Убийство в частной лечебнице

Глава 16 Следственный эксперимент

Четверг, восемнадцатое. Вторая половина дня

До следственного эксперимента оставался еще час. Аллейн выпил чаю и позвонил доктору Робертсу. Оказалось, что доктор дома, и старший инспектор снова отправился в домик на Вигмор-стрит. Ему хотелось, по возможности, застать Робертса врасплох неожиданным упоминанием о митинге в Ленин-холле. Маленький лакей впустил его и провел в уютную гостиную, где уже ждал Робертс.

— Надеюсь, я не очень вам надоел, — сказал Аллейн. — Но вы сами в прошлый раз просили заходить.

— Конечно, — сказал Робертс, пожимая ему руку. — Я счастлив вас видеть. Вы прочитали мою книгу?

Он смахнул с кресла стопку бумаг и придвинул его инспектору. Аллейн сел.

— Я ее пролистал — пока у меня нет времени по-настоящему за нее взяться, — но она меня страшно заинтересовала. Бог знает в каком часу ночи я прочел ту главу, где вы касаетесь вопроса о стерилизации. Вы гораздо лучше представили этот закон, чем любые его спонсоры, которых я слышал.

— Вы действительно так думаете? — кисло спросил Робертс. — Тогда вас удивит, если я скажу, что не продвинулся ни на дюйм, хотя и настаивал на принятии этого закона со всей силой и решительностью. Ни на дюйм! Я вынужден был прийти к выводу, что большинство людей, пытающихся осуществлять управление этой страной, сами нуждаются в освидетельствовании у психиатра. — Он издал высокий коротенький смешок и возмущенно уставился на Аллейна, который изобразил удивление и сочувствие. — Я делал все — буквально все, — продолжал Робертс. — Я присоединился к группе людей, которые выражали прогрессивные взгляды на этот вопрос. Они убедили меня, что ни перед чем не остановятся, чтобы пробить этот закон в Парламенте. Они выражали огромный энтузиазм. И что же? Разве они что-нибудь сделали? — Он сделал риторическую паузу, а затем с непередаваемым омерзением в голосе сказал: — Они просто-напросто попросили меня подождать, пока в Британии не взойдет Заря Пролетариата.

Старший инспектор Аллейн оказался в дурацком положении человека, поднесшего спичку к бомбе, в которой нет заряда. Доктор Робертс весьма энергично выбил у него почву из-под ног. Аллейн в душе посмеялся над самим собой. А Робертс гневно продолжал:

— И они называют себя коммунистами. У них нет никакого интереса к благополучию коммуны, общества — совершенно никакого. Вчера ночью я посетил один из их митингов, и это было отвратительно. Все, что они делали, — это радовались без всякой разумной или конструктивной причины смерти покойного министра внутренних дел.

Он резко замолчал, взглянул на Аллейна и сказал со своей обычной нервозностью, которую инспектор замечал и раньше:

— Ну, конечно, я забыл. Это же касается вас. Томс только что позвонил мне, чтобы попросить приехать сегодня днем в клинику.

— Вам звонил именно Томс?

— Да. Это сэр Джон, наверное, его просил. Не знаю почему, — сказал доктор Робертс беспомощно и удивленно, — но иногда мне кажется, что манеры Томса действуют на нервы.

— Вот как? — пробормотал Аллейн с улыбкой. — Он довольно игрив.

— Игрив! Вот именно. Но сегодня его игривость показалась мне дурным вкусом.

— А что он сказал?

— Что-то вроде того, что если я хочу сбежать, то он с удовольствием одолжит мне рыжие усы и фальшивый нос. Мне показалось, что это шутка в дурном вкусе.

— Безусловно, — отозвался Аллейн, поспешно закашлявшись в платок.

— Разумеется, мистер Томс, — продолжал доктор Робертс, — знает, что его положение безупречно, поскольку он не мог делать никаких уколов так, чтобы его никто не видел, и не сам он готовил ту инъекцию, которую затем сделал. Я был склонен указать ему, что я нахожусь в аналогичной ситуации, но тем не менее не чувствую себя вправе позволять себе подобное шутовство.

— По-моему, мистер Томс был в предоперационной все время, пока вы не ушли в операционную?

— Понятия не имею, — сухо ответил Робертс. — Я сам пришел в предоперационную с сэром Джоном, сказал все, что нужно, и отправился к пациенту на пост анестезиолога.

— Очень хорошо… Во время следственного эксперимента мы наглядно увидим, как вы перемещались.

— Полагаю, да, — согласился Робертс. У него был встревоженный вид. — Для нас всех это будет очень неприятное переживание. Несомненно, за исключением мистера Томса.

Он сделал паузу и нервно спросил:

— Возможно, это вопрос, который мне не стоило бы задавать, инспектор, но я все время думаю: есть ли у полиции какая-то определенная теория относительно этого преступления?

Аллейн уже привык к этому вопросу.

— У нас есть несколько теорий, доктор Робертс. Все они более или менее соответствуют фактам. В этом вся загвоздка.

— Вы расследовали возможность самоубийства? — с надеждой спросил Робертс.

— Я ее обдумывал.

— Вспомните о его наследственности.

— Я помню о ней. После того как в Палате Общин с ним случился приступ, его физическое состояние сделало самоубийство невозможным, и вряд ли он мог принять гиосцин, пока произносил свою речь.

— Опять же вспомните о его наследственности. Он мог какое-то время носить с собой таблетки гиосцина и под воздействием эмоционального напряжения в такой ситуации мог испытать внезапный непреодолимый импульс. При изучении психологии самоубийц наталкиваешься на множество подобных случаев. Не подносил ли он руку ко рту, когда выступал? Я вижу, что вы смотрите на меня скептически, инспектор Аллейн. Может быть, вам даже кажется подозрительным, что я так настаиваю на самоубийстве. У меня… у меня есть причина надеяться, что вы придете к выводу о самоубийстве О'Каллагана, но эта надежда обусловлена не чувством вины.

Странное вдохновение зажглось в глазах доктора. Аллейн пристально наблюдал за ним.

— Доктор Робертс, — произнес он наконец, — почему вы не скажете мне, что у вас на уме?

— Нет, — категорически сказал Робертс. — Нет… если только… не случится самое худшее.

— Ну что ж, — ответил Аллейн. — Как вы понимаете, я не могу заставить вас высказать мне ваши предположения, однако утаивать информацию в деле об убийстве, где приговором может быть смертная казнь, — поступок серьезный.

— Но это может оказаться совсем не убийством, — поспешно вскричал Робертс.

— Даже если предположить, что ваша теория о самоубийстве имеет под собой какие-то основания, мне кажется, что такой человек, как сэр Дерек, не стал бы кончать жизнь таким образом, чтобы бросить тень подозрения на других людей.

— Нет, конечно, — согласился Робертс. — Это, несомненно, весомый аргумент, но все же… унаследованная мания самоубийства иногда проявляется внезапно и странно. Я знал случаи…

Он подошел к книжной полке и вытащил несколько томов, откуда принялся зачитывать отрывки — быстро, сухо и наставительно, словно Аллейн являл собой студенческую аудиторию. Слуга принес чай и с добродушной снисходительностью сам его налил. Чашку Робертса он водрузил на столик прямо у него перед носом, подождал, пока доктор закроет очередную книгу, решительно отобрал ее и обратил внимание доктора на то, что чай подан. Потом поставил столик между Аллейном и доктором и вышел из комнаты.

— Спасибо, — сказал рассеянно Робертс, когда слуга уже ушел.

Робертс, все еще продолжая сеять свою ученость, совершенно забыл выпить чай и не предложил его Аллейну, но время от времени протягивал руку за очередным куском поджаренного хлеба с маслом. Время летело быстро. Аллейн взглянул на часы.

— Боже мой! — воскликнул он. — Уже половина пятого. Боюсь, нам надо собираться.

Робертс издал досадливое восклицание.

— Я вызову такси, — сказал Аллейн.

— Нет-нет. Я отвезу вас туда, инспектор. Погодите минутку.

Он бросился в холл и дал отрывистые поспешные указания лакею, который молча натянул на Робертса пальто и подал ему шляпу. Робертс снова метнулся в гостиную и схватил стетоскоп.

— Как насчет вашего анестезиологического аппарата? — подсказал Аллейн.

— А? — переспросил Робертс, искоса взглянув на него.

— Ваш анестезиологический аппарат.

— Он вам нужен?

— Возьмите его, если это не очень затруднительно. Разве сэр Джон вас не предупредил?

— Я сейчас захвачу его, — сказал Робертс. Он снова кинулся в прихожую.

— Могу я помочь вам, сэр? — спросил лакей.

— Нет-нет. Выведите машину.

Вскоре Робертс появился, катя перед собой аппарат с огромными баллонами.

— Такое вам самому по ступенькам не снести, — сказал Аллейн. — Позвольте помочь вам.

— Спасибо, спасибо, — сказал Робертс. Он наклонился и проверил гайки, крепившие раму аппарата к стойке. — Ни в коем случае нельзя, чтобы эти гайки ослабли и выпали, — сказал он. — Возьмитесь за верх, хорошо? И потихонечку спускайте.

С превеликим трудом они втащили эту штуковину в машину Робертса и поехали на Брук-стрит. Всю дорогу маленький доктор говорил почти без передышки.

Однако поблизости от клиники он притих, занервничал и все время пытался поймать взгляд Аллейна, после чего быстро отводил глаза. Когда это повторилось три или четыре раза, Робертс смущенно рассмеялся.

— Мне… мне очень уж не хочется участвовать в этом эксперименте, — сказал он. — Мы в нашей профессии более или менее привыкаем к смерти, но в этой истории есть нечто… — он дважды нервно сморгнул, — нечто глубоко беспокоящее. Наверное, это элемент неизвестности.

— Но ведь у вас есть теория, доктор Робертс?

— У меня? Нет, я просто надеялся, что это может оказаться самоубийство. У меня… у меня нет никакой особенной теории.

— Ну и ладно. Если не хотите мне говорить, не говорите, — ответил Аллейн.

Робертс с тревогой посмотрел на него, но ничего не сказал.

В клинике они обнаружили Фокса, который безмятежно созерцал мраморную даму в приемной. С ним был инспектор Бойз, высокий, крупный краснолицый человек с сочным голосом и ручищами, похожими на окорока. Инспектор благодушно, но пристально надзирал за деятельностью коммунистических обществ, за пропагандистами, близкими к заговорам, за просоветскими книготорговцами. Он привык говорить о людях такой категории как о проказливых, надоедливых, но безобидных детях.

— Привет, — сказал Аллейн. — Где звезды нашего представления?

— Сиделки готовят операционную, — доложил Фокс. — Сэр Джон Филлипс попросил меня дать ему знать, когда мы будем готовы. А прочие дамы наверху.

— Отлично. Мистер Томс тут?

— Это такой смешной джентльмен? — спросил Бойз.

— Он самый.

— Да, здесь.

— В таком случае мы все готовы. Доктор Робертс ушел в операционную. Пойдемте за ним. Фокс, скажите сэру Джону, что мы готовы, хорошо?

Фокс удалился, а Аллейн и инспектор поехали на лифте в операционную, где обнаружили, что прочие действующие лица их уже ждут. Мистер Томс на середине прервал какой-то анекдот, которым угощал собравшихся.

— Приветик-приветик! — воскликнул он. — Вот и сам Большой Начальник пожаловал. Теперь уже недолго осталось ждать.

— Добрый вечер, мистер Томс, — сказал Аллейн. — Добрый вечер, сестра. Надеюсь, я не заставил вас ждать.

— Вовсе нет, — ответила сестра Мэриголд.

Появился Фокс вместе с сэром Джоном Филлипсом. Аллейн обменялся с ним несколькими словами и оглядел собравшихся. Все тревожно и немного враждебно смотрели на него. Они словно сдвинули ряды, движимые общим импульсом самосохранения. Аллейн подумал, что они напоминают овец, которые сгрудились вместе, повернув голову в сторону их общего врага-защитника — овчарки.

«Гавкну-ка я на них пару раз для острастки», — решил инспектор и обратился к собравшимся.

— Я совершенно уверен, — начал он, — что вы все понимаете, зачем я попросил вас собраться здесь. Разумеется, это делается для того, чтобы вы помогли нам. В данном случае мы столкнулись со сложной проблемой и нам кажется, что воспроизведение операции в ходе следственного эксперимента может во многом помочь снять подозрение с невиновных людей. Как вы знаете, сэр Дерек О'Каллаган скончался от отравления гиосцином. У него было много политических врагов, и с самого начала это дело стало сложной и головоломной загадкой. Тот факт, что в ходе операции ему сделали вполне законный укол гиосцина, только прибавил сложностей. Я уверен, что вы все стремитесь как можно скорее прояснить этот аспект дела. Я прошу вас смотреть на следственный эксперимент как на возможность очистить себя от любого намека на подозрение. Следственный эксперимент имеет много преимуществ в качестве средства раскрытия преступлений. Главным аргументом против него служит тот факт, что иногда невиновный человек поддается соблазну свести на нет весь смысл эксперимента, изменив воспроизводимые обстоятельства: порой из-за естественного смущения, порой по иным мотивам. В свете трагедии невинные люди зачастую начинают считать, что полиция подозревает их. Я уверен, что вы не будете настолько неумны, чтобы совершать подобные действия. Я уверен, вы понимаете, что этот эксперимент — шанс очиститься от подозрений, а не ловушка. Позвольте мне просить вас воспроизвести свои действия во время операции как можно точнее. Если вы сделаете именно это, у вас не будет ни малейшего повода для беспокойства. — Инспектор посмотрел на часы. — Теперь вот что, — сказал он. — Вы должны представить себе, что время вернулось на семь дней назад. Сейчас без двадцати пяти четыре, четверг, четвертое февраля. Сэр Дерек О'Каллаган наверху в своей палате в ожидании операции. Сестра, когда вы получите сигнал, начните, пожалуйста, вместе с сиделками, которые должны вам помогать, приготовления в предоперационной и в операционной. Пожалуйста, повторите любые реплики, которые вы запомнили. Инспектор Фокс будет в предоперационной, а инспектор Бойз — в операционной. Будьте добры, отнеситесь к ним как к неодушевленным автоматам. — Аллейн позволил себе легкую улыбку и повернулся к Филлипсу и сиделке Грэхем, которая была личной сиделкой сэра Джона.

— А мы пойдем наверх.

Они поднялись на следующий этаж. Перед дверью палаты Аллейн повернулся к остальным. Филлипс был очень бледен, но вполне спокоен. Маленькая сиделка Грэхем стояла с несчастным видом, но в ней чувствовалась решительность.

— Ну вот, сиделка Грэхем, зайдем в палату. Подождите минутку, сэр. Собственно говоря, в это время вы поднимаетесь наверх.

— Понятно, — ответил Филлипс.

Аллейн открыл дверь и последовал в спальню за сиделкой Грэхем.

Сесили и Рут О'Каллаган были у окна. У Аллейна сложилось впечатление, что Рут сидела, скорчившись, в кресле и вскочила, когда открылась дверь. Сесили О'Каллаган стояла абсолютно прямо, величественная гранд-дама, похожая на статую. Ее рука в перчатке касалась подоконника.

— Добрый вечер, инспектор Аллейн, — промолвила она.

Рут громко всхлипнула и эхом повторила:

— Добрый вечер.

Аллейн почувствовал, что единственный способ избежать сцены — поспешно и сосредоточенно продолжать эксперимент.

— Вы очень любезны, что согласились прийти, — сказал он деловито. — Я задержу вас всего на несколько минут. Как вы знаете, мы должны восстановить операцию во всех подробностях, и я подумал, что лучше всего начать отсюда. — Он с приветливой улыбкой взглянул на Рут.

— Разумеется, — ответила леди О'Каллаган.

— Ну вот, — сказал Аллейн, повернувшись к кровати, безукоризненно аккуратной под туго натянутым покрывалом и пирамидой взбитых подушек. — Вот сиделка Грэхем привела вас сюда. Когда вы вошли, куда вы сели? С обеих сторон кровати? Было так, сиделка?

— Да. Леди О'Каллаган села вот здесь, — тихо ответила личная сиделка сэра Дерека.

— Тогда, если не возражаете, займите ваши прежние места…

Леди О'Каллаган уселась на стул справа от кровати с таким видом, словно снисходит до весьма вульгарного фарса.

— Идите сюда, Рут, — сказала она спокойно.

— Но зачем? Инспектор Аллейн… это так ужасно… так хладнокровно… это не нужно! Я не понимаю… Вы были так добры… — Она увязла в собственных словах и повернулась к нему, всплеснув руками в полнейшем отчаянии. Аллейн быстро подошел к ней.

— Мне очень неприятно, — проговорил он. — Я знаю, что это ужасно. Но крепитесь — ваш брат понял бы вас, я уверен.

Рут жалобно уставилась на него. Она казалась страшно ранимой: большое некрасивое лицо, пятнистое от слез, выцветшие глаза, в которых дрожало сомнение. Что-то в выражении лица Аллейна ободрило ее. Как послушное неуклюжее животное, она поднялась и протопала ко второму стулу.

— Что теперь, сиделка?

— Пациент наполовину пришел в сознание вскоре после того, как его привезли. Я услышала шаги сэра Джона и вышла.

— Сделайте это, пожалуйста.

Она тихо вышла.

— А теперь, — продолжал Аллейн, — что было дальше? Больной заговорил?

— По-моему, он сказал, что чувствует сильную боль. Больше ничего, — пробормотала леди О'Каллаган.

— О чем вы говорили между собой?

— Я… я сказала ему, что это его беспокоит аппендицит, что скоро здесь будет доктор… что-то в этом роде. Он, кажется, снова потерял сознание.

— Вы разговаривали между собой?

— Не помню.

Аллейн наугад сказал:

— Вы обсуждали его боли?

— По-моему, нет, — спокойно ответила леди О'Каллаган.

Рут повернулась и сквозь слезы с удивлением посмотрела на свою невестку.

— А вы что-то вспомнили, мисс О'Каллаган? — спросил Аллейн.

— По-моему… да… о Сесили!

— Что такое? — мягко спросил Аллейн.

— Я что-то сказала насчет того… что как бы я хотела… О Сесили!

Открылась дверь, и снова вошла сиделка Грэхем.

— По-моему, я вернулась именно в этот момент и сказала, что сэр Джон хочет переговорить с леди О'Каллаган, — сказала она, бросив на Рут тревожный взгляд.

— Очень хорошо. Тогда выйдите, пожалуйста, с сиделкой, леди О'Каллаган.

Они вышли, и Рут с инспектором посмотрели друг на друга. Их разделяла уютно застеленная кровать. Вдруг Рут издала самый настоящий вой и рухнула лицом вниз на покрывало с тканым узором.

— Послушайте, — сказал Аллейн. — И поправьте меня, если я ошибусь. Мистер Сейдж дал вам коробочку с порошками, которые, по его словам, должны были облегчить боль. Когда остальные вышли из комнаты, вы решили, что должны дать брату один из этих порошков. На столе возле вас стоял стакан с водой. Вы сняли обертку с коробочки, уронили обертку на пол, вытряхнули из коробочки порошок, растворили его в стакане воды и дали брату. Оказалось, что он действительно облегчил боль, и, когда вернулись остальные, им показалось, что пациенту стало лучше? Я прав?

— О-о-оох, — завыла Рут, подняв голову. — Ох, откуда вы знаете? Сесили сказала мне, чтобы я лучше молчала про это. Я рассказала ей все. Господи, что мне делать?

— Вы сохранили коробочку с остальными порошками?

— Да. Она… они сказали мне выбросить… но… но я подумала, что там — яд… что я убила его, — голос ее стал пронзительным от ужаса. — Я подумала, что надо принять их… самой. Покончить с собой. Многие из нас так поступали, вы же знаете… Двоюродный дедушка Юстас, и кузина Оливия Кейсбек, и…

— Вы не совершите подобного трусливого поступка. Что подумал бы о вас ваш брат? Вы поступите храбро и поможете нам найти правду. Ну-ну, — сказал Аллейн точь-в-точь как ребенку, — не надо. Где эти страшные порошки? Готов поспорить, они до сих пор у вас в сумке.

— Да, — прошептала Рут, широко раскрыв глаза. — Они у меня в сумке. Вы совершенно правы. Вы совершенно правы. Вы такой умный — сразу догадались… Я думала, вы меня арестуете… — Она сделала нелепый жест, словно вытерла рот кулаком.

— Отдайте мне порошки, — сказал Аллейн.

Рут послушно принялась рыться в огромной сумке. Оттуда выстреливали самые разнообразные предметы. Аллейн, безумно волнуясь, что остальные Могут вернуться, подошел к двери. В конце концов на свет появилась маленькая картонная коробочка. Он собрал прочий хлам Рут и сунул его кучей обратно в сумку, как раз когда дверь открылась. Сиделка Грэхем отошла в сторону и пропустила Филлипса.

— По-моему, пора, — сказала сиделка.

— Правильно, — ответил Аллейн. — Сэр Джон, я полагаю, что мисс О'Каллаган покинула комнату, пока вы обследовали пациента, поставили диагноз и решили срочно оперировать.

— Да. Когда вернулась леди О'Каллаган, я предложил ей, чтобы операцию провел Сомерсет Блэк.

— Именно так. А леди О'Каллаган просила вас, чтобы оперировали вы сами. Все с этим согласны?

— Да, — тихо подтвердила сиделка Грэхем.

Рут просто сидела, приоткрыв рот. Леди О'Каллаган неожиданно резко повернулась и отошла к окну.

— И тогда вы, сэр Джон, вышли, чтобы готовиться к операции?

— Да.

— Значит, с этой частью вопроса покончено.

— Нет!

Голос Сесили О'Каллаган прозвучал так свирепо, что они все подпрыгнули. Она повернулась к ним и уставилась на Филлипса. Она смотрелась великолепно. Бесцветный фасад словно озарился светом.

— Нет! Почему вы намеренно игнорируете то, что мы все здесь слышали, то, о чем я вам рассказала? Спросите сэра Джона, что сказал мой муж, когда он увидел, кого мы привели, чтобы оказать ему помощь? — Она подчеркнуто повернулась к сэру Джону. — Что Дерек сказал вам? Что он сказал?

Филлипс смотрел на нее так, словно видел в первый раз. Лицо его выражало только глубочайшее изумление. Когда он ответил ей, в голосе его звучал только здравый смысл без малейшего намека на драматичность.

— Он был испуган, — сказал он.

— Он воскликнул, и мы все слышали: «Не позволяйте…» Вы помните? — Она уверенно обратилась к сиделке Грэхем: — Вы помните, как он выглядел? Вы поняли, что он имел в виду?

— Я сказала тогда, — с вызовом ответила сиделка Грэхем, — и говорю сейчас: сэр Дерек не понимал, что говорит.

— Ну что ж, — мягко заметил Аллейн, — поскольку мы все теперь про это знаем, мне кажется, что вы, я и сэр Джон спустимся вниз. — Он повернулся к леди О'Каллаган. — На самом деле, как я помню, вы оставались в клинике во время операции, но, разумеется, сейчас такой необходимости нет. Леди О'Каллаган, могу я теперь вызвать вашу машину, чтобы вас отвезли на Кэтрин-стрит? И, если позволите, я отправлюсь в операционную.

Внезапно до Аллейна дошло, что леди О'Каллаган взбешена до крайней степени и просто не может ничего ответить. Он взял Филлипса за локоть и подтолкнул его к дверям.

— Оставим сиделку Грэхем наедине с пациентом, — сказал он.