Швецов. Каким было демографическое развитие русского народа в начале 20-го века?
Башлачёв. Устойчиво возрастающим в любом регионе Царской России, где жили великороссы.
Швецов. За счёт покорённых и угнетаемых народов?
Советская пропаганда преподносила именно так, выставляя русских угнетателями, а Российскую империю — тюрьмой народов.
Башлачёв. Если Российская империя и была «тюрьмой народов», то самым главным сидельцем в этой тюрьме был как раз русский народ.
Башлачёв. Диаграмма наглядно показывает, за чей счёт росло население империи.
Швецов. Какой замечательный график!
Первое, что приходит в голову, насколько изумительно и нагло врали советские «вожди».
Второе, к 1917-му году динамика, мягко говоря, выглядит угрожающе.
Когда этническое меньшинство резко становится большинством в каком–либо регионе — жди беды!
Башлачёв. Рано удивляетесь.
Великороссы несли основную часть налогов. Именно за их счёт росло и благосостояние империи.
Швецов. Существовало какое–то неравномерное распределение налогов?
Башлачёв. После отмены крепостного права центральные губернии платили подати на душу населения в 1,3 раза больше, чем в Польше, в 2,6 раза больше, чем в Закавказье, почти в 2 раза больше, чем в Туркестане. А Финляндия налогов в государственную казну вообще не вносила.
Швецов. Как рука об руку идут рождаемость и налоговая нагрузка–то!
Хотя, чему удивляться–то?
Есть достаток — есть демографическая устойчивость: в голодный год хватит запасов, евшие досыта более устойчивы к болезням и так далее.
А если весь достаток уходит на налоги…
Получается, Царская империя всячески одаривала, холила и лелеяла окраины, предпочитая их русскому центру?
Башлачёв. Именно так! Таким образом покупалась лояльность — чтобы не убежали из империи.
Ну, естественно, где–то понуждали и кнутом.
Швецов. А откуда у Романовых была такая уверенность, что русский центр не просядет, уничтожив государство?
Башлачёв. Ведь Церковь провозгласила эту уверенность: «Москва — третий Рим. А Четвёртому не бывать!»
Но одно дело слепая вера и совсем иное дело — реальная жизнь
Вот русский центр в 1917-м году и «просел»!
Но Российская империя Романовых всё равно была не жилец.
Теория динамических систем позволяет по геометрической прогрессии уверенно предвидеть будущее процесса на 1/3 временного интервала, за который уже имеются данные тренда.
Поэтому графики вполне можно продлить в будущее.
Если бы Царская Россия не рухнула в 1917 году, то к 1950 году следовало ожидать: великороссов — около 115 миллионов, а остальных народов — около 240 миллионов.
Швецов. То есть любое межнациональное напряжение и… всё?
Башлачёв. А сколько таких примеров было в XX-м веке?
Давайте не будем считать Российскую империю каким–то исключением и выдумывать какие–то «особенности».
Законы математики — они безжалостны в таких случаях.
Швецов. Тут и обсуждать–то нечего.
«Прянички» присоединённые окраины предпочитают не помнить, а вот «кнуты» припоминаются при каждом удобном случае.
Какое им дело до того, больше или меньше платили налогов в Центре?
Ну, платили больше русские, значит, дураки и достойны презрения.
А вот казнённую за нелояльность родню или взятую с боем имперской армией столицу — помнят.
Но если вернуться к прогнозу, то по переписи 1959-го года численность русских в СССР составляла 114,1 миллионов.[3]
Почти 115 млн., но десять лет спустя.
Башлачёв. Это просто подтверждает справедливость геометрической прогрессии прогноза. Естественно. Если учтем, что Великая Отечественная война должна была повлиять.
Швецов. Насколько повлияли на русскую демографию Германская война и Гражданская?
Вы говорили, что можно оценить эти потери и даже разделить.
Башлачёв. Обратимся к потерям по данным переписи 1926 г.
Ежегодные маркеры и тренд показывают равномерный прирост потока младших возрастов в «Русском ядре» до 1915 года.
Начавшаяся в 1914 году германская война вызвала в «Русском ядре» сокращение потока детей 1915 года рождения.
И это вполне объяснимо.
В армию были призваны тысячи молодых русских мужчин.
Мораль горожан и крестьян в большинстве губерний еще не была испорчена марксизмом.
Вполне естественно, у женщин, оставшихся без мужей, резко сократилось число рождений.
Ну, а если дети не родились, то их и нет в потоке растущих детей.
После отречения Царя и при переходе власти к правительству Керенского существенное число солдат вернулось в свои дома.
Природа взяла своё, отсюда и небольшое увеличение потока детей рожденных в 1918 году.
И если бы не захват власти марксистами в конце 1917 года, то вполне вероятно, что Германская война закончилась бы в 1918 году и не переросла в гражданскую войну.
И поток детей в «Русском ядре» увеличился бы до уровня 1914 года.
Швецов. Считаете, что кроме войны ничего не могло помешать восстановлению довоенного уровня рождаемости?
Башлачёв. Дети — самый чувствительный возраст к любым катаклизмам.
И когда в 1918 году марксисты начали гражданскую войну, она привела к детским потерям.
Когда гражданская война закончилась, поток детей в «Русском ядре» достиг уровень 1914 года.
Оценим детские потери за 1915–1921 годы относительно 1914 г.
Провал между 1914 и 1922 гг — это потери в детском возрасте.
Потенциально с 1914 по 1922 годы, относительно уровня потока 1914 года, могло бы расти — около 9,6 млн. детей. (1,2 млн. х 8 лет).
Фактически росло — 7,4 млн. (площадь между графиком и осью времени).
Детские потери относительно 1914 года–это площадь провала в графике, относительно красной линии, (поток 1914 года).
Между 1914 и 1918 годами — от германской войны — около 1.2 млн.
Между 1918 и 1922 годами — от гражданской войны — около 1.0 млн.
Между 1914 и 1922 годами — сумма детских потерь — около 2.2 млн.
Это оценка относительно переписи 1926 года.
Но если принять условие, что не было бы катаклизмов 1910-х и Царская Россия бы сохранилась, то тренд растущих детей был бы существенно выше того, что показан на предыдущей диаграмме.
И оценка потерь будет другая.
Но не будем усложнять рассмотрение потерь.
Достаточно наглядна оценка потерь относительно 1914 года
Швецов. Принято считать, что ущерб от Германской несколько больше.
А детские потери сравнимы.
Это были невосполнимые потери детей?
Или русский народ был способен к восстановлению?
Башлачёв. А посмотрите на график — как рванула рождаемость после Гражданской войны.
Женщины русские отлично рожали детей и воспитывали их.
Швецов. Было упомянуто, что «марксисты» ещё не разложили мораль в 1918-м году.
Башлачёв. Во–первых, Красная армия была в основном из деревенских мужиков. Когда её распустили, мужики вернулись домой…
Во–вторых, мораль то марксисты разложили сначала в городах.
Швецов. Вот не соглашусь!
Во время службы «деревенские мужики» летали на метле или всё–таки время от времени бывали в городах?
Что–то вот не припомню, чтобы учреждения Красной армии располагались где–нибудь в чистом поле.
Всё вот как–то в домах «бывших» и уж точно не на окраинах.
И служили «деревенские» в одних частях с «городскими», где «воспитательную работу» вели одни и те же «воспитатели».
Так что новые веяния зацепили и «деревенских мужиков». Вот только вопрос — насколько?
Башлачёв. Конечно, новые веяния зацепили служивших в Красной Армии «деревенских мужиков».
Но после возвращения их по домам у их жён немедленно появилась беременность, а за ней и рождения.
Вот что рассмотрим. В математике есть такой подход, что при изучении процесса нужно определить необходимые условия. То есть те условия, без которых процесс вообще невозможен.
И есть достаточные условия, которые нужны, чтобы процесс протекал так, как надо.
Так вот если взять все цивилизации — от Японской до Европейской (китайскую, индуистскую, мусульманскую, русскую), то везде многие века действовал закон устойчивости связи между отцом и матерью ребёнка.
У китайцев невозможно было развестись.
У японцев, мусульман и европейцев было в те времена невозможно развестись. И дети вырастали!
Швецов. Но вот диаграмма–то прямо перед глазами. В 20-е годы полное разложение морали одновременно со взлётом рождаемости.
Башлачёв. Повторяю — в деревне начала 1920-х не было никакого разложения морали. А русские почти на 90% в деревнях жили.
Вернёмся снова к необходимым и достаточным условиям.
Необходимые условия в этом случае — это прекращение войны и возвращение мужчин в семьи. Без них как–то дети не рождаются пока что.
А вот достаточные — это сохранение института Семьи из поколения в поколение.
Швецов. То есть без института семьи — никак?
Башлачёв. Ну что тут сказать?
Если без эмоций, то с точки зрения альтернативной демографии главный закон морали заключается в сексуальных взаимоотношениях мужчин и женщин, результат которых — дети.
Рожденный ребенок — совершенно беспомощное существо. И чтобы он стал способным к самостоятельной жизнедеятельности, ребенку надо расти полтора–два десятка лет.
Именно поэтому мораль Русской цивилизации всегда требовала: «сначала брак, потом любовь».
Лишь устойчивость супружеской связи между отцом и матерью детей обеспечивала надежное и массовое вырастание детей.
Отношения мужчины и женщины определяла нерасторжимость брака: «во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа» — это апостол Павел ([24] 1 Кор. 7.2).
Без устойчивых супружеских связей русская цивилизация на суровой Русской равнине неминуемо погибнет. Поэтому необходимое условие, без которого у русского народа надежного воспроизводства быть не может в принципе — это институт Семьи.
Швецов. Согласно исследованиям антропологов, далёкий предок человека ещё два с лишним миллиона лет назад выбрал моногамию в качестве стратегии выживания. [4]
Поэтому устойчивая связь между мужчиной и женщиной заложена не какой–то «русской цивилизацией», а глубинной природой человека.
И такая связь будет преобладать ВСЕГДА, вне зависимости от того, какую форму брака выдумают правители или служители религиозного культа, обозвав её «институтом Семьи» или ещё как–нибудь.
Башлачёв. Вот тут как раз никакой «моногамией» и не пахло!
В смуте 1917 года российские марксисты с беспредельным бесстыдством внедрили на практике «официальную, открытую общность жён».
Например, Александра Коллонтай (Домонтович) в статье «Отношение между полами и классовая мораль», потребовала от женщин «служить интересам класса, а не обособленной ячейке» семьи. И заявила: к межам половым отношениям надо относиться, как к «стакану воды».
Швецов. Вот застал–то СССР всего ничего, но вот этой Коллонтай все уши прожужжали в своё время. Но про «общность жён» как–то помалкивали.
Башлачёв. Это в 80-е.
А представьте, как это было в 20-е?
От этой концепции «стакана воды» марксистская молодежь России прямо взбесилась. В анкете среди слушателей Коммунистического института им. Свердлова начала 1920-х причиной первой сексуальной связи назвали чувство любви к партнеру — менее 4%.
А ведь «Свердловка» — это главный институт подготовки кадров коммунистического просвещения.
И в этом «университете» бесстыдство проповедовалось прямо!
Если будущие «просвещенцы» лишь в одном случае из 25 указали любовь причиной первой сексуальной связи, то чего можно было ожидать, когда выпускники «Свердловки» станут сами «просвещать» молодежь, готовя кадры коммунистического просвещения?..
Конечно, в основной русской массе такое бесстыдство не могло быстро и широко распространиться.
Но в системе просвещения концепция марксизма стала широко распространяться.
Учебник 1929 года. Вольфсон «Социология брака и семьи». В нём: «ко времени социализма деторождение будет изъято из–под власти стихии».[5]
Но раз «стакан воды» вошёл в моду, то беременности неизбежны.
И что делать после «стакана воды»?..
Для женщин нежеланная беременность — драма.
Однако посягательство на зарожденную жизнь веками считалось самым аморальным делом.
В былые века ни одно законодательство мира не посмело легализовать убийство в утробе матери.
А ведь к власти нередко приходили ужасные и жестокие правители. Они заливали кровью свои народы и своих соседей. Но никогда не смели провозгласить право на детоубийство.
Швецов. Открываем словари, ищем слово «инфантицид» и убеждаемся, что детоубийство в целях регулирования численности было совершенно обычным делом в не столь далёком прошлом.
Если нырнуть в глубину веков до периода неолита, когда доля убитых родителями детей составляла от 15% до почти 50% от общего числа новорожденных.[6]
А если брать времена не столь давние, то детоубийство было обычным делом в Римской империи, Карфагене, Вавилонии. В некоторых странах Азии это происходит и сейчас.
Поэтому «не веками» и не считалось.
Убивать младенца в утробе матери, не угробив женщину, просто не умели.
Но вот возврат к инфантициду на правительственном уровне в 20-м веке в сочетании с насаждаемой женской неразборчивостью в половых связях — это действительно нечто!
Башлачёв. Знаешь, все эти заумные понятия типа «инфантицид» — на меня не действуют. Да и «аргументы» про Вавилон, Рим и Карфаген — тоже.
Я предпочитаю рассматривать государства с наличием основ нравственности. Первое в мире правительство, которое отбросило запрет на внутриутробное убийство — марксисты. 19 ноября 1920 года они узаконили аборт в России.
Убить зарожденную жизнь в утробе матери — это переворот в сфере морали.
Так что главный переворот был сделан не матросами в Зимнем дворце Петрограда, а марксистами в Московском Кремле.
Вполне очевидно, что распространение абортов началось со столиц: Москвы и Ленинграда. Ясно, что в них и началось сокращение рождений.
Это показывают графики потоков растущих детей столиц России — города Москва и Ленинград.
Швецов. Но Ленинград голодал в 1918-м!
Когда доедали мёртвых лошадей на улицах — до детей ли?!
Башлачёв. Влияние абортов на графиках надо смотреть с 1920 года.
И сравнивать с 1900–1910-ми годами.
Как видите в начале ХХ века устойчивый прирост потока растущих детей.
А после абортов — устойчивый спад и в Ленинграде, и в Москве.
Швецов. Замечу, что не только прирост потока детей, но и переселение деревенских жителей в города целыми семьями.
С другой стороны, в города переселялись и после того, как революционные вихри чуток поутихли.
Башлачёв. Интенсивное переселение в города началось в конце 1920-х.
Сравнивать можно с 1914 года, когда начавшаяся война вызвала в столицах мобилизацию в армию тысяч молодых мужчин и глубокий провал в потоках растущих детей.
После захвата власти марксистами окончания гражданской войны прироста потоков в столицах нет.
Таков результат марксистского переворота морали и законодательного разрешения внутриутробного убийства зарожденных детей.
Это характерно, именно для столиц.
Ясно, что разрушение семьи, разводы и аборты — к добру не ведут.
Швецов. По советским законам развестись стало — раз плюнуть.
Как там замечательно описано у классика[7]:
На другой день Володя Завитушкин после работы зашел в гражданский подотдел и развелся.
Там даже не удивились.
— Это, говорят, ничего, бывает.
Так и развели.
Башлачёв. Давайте не забывать о том, что Зощенко описывал городскую жизнь.
Абсолютное и подавляющее большинство жило в деревне, где разводы были редкость.
Да, городские разводы и плодили сирот при живых родителях.
В России 1913 года на 1000 браков приходилось — лишь 9 разводов, то есть менее 1%.
Так что крепость института Семьи до 1917 года была очень высокой.
В 1925 г. в городах молодёжных разводов на 1000 браков[8]:
в Минске — 260;
в Харькове — 197;
в Ленинграде — 159.
Для сравнения, в 1920-х в других столицах:
в Берлине — 11;
в Нью–Йорке — 14;
в Токио — 8.
Как видите, в городах СССР, всего через несколько лет после захвата марксистами власти, крепость городской семьи снизилась в ДЕСЯТЬ — ДВАДЦАТЬ раз.
Швецов. В Германской и Гражданской ведь погибло много мужчин.
Не все вернулись–то!
Может быть, так пытались восполнить недостаток?
Нехватка мужчин в обществе бьёт не только по детям, не получающим воспитания в полной семье, не только по оставшимся без мужей женщинам, но и по мужчинам, развращая их.
Чего стараться ради жены, когда только свистни — другая будет рада и обстирывать, и обглаживать?
Это не могло не аукнутся.
Есть очень краткое и ёмкое русское слово «безотцовщина», которое иной раз очень точно обрисовывает человека с головы до пят, объясняя окружающим очень многое и предсказывая с точностью на 95% весь его жизненный путь.
Изменялось и женское поведение.
Становилось нормой терпеть измены и пьянство мужа. Уровень потребления спиртного, если сравнивать с дореволюционной Россией резко ушёл в небеса.
Как тут не снизиться крепости семьи?
Но рождаемость–то — ого–го!
Башлачёв. Александр! Как–нибудь мы с тобой рассмотрим по переписям 1897 и 1926 года взрослые потери.
По ним будет ясно, что в Германской действительно погибло много мужчин.
А вот насчет Гражданской — тут больше «шумихи». И у «красных» публицистов». И у «белых».
Напомню. Демография — наука точная. Если правильно считать.
Повторяю: Абсолютное и подавляющее большинство жило в деревне.
Кроме того, демографические параметры имеют очень большое запаздывание. Поэтому в целом по «Русскому ядру» качественные изменения в морали аукаются с большими задержками.
Швецов. С большими задержками, но в конечном счёте ведь всё равно отразятся на демографии в целом и на потоке детей в частности.
Когда будем рассматривать следующие поколения, там и поглядим — верны наши рассуждения об «институте Семьи» или нет.
И нельзя сбрасывать со счетов ещё одно явление — нарастающий уровень потребления спиртного.
Почему об этом–то помалкиваем? Мораль трезвого человека и мораль изрядно выпившего — несколько разные морали.
Причин пьянства несколько:
— Отмена сухого закона,
— В мутной воде шинкари спокон веку ловили пьяную рыбку и не собирались упускать её в этот раз,
— Ценности пришедших во власть.
Приведу отрывок[9]:
«…По мере роста доходов — росло и пьянство. Значительная часть проблемы заключалась в том, что из всех сословий дореволюционной России, по–настоящему пили только пролетарии. «Пьяная мастеровщина» — это один из признаков большого города начала ХХ века.
С победой пролетарской партии в России, пролетариат стал культивироваться, принадлежностью к пролетариату стали гордиться. Что само по себе неплохо, если бы «мастеровщина» не несла в себе массу отрицательного. Тут были, конечно, и объективные причины. Жизнь в промышленном районе, изнурительная работа на заводе или фабрике, требовала какой–то разрядки. Ведь крестьянин мог восстанавливать силы примерно шесть месяцев в году, а здесь круглый год изматывающий, механический труд.
Пролетарские окраины всегда пили по–чёрному, не имея никакой культуры употребления спиртного. И постепенно, по мере формирования советского человека, привычки мастеровщины стали распространяться на все общество. Был некий идеал простого рабочего парня, который может подраться, может выпить, но он свой, она за советскую власть и никогда не предаст. И образ этого выпивающего парня, кочевал из фильма в фильм. Образ пьющего Вани Курского (Алейников) из фильма «Большая жизнь», это было близко к реальности. Ваня пьёт, но советскую власть не предаст.
Постепенно употребление алкоголя, как единственный праздник в жизни, стало привычным для большинства населения страны. Это стало чем–то обыденным и естественным, хотя чего уж естественного было в валявшихся на улицах городов и сел, пьяных мужиках?
С моим тёзкой не могу согласиться разве что с тем, что крестьянин мог «восстанавливать силы шесть месяцев в году».
Шести месяцев на отдых не было.
Но! Отлежаться во время осенней распутицы крестьянин действительно мог.
А уж потом по первому морозцу идти куда–то «на промысел». Да и промысел можно было выбрать по силам.
А что касается всего остального — бьёт Александр не в бровь, а в глаз.
Башлачёв. В потоках растущих детей неясно, как разделить фактор возврата мужиков в деревню после роспуска Красной Армии, и факторы разгула пьянства или, скажем, фактора НЭП.
Да и выпивка — как–то не очень мешает сексу и зарождению детей!
Швецов. А семье она не мешает?
Пьяница–отец — великолепный труженик, добытчик и защитник семьи? (А разве не мы только что говорили про то, что на Русской равнине о ребёнке надо заботиться до 20 лет, чтобы выжил и чему–то научился?).
А пьяница–мать — самая заботливая из всех матерей?..
А совместное распитие спиртного исключительно укрепляет семьи и способствует «устойчивости супружеской связи между отцом и матерью»…
Так что ли?
Вениамин Анатольевич, может всё–таки глянем правде в глаза: зачатое по пьянке поколение — это не светлое будущее, это — мина замедленного действия, которая рванёт неизвестно когда.
Можно ещё долго говорить о том как в лёгкую меняются пресловутые «нравственные основы» и так далее.
Но это уже выходит за рамки беседы о демографии.
Сложившийся веками уклад был сломан.
Ломка и перестройка сознания — это всегда потери. И мы не берём во внимание атмосферу, дух того времени. Куда и как менялось сознание людей.
Башлачёв. Так можно и принять во внимание.