Убийственное совершенство

4

Едва могу писать. Вырвало уже два раза. Сейчас три часа утра. От третьего укола страшно болит рука. Три ампулы крови. Господи, понять не могу, для чего медсестре понадобилось целых три ампулы? Но она была мила и сильно извинялась. Вообще, все, кажется, хорошие люди. Джон заказал гигантский ужин и не притронулся к нему — затошнило от запаха еды. И меня тоже!

Каюта дрожит, потому что работают двигатели. Медсестра — Ивонн — приятная женщина, черная — сказала, что, когда море спокойно, корабль обычно просто дрейфует или встает на якорь, но если волны, как сейчас, то лучше включать двигатели и продолжать двигаться вперед. Так меньше качает.

Вечером звонила маме — очень быстро (девять долларов минута!), просто сказать, что мы уже здесь. Потом позвонила Харриет. Она взволнована и рада за нас. Понятия не имею, когда мы сможем отдать им те сто пятьдесят тысяч, что они нам одолжили. Джон рассчитывает на какие-то научные премии, которые ему вроде бы должны дать. И составляет проект книги для Массачусетского технологического института, хотя аванс ему заплатили не слишком-то большой.

Чувствую себя преступницей, скрывающейся от правосудия. В каком-то смысле так оно и есть. Мы постоянно взвешиваем все за и против. Медицинская этика, границы, которые все же не должна нарушать наука, личная ответственность, простой здравый смысл — все это должно как-то уживаться вместе. Очень сложно.

Джон тоже не спит, не может, как и я. Мы только что, уже в который раз, все снова обсудили — что делаем, как себя чувствуем по этому поводу. Все то же самое. И еще, конечно, как мы будем себя чувствовать, если наша затея не удастся. Пятьдесят процентов за то, что ничего не получится. Мы оба уверены, что поступаем правильно. Но то, что мы собираемся сделать, здорово меня пугает. Пока все вроде нормально, потому что фактически еще ничего не произошло, и, хотя деньги нам не вернут, мы все еще можем изменить свое решение. Для этого у нас есть еще пара недель.

Но не думаю, что мы его изменим.