Убийство в частной лечебнице

Глава 15 Разговор «начистоту» с сэром Джоном Филлитом

Среда — четверг

Филлипс посмотрел на запертый стол инспектора Аллейна, на его стул, на блики густо-золотого солнечного света на полу. Потом снова перевел взгляд на часы. Прошло уже десять минут с тех пор, как позвонил Аллейн. И сказал, что через десять минут приедет. Филлипс знал, что собирается сказать. Не было нужды повторять все это про себя еще раз. Но он все-таки повторил. В коридоре послышались легкие шаги. Повернулась дверная ручка, и вошел Аллейн.

— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Боюсь, что заставил вас ждать. — Он повесил шляпу, стянул перчатки и сел за стол. Филлипс смотрел на него без единого слова. Аллейн открыл письменный стол и повернулся к своему посетителю.

— Что такое вы хотели мне сказать, сэр Джон?

— Я пришел сделать заявление. Если хотите, я потом его напишу. И подпишусь. Ведь полагается именно так, правильно?

— Сперва, наверное, давайте послушаем, о чем вы хотите рассказать, — предложил Аллейн.

— С тех пор как вчера вы ушли от меня, я думал относительно этого дела. Мне кажется, что меня могут заподозрить в убийстве. Похоже, мои дела выглядят совсем плохо. Вы знаете, что я написал О'Каллагану. Вы знаете, что я делал ему укол препарата, послужившего причиной смерти. Я показал вам таблетки — анализ покажет, что они содержат обычную дозу, — но я не могу доказать, что та, которую я давал О'Каллагану, точно такая же. Я не могу доказать, что ввел ему содержимое только одной таблетки. Верно?

— Насколько я понимаю, верно.

— Я обо всем этом думал. Я не убивал О'Каллагана. Я угрожая его убить. Вы видели Томса. Томс честный и порядочный малый, но я вижу, что он меня подозревает. Вероятно, он сказал вам, что я использовал очень много воды для приготовления препарата, а потом чуть не откусил ему голову, потому что он отметил эту особенность. Так и есть. Он довел меня чуть не до помешательства своим чертовым дурачеством. Джейн — сиделка Харден — сказала мне, что вы говорили ей. Вы чертовски много знаете — я это понимаю. Наверное, вы знаете и то, что я собираюсь вам сказать. Я хочу, чтобы она вышла за меня замуж. Она отказывается из-за той истории с О'Каллаганом. Мне кажется, она считает, что я его убил. Думаю, в тот момент, во время операции, она была напугана. Вот почему она была так подавлена, вот почему она замешкалась возле шприца с сывороткой, вот почему она упала в обморок. Она боялась, что я убью О'Каллагана. Она слышала, как Томс рассказывал мне про ту пьесу. Вы про нее знаете?

— Томс упоминал, что вы об этой пьесе разговаривали.

— Глупый осел… Он весьма разумный хирург, но в остальных вопросах у него не больше умения вести себя, чем у ребенка. Он поклянется своей бессмертной душой, что я этого не делал, а потом ляпнет что-нибудь такое… Я хочу объяснить вам только одно: расстроенное поведение Джейн Харден относится ко мне. Она считает, что я убил О'Каллагана. Я знаю, что она так думает, поскольку не спрашивает меня ни о чем. И ради бога, не объясняйте это ничем другим. У нее нелепая уверенность, что она разбила мне жизнь. Нервы у нее ни к черту. Она малокровна и истерична. Если вы меня арестуете, она может выскочить с каким-нибудь дурацким заявлением, рассчитанным на то, чтобы создать ложные следы и отвлечь от меня следствие. Она идеалистка. Она относится к тому типу людей, которых я не понимаю и не могу понять. Но она ничего не делала со шприцем, в котором была сыворотка. Когда Томс обругал ее за медлительность, я повернулся и посмотрел на нее. Она просто стояла, как бы оглушенная и в полубессознательном состоянии. Она так же невиновна, как и… я собирался сказать «как и я сам», но это прозвучало бы неубедительно. Но она совершенно ни в чем не виновна.

Он резко замолк. Аллейну сцена эта показалась весьма примечательной. Одна только перемена в манерах Филлипса была невероятной. Гладкая, сдержанная вежливость, которая характеризовала его на протяжении их первого свидания, полностью испарилась. Он говорил поспешно, словно подгоняемый какой-то пугающей потребностью. Теперь он сидел, мрачно глядя на Аллейна с затаенной свирепостью.

— И это все, что вы пришли мне сказать, сэр Джон? — спросил Аллейн своим самым равнодушным голосом.

— А? Что вы хотите этим сказать?

— Видите ли, вы настроили меня на сенсацию. Я думал, что же такое вы собираетесь мне сообщить? Вы говорили о том, что хотите поговорить начистоту, но, простите меня, вы сказали мне то, что мы и так уже знаем.

Филлипс не сразу на это ответил. Наконец он сказал:

— Полагаю, так оно и есть. Послушайте, Аллейн. Вы можете поручиться, что у вас нет подозрений относительно Джейн Харден?

— Боюсь, что нет. Я тщательно рассмотрю все, что вы мне сказали, но я не могу на этом этапе делать определенные заявления подобного рода. Мисс Харден находится в очень двусмысленном положении. Я надеюсь, что можно будет очистить ее от подозрений, но я не могу оставить ее в стороне только потому, простите за прямоту, что вы заявляете, будто она невиновна.

Филлипс молчал. Потом он переплел пальцы красивых ухоженных рук и, внимательно их разглядывая, заговорил снова.

— Есть и еще кое-что. Томс сказал вам, что я вскрыл для той инъекции новую трубочку с таблетками?

Аллейн не шелохнулся, но вслушался внимательней.

— Да, — тихо сказал он.

— Так и есть! Господи, ну что за наивно-бестактное существо! Вы придали какое-нибудь значение этой второй трубочке?

— Я запомнил это.

— Тогда слушайте. В течение всей недели до этой операции я буквально лез из кожи вон. Я полагаю, когда любовь приходит к человеку моего возраста, он по уши увязает… по крайней мере, так говорят психологи… и я… словом, я не мог думать ни о чем больше, кроме как о том кошмарном положении, в котором мы оказались, — Джейн и я. В ту пятницу, когда мы говорили с О'Каллаганом, я чуть не сошел с ума от его чертова невыносимого самодовольства. В тот момент я мог убить его. Я не спал ночами. Пытался пить и пробовал снотворное. Мне было очень плохо, Аллейн. И тут, в довершение всего, появляется он, уже как пациент, и я должен оперировать. Томс еще и подсыпал соли на рану своим проклятым рассказом о какой-то пьеске. Я едва соображал, что делаю. Я вел себя как автомат, — он замолк и поднял глаза. — Возможно, — сказал он, — я совершил ошибку относительно первой трубочки. Она могла быть и не пустой.

— Даже если бы трубочка была полной, — заметил Аллейн, — как это объяснило бы, что таблетки попали в мензурку?

— Я… что вы сказали?

— Вы говорите, что первая трубочка могла быть и не пустой, и вы хотите, чтобы я сделал из этого вывод, что вы ответственны за смерть сэра Дерека?

— Я… Я… Да, таково мое предположение, — пробормотал Филлипс.

— Намеренно или случайно это произошло?

— Я не убийца, — гневно ответил сэр Джон.

— Тогда каким образом таблетки попали в мензурку?

Филлипс молчал.

Инспектор минуту выждал, потом, с необычной интонацией сказал своим глубоким голосом:

— Значит, вы не понимаете идеалистов?

— Что? Нет!

— Я вам не верю.

Филлипс уставился на него, мучительно покраснел, потом пожал плечами.

— Вы хотите, чтобы я все это изложил письменно? — спросил он.

— Не думаю. Позже, если понадобится. Вы были очень откровенны со мной. Я ценю и вашу честность, и мотивы. Послушайте, а что вы можете мне сказать, что могло бы помочь вам самому? Со стороны офицера полиции это необычный вопрос, но все-таки…

— Не знаю. Я полагаю, все против меня. Я угрожал О'Каллагану, значит, едва представилась возможность, дал ему сверхдозу гиосцина… Это все выглядит очень подозрительно, даже то, что я сам делал укол, но это мой обычай, особенно когда анестезиологом у меня Робертс, поскольку он терпеть не может делать уколы. Еще более подозрительно, что я использовал слишком много дистиллированной воды. Опять же, такова моя привычка. Я могу доказать это. Я могу доказать, что предлагал леди О'Каллаган прибегнуть к услугам другого хирурга, но она настояла, чтобы оперировал я. Вот и все. Но я не думаю, чтобы… Нет, это все.

— У вас есть какие-нибудь теории относительно остальных участников операции?

— Вы хотите сказать, насчет того, кто это сделал? Никаких. Я полагаю, это связано с политическими мотивами. Как это было сделано, у меня нет ни малейшего понятия. Я не могу подозревать никого из тех, кто работал вместе со мной. Это немыслимо. Вы сказали что-то насчет патентованных лекарств. В этом что-то есть?

— Мы в данный момент как раз исследуем этот вопрос. Я не знаю, обнаружится ли что-нибудь. Кстати, почему доктор Робертс не любит делать уколы?

— Это чисто личная причина, не имеющая никакого отношения к данному делу.

— Это потому, что он некогда превысил дозу лекарства?

— Если вы и так это знаете, то зачем спрашивать меня? Проверяете мою правдивость?

— Если хотите, да. Он не оставался с пациентом наедине?

— Нет. Ни разу за все время.

— Оставалась ли одна из сиделок в операционной наедине с пациентом до операции?

— Сиделки? Не знаю. Я бы этого все равно не заметил. Они начали приготовления до того, как мы пришли в операционную.

— Мы?

— Томс, Робертс и я.

— А как насчет мистера Томса?

— Не помню. Может быть, он и заходил в операционную, чтобы посмотреть, все ли готово.

— М-да. Я уверен, что понадобится следственный эксперимент — реконструкция всей операции. Вы могли бы выделить нам время завтра?

— Вы хотите сказать, изобразить операцию, как в пантомиме?

— Если не возражаете. Мы вряд ли сможем провести операцию по-настоящему, разве что мне удастся найти члена Парламента, страдающего острым аппендицитом.

Филлипс сардонически усмехнулся.

— Не надо, а то еще я дам ему сверхдозу гиосцина, — сказал он. — Вам нужна вся бригада, которая была на операции?

— По возможности…

— Если только не будет экстренной операции, во второй половине дня у меня ничего не запланировано. Не думаю, чтобы появились экстренные операции. Клиника, — мрачно добавил Филлипс, — скорее всего придет в упадок. Моя последняя крупная операция пользуется несколько скандальной известностью.

— Так как же? Вы сможете собрать для меня остальных завтра днем?

— Попытаюсь. Это будет очень неприятно. Сиделка Бэнкс нас оставила, но ее можно найти.

— Она в Клубе сиделок в Челси.

Филлипс бросил на него быстрый взгляд.

— Вот как? — коротко откликнулся он. — Отлично. В пять часов вас устроит?

— Восхитительно. Мы сможем воспроизвести все это так близко к реальности, как только можно? Те же самые инструменты и все такое?

— Мне кажется, это можно устроить. Я дам вам знать.

Филлипс направился к двери.

— Пока я прощаюсь с вами, — сказал он. — Я понятия не имею, считаете ли вы меня убийцей О'Каллагана, но вы вели себя очень вежливо.

— Нас учат хорошим манерам одновременно с правилами несения постовой службы, — ответил Аллейн.

Филлипс ушел, и Аллейн отправился на поиски инспектора Фокса, которому пересказал утренние события. Когда дело дошло до визита Филлипса, Фокс выпятил нижнюю губу и уставился на свои ботинки.

— Опять ваша разочарованная гримаса, Фокс, — сказал Аллейн. — Это отчего же?

— Видите ли, сэр, могу сказать, что у меня свои сомнения насчет этой самоотверженности. Звучит все это очень мило, но это не та материя, которую люди охотно выдают другим, полагая, что сказанное еще вернется к ним с лихвой… перевязанное пеньковой веревочкой.

— Понятия не имел, что у вас такой изысканный слог! Вы хотите сказать, что не верите в мотивы Филлипса, побудившие его прийти сюда, или в предполагаемую попытку сиделки Харден отвлечь мое внимание?

— И то, и другое, сэр, но особенно — в первое. Как я понимаю, против сэра Джона Филлипса у нас получается более прочное дело, чем против кого-нибудь из остальных. Мне кажется, вы правы насчет политической стороны вопроса — она немногого стоит. Опять же, сэр Джон знает, в каком мрачном свете он предстает здесь. И что он делает? Он приходит сюда, говорит, что собирается поговорить с вами начистоту, и сообщает вам лишь то, что вы и так уже знаете. Когда вы ему на это указываете, он утверждает, что мог ошибиться насчет двух трубочек с лекарством. Вы в это верите, шеф?

— Нет. Чтобы прикончить жертву, ему пришлось бы растворить содержимое целой трубочки. Каким бы замороченным он ни был, он не мог совершить такое по ошибке.

— Вот именно. И он знает, что вы это сообразите. Вы спросите меня, сэр, — ораторствовал Фокс, — каковы его мотивы?

— Каковы его мотивы? — послушно повторил Аллейн.

— Его мотив — запутать следы! Он знает, что доказать его вину — дело сложное, и ему хочется произвести хорошее впечатление. Молодая леди действовала с ним в сговоре, а может быть, и нет. Она может повторить его же сказочку: «О, пожалуйста, не арестовывайте его — арестуйте лучше меня. Я этого, разумеется, не делала, но пожалейте моего милого», — сказал Фокс весьма оригинальным фальцетом с непередаваемым презрением.

Уголки рта у Аллейна подергивались. Он весьма поспешно прикурил сигарету.

— Вы что-то вдруг очень резко изменили точку зрения, — мягко возразил он. — Сегодня утром вы соблазняли меня рассказами о Сейдже, Бэнкс и Робертсе.

— Так оно и было, сэр. Это была версия, которую полагалось расследовать. Бойз этим и занимается, но пока что получается только пшик.

— О весть злосчастная! Расскажите подробнее.

— Бойз взялся за Робинсона, а Робинсон говорит, что все это чепуха на постном масле. Он утверждает, что их большевистский погоняла понятия не имеет, кто убил О'Каллагана. Робинсон считает, что если бы они были в этом замешаны, то он бы уж обязательно хоть что-нибудь про это знал. Об убийстве ему рассказал Какаров, и Какаров сам чуть не упал, когда узнал про это. Если бы с их стороны что-то было сделано, то, как утверждает Робинсон, они бы сидели тихо и никакого ликования не было бы. Они довольны, как поросята после помывки, и невинны, как ангелы.

— Очаровательно! Все хлопают в ладошки с детским весельем. Как насчет доктора Робертса?

— Я спросил насчет доктора. Похоже, они про доктора ничего не знают и смотрят на него как на постороннего. Они даже подозревают, что у него «не все дома», как они говорят. Робинсон сперва подумал, не наш ли это человек. Вы помните, ведь Маркус Баркер издал кучу памфлетов по поводу закона о стерилизации. Они сперва этот закон очень поддерживали. Ну вот, а доктор им интересуется.

— Да, конечно же, — задумчиво согласился Аллейн. — Это его область.

— Если поглядеть на некоторых сынов Страны Советов, — сказал Фокс, — они первыми и стали бы жертвой этого закона. Доктор прочитал один из этих памфлетов и отправился на митинг. Он присоединился к компании из Ленин-холла только потому, что рассчитывал на их поддержку этому закону. Робинсон говорит, что доктор все время к ним пристает, дескать, закон надо снова обсудить.

— Вот оно что. Звучит весьма правдоподобно, Фокс, и, главное, весьма соответствует характеру доктора. С его взглядами на евгенику он просто обязан поддерживать идею стерилизации. И не надо быть большевиком, чтобы понимать, что в определенной мере в ней есть смысл. Похоже на то, что Робертса судьба нам специально подкинула, чтобы затруднить нашу работу.

Фокс глубоко задумался.

— А как насчет мисс Бэнкс и малыша Гарольда? — спросил Аллейн.

— Ничего особенного. Эта Бэнкс не замолкает с момента операции, но ничего полезного пока не сказала. Можно сказать, купается в отраженных лучах славы.

— Как похоже на Бэнкс! А Сейдж?

— Робинсон о нем ничего такого не слышал. Сейдж не из выдающихся членов партии.

— Он врет насчет второй дозы, которую мисс О'Каллаган дала своему брату. Он признает, что дал ей это лекарство, но утверждает, что оно было составлено по рецепту врача и он по рассеянности не занес его в регистрационный журнал. Все это вранье. Мы можем легко отсеять правду, если найдем ее доктора, но, разумеется, Сейдж может быть просто напуган и невинен как младенец. Ну вот, к чему же мы пришли? Мы снова лицом к лицу с чистосердечным признанием сэра Джона Филлипса.

— Не таким уж чистосердечным, если хотите знать мое мнение.

— Интересно… Завтра я собираюсь провести следственный эксперимент и посмотреть всю операцию. Филлипс устраивает мне такую возможность. Как вы считаете, он — потеря для сцены?

— Вы что имеете в виду, шеф?

— Если он и есть наш преступник, то он один из самых лучших актеров, каких я когда-либо встречал. Приходите завтра в клинику, Фокс, и увидите сами. В пять часов. Мне хочется повидаться с леди О'Каллаган перед этим балаганом и, если получится, еще и с Робертсом. Я хотел бы послушать, что он думает про Ленин-холл. А теперь я собираюсь пойти на ленч. Au revoir, Фокс.

— Повторите это, пожалуйста, еще раз, сэр.

— Au revoir.

— Au revoir, monsieur, — старательно выговорил Фокс.

— В ближайшее же время приду послушаю ваши пластинки. Как-нибудь вечерком, если можно.

Фокс залился кирпично-красным румянцем от удовольствия.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказал он сдержанно и вышел.

Аллейн позвонил в дом на Кэтрин-стрит и узнал, что леди О'Каллаган будет рада принять его завтра без десяти три. Он провел полчаса, изучая дело. Пришли рапорты об анализах раствора гиосцина в пузырьке и таблеток Филлипса. В обоих случаях была обнаружена обычная концентрация гиосцина в препарате. Он послал на анализ «Фульвитавольтс» и кусочек обертки от второго лекарства Рут О'Каллаган. Было возможно, хотя и очень маловероятно, что лекарство могло попасть на обертку. В час дня он отправился домой и перекусил. В два часа Аллейн позвонил в Ярд, и ему передали сообщение сэра Джона Филлипса о том, что эксперимент с операцией будет проведен на следующий день в предложенное время. Он попросил передать это Фоксу, потом позвонил Филлипсу и поблагодарил его.

Аллейн провел остаток дня, дополняя папку с делом и составляя нечто вроде конспекта для себя. Он сидел над этим до десяти часов, а затем намеренно отложил записи, прочел второй акт «Гамлета» и не в первый раз задумался над тем, как отнесся бы принц датский к работе в Ярде. Потом он почувствовал себя очень уставшим и отправился спать.

На следующее утро он просмотрел свои записи, особенно ту часть, которая касалась гиосцина. Там было написано:

Возможные источники гиосцина.

1. Пузырек с аптекарским раствором.

У Бэнкс, Мэриголд, Харден, Томса и Филлипса был доступ к этому пузырьку. Все они были в операционной перед операцией. Каждый из них мог наполнить гиосцином шприц для сыворотки. Если это было сделано, тогда кто-то с тех пор долил в пузырек 10 кубиков идентичного раствора. Никто не мог этого сделать во время операции. Мог ли кто-либо сделать это позже? Отпечатки искать бесполезно.

2. Таблетки.

Филлипс мог превысить дозу, приготавливая раствор. Возможно, придется проследить, где он покупал гиосцин.

3. Патентованные средства.

(а) «Фульвитавольтс». Ничтожное количество, если только Сейдж не приготовил специально другую дозу, предназначенную для Рут. Проверить.

(б) Второе лекарство, приготовленное для Рут. Могло содержать смертельную дозу, приготовленную Сейджем в надежде уничтожить О'Каллагана, жениться на Рут и ее деньгах, а заодно нанести удар во славу Ленина, Любви и Свободы.

С отвращением просмотрев свои заметки, Аллейн отправился в клинику, дополнительно условился относительно следственного эксперимента в пять часов и после многих хлопот не добился совершенно никаких успехов в отношении аптекарского раствора гиосцина. Затем он посетил фирму, которая снабжала лекарствами сэра Джона Филлипса, и не узнал там совершенно ничего, что могло бы ему помочь. После этого он перекусил и отправился с визитом к леди О'Каллаган. Нэш принял его с тем особенным снисхождением, которое он до сих пор приберегал только для политических деятелей. Инспектора провели в гостиную — зал, оформленный с большой элегантностью, но совершенно безликий. Над каминной полкой висел выполненный пастелью портрет Сесили О'Каллаган. Художник опытной рукой изобразил блеск волос и платья и нарисовал добросовестную карту ее лица. Аллейн почувствовал, что от оригинала он добьется столько же толку, как и от этого портрета. Она вошла, бесцветно поздоровалась с ним и пригласила его сесть.

— Очень сожалею, что мне приходится вновь вас беспокоить, — начал Аллейн. — Это небольшой вопрос, одна из тех нитей, которые скорее всего ведут в никуда, но их тоже приходится проверять.

— Да. Я с большим удовольствием окажу вам любую помощь, которая от меня потребуется. Надеюсь, все делается как положено? — спросила она.

Возникало ощущение, что она говорит об установке новой системы отопления.

— Надеюсь, что да, — ответил Аллейн. — В настоящий момент мы исследуем возможные источники гиосцина. Леди О'Каллаган, не могли бы вы мне сказать, принимал ли сэр Дерек какие-нибудь лекарства перед операцией? — Поскольку она ответила не сразу, он быстро добавил: — Видите ли, если он принимал какое-то средство, содержащее гиосцин, нам необходимо будет попробовать установить принятое им количество.

— Да, — ответила она. — Понятно.

— Насколько вам известно, принимал он какие-либо лекарство? Может быть, когда боль становилась слишком сильной?

— Мой муж ненавидел всяческие лекарства.

— Значит, просьба мисс Рут О'Каллаган принять лекарство, которое ее очень интересовало, его не тронула бы?

— Нет. Он счел бы это весьма глупым предложением.

— Простите, что я все цепляюсь за одно и то же, но, на ваш взгляд, есть ли хоть отдаленная возможность, что он все-таки принял что-то? Мне кажется, мисс Рут О'Каллаган даже оставила какое-то лекарство прямо здесь. Оно называется «Фульвитавольтс». Кажется, так она говорила.

— Да. Она оставила тут коробочку.

— Она лежала где-нибудь, где сэр Дерек мог ее увидеть?

— Боюсь, что не помню. Может быть, слуги… — ее голос затих. — Если это столь важно… — сказала она рассеянно.

— Весьма.

— Боюсь, я так и не поняла почему. Совершенно очевидно, что моего мужа убили в клинике.

— Это всего лишь одна из гипотез, — ответил Аллейн. — «Фульвитавольтс» имеет большое значение, поскольку в нем содержится некоторое количество гиосцина. Вы понимаете, что нам необходимо точно учесть любое количество принятого гиосцина — даже самое ничтожное.

— Да, — ответила леди О'Каллаган. Несколько секунд она безмятежно смотрела поверх его головы, потом добавила: — Боюсь, что не могу помочь вам. Я надеюсь, что моя золовка, которая и так потрясена всем случившимся, не будет подвергнута дополнительным переживаниям и намекам, что она в какой-то мере ответственна за случившееся.

— Надеюсь, что нет, — любезно откликнулся Аллейн. — Скорее всего, как вы сказали, он даже не притронулся к «Фульвитавольтсу». А когда мисс О'Каллаган его принесла?

— По-моему, вечером накануне операции.

— Это было в тот вечер, когда приходил сэр Джон Филлипс?

— Это было в пятницу.

— Да. Значит, это было именно тогда?

— Мне кажется, да.

— Вы не могли бы точно сказать мне, что тогда произошло?

— Относительно сэра Джона Филлипса?

— Нет, относительно мисс О'Каллаган.

Леди О'Каллаган вынула сигарету из шкатулки возле кресла. Аллейн вскочил и подал ей огня. Его очень удивило, что она курит. Это делало ее поразительно похожей на живого человека.

— Вы помните тот вечер?

— Моя золовка часто приходила к нам после обеда. Временами муж находил эти визиты очень утомительными. Он любил, чтобы вечером было тихо и спокойно. Мне кажется, в тот вечер он предложил сказать ей, что его нет дома. Однако она все равно прошла в кабинет, где были мы.

— Значит, вы оба с ней виделись?

— Да.

— И что произошло дальше?

— Она умоляла моего мужа попробовать это лекарство. Он осадил ее. Я сказала ей, что муж ожидает сэра Джона Филлипса и нам надо оставить их одних. Я помню, что мы с ней встретили в вестибюле сэра Джона. Его поведение показалось мне крайне странным, об этом я вам уже говорила.

— Значит, вы вышли, оставив лекарство в кабинете?

— По-моему, да…

— Оно вам снова попадалось на глаза?

— Мне кажется, нет.

— Могу ли я поговорить с вашим дворецким — его зовут Нэш, верно?

— Если вы считаете, что это поможет… — Она позвонила.

Нэш вошел и выжидательно остановился.

— Мистер Аллейн хочет поговорить с вами, Нэш, — сказала леди О'Каллаган.

Нэш почтительно уставился на инспектора.

— Я хочу, чтобы вы вспомнили вечер пятницы накануне операции сэра Дерека, — начал Аллейн. — Вы помните этот вечер?

— Да, сэр.

— Кто-нибудь приходил в дом?

— Да, сэр. Мисс О'Каллаган и сэр Джон Филлипс.

— Совершенно верно. Вы не помните, вы не заметили аптекарскую коробочку где-нибудь в кабинете?

— Да, сэр. Мисс О'Каллаган, кажется, принесла ее с собой.

— Так и есть. И что с ней сталось?

— Я убрал ее в аптечку в ванной сэра Дерека на следующее утро, сэр.

— Понятно. Она была открыта?

— Да-да, сэр.

— Вы могли бы ее найти, Нэш, как вы думаете?

— Я пойду проверю, сэр.

— Вы не возражаете, леди О'Каллаган? — извиняющимся тоном спросил Аллейн.

— Разумеется, не возражаю.

Нэш торжественно поклонился и покинул комнату. Пока его не было, в гостиной царило весьма неуютное молчание. Аллейн с очень отстраненным и вежливым видом даже не пытался его нарушить. Нэш вернулся через несколько минут, неся знакомую картонную коробочку на серебряном подносе. Аллейн взял коробочку и поблагодарил Нэша. Тот удалился.

— Ну вот и она, — весело сказал инспектор. — О да, Нэш был совершенно прав. Коробочку открывали и — ну-ка, посмотрим! — один порошок приняли. Это не так-то много. — Он положил коробочку в карман и повернулся к леди О'Каллаган. — Я знаю, вам кажется нелепым, что я беспокоюсь по такому ничтожному поводу, но часть нашей работы состоит в том, чтобы ухватить каждую ниточку, даже самую незначительную. Как я полагаю, это была последняя попытка со стороны мисс О'Каллаган заинтересовать сэра Дерека какими бы то ни было лекарствами?

Аллейн снова несколько секунд подождал.

— Да, — наконец пробормотала леди О'Каллаган. — По-моему, да.

— Она не упоминала вам о каких-либо еще лекарствах после того, как вашего мужа забрали в клинику?

— Право, инспектор Аллейн, я не могу помнить всего. Моя золовка очень много говорит о патентованных средствах. Она пытается убедить всех вокруг их принимать. Мне кажется, мой дядя, мистер Джеймс Криссоэт, уже объяснил вам это. Он говорил мне, что совершенно ясно дал вам понять, что мы не хотим, чтобы этот вопрос углубляли дальше.

— Боюсь, так не получится.

— Но мистер Криссоэт дал вам вполне определенные указания.

— Прошу простить меня, — очень тихо сказал Аллейн, — если я покажусь вам излишне назойливым… — Он сделал паузу. Леди О'Каллаган смотрела на него с холодной неприязнью. Он помолчал и продолжал: — Простите, вы когда-нибудь видели пьесу Голсуорси «Правосудие»? Несомненно, она очень устарела, но в ней есть идея, которая, как мне кажется, гораздо лучше, чем я, объясняет ситуацию людей, которые волей или неволей соприкоснулись с законом. Голсуорси вложил в уста одного из своих персонажей — по-моему, адвоката — слова о том, что, стоит вам запустить в ход колеса Правосудия, как вы больше ничего не можете сделать, чтобы замедлить или остановить их вращение. Леди О'Каллаган, это абсолютная правда. Вы поступили совершенно справедливо, решив отдать это трагическое дело в руки полиции. Сделав это, вы включили такую сложную автоматическую машину, которую нельзя остановить, коль скоро она запущена. Как полицейский офицер, ведущий это дело, я всего лишь одно из колесиков этой машины. Я должен совершить положенные обороты. Пожалуйста, не сочтите за дерзость, если я скажу, что ни вы, ни любое другое лицо, даже имеющее непосредственное отношение к делу, не обладает достаточной властью, чтобы остановить эту машину Правосудия или повлиять как-либо на ее ход. — Он резко умолк. — Боюсь, что вы все-таки сочли это за дерзость… Я не должен был так говорить. Простите меня…

Он поклонился и повернулся, чтобы уйти.

— Да, — сказала леди О'Каллаган. — Я вполне понимаю. До свидания.

— Есть еще один вопрос, — продолжил Аллейн. — Я почти забыл про него. Вы можете кое-что сделать, чтобы помочь нам разобраться с больничной стороной проблемы.

Она выслушала его просьбу, не выказав ни волнения, ни удивления, и немедленно согласилась на его предложение.

— Большое вам спасибо, леди О'Каллаган. Вы понимаете, что мы хотели бы видеть с вами вместе и мисс О'Каллаган?

— Да, — произнесла она после длинной паузы.

— Мне самому ей сказать — или это сделаете вы?

— Может быть, так будет лучше. Я бы очень хотела уберечь ее от ненужных мук.

— Уверяю вас, — сухо ответил Аллейн, — эти муки могут уберечь ее от куда более скверных.

— Боюсь, что не вполне вас поняла. Как бы там ни было, я ее попрошу.

В вестибюле Аллейн столкнулся с самой мисс Рут О'Каллаган. Увидев его, она издала вопль, в котором смешались тревога и мольба о помощи, а затем вдруг умчалась в гостиную. Нэш, который, очевидно, только что ее впустил, явно сгорал от стыда.

— Мистер Джеймсон дома, Нэш? — спросил Аллейн.

— Мистер Джеймсон оставил нас, сэр.

— Вот как?

— Да, сэр. Его обязанности, можно сказать, завершились.

— Конечно, — ответил Аллейн, бессознательно копируя леди О'Каллаган. — Я вполне понимаю. До свиданья.