немного раньше.

В тот декабрьский день группа партизан во главе с Григорием Чайчуком, разобрав рельсы на железной дороге Винница — Киев, пустила под откос сразу два поезда. Случилось так, что один поезд сошел с рельсов на виду у встречного. Машинист уже не успевал остановить встречный состав, и он врезался в терпящий аварию поезд. Один из двух был наливной, с горючим. Разразился огромный пожар. Горели шпалы, раскаленные рельсы свивались змеями.

После радостных переживаний, вызванных такой удачей, отряд спал. Только Довгань ворочался в своей землянке и не мог уснуть. Он долго беседовал с Чайчуком, только что вернувшимся с удачной операции. «Есть в этом случае и какая-то доля везения, партизанского счастья, — думал он. — И все же нельзя сбрасывать со счетов опыт. Ведь Чайчук до войны работал дежурным по станции».

Рядом с землянкой послышались шаги, приглушенные звуки команд. Выглянул и увидал группу партизан. Подошел.

— Что это тебе не спится? — спросил командир комендантского взвода Петр Забаштанский, который выводил своих хлопцев на очередное задание.

— А вы куда собрались?

— За пушкой. Наши разведчики сообщили, что на Люлинецкой опытно-селекционной станции есть сорокапятка с полным комплектом снарядов.

Довгань когда-то был на этой станции. Тогда с группой партизан он забрал только две винтовки у охранников. А теперь, говорят, там развернуто большое хозяйство, работает профессор из Берлина, проводит какие-то опыты. И вот, оказывается, еще и пушка там есть.

— Гм… Возьмите и меня с собой, — сказал Довгань.

— Пожалуйста… Если хочешь. Может, скажем Мичковскому и ты будешь руководить всей операцией?

— Нет, зачем же? Тебе поручено… Я только предупрежу своих хлопцев.

Они вышли из лесу и до рассвета были в селе Поповке. Тут предстояло провести день. Весь взвод в одной хате не разместишь, решили разделиться на две группы, соответственно распределили и обязанности.

Довгань с одной группой пошел к сельскому полицаю, другая — в соседнюю хату. Сердюк давно работает в контакте с партизанами. Но Довгань встречался с Сердюком и раньше.

Выставив часовых, группа отдыхала. Довгань позвал Сердюка:

— Вот что я вам хочу сказать… Если вам целый день в селе не показываться — подозрительно. А нам, кроме того, очень нужно узнать, что делается на селекстанции. Так что одевайтесь и идите туда. Придумайте повод, чтобы подольше там побывать и все разведать.

И Сердюк пошел. Часа два его не было. А вернулся с винтовкой, с двумя гранатами.

— Откуда это? — спросил Довгань.

— Фашисты дали. Я им стал выдумывать повод, зачем пришел. «Партизан боюсь, — говорю им, — по ночам не сплю. Или дайте мне оружие, или снимайте со службы». Вот дали.

И стал рассказывать, что удалось узнать. Селекционная станция представляла собой нечто вроде отдельного поместья. Там был большой двухэтажный дом, множество хозяйственных построек, большая конюшня.

Винничину, плодороднейший край, как и многие другие оккупированные области, гитлеровцы хотели превратить в большую плантацию, снабжающую вермахт продуктами питания. Намеревались поставить это на широкую ногу. В Люлинцы прислали профессора для проведения селекционной работы и дали ему десяток лаборанток. Станция выглядела как кусочек рая, и, пронюхав о ней, командование охраны «Вервольфа» стало часто навещать лаборанток.

По субботам и воскресеньям фашисты приезжали сюда поразвлечься. И если в 42-м они ездили в легковых автомобилях, то в 43-м — только в броневиках. Командовал всей станцией по традиции профессор, но был еще и комендант.

Сердюк принес неожиданное известие: сегодня ночью там ожидают группу власовцев, которые прибывают для охраны станции. Кроме того, он рассмотрел, что весь первый этаж главного здания забаррикадирован, окна заложены мешками с песком.

Довгань позвал Забаштанского. Посоветовались. Решили воспользоваться вестью о прибытии власовцев. Разработали подробный план, каждому растолковали, что он должен делать. И лишь вечером двинулись на станцию.

Двигались по узкоколейной железной дороге, на которой селекционная станция имела свой железнодорожный полустанок. Валил снег. Собравшись с духом, партизаны запели. С этого момента они должны были выдавать себя за власовцев. Особенно громко звучали грузинские песни. В комендантском взводе была большая группа военнопленных грузин. Запевал Давид Кобзаридзе.

На вокзальчике их встретили с улыбками. Тут тоже ожидали прихода власовцев. Разоружив охрану, оставив своих людей возле аппаратов, партизаны сразу же направились к главному зданию селекстанции. А Довгань, Забаштанский, переводчик и еще двое партизан подошли к дверям. Второй этаж светил всеми окнами, а первый был темен и глух. Постучали… Еще постучали.

За дверью послышались тяжелые шаги.

— Откройте, мы — группа казаков генерала Власова.

Анатолий Софронов сбежал из власовской армии и пришел в отряд, хорошо владел немецким. Переводил:

— Устали люди. Расквартировать надо.

За дверью долго колебались. Наконец звякнул засов, медленно, со скрежетом дверь открылась. На пороге появились два немца: у одного в руках пистолет, у другого — русская винтовка. Партизаны спокойно, не проявляя и тени нетерпения, подождали, пока они выйдут во двор, а потом разоружили их.

Шесть партизан поднялись на второй этаж, вошли в большой освещенный зал. Там ужинали. За накрытыми столами сидели несколько женщин и среди них профессор.

— Спокойно, — сказал Довгань, — мы партизаны, а не фашисты. Безоружных не убиваем, с женщинами не воюем.

Тем временем бойцы разыскали на подворье пушку. Снарядов к ней был немало. На чердаке нашли ящик гранат «макогонов», как их называли украинцы.

Миша Оганян, Степан Зверхшановский, Иван Деминский распоряжались на конюшне. В трое саней запрягли по паре лошадей, кроме того, вывели шестнадцать коней под седлами. Забрав по дороге своих, которые оставались дежурить на вокзале, партизаны к полуночи были уже в лагере.

Соединение выросло, окрепло. В любую минуту его командование могло посадить на лошадей больше сотни человек и оперативно перебросить из одного леса в другой. В лагере было и несколько автомобилей, среди них красавец «опель-адмирал». На нем однажды среди белого дня вернулись из разведки Игорь, его брат Андрей Коцюбинский и Владик.

Вот как его захватили. Шли по Яновской дороге. Увидели, что навстречу им идет черный легковой автомобиль. Раздумывать не было времени. Игорь взял у Андрея карабин и, почти не целясь, выстрелил в шофера. Машина заковыляла, влетела в кювет и остановилась. Открылись задние двери, из них выскочили два фашиста. Братья кинулись за ними, стреляя на бегу.

Владик подбежал к машине, рванул переднюю дверцу и взял за плечо водителя, чтобы вытащить его из машины. Но тот оказался живой. Игорь только ранил его. Когда Владик наклонился, гитлеровец выстрелил, потом еще и еще… Но с перепугу не попал. Да и стрелять ему было не с руки. Владик навалился на него, пытаясь завладеть пистолетом. И когда они возились в тесноте переднего сиденья, шофер зубами поймал палец Владика и откусил бы его, но партизан свободной рукой выхватил нож, который висел у водителя на поясе, и воспользовался им.

Андрей и Игорь уже расправились со своими беглецами, услышали выстрелы и бросились к машине. Когда подбежали, запыхавшийся Владик сказал:

— Наверно, еще не отлили пулю, которая для меня… — И показал две дырки от пуль на своем кителе.

Лобовое стекло «опеля» было повреждено. Партизаны выбили его совсем. Игорь сел за руль, запустил двигатель. Владик устроился рядом и положил на раму перед собой автомат, выставив дуло в выбитое стекло.

— Ну, — шутил Игорь, — я чувствую себя, как шофер рядом с великим начальником.

— А что, Владик, — сказал Андрей, — вид у тебя как у настоящего коменданта.

Не знали тогда друзья, что пройдет совсем немного времени, и они еще вспомнят тот шутливый разговор.

Приближался Новый год. Партизаны копали землянки, готовили запасные базы на случай блокады. Фашисты уже не один раз пытались разгромить их лагерь в Черном лесу. Атаковали значительными силами, однако каждый раз, встретив упорное сопротивление, отступали.

В последних числах декабря командованию соединения стало известно, что оккупанты приготовили к взрыву спиртовой и сахарный заводы в Уладовке. В то время в селе Уладовка действовала крепкая подпольная группа, которая поддерживала постоянную связь с разведчиками из Черного леса. В эту группу входили Лука Коновал, Вячеслав Стельмашевский, Владимир Медин, Анисья Загородняя, Григорий Присяжнюк, Лена Григорчак и другие. Вот они-то и сообщили, что заводы со дня на день могут быть взорваны. Сдерживает фашистов то, что на заводских складах скопилось много невывезенной готовой продукции. Гитлеровцы ожидали обещанные порожние вагоны, чтобы вывезти спирт и сахар, а потом взорвать заводы.

Сообщение уладовцев командование соединения обсудило с командирами и комиссарами отрядов, с членами партийного бюро. Как раз в это время шло доукомплектование отрядов, велась подготовка к решительному выступлению навстречу Красной Армии. Из сообщений Совинформбюро все знали, что 28 декабря танкисты под командованием Ивана Никифоровича Бойко захватили Казатин — важный железнодорожный узел на территории Винничины, город, в котором фашистское командование держало свои огромные склады оружия, продовольствия, военного снаряжения. В любой день можно было ожидать решительного наступления наших войск на Винницу и Калиновку.

Однако, если вывести все отряды в наступление на Уладовку, можно завязнуть в оборонительных, наименее выгодных для партизан боях. Ведь заводы надо защищать, их с собой в лес не увезешь. И все же надо было помешать фашистам взорвать их, не дать вывезти в Германию тысячи тонн сахара и спирта.

— Кто хочет высказаться? — спросил командир соединения.

— Надо готовиться к операции, — сказал Гриша. — Нельзя не учитывать, что население Уладовки всегда поддерживало нас. Там много наших людей, сильны традиции подполья. Это, безусловно, облегчит дело.

— Есть и другие связи, — дополнил его усатый Михайлов. — Я лично знаком с начальником охраны сахарного завода. Ведь, кроме фашистского гарнизона, там есть еще и внутренняя охрана из полицаев. Могу поговорить с их начальником.

— А провокации не боишься? — спросил его Басалаев.

— Риск есть, но теперь, когда наши уже в Казатине и в Погребищах, полицаи дрожат за свою шкуру.

Предложение Михайлова поддержали. Решили атаковать Уладовку небольшими силами, а именно — четвертым и шестым отрядами. В помощь им придавалась партизанская артиллерия и разведгруппа.

Утром 31 января 1943 года Михайлов, Муржинский и Коцюбинский с пистолетами и гранатами в карманах подошли к воротам Уладовского сахарного завода.

Михайлов попросил товарищей подождать, а сам зашел в караульное помещение. Туда заходили и выходили оттуда какие-то люди, по дороге к железнодорожной станции маршировал взвод фашистов. А Михайлов все не появлялся. Наконец он вышел вместе с начальником охраны.

— Идите за мной, — сказал тот партизанам.

Михайлов направился в лес, а Муржинский и Коцюбинский — вслед за полицаем. Все трое прошли через боковые ворота и остановились возле склада. Начальник охраны достал связку ключей и, отворив двери, впустил разведчиков в помещение.

— Заходите, — сказал он. — Я вас запру, чтобы никто случайно не влез сюда. Приду, как только начнет смеркаться.

Склад под потолок был забит мешками с сахаром. Меж штабелями оставались узкие проходы. Игорь и Владик вошли в глубь помещения и расположились так, чтобы видеть двери. В их задачу входило обследовать ночью территорию, наметить, где удобнее перелезть через ограду, снять посты и дать условный сигнал партизанам.

Время шло, а начальник охраны не появлялся. Друзья заволновались. Неужели западня?

Наконец двери отворились, и в помещение вошел начальник охраны. Позади него шли три гитлеровца в портупеях, вооруженные пистолетами. Они молча направлялись в глубь склада, как раз туда, где сидели Владик и Игорь. Начальник охраны, с опаской поглядывая по сторонам, шел за ними. Владик выхватил пистолет и выстрелил в первого гитлеровца. Почти одновременно выстрелил Игорь. Он целился во второго, но не попал. Начальник охраны отскочил за мешок и выстрелил в гитлеровца. Третий поднял руки. Начальник охраны, не выходя из-за мешка, сказал:

— Не жандармы это — интендантские чиновники с управления железной дороги. Приехали посмотреть, сколько вагонов нужно, чтобы вывезти в Германию сахар. Я не успел вас предупредить.

Партизаны вместе с начальником охраны пошли в караульное помещение. Там собрались полицаи, охранявшие завод. Через полчаса пятнадцать полицейских, теперь уже, так сказать, бывших, во главе с Игорем и Владиком строем прошли через Уладовку и направились к лесу. А через час в результате короткого и удачного боя отряды народных мстителей захватили уладовские заводы. Гитлеровцы с большими потерями отступили на железнодорожную станцию.

Партизаны не теряли времени. В лес подводами вывозили сахар, продукты питания, спирт, а также взрывчатку, с помощью которой фашисты собирались уничтожить уладовские заводы.

Много продуктов было роздано населению. Владик Муржинский рьяно выполнял свои комендантские обязанности, он разъезжал на черном «опеле» и даже выступал:

— Берите больше. Придет Красная Армия, лишнее вернете.

На третий день на железнодорожную станцию стали прибывать эшелоны с гитлеровцами. Завязался бой. Партизанские пушки били по вагонам прямой наводкой. Много живой силы потеряли фашисты, пока разгрузили первые два эшелона и открыли сильный минометный огонь. Партизаны были вынуждены отступить к лесу. Там же на опушке стояла их артиллерия: 45-миллиметровая пушка и трофейная мортира. Командовал ими опытный артиллерист майор Иогансон, который пришел в отряд с группой военнопленных.

Во время боя на шоссейной дороге между Каменогоркой и Майдан-Бобриком остановилась колонна автомашин с фашистскими солдатами. Партизаны, не теряя времени, встретили их артиллерийским огнем. Несколько машин загорелись, прежде чем солдаты сориентировались в обстановке. Началась паника. Некоторые шоферы тщетно пытались развернуть машины на узкой дороге. Одна за другой они вспыхивали от огня партизан. Оставив раненых, каратели отступили.

Вскоре на станцию прибыл фашистский эшелон с танками, и партизаны, захватив богатые трофеи, ушли в лес.

Но уладовские заводы были спасены, самое дорогое оборудование снято и надежно закопано, вся продукция вывезена. Железнодорожная станция в результате артиллерийского обстрела и пожаров была на две недели выведена из строя.