Убийство в частной лечебнице

Глава 7 Вскрытие

Понедельник, пятнадцатое. Вторая половина дня

— Все терзают меня «насчет П. М.», — пожаловался старший инспектор Аллейн инспектору Фоксу в понедельник, — а я не могу взять в толк, идет ли речь о премьер-министре или о «вскрытии post mortem». Ей-богу, ужасно трудно разобраться, когда имеешь дело и с тем и с другим.

— Должно быть, — сухо сказал Фокс. — Как движется дело?

— Оно еще не дозрело до того, чтобы называться делом. Пока что это всего лишь гадкая мыслишка. Как вам известно, леди О'Каллаган потребовала расследования и угрожала обратиться к П. М. Однако коронер приказал провести расследование, заседание по которому было открыто в субботу и отложено из-за вскрытия, которое наш П. М. полностью одобрил. Чувствуете, как все запутано?

— Я понял, что вам не по себе, шеф.

— Фокс, когда вы называете меня «шеф», я сам себе кажусь помесью услужливого шофера такси и этих молодчиков из гангстерских фильмов, громил с сигарами и угрожающими челюстями.

— Ладно, шеф, — невозмутимо откликнулся Фокс. — Большое дело, — добавил он серьезно.

— Так и есть, — сказал Аллейн. — Я охотно признаю, что по поводу расследования я нервничал. Я бы выглядел замечательно глупо, если бы все повернулось в другую сторону и не было бы никакого вскрытия.

— Это запросто могло быть. Филлипс сделал все от него зависящее, чтобы воспрепятствовать вскрытию.

— Вам так показалось?

— Ну а вам?

— Да, похоже на то. Определенно.

— Разумеется, — медленно сказал Фокс, — невиновный в его положении сам хотел бы, чтобы было произведено вскрытие.

— Нет, если только он считал, что прикончил его кое-кто другой.

— О-о-о… — задумался Фокс. — Это мысль, сэр…

— Это единственная идея, которая пришла мне в голову, возможно, это глупость. А что вы скажете о показаниях старшей сестры? Сестры Мэриголд?

— Ее я и вовсе не мог понять, это факт. Она вроде как обрадовалась, что будет следствие. И явно ополчалась на любую критику в адрес сэра Джона Филлипса.

— Она высказала пару очень едких замечаний в адрес второй сиделки — сиделки Бэнкс.

— Да. И это тоже, сэр, меня настораживает — что-то нечисто. Никакой реакции, когда речь шла о Харден, но стоило упомянуть сиделку Бэнкс…

— Она шипела, как персидская кошка, — сказал Аллейн. — Я согласен: «нечисто» — самое подходящее слово, Фокс.

— Свидетели-медики в таком деле, как это, сэр, очень действуют на нервы, — размышлял вслух Фокс. — Они занимают круговую оборону, так сказать. Стоят друг за дружку.

— Вот как раз этого они, на мой взгляд, и не сделали. Я только что прочел стенографический протокол расследования, и меня тут же поразила одна вещь: вся эта компания из лечебницы словно играла в салки впотьмах. Точнее сказать, перетягивала канат в темноте. Они бы и рады стянуться вместе, да не знают, куда тянуть. Вот протокол. Давайте-ка его проработаем, хорошо? Где ваша трубка?

Они закурили. Аллейн подтолкнул копию стенографического отчета к своему подчиненному.

— Сперва идет совершенно недвусмысленный рассказ об операции. Филлипс сообщил, что сэр Дерек О'Каллаган, с приступом острого аппендицита при прорвавшемся аппендиксе, был доставлен в клинику на Брук-стрит. Он обследовал пациента и рекомендовал немедленную операцию, которую, по настоянию леди О'Каллаган, взялся выполнить сам. Был обнаружен перитонит. Анестезиологом был доктор Робертс, которого привлекли к операции, поскольку их обычного анестезиолога не оказалось на месте. Филлипс утверждает, что Робертс действовал со всей мыслимой осторожностью, так что с этой стороны, по его мнению, нет никаких погрешностей. Томс, его ассистент, согласен с этим. Согласны и сестра Мэриголд, и две сиделки. До начала операции Филлипс сделал инъекцию гиосцина, что он всегда делает при всех своих операциях. Для этой инъекции он воспользовался принесенной с собой таблеткой, сказав, что предпочитает таблетки готовому аптечному раствору в операционной, поскольку «гиосцин крайне коварное средство». Так и хочется сказать: «все меры предосторожности приняты, ответственных нет». Он сам приготовил шприц. В конце операции была сделана инъекция зелья с прелестным названием «Концентрированный противовоспалительный антитоксин». Его используют при перитоните. Сыворотку вместе с огромным шприцем положила наготове перед операцией сиделка Бэнкс. Это промышленно приготовленный препарат, выпускаемый в ампулах, содержимое которых затем набирается в шприц. Сиделка Харден принесла шприц и подала его Томсу, который и сделал инъекцию. В это время Робертс, анестезиолог, начал бить тревогу по поводу сердца пациента и потребовал укола камфары, который приготовила и сделала сиделка постарше. Затем они заштопали дыру в животе и выкатили пациента вон. Он умер час спустя, так и хочется сказать «от сердечной недостаточности», но мои друзья-медики говорят, что с тем же успехом можно сказать «умер от смерти». Так что мы можем только стыдливо пробормотать, что пациент «умер в результате операции, которая во всем, кроме этой досадной мелочи, оказалась блистательно успешной».

— Ну, — сказал Фокс, — пока что они сходятся в показаниях.

— Да, но вы заметили, что, стоило нам подойти к тому моменту, как Джейн Харден принесла шприц с сывороткой, как они ее кратко называют, они все начинали осторожничать. Она сама выглядела весьма бледно, когда коронер спросил ее об этом. Вот, пожалуйста:

Коронер. Как я понимаю, вы принесли шприц с сывороткой доктору Томсу?

Сиделка Харден (после паузы). Да.

Коронер. При этом не было никакого необычного промедления или чего-нибудь в этом роде?

Сиделка Харден. Я… я замешкалась на миг. Шприц был уже наполнен, и я остановилась, чтобы убедиться, что это тот самый.

Коронер. А вы что, не ожидали, что шприц уже подготовлен?

Сиделка Харден. Я не была уверена. Я… я не слишком хорошо себя чувствовала и на момент замешкалась… тут сиделка Бэнкс сказала, что это большой шприц, и я принесла его доктору Томсу.

(Сэр Джон Филлипс, снова вызванный как свидетель, сказал, что промедление не имело никакого значения. Сиделка Харден плохо себя чувствовала и затем упала в обморок.)

Коронер. Как я понял, вы были лично знакомы с покойным?

Сиделка Харден. Да.

Аллейн отложил протокол.

— Вот вам инцидент, — сказал он. — Вроде бы совершенно естественный, абсолютно незначительный, но среди наших свидетелей-специалистов сразу почувствовалось очень высокое напряжение, на это стоит обратить внимание.

Он немного выждал и потом медленно сказал:

— Это происшествие никогда бы не вылезло на свет божий, если бы не Томс.

— Я это заметил, сэр. Мистер Томс проговорился о нем, когда давал свои показания, а потом у него был такой вид, словно он пожалел, что сказал об этом.

— Да, — сухо произнес Аллейн.

Фокс настороженно посмотрел на него и продолжал:

— Девушка, наверное, была в страшно измотанном состоянии, если учесть то, что мы знаем. Вот перед ней лежит тот самый человек, которому она писала, тот, с которым она, насколько нам известно, завела роман. Она рассчитывала на какие-то постоянные отношения, по крайней мере, если судить по ее письму; когда же ничего из этого не вышло, она заявила, что готова его убить, — и на тебе, вот он.

— Очень драматично, — сказал Аллейн. — И то же самое, с небольшими изменениями, вполне применимо к сэру Джону Филлипсу.

— Именно, — согласился Фокс. — Они могли действовать сообща.

— Я категорически против всяких спекуляций, Фокс, пока мы не получим отчета патологоанатома. Я не допрашивал никого из этих людей. Насколько я знаю, до расследования лучше не спугивать птичек. Я хотел, чтобы предварительное расследование прошло как можно бесцветнее и тише. Вскрытие может оказаться пшиком, в таком случае мы исчезнем со сцены с минимальным шумом.

— Это правильно, — веско сказал Фокс.

— Мы сейчас только отмечаем те интересные моменты в показаниях, которые потом могут пригодиться в будущем для зацепки. Любопытный момент А: сиделка Харден и сыворотка. Любопытный момент Б: необычное поведение сиделки Бэнкс во время дачи показаний. Эта женщина живо напоминала мне каштан на углях. В любой момент она могла взорваться сама по себе. Очень жаль, что этого не случилось… Тем не менее она успела припудрить мозги присяжных весьма странными идеями. Мне пришло в голову, что покойный министр внутренних дел не был героем ее романа. В ее высказываниях о нем смутно просматривается презрение.

— Она, наверное, большевистски настроена, — вслух подумал Фокс.

— Осмелюсь согласиться. У нее вид именно такой.

— А потом, он и с ней мог крутить амуры.

— Право, Фокс! У нее такая внешность, что…

— Людям иногда приходят в голову странные причуды, сэр.

— Как вы правы! Но все-таки никаких спекуляций на эту тему, Братец Лис.

— Ладно, сэр, ладно. Как насчет любопытного момента В?

— Это — нарочитая сдержанность старшей сестры Мэриголд всякий раз, когда упоминалась сиделка Бэнкс. Мэриголд просто распирает от того, что она знает. «Меня пытками не заставишь говорить, но уж если б пытки могли заставить!..»

— А сам сэр Джон?

— Agitato ma non troppo, причем с пулеметным троп-по-по-по. Коварное тут дело. Сэр Джон очень старался, чтобы все узнали, что он сам готовил раствор гиосцина, верно?

— Очень откровенно с его стороны, как мне показалось, — с сомнением проговорил Фокс.

— Н-да, — неопределенно сказал Аллейн. — И мне тоже. Честно, как на духу.

Фокс подозрительно посмотрел на него.

— Леди О'Каллаган прекрасно давала показания, — заметил он.

— Восхитительно. Но, боже мой, как мы замерли на краю пропасти, когда речь зашла об этих письмах… Я предупредил коронера, который, разумеется, прочитал эти письма и посчитал, что они сами по себе являются достаточным основанием для вскрытия. Однако он согласился, что лучше этим письмам пока не вылезать на свет божий. Он вообще очень смущен всем этим делом и готов замалчивать целые пинты гиосцина…

— Гиосцин! — возопил Фокс. — Ага! Вы, значит, думаете про гиосцин?

— Не вопите так: я чуть не перекусил пополам трубку. Я не то чтобы думаю именно про гиосцин. Я как раз собирался заметить, что мне было смертельно страшно, что леди О'Каллаган упомянет эти письма. Я ее предупреждал, советовал, умолял ее этого не делать, но недаром же она урожденная Крысоед… От нее всего можно было ждать.

— А Томс?

— Томс придерживался той линии, что весь этот спектакль был вовсе ненужным делом, но он хорошо давал показания, ему вроде бы нечего скрывать, кроме своего сожаления, что проговорился про обморок Харден. Кроме того, он очень неприязненно относится к любой критике в адрес Филлипса.

— Да, — согласился Фокс. — Я это заметил. Робертс держался точно так же. Я это и имел в виду, когда говорил, что они держатся вместе.

— О да, совершенно верно. Они бы и хотели держаться вместе, только я совершенно уверен, что не договорились между собой заранее. У меня сложилось впечатление, что всем им было не по себе, когда речь шла о том, как сиделка Харден замешкалась с сывороткой, и о том, что в сиделке Бэнкс есть нечто, отпугивающее как сестру Мэриголд, так и Джейн Харден.

— Были сделаны три инъекции, — сказал задумчиво Фокс. Он поднял три пальца. — Гиосцин, который был приготовлен и введен Филлипсом; камфара, приготовленная и введенная сиделкой Бэнкс; противовоспалительная сыворотка, приготовленная сиделкой Бэнкс и введенная мистером Томсом.

— Звучит как заправка автомобиля на бензоколонке. Да так оно и было. Если его живот окажется естественной причиной смерти, про это можно будет забыть. Если же над нами соберутся тучи, придется землю рыть, чтобы распутать дело… Нравятся вам такие образные выражения?

— Я разговаривал с инспектором Бойзом насчет политического аспекта дела, — сказал Фокс. — У него под присмотром вся группа Какарова, и ему кажется, что тут ничего серьезного нет.

— Да, я с ним согласен. С тех пор, как повязали всю компанию Красинского, они значительно притихли. И все-таки с этими людьми никогда нельзя быть в чем-нибудь твердо уверенным. Они могут действовать и всерьез. Если на следующей неделе закон все-таки будет принят, их это погладит против шерсти. Надеюсь, что завтра на похоронах обойдется без глупостей. Мы принимаем весьма продуманные меры для похорон бедняги: можно сказать, закрываем конюшню на золотые замки после того, как лошадь уже украли. Возможно, они выберут похороны, чтобы отпраздновать смерть своего врага, но не думаю, чтобы они были замешаны в убийстве. Я склонен полагать, что они устроили бы что-нибудь более зрелищное — подходящее эхо югославскому делу. Гиосцин совсем не в их духе.

— А почему гиосцин? — спросил Фокс с младенчески невинным видом.

— Ах ты старый черт, — сказал Аллейн. — Я отказываюсь обсуждать с тобой дело. Иди лови карманников.

— Простите, сэр.

— И если что-нибудь окажется при вскрытии, можешь сам идти и вести беседы с леди О'Каллаган. Это тебя заставит побледнеть и съежиться. Сколько времени?

— Три часа, сэр. Результаты вскрытия должны вот-вот прийти.

— Надеюсь. Наш знаменитый патологоанатом собирался позвонить мне, как только сообщит коронеру.

Аллейн встал и принялся прохаживаться по комнате, пожимая плечом и насвистывая себе под нос. На столе зазвонил телефон. Фокс снял трубку.

— Вас спрашивает мисс О'Каллаган, — сказал он.

— Мисс?.. Какого черта?.. А-а-а, все правильно. Ну а теперь, по-вашему, что в воздухе носится?

— Проводите ее к нам, — сказал Фокс в трубку. — Я лучше пойду, сэр, — добавил он.

— Мне кажется, да. Это все нечистое дело — очень нечистое.

Фокс вышел. Аллейн выбил трубку, открыл окно и сел за стол. В коридоре раздался женский голос.

Констебль открыл дверь и доложил:

— Мисс О'Каллаган, сэр, — после чего удалился.

Рут О'Каллаган вошла в комнату. Казалось, она облачена в отдельные, не сшитые между собой куски ткани. Очки ее чудом держались на горбинке огромного носа. Сумочка и зонтик, повенчанные несчастливыми узами перепутавшихся шнурков и кожаных ремешков, свисали с тощего костлявого запястья. Лицо Рут, за исключением носа, было очень бледно. Она находилась в состоянии крайнего возбуждения и расстройства.

Аллейн поднялся и вежливо ждал.

— Ох! — сказала Рут, наконец увидев его. — Ох! — Она резво подскочила к инспектору и протянула отягощенную зонтиком и сумочкой руку.

Аллейн пожал ее.

— Очень рад познакомиться, — пробормотал он.

— Как любезно с вашей стороны, что вы меня приняли, — начала Рут. — Я знаю, вы, должно быть, очень заняты. Статистика преступлений говорит ужасные вещи. Вы так добры.

— Сегодня у меня по плану никаких арестов нет, — серьезно ответил Аллейн.

Она с сомнением посмотрела на него и разразилась тявкающим смехом.

— Ой, нет-нет, — сказала Рут. — Это очень смешно… нет, конечно… я и не предполагала… — она внезапно посерьезнела и приобрела пугающе скорбный вид. — Нет, — повторила она. — Но вы все равно страшно добры, ведь, я полагаю, вы считаете меня глупой старой надоедой.

— Садитесь, — мягко сказал Аллейн и придвинул ей стул. Рут сложилась пополам, как перочинный нож. Инспектор вернулся на свое место. Она наклонилась вперед, поставила локти на стол и серьезно посмотрела на него.

— Мистер Аллейн, — начала Рут, — что там насчет этого страшного, ужасного подозрения по поводу смерти моего брата?

— В настоящий момент, мисс О'Каллаган, вряд ли можно назвать это подозрением.

— Не понимаю. Я разговаривала со своей невесткой. Она сказала мне какие-то ужасные вещи… кошмарные… потрясающие. Она говорит, что моего брата… — Рут резко втянула воздух и при этом выговорила: —… убили.

— Леди О'Каллаган придает определенное значение угрожающим письмам, которые получал сэр Дерек. Вы, наверное, слышали про эти письма.

— Вы хотите сказать, от этих ужасных анархистов? Разумеется, я знаю, что они вели себя очень плохо, но Дерри — мой брат — всегда говорил, что они ничего не могут сделать, и я уверена, что он был прав. Ни у кого другого не было оснований желать ему зла…

«Она не слышала про другие письма», — подумал Аллейн.

— …все его обожали, просто обожали, он был такой лапочка, мистер Аллейн. Я пришла умолять вас не заводить дела. Достаточно одного этого предварительного расследования, но все остальное… то самое… вы знаете, что я имею в виду… Я не могу вынести самой мысли об этом. Пожалуйста… пожалуйста, мистер Аллейн… — она в отчаянии порылась в сумочке и вытащила оттуда колоссальных размеров носовой платок.

— Мне очень жаль, — сказал Аллейн, — я знаю, это очень противная вещь, но рассудите сами. Разве так уж важно, что делается с нашими телами после того, как они больше нам не нужны? Мне кажется, что не очень. Мне думается, что наше стремление уйти от вещей подобного рода зиждется на неверных представлениях. Может быть, с моей стороны и дерзко так говорить. — Рут что-то булькнула в ответ и скорбно замотала головой. — Ну хорошо, представьте себе, что вскрытия не будет. Что бы вы чувствовали тогда? В ваших мыслях всегда оставалось бы место постоянному подозрению, когда бы вы ни вспомнили о брате.

— Он был болен. Это все его болезнь. Если бы только он последовал моим советам! Мистер Аллейн, у меня есть друг, блистательный юный химик, восходящая звезда. Я посоветовалась с ним относительно болезни брата, и он благородно и щедро дал мне замечательное средство, «Фульвитавольтс», оно бы исцелило моего брата. Я просто у-мо-ля-ла Дерри принять лекарство. Оно бы исцелило его, я знаю это точно. Мой друг заверил меня в этом, а он-то знает! Он сказал… — Она внезапно осеклась и бросила на Аллейна странно испуганный взгляд. — Но мой брат всегда надо мной посмеивался, — быстро добавила она.

— И он отказался принимать этот «Фульвитавольтс»?

— Да… по крайней мере… да, отказался. Я оставила ему порошки, но он, конечно… он просто посмеялся. Моя невестка не очень… — Здесь Рут не могла найти слов. — Я уверена, что он их не принимал.

— Понимаю. Обычно люди очень консервативны там, где дело касается медицины.

— Да, правда ведь? — с готовностью согласилась Рут, снова замолчала и высморкалась.

— Отсутствие интереса к исследованиям в области химии, наверное, очень разочаровывает вашего молодого друга, — продолжал Аллейн. — Я знаю блестящего парня, ему всего двадцать пять, который… — Он остановился и наклонился к собеседнице. — Скажите, а не может быть, что мы с вами говорим об одном и том же человеке?

Рут просияла ему улыбкой сквозь слезы.

— Нет-нет, — заверила она его.

— Ну почему вы так уверены, мисс О'Каллаган? — весело спросил Аллейн. — Знаете, я очень верю в совпадения. Моего парня зовут Джеймс Грэхем.

— Нет-нет, — она снова странно помялась и в очередном припадке доверительности добавила: — Я говорю про Гарольда Сейджа. Может быть, вы и о нем слышали! Он становится очень даже знаменитым! Ему… ему почти тридцать.

— Имя кажется мне знакомым, — задумчиво соврал Аллейн.

Зазвонил телефон на столе.

— Извините меня, — сказал инспектор, снимая трубку. — Алло… Да-да, я у телефона. Да. Понятно. Большое спасибо. Я сейчас занят, но нельзя ли мне прийти и повидаться с вами завтра? Хорошо. — Он повесил трубку.

Рут встала.

— Я не должна занимать ваше время, мистер Аллейн. Только, прежде чем я уйду, пожалуйста, позвольте мне умолять вас не продолжать это ужасное расследование. У меня… у меня есть причина считать, что Дерри умер естественной смертью. Все это так ужасно! Если бы я могла убедить вас… — Она делала руками беспомощные и неуклюжие умоляющие жесты. — Скажите мне, что вы не станете копаться в этом! — упрашивала Рут.

— Мне чрезвычайно жаль, — ответил Аллейн официальным тоном, — но это невозможно. Только что состоялось вскрытие. Этот звонок как раз касался результатов.

Она стояла перед ним, разинув рот, а огромные руки судорожно сжимали сумочку.

— И что?.. Что они сказали?

— Ваш брат умер от передозировки опасного лекарственного средства, — сказал Аллейн.

Рут посмотрела на него в абсолютной панике, потом без единого слова повернулась и выскочила из комнаты.

Аллейн записал имя «Гарольд Сейдж» в крохотную записную книжку, которую всегда носил с собой. Потом перечитал написанное с видом полного недоверия, вздохнул, захлопнул книжку и отправился на поиски Фокса.