Шериф Джон Вебер сидел за массивным дубовым столом в своем кабинете, откинувшись на спинку неудобного темно-зеленого кожаного кресла. Кресло было неудобным по двум причинам. Во-первых, этот изящный итальянский дизайн, выбранный его женой Полин, оказался совершенно несовместим с его массивной американской комплекцией. (В нем было шесть футов пять дюймов росту и почти центнер весу,[9] и хотя он и хвастался когда-то, что весь его вес сплошная мышечная масса, но это было лет десять назад.) Во-вторых, несмотря на превосходные новые кондиционеры, установленные в этом ветхом здании, и почти ледяной холод, зеленая кожа кресла умудрялась каким-то образом прилипать к спине. Стоило ему пошевелиться, и она отклеивалась от рубашки, как пластырь, оставляя морщины на выстиранном бежевом хлопке. Поэтому вид у Джона был всегда не совсем опрятный. Жена ворчала, что это дает повод думать, будто она забыла, как обращаться с утюгом. «Люди, наверное, думают, что я целыми днями валяюсь в постели, пью кофе и смотрю телевизор», — пожаловалась она как-то. Это прозвучало бы смешно, не будь эти слова зловеще близки к истине. Потому что Джон Вебер мог с полной уверенностью сказать, что все шестнадцать лет их брака его жена только тем и занималась, что валялась в постели, пила кофе и смотрела телевизор.
Глядя в широкое окно слева от себя, Джон гадал, как бы ему подольше задержаться на работе. Почти все остальные уже ушли, потому что с наступлением темноты в Торрансе никогда ничего не происходило, разве что случалась автомобильная авария или драка. Сейчас уже почти шесть, и если он застрянет здесь на час-другой, то, весьма вероятно, будет вознагражден за свои дневные мучения великолепным закатом. А Джон любил смотреть на закат. И не только потому, что у него щемило сердце от болезненной красоты оранжево-розово-желтой бриллиантовой россыпи на бирюзовом небе, но и потому, что ему нравилась та четкость, с которой осуществлялся этот процесс. Сорокапятилетний Джон Вебер, последние двадцать лет разгребавший чье-то дерьмо, глубоко ценил опрятность, точность и аккуратность.
Хотя, конечно, если он задержится здесь дотемна, то потом ему снова придется выслушивать нескончаемые тирады Полин о том, что его никогда не бывает дома и что он вечно торчит на работе. Неужели ему не хочется побыть с ней? Неужели не хочется пообщаться с родной дочерью?
На первый вопрос он с легкостью бы ответил «нет». На второй он бы ответил то же самое, хотя уже не с такой уверенностью. Как ни мучительно было Джону Веберу это признавать, но он не особенно сильно любил свою жену и их единственное дитя. Но если еще можно допустить неприязнь к женщине, на которой ты женился лишь потому, что был слишком пьян и беспечен, чтобы подумать, к каким последствиям может привести спонтанный секс, то неприязнь к собственной плоти и крови — совсем другое дело. Их дочери Эмбер,[10] названной так по цвету вина, которое они пили в ночь ее зачатия, было уже шестнадцать лет, ростом она вымахала почти до шести футов. Эмбер могла бы производить довольно внушительное впечатление, не будь она до ужаса тощей, причем тощей до такой степени, что кости выпирали буквально отовсюду. Было просто страшно смотреть на этот ходячий скелет. Поэтому Джон и старался по возможности видеть ее реже. Не так давно она с плачем выбежала из комнаты, поймав выражение брезгливого ужаса в его глазах. Прошло уже несколько месяцев, а он до сих пор не мог избавиться от чувства вины.
Это вообще целиком и полностью его вина.
Он тогда поругался с Полин из-за того, что она забыла позвонить сантехнику насчет протекшего крана в ванной, и Джон полночи ворочался из-за этой треклятой капели. Полин пообещала, что утром непременно вызовет мастера, и, разумеется, не сделала этого, что повлекло за собой еще одну ночь чудовищной китайской пытки. В результате на следующее утро, вместо того чтобы идти на работу, ему пришлось звонить сантехнику самому. Естественно, он разозлился еще больше и злится до сих пор, хотя уже прошло восемь месяцев! А когда Джон зашел на кухню и увидел, как Эмбер с аппетитом уминает остатки персикового пирога, который он сам хотел доесть, он взял да и сдуру брякнул, что, если она не поостережется, то превратится в дочь Кэрри Фрэнклин. Господи, уж чья бы корова мычала! После этих слов пирог незамедлительно полетел в мусорное ведро, а Эмбер стала с чудовищной скоростью сбрасывать фунты. Сейчас она весила фунтов 125,[11] не больше. 125 фунтов при ее росте в шесть футов! И все это его вина. Ну и папаша! И как у него язык не отсох! Да, он ужасный муж и еще более ужасный отец. И как ему возвращаться домой, когда, стоит ему переступить порог их запущенного бунгало, как он немедленно вспоминает про все свои грехи?
Он пытался поговорить с Полин по поводу дочери, но она только отмахивалась. «Pas de problème», — фыркала она в своей раздражающей манере бросаться французскими фразами. Сегодня модно быть худыми. И она перечисляла каких-то актрис, о которых он отродясь не слыхал, потом показывала обложки модных журналов, разбросанных по постели, как заплаты на одеяле. На всех были изображены какие-то безжизненного вида молодые женщины с чудовищно огромными головами непропорциональными их телам, скорее походившим на вешалки. Куда подевались нормальные груди и задницы? — удивлялся он.
Хотя, разумеется, если вам нужны груди и задницы — то Кэрри Фрэнклин всегда к вашим услугам.
Джон встряхнул головой, стараясь отогнать видение пышнотелой женщины, страстно извивающейся в его объятиях, и звук своего имени, слетевшего с этих непристойно сочных губ. Их роман, встрявший между ее браком номер два и номер три, продлился всего несколько месяцев и ненадолго воскрес после ухода номера третьего. Это было после пластики век, но до последнего увеличения груди, и уж точно до того, как объявился этот Ян Кросби. Интересно, думал Джон, каковы шансы на повторное бурное воссоединение после того, как милейший доктор опомнится и вернется к жене? А каково это — жить с силиконом в груди и с каллогеном в губах? Интересно, зачем женщины вообще подвергают себя этим пыткам, откуда берется это ненасытное желание походить на ходячую карикатуру?
«Вешалки и карикатуры», — размышлял Джон, и в этот момент раздался телефонный звонок. Он потянулся через стол и поднял трубку.
— Вебер, — произнес он вместо «алло».
— Отлично, — послышался голос жены. — Значит, ты все еще на работе.
Джон улыбнулся. «Наконец-то, — подумал он. — Хоть в чем-то мы сошлись во мнении».
— Что случилось?
— Просто хотела узнать, будешь ли ты к ужину.
Джона немедленно захлестнуло чувство вины — за то, что он плохо думает о жене, за свой роман с Кэрри Фрэнклин, за то, что постоянно придумывает предлоги, чтобы позднее приходить домой.
— Ну, не знаю. Может быть…
— Я тут подумала, может, ты захватишь что-нибудь в «Макдоналдсе». Тут сегодня весь день крутили рекламу про эти сэндвичи макчикен, и теперь я просто не могу отделаться от мыслей о них.
Джон потер переносицу и почесал лоб.
— Я не знаю точно, когда буду дома, — начал он, обрадовавшись при виде белого «кадиллака» последней модели, заруливавшего на их стоянку. Потом из машины вышли Говард и Джуди Мартин с выражением мрачной решимости на лицах. У них явно что-то произошло. Так же явно, как то, что ему придется задержаться и узнать это. — По-моему, мне придется еще ненадолго задержаться…
В трубке послышались короткие осуждающие гудки.
— Говард… Джуди! — произнес Джон, кивая вошедшим в кабинет Мартинам. Он привстал и показал им на два коричневых кресла с высокими спинками перед своим столом. — Что-нибудь случилось? — Глупый вопрос, понял он, снова усаживаясь и отметив про себя и напряженную позу Говарда, и с каким отчаянием Джуди Мартин мнет в своих наманикюренных руках платок, и с каким страхом они смотрят на него своими одинаковыми голубыми глазами. Они были самой красивой школьной парой, их дважды избирали королем и королевой выпускного вечера. Джуди еще до брака с Говардом выиграла целую кучу местных конкурсов красоты — она была и мисс Бровард,[12] и мисс Цитрусовый Плод и даже заняла второе место на конкурсе мисс Флорида. Ее зачесанные наверх каштановые волосы будто только и дожидались, когда же их увенчают тиарой. Да, даже несмотря на перебор косметики — а Джон не помнил, чтобы она хоть раз вышла на улицу ненакрашенной — она была очень красивой женщиной.
Высокий подтянутый Говард, еще по-юношески привлекательный, крепко сжал в своих дрожащих пальцах руку жены.
— Да. Пропала Лиана.
— Пропала? Когда?
— Вчера.
— Вчера?
— Она, судя по всему, не вернулась домой из школы.
— Судя по всему? — повторил Джон, решив, что ослышался. Говард и Джуди Мартин были очень любящими и внимательными родителями. Почему же они пришли к нему только сейчас, если один из их детей не вернулся из школы еще вчера?
— Мы были в Тампе, — мягко пояснила Джуди, как будто прочитав его мысли. — У Говарда там имелись кое-какие дела, к тому же Мередит участвовала в детском конкурсе красоты. Мы решили совместить… — Она запнулась и уставилась в стену над головой Джона.
— Мы звонили домой вчера вечером, — продолжал Говард, — но мальчики ни словом не обмолвились, что Лианы нет дома. Они, наверное, решили, что она осталась у своего бойфренда, и не захотели беспокоить ее.
— Мы вернулись сегодня около двух часов пополудни, — сказала Джуди. — И думали, что она все еще в школе. Но когда в пять Лиана не вернулась, я начала беспокоиться. Я спросила мальчиков, не говорила ли сестра про то, что задержится. Тогда-то они и признались, что она вчера не ночевала дома. Я сразу же позвонила Питеру. Но он сказал, что тоже ее не видел.
— Питеру? — Джон схватил ручку и что-то написал на листочке. Кажется, дело серьезнее, чем ему казалось, хотя наверняка все благополучно разрешится, и в самое ближайшее время.
— Питер Арлингтон. Они встречаются уже полгода.
— Они постоянно ссорятся, — добавил Говард, покачав головой. — Расходятся, сходятся, потом снова расходятся…
— Ну вы же знаете, как это бывает у молодых, — прибавила Джуди, чувствуя, как слова застревают в горле.
Джон кивнул, хотя ничего такого он не знал. Он вообще никогда и ни в кого не был влюблен.
— Питер сказал, что последний раз видел Лиану вчера на занятиях. Они, кажется, из-за чего-то повздорили и после этого не разговаривали друг с другом, он и не позвонил ей вечером. А сегодня ему нездоровилось, поэтому он не пошел в школу.
Джон прищурился, пытаясь вспомнить Питера Арлингтона. Но это имя пока ни о чем ему не говорило.
— Вы ему верите?
— То есть?
Джон с завистью заметил, что у Говарда все волосы на месте, хотя виски уже слегка посеребрила седина. «Он достойно состарился», — подумал Джон, подавшись вперед, и почувствовал боль из-за того, что жировые складки на животе вдавились в край столешницы.
— Ну этот Питер… Вы верите ему?
— Об этом я не подумал, — признался Говард. — Мне даже в голову не пришло, что он может лгать.
— С какой стати? — спросила Джуди. — Вы правда думаете, что он соврал?
— Понятия не имею. — Джон повернулся к компьютеру, стоявшему у него на столе, забил туда имя Питера Арлингтона и с облегчением увидел, что запрос ничего не дал. — Во всяком случае, у нас он не числится, и это хорошо.
— Что это значит?
— Это значит, что его ни разу не арестовывали и он не попадал в тюрьму.
— Конечно нет. Лиана бы ни за что не стала встречаться с хулиганом, — заверила Джуди Джона.
— Прекрасно. А теперь давайте поподробнее, — сказал Джон. — Вы звонили кому-нибудь еще, после того как поговорили с Питером?
— Конечно. Я обзвонила всех друзей Лианы.
— Это…
— Таня Мак-Гаверн и Джинджер Перчак. Они ее лучшие подруги. Им, кстати, я позвонила в первую очередь.
Джон записал знакомые имена. Таня играла одну из сестер его дочери Эмбер, когда они в прошлом году ставили в школе «Скрипача на крыше». Лиана Мартин играла другую сестру.
— Потом я позвонила Мэгги Макензи и Эллен Смайт. И даже Виктору Драммонду.
— Виктору Драммонду? — переспросил ее муж. — С чего это тебе взбрело в голову звонить этому чокнутому?
— Они с Лианой играли любовников в «Скрипаче на крыше», потом мистер Питерсон в начале учебного года поставил их в пару на физике. Она говорила, что он очень милый и вовсе не такой мерзкий, просто его нужно поближе узнать. Мне всегда казалось, что он ей нравится…
— Нравится? Ей? Что ты несешь?
— …вот я и решила воспользоваться случаем.
— Но они не виделись, — мягко констатировал Джон.
Джуди покачала головой. Ни один волосок не пошевелился в ее прическе.
— Ее никто не видел со вчерашнего дня. Таня сказала, что она раз сто звонила Лиане на сотовый и оставила целую кучу сообщений, но Лиана не перезвонила.
— А вы сами звонили ей? — спросил Джон, прекрасно зная, каков будет ответ. Разумеется, они звонили дочери на сотовый.
— В последний раз — когда ехали сюда, — сказал Говард. — Она не отвечает.
— Она как будто сквозь землю провалилась… — Джуди нервно закусила дрожащую нижнюю губу, а ее глаза наполнились слезами, которые угрожающе стали подбираться к краю нижних век.
— Она уже когда-нибудь так поступала?
— Ни разу, — уверенно сказала Джуди.
— Она, конечно, не ангел, — поправил ее Говард. — Она весьма своевольна и упряма. Порой на нее даже прикрикивать приходится, если она совсем уж переходит границы, но в целом Лиана прекрасный ребенок.
— Как вы думаете, у нее были какие-нибудь причины сбежать?
— Сбежать? — переспросила ее мать. — От кого?
— У вас были какие-нибудь семейные проблемы?
— Какие проблемы?
Джон терпеть не мог, когда ему отвечали вопросом на вопрос.
— Может, она была чем-то расстроена? Или ее что-то разозлило? Может быть, вы не отпускали ее гулять по вечерам… — стал перечислять он, слегка поморщившись.
— Мы не запрещали ей гулять по вечерам. Она не была ни расстроена, ни обозлена. У нас не было с ней никаких разногласий.
— Возможно, ее что-то тревожило или у нее была депрессия?
— Депрессия? — переспросила Джуди.
— Ну, вы же сами сказали, что она поссорилась со своим бойфрендом…
— Они постоянно ссорились, — презрительно сказал Говард. — У них это что-то вроде прелюдии.
— На что ты намекаешь? — спросила его Джуди, и ее гладкий лоб вдруг прорезала глубокая морщина тревоги. — Ты думаешь, что она могла что-то с собой сделать?
— Дети в этом возрасте очень ранимы, — произнес Джон, вспомнив про Эмбер. — Если она была чем-то расстроена или…
— Нет, — отрезал Говард.
— А она бы сказала, если б это было так?
— Мне бы обязательно, — ответила Джуди. И добавила уже не столь уверенно: — Думаю, что сказала бы…
— Скажите, а она не могла забеременеть? — спокойно спросил Джон, надеясь смягчить возможную вспышку гнева. Он по своему опыту знал, как не любят родители, каких бы демократических взглядов они ни придерживались, представлять себе, что их дети могут вести половую жизнь.
Говард тихо выругался, прикрыв рот ладонью. Но Джон отчетливо услышал слова: «Сукин сын».
— Она принимала таблетки, — осмелилась наконец вставить Джуди после небольшой паузы.
— Что? — спросил ее муж.
— Ей восемнадцать лет, — ответила Джуди. И твердо добавила: — Лиану ничто не тревожило. У нее не было депрессии. И она не была беременна. И, уж конечно, ей бы не пришло в голову что-то с собой сделать.
— И она не испарилась бы просто так, ничего нам не сказав, — закончил ее муж.
— Вы проверяли ее компьютер? — спросил Джон.
— Компьютер?
— Ну, вы же знаете, что молодежь часами сидит в Интернете. Может, она познакомилась с каким-нибудь парнем в чате? — И Джон во второй раз за день вспомнил про Кэрри Фрэнклин. Разве она не познакомилась точно так же со своим доктором Кросби? Во всяком случае, если верить местным сплетням. Как-то раз Эмбер прибежала из школы и, задыхаясь, сообщила новость: муж учительницы английского ушел от нее к матери Далилы Фрэнклин, и знаете, как они познакомились?!
— Мне не пришло в голову залезть в ее компьютер, — проговорил Говард. — Я даже пароля не знаю. А ты знаешь? — обратился он к жене.
Та покачала головой:
— Может быть, мальчики знают…
Говард тут же вытащил сотовый, нажал несколько кнопок и стал ждать.
— Ной, ты знаешь пароль своей сестры? — спросил он без всяких предисловий. — Да, компьютерный, какой же еще, — нетерпеливо добавил он. — Не убьет, — заверил его Говард. — Я сам тебя убью, если ты мне его немедленно не скажешь… Отлично. Спасибо. Я так понимаю, она не звонила? — Он захлопнул крышку телефона и положил его обратно в карман. — Пароль — Джелло.[13] Новостей нет.
— Еще мне понадобится ее электронный адрес, — сказал Джон.
И снова Говард посмотрел на жену. Она назвала адрес глухим голосом, как будто доносившимся из другой комнаты.
— Завтра с утра пришлю к вам своего сотрудника, чтобы он проверил ее компьютер.
— А сегодня мы можем хоть что-нибудь сделать?
— Скоро уже стемнеет, но я отправлю патрульную машину поездить по окрестностям. — Джон заметил выражение разочарования, промелькнувшее в глазах Джуди. — И сам попробую что-нибудь разузнать, — быстро добавил он, стараясь не думать о закате, которого он с таким нетерпением дожидался. Естественно, большинство людей, особенно в таком крохотном городишке, как Торранс, воображают, будто шериф Вебер человек ответственный. Но какая у него ответственность? Он вообще толком не помнит, когда ему в последний раз приходилось за что-либо отвечать. — У нее есть какие-нибудь любимые места, где она часто бывает?
— Торговый центр, — сказала Джуди. — Но он сейчас уже закрылся.
— И еще «Честерс». — Говард назвал любимое место сборищ местных подростков, где можно было съесть гамбургер и заодно поиграть в бильярд.
— Хорошо, я туда загляну. — Джону «Честерс» никогда не нравился. Директором там был Кэл Гамильтон, бывший вышибала из «Саут-бич», его жена вечно ходила в синяках. — У вашей дочери пропало что-нибудь из вещей?
— Вся ее одежда висит в шкафу, — ответила Джуди. — Диски, косметика — все на своих местах. Кроме учебников и кошелька, разумеется. Ты ведь не думаешь, Джон, что с ней могло случиться что-нибудь ужасное? — задала она вопрос, который весь день кружил над ними, подобно зловещему ворону.
«Ну и что прикажете мне им отвечать?» — молча спросил себя Джон.
— Я не знаю, — честно сказал он. — Надеюсь, что нет, тем более что у нас пока нет для этого никаких оснований…
«Если, конечно, не считать того, что она пропала уже больше суток назад», — мысленно добавил он про себя. Судя по их пепельно-бледным лицам, они подумали то же самое.
Вообще-то пропадавшие подростки действительно часто подавались в бега. А потом объявлялись, почти не испытывая угрызений совести. Кое-кто из них даже имел наглость негодовать, весьма удивляясь тому, что из-за их исчезновения устроили такой переполох. Но здесь, кажется, был другой случай. Судя по тому, что рассказали ему Мартины, у Лианы не было ни малейших причин сбегать из дома. Уравновешенная девушка-подросток, пользующаяся большой популярностью в школе; у нее имелось множество друзей и почти никаких проблем. Разумеется, о серьезных проблемах своих детей родители, как это часто водится, узнают в последнюю очередь. Так что надо отправить кое-кого из офицеров переговорить наедине с друзьями Лианы, а самому перед уходом домой навестить «Честерс». Полин, конечно, не обрадуется его позднему возвращению. Хотя, может, ему повезет и она будет уже спать, когда он придет.
— У вас есть какая-нибудь недавняя фотография вашей дочери? — спросил Джон.
Джуди полезла в свою кожаную сумочку.
— Вот. Ей эта фотография никогда не нравилась. Она говорит, что здесь у нее огромный нос, но это один из моих любимых снимков — она на нем такая счастливая… — Джуди вынула из красной кожаной рамки маленькую цветную фотографию и протянула ему.
Джон улыбнулся при виде симпатичной девушки с длинными рыжевато-белыми волосами. «И мать и дочь уродились на славу», — подумал он. Нос у Лианы действительно получился крупноватым, зато улыбка была широкой и искренней. И действительно девушка казалась очень счастливой. Ему бы очень хотелось надеяться, что точно так же она улыбается и в данный момент. «Хотя это навряд ли», — мрачно решил он, засовывая фотографию в карман.
— Я возьму фото с собой в «Честерс», может, загляну еще в пару мест, покажу и там. Вдруг кто-нибудь ее видел. Если к утру она не вернется, мы составим объявления и расклеим их по городу.
— Может, нам задействовать СМИ? — спросил Говард.
— Пока в этом нет надобности. — Джон сдержал усмешку. В Торрансе не было никаких СМИ, если не считать выходившего раз в две недели информационного бюллетеня, где печатались в основном цены на местную продукцию, объявления да некрологи. Почти все население выписывало либо приходившую из Форт-Лодердейла «Сан-Сентинел», либо «Майами Геральд». Если к выходным Лиана не объявится, он сам позвонит в обе газеты и оповестит полицейские ведомства во всех городах. При необходимости даже обратится в ФБР.
— Ты думаешь, ее могли похитить? — спросила Джуди, снова прочитав его мысли.
— Прошло уже больше двадцати четырех часов с момента исчезновения девочки, но вам пока никто не звонил с требованием выкупа, — ответил Джон. — Мне кажется, эта версия отпадает.
— А что, если им нужны не деньги? — продолжала Джуди, обращаясь скорее не к шерифу, а к самой себе. — Что, если мою дочь похитил какой-нибудь сумасшедший и?..
— Джуди, я тебя умоляю… — перебил ее муж.
— Давайте надеяться на лучшее, — посоветовал Джон, хотя, если Лиану Мартин действительно похитил какой-нибудь сумасшедший, то надежда на лучшее ее не спасет. И мысленно поставил себе на заметку спросить у всех, с кем он будет сегодня разговаривать, не появлялся ли здесь в последнее время какой-нибудь незнакомец, и офицеры пусть тоже поспрашивают. — Ну а пока, — сказал он, выходя из-за стола, — возвращайтесь домой и постарайтесь не паниковать. Я позвоню вам, как только что-нибудь узнаю. Вот номер моего сотового телефона. Звоните, если вдруг что-нибудь вспомните. В любое время дня и ночи.
— А если с ней что-нибудь случилось? Может, она лежит сейчас где-нибудь на обочине?
— Утром мы снарядим поисковый отряд, — ответил Джон Джуди Мартин, прекрасно понимая, что, если ее дочь и впрямь лежит сейчас бездыханной где-нибудь на обочине, то вряд ли пробудет там долго. Недаром эти места называют Долиной аллигаторов.
Он проводил Говарда и Джуди Мартин до двери, снова пообещав позвонить, как только что-нибудь выяснит.
— Мы ее найдем, — пообещал он, и тут же в его памяти всплыл один тревожный случай. Он вспомнил женщину, которая с месяц назад точно так же сидела у него в кабинете и, ломая руки, с полными слез глазами рассказывала ту же самую историю. Он не счел нужным уделить ей должного внимания — она приехала из соседнего графства Хендри, а оно было не в его юрисдикции. Кроме того, она подтвердила, что ее дочь сбегала из дома не один раз и, к тому же кололась и занималась проституцией, чтобы было на что покупать наркотики. Он не придал тогда большого значения исчезновению этой девушки. Но сейчас, глядя, как отъехали в своем автомобиле сходившие с ума от тревоги родители Лианы Мартин, не мог удержаться от мысли: а не связаны ли между собой эти два случая. «Ты просто телевизор пересмотрел», — резко осадил он себя, стараясь не думать о том, что скрюченное костлявое тело его дочери Эмбер, может лежать где-нибудь в канаве у обочины, брошенное туда каким-нибудь сумасшедшим, свернувшим ей шею своими чудовищными лапами.
Он решительно вышел из кабинета, так и не дождавшись заката.