Убийства никого не красят

Глава 21

Невероятной силы порыв немедленно связаться с нотариусами я подавила в зародыше, решив, хотя бы раз в жизни, сделать широкий жест и предоставить эту честь Тиму. Моё решение было продиктовано двумя соображениями: во-первых, ему, как официальному лицу, будет легче добыть желанную информацию; а во-вторых — и в-главных, — я сознавала, что мой вклад в "кассу взаимопомощи" пока не слишком велик. Однако, чего греха таить, в участок я позвонила скрепя сердце.

Филдинга — иначе и быть не могло — на месте не оказалось. Мне пришлось буквально сесть на ладони, чтобы удержаться от звонка в юридическую фирму. Я скрасила ожидание визитом к Джеки и продолжительной беседой с Эллен по телефону. Когда я закончила болтать с ними, мои электронные часы показывали 5.37. Лейбовиц, Лейбовиц и О'Доннелл, скорее всего, уже разъехались по домам, и бороться с искушением более не имело смысла.

На следующее утро я не стала полагаться на волю случая. Таксист-высадил меня у дверей двенадцатого участка полиции в начале десятого, и я немедленно столкнулась с Уолтером Коркораном — буквально. Он выходил из здания, когда я туда входила. Учитывая моё отношение к парню, я предпочла в столкновении обвинить его.

— Ради бога, Коркоран! Смотри, куда идёшь! Ты чуть меня с ног не сбил!

— Тебя и бульдозером не собьёшь, — съязвил он.

Вот так мы по-дружески общаемся. Тим обрадовался моему появлению не многим более своего напарника.

— Кажется, кто-то обещал предупреждать о своих визитах, — буркнул он.

Не припомню, чтобы я давала подобные обещания; возможно, Тим меня неправильно понял. Но не будем спорить, ведь я пришла по делу, да ещё по какому!

— Сейчас ты станешь более приветливым. У меня кое-что для тебя есть!

— С шоколадом или с вареньем?

— А, ты о пончиках, — не сразу сообразила я. — Некогда было. Спешила сюда с информацией.

— Могу себе представить. Ладно, садись. Коркоран как раз отправился за едой. Обещал принести мне булочку. И если расскажешь что-нибудь действительно стоящее, возможно, я с тобой поделюсь. Кофе хочешь?

Я уже имела удовольствие отведать участкового кофе и потому вежливо отказалась. К тому же не хотелось отвлекаться.

— Погоди, — скомандовал Филдинг, прежде чем я успела открыть рот. — Ты случайно не собираешься поведать о том, как жертва вышла из комы? Об этом мне уже известно.

Нет, заверила я и добавила, что тоже слыхала о счастливом событии.

— Похоже, она выкарабкается, а? — с довольным видом буркнул Тим и тут же помрачнел. — Однако полностью счастливым это событие не назовёшь.

— Ты о чем? — машинально спросила я, хотя прекрасно знала, что он имеет в виду.

— Амнезия. Твой клиент наверняка поставил тебя в известность. Она вышла из этой чёртовой комы, но по-прежнему не в состоянии сказать, кто в неё стрелял. Бедняжка до сих пор не знает, на каком она свете!

— Скорее всего, это временное явление. Память к ней может вернуться завтра… а то и сегодня. Так часто бывает.

— Ну-ну, — скептически отозвался Филдинг.

— А теперь ты готов услышать опровержение закона Мэрфи? — взялась я за дело. И, приберегая козырную карту напоследок, начала с Роджера Хайера.

Выслушав меня, Филдинг откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Ироническая улыбка мелькнула на его губах.

— Как тебе нравится этот парень, а? — проворчал он. — Ты бы слышала его вчера! Он сидел здесь, передо мной, и клялся всеми святыми, что понятия не имел об отношениях бывшей невесты с другими мужчинами. Неужто этому идиоту невдомёк, что тайное почти всегда становится явным?

— Невдомёк. Он же идиот, ты сам сказал.

— Разумеется, это не означает, что Хайер и есть наш убийца. Хотя, признаться, я бы не расстроился, окажись он им на самом деле, — очень уж противный этот сукин сын. Но весьма вероятно, что единственная причина, по которой он отрицал свою осведомлённость о помолвке, заключалась в том, что просто боялся попасть под подозрение.

— Я пришла к такому же выводу: возможно, это серьёзно, а с другой стороны, скорее всего, ерунда.

— То же можно сказать и насчёт алиби. Мы с Коркораном навестили вчера его дружка Карла, и такое у меня впечатление, что у бармена даже нет лицензии. Ну да я ещё побеседую с Хайером, и посмотрим, как он станет выкручиваться. С удовольствием бы прищучил этого наглого коротышку!

Слово «коротышка» вызвало у меня улыбку. Тим и сам далеко не Майкл Джордан. Но, памятуя, зачем сюда явилась, улыбнулась я про себя, чтобы никто не видел.

— Ладно, Дез, приношу свои извинения за то, что не встретил тебя с оркестром и на ковровой дорожке. Сегодня ты действительно чемпионка, и тебе причитается половина чёрствой булочки с черносливом… если её, конечно, доставят сюда в этом столетии.

— Но это ещё не всё! У меня есть новость поинтереснее — о завещании, — произнесла я волшебное слово.

Стул Филдинга мгновенно вернулся в исходное положение, а сам он подался вперёд:

— Что с завещанием?

Я поведала о Клэр и "Лейбовице, Лейбовице и О'Доннелле".

— И что они сказали?

— Я им не звонила. Подумала, что этим лучше заняться тебе.

Филдинг изумлённо помолчал, а потом медленно произнёс:

— Спасибо, Дез. Правда, спасибо. — И тут же подозрительно покосился на меня: — И в обмен на этот великодушный жест ты хочешь?..

— Посмотреть квартиру, всего-то.

— Уж не знаю, как тебе об этом сказать, но квартиру ты бы увидела и без вступительного взноса. Я как раз собирался пригласить тебя наведаться к Фостерам в субботу, если пожелаешь.

Черт бы всё побрал!

— Что вдруг?

— Понимаешь, я тут кое-что придумал, — с отчаяния, наверное. На первом допросе я спросил Эрика Фостера, знает ли он, к кому из дантистов или врачей обращались его сестры. Он понятия не имел, поскольку начал жить отдельно, когда близнецы были ещё маленькими.

— Знаю.

— Однако мне пришло в голову, Что если он наткнётся на знакомое имя, то сможет что-нибудь припомнить. Вдруг случайно когда-нибудь слышал фамилию их дантиста или врача. Вот я и попросил его наведаться с нами в квартиру и просмотреть чеки сестёр. Старые, конечно, ещё лондонские.

— В этом что-то есть, — с восхищением заметила я. Филдинга моя полупохвала явно смутила.

— Ты бы видела записи, которые вели эти девушки, — торопливо продолжил он. — В большинстве случаев они отмечали только имена и суммы, даже дату не ставили. И никаких указаний, за что было уплачено. Хотя бы сокращённо писали — «днт», так нет! Однако будем надеяться, что Фостеру удастся что-нибудь выловить. — Он глубоко вздохнул. — Нам бы не помешали записи дантистов. Или указание на какую-нибудь физическую особенность, которой обладала только одна из сестёр, — да что угодно!

— Вроде родинки у пупка? — ухмыльнулась я.

— Неужто твой клиент всё тебе рассказывает?

— О родинке я услышала от Ларри Шилдса.

— Короче, — подытожил Филдинг, — мы договорились с Фостером встретиться в квартире близнецов в субботу в половине одиннадцатого утра.

— И я приглашена?

— Ага. А теперь ты, может быть, свалишь? — буркнул Тим, но в глазах прыгали чёртики. — Ладно, Дез, — улыбнулся он, — будем звонить Лейбовицу, Лейбовицу и этому третьему?

— О'Доннеллу, — подсказала я и продиктовала телефон.

Филдинг уже взялся за трубку, но в этот момент к столу вихляющей походкой приблизился его напарник.

— Ой, ты ещё здесь, — ехидно запищал он. У мерзкого бугая Коркорана на удивление высокий голос. — А я-то надеялся, что ты уже сгинула. Видать, чёрная полоса у меня началась. — Не успела я достойно отбрить этого писклю, как он обратился к Филдингу: — С черносливом не было, взял с сыром. И, между прочим, наш новый вождь требует нашего присутствия в своём кабинете. "Пошевеливайся!", как он выражается. Полагаю, ты найдёшь в себе силы расстаться с мисс Пончик?

Филдинг бросил на него суровый взгляд.

— Надо идти, — обратился он ко мне. — Лейтенант впадает в бешенство, когда его заставляют ждать. Позвоню юристам, как только, смогу, и дам тебе знать. И возьми булочку!

Усилием воли я отклонила угощение:

— Спасибо, в другой раз. Мне тоже пора уходить.

По пути в свой офис я задержалась у стола Джеки. Выражение лица секретарши не сулило ничего хорошего. И я знала почему.

Обычно, следуя её строгим указаниям, я предупреждаю, когда задерживаюсь, но в то утро так спешила в участок, что не нашла времени позвонить. К тому же я не предполагала, что сильно запоздаю. Была и ещё одна причина: вероятно, я подсознательно решила проявить строптивость и поставить Джеки на место. Свободный предприниматель не обязан ни перед кем отчитываться, верно? Почему же мне возбраняется пользоваться преимуществами своего положения?

— Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось, — укоризненным тоном произнесла Джеки. — Да тебя могли запросто пристрелить! — Она глянула на часы. — Без пяти одиннадцать. Я пытаюсь дозвониться до тебя с десяти. Ещё немного, и я бы подняла шум.

— Прости. Мне пришлось отлучиться по делу, но кто мог подумать, что оно займёт столько времени. — И добавила с честным видом: — Я не хотела тебя расстраивать.

— В следующий раз, когда опаздываешь, просто набери мой номер. Кажется, я не много прошу, а?

Я согласилась: да, не много. В конце концов, лучшая в мире секретарша — особенно если она одновременно хороший и преданный друг — не заслуживает пренебрежительного отношения. И столь ли уж необходимо проявлять строптивость на работе?

— Для меня есть сообщения? — робко спросила я.

— Если я тебе их не передала, значит, нет.

После чего я благоразумно удалилась: пусть Джеки остынет и позабудет, какому испытанию я её подвергла.

День я коротала, запершись в кабинете в ожидании вестей от Филдинга. Посматривала на часы каждые пять минут, и наконец в начале четвёртого он позвонил.

— Идея была чертовски неплохая, но, к сожалению, она не сработала, — угрюмо произнёс Тим. — Только что разговаривал с нотариусами. Мередит и Мэри Энн Фостер не являются их клиентами.

А я была так уверена!

— Ни та, ни другая? — подавленно переспросила я.

— Нет. Но не печалься, ещё не всё потеряно! — с деланным оживлением утешил Филдинг и решил скормить мне мой же оптимистический прогноз: — Возможно, очень скоро мисс Фостер сама нам обо всём расскажет.

Но в удачу я больше не верила. Как и Филдинг. Чтобы всё так просто завершилось? Да никогда!

К ужину пришёл Питер.

Пока запекалась лазанья, мы сидели в гостиной, прихлёбывая красное вино и закусывая оладьями из баклажанов.

— Прости, что не перезванивал тебе, — извинился Питер, имея в виду сообщения, которые я оставила ему утром и накануне вечером. — Но у меня в голове одна Мэри Энн и то, что с ней происходит…

— Понимаю, — перебила я. — Просто я беспокоилась, всё ли в порядке.

— Всё замечательно! Повреждение мозга минимально! Левая рука у неё практически парализована и левый глаз плохо видит, но, возможно, лечение ей поможет. А если не поможет, то я всё равно счастлив. Врачи твердят, как ей повезло, что пуля, попавшая в мозг, почти не повредила глазной нерв. И как они рады, что сохранились моторные навыки, хотя и не в прежнем объёме. Посему жаловаться не приходится, ведь могло быть куда хуже… — Его передёрнуло.

Даже в самые радужные моменты я не надеялась на большее — по крайней мере в отношении физического состояния, жертвы.

— Слава богу! — воскликнула я. А про себя добавила: "Только бы это была Мэри Энн!"

— Она до сих пор не помнит, кто она… — Питер снизил тон. — Поначалу я думал, что это последствия комы, но теперь врачи считают, что дело серьёзнее.

— Каковы шансы на восстановление памяти, как они полагают? Или пока помалкивают? — мягко осведомилась я.

— Доктор Бейкер, невропатолог, говорит, что с такими повреждениями ничего нельзя знать наверняка. Память может вернуться к ней в любую минуту, либо… — Питер умолк и с усилием закончил: — Либо никогда. — После паузы он снова оживился и довольно весело предложил: — Но не будем о грустном. Мэри Энн уже разговаривает! Это ей даётся нелегко из-за проволоки, я её с трудом понимаю, но всё-таки! Вчера она спросила, что с ней произошло, и врачи сказали, что она попала в аварию. Потом она спросила, как её зовут. Ей ответили: «Фостер». И она этим удовлетворилась, не стала интересоваться именем. А чуть позже захотела узнать, кто я такой. Врачи заставили меня пообещать, что, если она спросит, я назовусь просто хорошим другом. Я так и сделал. Но у меня сердце разрывалось.

— Не переживай. До поры до времени, наверное, лучше не заходить далеко.

— Наверное, — неохотно согласился Питер. И опять восторженный всплеск: — Знаешь, сегодня она поела, сама, через соломинку! Каков прогресс, а?

На этой счастливой ноте мы двинулись на кухню за лазаньей. Уже к концу ужина Питер опять воодушевился:

— Послушай, я говорил тебе, что сегодня утром врачи обсуждали пластическую операцию, совершенно серьёзно, будто и не сомневаются, что Мэри Энн она понадобится. Операций будет несколько, три или четыре. Но, конечно, надо подождать, пока она окрепнет и челюсть заживёт.

— Это очень обнадёживает, — заявила я, дивясь тому, сколь многое изменилось за последние двое суток.

Пусть мы не знаем, которая из сестёр лежит в больнице Св. Екатерины и выздоровеет ли она окончательно, но всё лучше, чем кома и подвешенное состояние, в котором пребывал Питер.

Но, одёрнула я себя, Питер, что бы он ни заявлял, по-прежнему находится в подвешенном состоянии, и останется в нем, покуда не будут установлены личности потерпевших.

И, ощущая неприятную тяжесть в желудке, я поняла, что надо смотреть правде в глаза: личности жертв могут никогда не установить.