Убийство в Кормире

ГЛАВА ПЯТАЯ

В этот Элейнт я ощутил, что на сердце стало легче, несмотря на засуху, привидение и тайных агентов, заполонивших округу. Потому что через четыре дня я должен был вернуться на свободу. Но пока мой срок не истёк и я решил верно прислуживать Бенелаиусу до самого конца. Во-первых, потому что он всегда был справедлив ко мне, а во-вторых, потому что мне не хотелось, чтобы какие-то промахи с моей стороны дали ему повод законно продлить договор благодаря какой-то лазейке в его условиях. Я просто делал то, что мне говорили, добросовестно ему прислуживал и ждал освобождения.

Поэтому когда Бенелаиус дал мне два золотых льва и велел идти в Гарс за бочонком клэрри, я с готовностью отправился выполнять поручение, несмотря на то, что меня не очень-то радовала перспектива возвращаться по темноте.

— Мне очень жаль, что приходится отправлять тебя сейчас, — сказал хозяин, — но я только что понял, что у меня совсем нет спиртного к завтрашнему визиту Линдавара, а в Сюзейле ему определённо пришлось по вкусу клэрри.

Он протянул мне ещё полсокола.

— Купи себе что-нибудь, но не пей слишком много, чтобы успеть вернуться до рассвета, ладно?

Я знал, что он шутит. Я не особо любил выпивку, хотя, возможно, если бы я познакомился с ней поближе, всё сложилось бы иначе. На один серебряный сокол в месяц пьяницей не станешь. Нищим можно, но не пьяницей.

У хозяина было две лошади в маленькой конюшне. Дженкаса было легко оседлать, и он шёл хорошим аллюром, а огромный и своенравный Стаббинс норовил сбросить любого всадника. Он был хорош только в упряжи. Бенелаиус запрягал этих лошадей в повозку в те редкие дни, когда покидал коттедж. Мне казалось, что он легко мог снести любую гору.

Пока Дженкас рысцой бежал в Гарс, я размышлял о том, что ещё мог забыть Бенелаиус из необходимого Линдавару. Молодой волшебник никогда не бывал у Бенелаиуса, хотя они часто переписывались. Между обменом письмами редко проходило больше недели, а по толщине конвертов, которые я таскал туда и обратно из почтовой службы Гарса, я мог судить, что они были длинными.

Линдавар был выбранным преемником Бенелаиуса в Колледже Боевых волшебников. Наставник поведал мне, что у его бывшего ученика были «трудности профессионального характера», и именно это стало причиной его визита. Сказать по правде, меня проблемы Линдавара не интересовали, и я рассматривал это как неудобство, которое, тем не менее, помогало скрасить моё ожидание свободы.

Но удаляясь на запад в сторону Гарса и оставляя Обширное болото всё дальше позади, я размышлял не о Линдаваре и не о своей свободе, а о призраке Фастреда, и молился, чтобы мне не пришлось встретиться с ним на обратном пути вечером. Куча людей близ Гарса видели его, и создавалось впечатление, что тот охотился на северо-западе болота. Если рассказы правдивы, его можно было часто увидеть на дороге, соединяющей фермы на севере болота и на западе между собой и Гарсом.

Фермеры, возвращающиеся поздно с рынка, натыкались на него, как и выпивохи из «Болотной крысы» — таверны, открывшейся недавно, чтобы утолять жажду тех фермеров, которым не хотелось проделывать путь до Гарса ради эля и компании. К сожалению, дела у «Болотной крысы» не заладились после того, как рядом заметили привидение Фастреда. Даже сам мэр Тобальд, возвращаясь с ужина от Рамбелтуков, случайно встретил грозного выходца с того света.

И хотя не было таких, кто видел это создание при дневном свете, я с облегчением выдохнул, когда добрался до развилки. Я свернул на северо-запад к городу и не заметил никого на юго-восточной дороге, ведущей к фермам на западе болота.

Через двадцать минут я был уже в Гарсе. Первая вещь, которая бросалась путнику в глаза, была большая цистерна, построенная, когда засуха добралась досюда. Она представляла собой огромную бочку на подставке, которая, тем не менее, была самым высоким сооружением города, и вода из каждого не иссякшего колодца в округе доставлялась сюда.

Я проехал мимо кузницы и конюшен Дёрна Онсибла и увидел того за работой, бьющим молотом по чему-то, лежащему на наковальне. Я не мог разобрать, работал ли он над подковами или лемехами, или над чем-то менее практичным. Когда Дёрн заявился со своими потрясающими способностями кузнеца в Гарс, многим из местных господ пришлась по вкусу идея вооружить свои фермерские руки прочными пиками и алебардами на случай, если на нас когда-нибудь нападут, видите ли. Я всегда считал, что землевладельцы, эти тщеславные дураки, просто любят носить оружие в дни свадебных и других торжеств.

Я не увидел Дово — главного помощника Дёрна, не отличающегося, впрочем, блестящим умом. Хотя было уже почти шесть, и Дёрн вполне мог отпустить его пораньше. Или ему просто могло осточертеть присутствие этого идиота.

«Отважный менестрель» был единственным местом, где можно было купить клэрри. «Болотная крыса» располагалась гораздо ближе, но ассортимент там ограничивался элем, пивом, сидром и столовым вином, которое было годно только для того, чтобы очищать им кисти от краски. «Отважного менестреля» окружали другие здания в самом сердце Гарса, и я увидел, что там уже стояла суматоха, а торговцы и фермеры то и дело входили и выходили оттуда. Выходили они менее уверенной походкой, что было заслугой подаваемого в таверне спиртного.

Я привязал Дженкаса к столбу и вошёл в общий зал. Там я купил бочонок клэрри и попросил Коротконогого — дварфа-владельца и хозяина заведения — поставить его за баром, пока я не соберусь уходить. Царивший там дух товарищества был заразителен, и я сел у стойки и заказал пирог с треской и апельсиновые «Золотые пески» — самую сладкую, почти лишённую горечи брагу, которую я знал.

Подкрепившись, я расслабился и наблюдал за тем, что творится в окружающем меня мире, по крайней мере, с той его частью, что обитала в этом небольшом местечке. Если говори не о Гильдии торговцев, то о приведении.

— А, это просто иллюзия, — заявил портной. — Людям видятся разные вещи.

— Ты имеешь в виду галлюцинации, но это не они, — сказал бакалейщик. — Он реален. Мой дядя Фендрейк видел его однажды, несколько лет назад, а дядя Фендрейк никогда не видел ничего такого, чего не было бы там, где он это видел.

— Не уверен на счёт этого, — возразил портной. — Он вроде как видел красоту в твоей тёте Магде…

Большая часть присутствующих, как и бакалейщик, склонялась к подлинности призрака. Ведь нельзя сказать, что ранее на Фаэруне не наблюдалось сверхъестественных явлений, и не было причин верить в их существование.

Шум голосов стих на мгновение, когда вошёл Бартхельм Барсук. Хоть он и был, возможно, самым богатым торговцем в городе, тишина воцарилась скорее из-за его дочери Майеллы. Она была одним из самых сказочных цветов Кормира, а если вы прибавите к этому ещё папочкины деньги, она станет ещё более лакомым кусочком.

Волосы, пшенично-золотые и шелковистые, глаза, голубые, как Драконье озеро летом, губы, красные, как … ну, в общем, вы поняли. Любой мужчина в «Отважном менестреле» мечтал оказаться на месте маленькой собачки, которую Майелла нежно и ласково гладила на своих коленях. И наряду с прекрасной внешностью, она обладала изумительным характером, хотя и находилась всегда в тени своего отца.

Тут не стоило удивляться, потому что его присутствие могло затмить любого. Это был громадный человек, чью голову венчала грива кудрявых волос, которые некогда были огненно-рыжими, а теперь перемежались белыми прядями и стали похожи на подаваемый в «Снопе пшеницы» сливочно-томатный суп. Однако сладость, присущая этому блюду, отнюдь не передалась этому жёсткому человеку. Деньги так влияют на людей. Во всяком случае, так говорят.

Бартхельм потребовал лучший столик, лучшую бутылку медовухи, самые изысканные яства и самое внимательное обхождение. Он владел местной зерновой мельницей (которая приводилась в действие быками из-за недостатка проточной воды, так что засуха была ему нипочём), а также несколькими быстрыми экипажами, которые доставляли продукцию, скупаемую им у местных фермеров, в Сюзейл и Марсембер, прежде чем продукты успевали испортиться. В тех городах его агенты продавали всё в десять раз дороже, а покупатели были рады и этому.

Но сегодня я видел, что Бартхельма беспокоило что-то помимо поисков подходящей партии для своей прелестной дочери, или он просто прикидывал, как засуха скажется на его годовом отчёте. Через три дня Главный совет кормирской Гильдии торговцев, представителем которой в своём районе являлся Бартхельм, должен был приехать в Гарс на ежегодное собрание.

Эти важные люди, представляющие собой самых богатых и властных торговцев королевства, всегда собирались в одном из крупнейших городов Кормира — Сюзейле, Арабеле или Марсембере. Изредка они удостаивали вниманием городки поменьше, как Болотная прогалина, если там можно было рассчитывать на вкусную еду, напитки и удобства. Но чтобы они собрались в такой дыре, как Гарс, где лучшим, на что они могли рассчитывать, была незапоминающаяся еда из «Снопа пшеницы» или «Серебряной косы»… это было неслыханно и являлось прямым доказательством настойчивости Бартхельма Барсука.

И раз уж кости были брошены, Бартхельм ничего не собирался пускать на самотёк. Это собрание должно было стать лучшим в истории. Совет разместят и в «Снопе», и в «Косе», поскольку ни в одном заведении не было места достаточно, чтобы поселить всех, и Бартхельм из собственного кармана дал Гарнету Перу Севера, владельцу «Серебряной косы», достаточно золота для пристраивания внушительного зала в его трактире.

Казалось, что торговец предусмотрел все детали по поводу питания совета, включая приглашённых поваров из Сюзейла, и теперь громогласно вопрошал Коротконогого, стоявшего за барной стойкой:

— Дварф! Ты достал бочонок западновратского Рубинового, который я заказывал?

— Будет завтра, — прорычал Коротконогий в ответ. Ему не нравилось, когда его называли «дварфом». Вообще ему не нравилось, когда его как-либо звали.

— Уж лучше бы ему быть, — сказал Бартхельм. — На приветственном ужине подадут барнабас из говядины и устриц, а западновратское — единственное вино, которое подойдёт.

Я сидел к дварфу ближе, чем Бартхельм, поэтому услышал бормотание Коротконогого на тему, чем тот может запивать свой барнабас из говядины с устрицами. И я был не единственным, кто захихикал при этом, однако, Коротконог даже не улыбнулся. Дварфы, вечно угрюмы и недовольные, хуже всех подходят для содержания трактиров, но Коротконогому «Отважный менестрель» достался по наследству. Его оставил прежний владелец, шутник-гном, который в завещании написал, что передаёт его Коротконогому в надежде, что хотя бы это вызовет у дварфа улыбку. Не помогло.

— Следи за языком, дварф, — сказал Бартхельм не так сердито, как мог бы, если бы услышал комментарий, — или я буду вести дела с «Болотной крысой».

Когда Коротконогий обернулся к торговцу, его лицо уже не было лицом того, кто просто укусил чересчур солёный огурец, а выглядело так, будто он выпил махом бочонок того же рассола.

— «Болотной крысой»? — воскликнул дварф со всем отвращением, на которое был способен. — Валяй! Потчуй своих дорогих гостей кислым сидром, разведённым вином и выдохшимся элем. Да лошадиная моча лучше пива, которое подаёт Хескет Задница. И по пути передай мои проклятия привидению Фастреда!

Выплюнув последнюю реплику, Коротконог вернулся к полированию стаканов, на месте которых он без сомнения предпочёл бы видеть драгоценные камни из дварфских шахт.

На этот раз Бартхельм сдержал гнев. Он знал, как и все мы, что наступил на больную мозоль. До того, как Задница открыл «Болотную крысу», таверна Коротконогого была единственным местом в городе, куда могли зайти желающие выпить в неформальной обстановке. Потому что «Серебряная коса» и «Сноп пшеницы» отвечали скорее желанию «неплохо перекусить», что иными словами означает еду, которая не будет проситься наружу. Но «Болотная крыса» отхватила немалую часть клиентов Коротконогого, по крайней мере, до тех пор, пока в округе не объявилось привидение.

— Народу сегодня немало, Коротконог, — заметил Тобальд, мэр Гарса, войдя в таверну с высоким, крепким мужчиной, которого я узнал, но не мог вспомнить по имени.

Коротконогий, как истинный дварф, не обратил внимания на весёлое приветствие Тобальда. Однако тот не унимался и, умостив своё слегка оплывшее тело на обычное место и вдохнув поглубже аромат табака и эля своим похожим на луковицу носом, продолжил:

— Это привидение тебе на руку, а? Должен сказать, что меня оно напугало. Если у меня есть такая возможность, я предпочту не ехать мимо болота ночью.

Коротконог что-то проворчал в ответ, и Тобальд, удовлетворившись этим, весело заговорил о чём-то со своим спутником.

— Кто это с Тобальдом? — спросил я портного.

— Ты не знаешь Гродовета? — удивился он, и это имя показалось мне знакомым. — Это представитель Азуна в нашем регионе. Он докладывает королю и Сарпу Рыжебородому вести из земель между Громовым Камнем и Велуном.

Сарп Рыжебородый из Велуна был нашим местным лордом, если в сотне километрах может находиться что-то «местное».

Портной наклонился поближе ко мне и заговорил так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать что-то в царящем вокруг шуме.

— Представитель короля, но всё равно ездит по маленьким городкам, как любой другой мелкий городской подданный. Забавно, согласись. Довольно грубый человек. На его плаще вытерся королевский герб, и он попросил меня заново вышить его. Дело было в воскресенье утром, и моя голова трещала, будто по ней топтались всю ночь. Вот у меня и вышло немного криво… совсем чуть-чуть…можно подумать, я оскорбил честь его матери. Он швырнул мне плащ в лицо и начал доставать меч, но мне удалось… успокоить его.

— Униженно умоляя, — добавил бакалейщик.

— Может он и не сдержан, — заметил я, — но у него определённо хороший вкус в отношении дам.

Пока мы разговаривали, Гродовет поднялся и направился в сопровождении Тобальда к столу, за которым сидели Майелла и её отец. Первым заговорил Тобальд.

— Бартхельм! Так здорово встретить тебя в этот чудесный вечер! И твою очаровательную дочь! О, какая милая маленькая собачка. Я так люблю животных, а они любят меня. Здравствуй, моя маленькая прелесть…

Должно быть, обаяние Тобальда изменило ему. Когда он потянулся, чтобы погладить собаку, та неожиданно глухо зарычала, оскалилась и укусила его. Только быстрая реакция позволила мэру сохранить пальцы целыми. Он едва не упал, но удержался, хотя и выглядел шокированным.

— Мазлим, — воскликнула девушка, встряхнув собаку, — что с тобой? Этот добрый человек хотел лишь погладить тебя.

Она посмотрела на испуганного мэра.

— Мне очень жаль, мэр Тобальд. Не знаю, что на него нашло.

— Нет, нет, — пробормотал Тобальд. — Действительно странно. Я обычно хорошо лажу с животными.

Я усмехнулся. Тобальд был весёлым, хорошим человеком, но меня всегда радовало, когда кто-то, наделённый чином и властью, получал по носу.

— Я, эм, пойду принесу наш эль, Гродовет, — сказал мэр, направляясь к безопасному бару. Коротконог мог быть таким же раздражительным, как Мазлим, но, по крайней мере, дварф не кусался.

Гродовет остался за столом Бартельма, хотя я не слышал, чтобы купец или его дочь приглашали его присоединиться. Он уселся напротив Майеллы, которая, как мне показалось, придвинулась к отцу поближе, когда Гродовет уставился на неё и изобразил подобие улыбки. По мне, это была скорее глупая ухмылка.

Без словоохотливого Тобальда они заговорили тише, и, хотя мне не было слышно, о чём шла речь, было похоже, что беседа была неприятной как для Бартхельма, так и для его дочери. Майелла сперва смущённо улыбалась, а затем покраснела.

Реакция Бартхельма была более бурной. Торговца обуяла такая ярость, что я заметил, как заходили желваки на его скулах. В конце концов, он наклонился к представителю и заговорил тихим угрожающим голосом. Я не мог разобрать слов, но он шипел на Гродовета, как рассерженная змея.

Представитель короля откинулся назад, пожал плечами и взмахнул руками, будто его неправильно поняли. Затем он невесело усмехнулся, поднялся, поклонился с насмешливым почтением и присоединился к Тобальду, который выглядел обеспокоенным. Я услышал, как мэр спрашивает Гродовета, всё ли в порядке, но тот лишь отмахнулся и принялся за свой эль.