Убийственное совершенство

50

Когда Наоми открыла дверь, Джона сразу встревожило выражение ее лица. Она была бледна и измучена.

— С детьми все в порядке?

— В порядке. Они наверху. Спят.

— Как группа для малышей?

— Ужасно.

Из радионяни послышался воркующий звук. Потом еще один, как будто в ответ.

— Ужасно?

— Да, ужасно. Мне пришлось краснеть за наших детей, Джон. За наших необыкновенных, восхитительных «детей на заказ».

Он поднес палец к губам.

— Что? Что ты пытаешься мне сказать? — раздраженно поинтересовалась Наоми. — Что у стен есть уши?

— Мы договорились, что никогда не будем произносить эти слова. И, кроме того, нельзя говорить так в их присутствии. Это опасно. Они могут запомнить, а потом повторят где-нибудь, когда станут старше.

— Господи Иисусе, это уже совсем паранойя.

Он изумленно посмотрел на нее. Паранойя? А смерть Детторе, смерть семьи Боровиц, смерть семьи О’Рурки? Вот тебе и паранойя. Мы не можем забыть о своей паранойе. Для нас это непозволительная роскошь.

Мы не должны забывать о ней никогда.

Джон снова прислушался к радионяне:

— Я не слышу музыку — ты не включаешь им музыку?

— Ты абсолютно прав, дорогой. Я не включаю им музыку. Я слишком устаю для этого. Почему бы тебе не подняться наверх и не поставить им музыку? Можешь даже привести сюда Лондонский филармонический оркестр в полном составе. Он для них сыграет.

— Наоми, милая…

— Я не думаю, что вся эта музыка — эта непонятная фигня в стиле нью-эйдж — приносит им большую пользу. Кажется, ты думаешь, что можешь растить Люка и Фиби как… как кабачки в теплице. То есть надо просто напичкать их музыкой и разными умными словами, и они сразу вырастут, выпрыгнут из кроваток, прибегут к нам в спальню и прочитают наизусть всю «Республику» Платона.

Джон прошел в кухню — ему вдруг захотелось выпить. Конечно, Наоми сейчас нелегко, но скоро все изменится. Дела на работе шли хорошо; они даже начали понемногу выплачивать долг Харриет и матери Наоми, хотя и та и другая настаивали на том, что это совсем не обязательно. Через некоторое время они смогут позволить себе няню. Студентку, которая будет помогать присматривать за детьми. Мать Джона уже предложила свою знакомую, дочь друзей семьи. Но пока еще это слишком большие расходы. И Наоми упорно настаивала на том, что сама будет смотреть за Люком и Фиби.

Джон зачерпнул горсть льда из морозильника и высыпал в шейкер для коктейлей, оставленный со вчерашнего вечера на сушилке.

— Что случилось в группе для малышей? Почему это было ужасно?

— А, группа для малышей? Ничего особенного, — светским тоном заметила Наоми. — Судя по всему, наш друг Лео Детторе просто забыл вложить в наших детей ген, отвечающий за нормальное поведение в обществе.

— Они плохо себя вели?

Она покачала головой:

— Нет, я бы так не сказала. Дело в том, как они общались — или, скорее, не общались — с другими детьми. Все чудесные малыши, между прочим. Но наши двое не пожелали их знать. И было еще кое-что странное. Действительно странное. Когда какой-нибудь ребенок приближался к Люку или Фиби, они смотрели на него — очень пристально и ледяным взглядом, — и ребенок начинал плакать и биться в истерике.

— Им всего девять месяцев, дорогая. Слишком рано ожидать от них светских любезностей. Я думал, группа собирается для того, чтобы мамочки могли немного отдохнуть, поболтать, узнать друг друга получше.

— Джон, они заставили других детей плакать! И они гораздо крупнее, чем все остальные, — это тоже часть проблемы.

— Дети всегда плачут… — Он немного помолчал, взял с полки стакан и достал из холодильника оливки. — Но ведь в прошлый раз все прошло хорошо, да?

— Хорошо — если можно так выразиться. В том смысле, что они ничего не делали. Я еще подумала, может, они стесняются?

— А как другие дети? Они все играли вместе?

— Ну, не то чтобы играли. Но как-то общались друг с другом. А Люк и Фиби нет. И такое ощущение, что остальные в конце концов начали их бояться.

— Скорее всего, дело в том, что их двое. Наоми, о каком общении в этом возрасте может идти речь? Господи, и ты мне еще говоришь, что я ожидаю от наших детей слишком многого! По-моему, у тебя ожидания вообще неоправданные. И потом, они же близнецы. Во всех книгах говорится, что близнецы предпочитают общество друг друга, потому что так они привыкли.

— Сделай мне тоже коктейль, — попросила Наоми. — И побольше.

Джон поколебался:

— Ты же знаешь, что говорится в книгах о негативном влиянии алкоголя при грудном вскармливании. Он попадает в молоко и…

Яростный крик Наоми заставил его вздрогнуть.

— Мне все равно, ясно тебе?! Мне абсолютно по хрену! Мне все равно, что говорится в этих чертовых книгах и что пишут на этих ублюдских сайтах о том, как воспитать гениального ребенка! — Она выхватила у него из рук бутылку «Абсолюта» и бутылку сухого вермута и потрясла ими в воздухе, как дубинками. — Спустись уже на землю, парень, и живи нормальной жизнью. И дай немного пожить своей жене.

Джон беспомощно уставился на нее, не зная, что сказать. Наоми сунула бутылки обратно ему в руки.

— Я кормлю их грудью всего раз в день. Теперь это так. Я выпью очень большой мартини, Джон. Двойной, а лучше тройной. Чтобы прямо до краев. И встряхни его хорошенько. И я хочу четыре оливки. Как насчет оливок, их мне можно? Или они тоже сделают что-то не то с моим молоком? Может, четыре оливки в моем мартини превратят наших детей в умственно отсталых?

Из радионяни раздался взрыв смеха. Джон и Наоми одновременно обернулись. Ощущение было жутковатое. Казалось, Люк и Фиби смеются над ними.

Дети продолжали ворковать и хихикать, пока Джон смешивал коктейли и нанизывал оливки на шпажки. Веселые звуки. Прислушиваясь к ним, Наоми постепенно успокоилась.

Со стаканами в руках они поднялись наверх и миновали коридор. Возле двери в детскую Джон и Наоми остановились. Дети смеялись и гулили, но, как только Джон открыл дверь, все стихло.

Фиби лежала на боку, засунув в рот большой палец. Вокруг нее валялись ее любимые игрушки — белый медведь, змея, зебра и лев. Она глубоко спала. Люк тоже лежал на боку, засунув в рот кольцо для прорезывания зубов. Глаза его были закрыты, он глубоко и ровно дышал.

Наоми и Джон переглянулись, и она кивнула на дверь. Они вышли в коридор.

— Как это возможно — только что они так шумели, а через секунду уже спят? — изумленно спросил Джон.

Наоми помолчала. Ничего конкретного у нее не было, только неясные мысли, смутное ощущение, не покидавшее ее ни на секунду. Возможно, Люк и Фиби уже гораздо умнее, чем они догадываются.

— Я не знаю, — наконец сказала она.

Лежа в своей кроватке, Люк позвал Фиби. Он издал особый звук высокой частоты, настолько высокой, что человеческое ухо не могло его расслышать. И естественно, не могла уловить радионяня.

Фиби ответила ему — на той же частоте.