Угрюмый герой

Глава 8

«Насильно мил не будешь». Отличная поговорка, в ней ярко демонстрируется, что даже самое благое пожелание, навязываемое другому, воспринимается в штыки. У меня никакого желания быть героем не было. Не здесь, не так, не из-под палки, не ради какой-то зеленой хрени на континенте, буквально набитом зелеными хренями, грабящими друг друга. Тем более после того, как с меня сняли «удавку» Бога-из-Машины, превращавшую таких как я в боевых рабов бога.

— Твою мать! — в сердцах выдохнул я, останавливаясь на месте и понимая, что заблудился в потемках, но буквально через три секунды получая недвусмысленную подсказку, в какую сторону двигаться.

Крики.

Да вы издеваетесь! Бандюга-покойник хрипел, что в запасе почти сутки! Минимум сутки!!

Тьма, лес, мокро, холодно. Где-то неподалеку огромный мутант жрёт орочьих баб, мне нужно его уничтожить, а из имеющегося вооружения лишь револьвер и ружье со скользящим затвором. Патроны на то и другое маломощные, с то ли недосыпанным, то ли плохо сгорающим порохом. А еще есть нож, да. С полторы моих ладони длиной. Черт побери, да у меня нет ничего, что пробьет мышечный каркас этой твари. Зато есть «нетерпимость законника», вновь постепенно усиливающая свое действие, пока я стою и соображаю. Выход, правда, есть — пулемет.

Гаркнув на кота, чтобы тот прятался или бежал со всех лап куда глаза глядят, я понесся к бандитскому притону, намереваясь использовать бушующего внутри ихорника, светящегося для меня красным сквозь все препятствия, как точку привязки к местности. Маневр вполне себе удался, попутно позволив мне оценить как размеры твари, так и её действия. Здоровая зараза, чем-то напоминающая по силуэту корову на мощных кошачьих лапах, вовсю неистовствовала за частоколом, определенно пытаясь вломиться в главный дом. Оттуда орали и стреляли, но калибром не большим, чем был в наличии у меня. Для такой туши это щекотка.

«Солнышко», к моему удивлению, готовилось отбыть. Высунувшаяся из раскрытого люка Стелла, сделав большие глаза, как у натужно гадящего суслика, вовсю ковырялась с слегка перезатянутыми мной (не рассчитал силу) узлами крепежного каната. Получалось у неё вообще никак, но шанс, что красноголовка вскоре догадается о режущих свойствах какого-нибудь ножика, которым можно перепилить канат, был довольно велик, от чего медлить мне с переговорами не захотелось. Птицей взлетев по неошкуренному столбу, выдаваемому тут за причальную мачту, я метко прыгнул разогнувшейся полугоблинше на грудь, сбивая её с ног.

— Квадра Титана получает 1 уровень. Текущий уровень — 19

— Квадра Хищника получает 1 уровень. Текущий уровень — 24

— Дорогая, я дома, — пропыхтел я, лежа на юной контрабандистке, — Ты куда пулемет дела?!

— Ыыы…, - был дан мне маловразумительный ответ от помятой и напуганной до усрачки девицы, чей невменяемый взгляд плавно блуждал по потолку, не фокусируясь на мне, — Уыы…

— А, вот он.

Дур-машина, которую стоило бы величать «тяжелым пулеметом», лежала там же, где я ее и оставлял, когда втащил на борт, открутив от шагающего трактора. Слишком длинный и тяжелый для женских рук, да и для моих великоват. Патроны. Патроны хорошие, тяжелые, калибр зверский, только маловато как-то в ленте. Десятка три всего.

— Где еще патроны?!

А вот попытка тряхнуть девчонку, используя в качестве зацепа её ветхую пародию на спортивный топ провалилась… частично. Серая замурзанная тряпка радостно издохла, выпуская наружу весьма взрослую и весьма налитую грудь с темно-зелеными аккуратными сосками. Мне до этого дела не было совершенно, почему-то в данный момент зеленый цвет вызывал лишь жуткую аллергическую реакцию, зато помогли законы физики — от рывка лохматая головка полугоблинши оторвалась от пола, а затем, благодаря помершему топу, чпокнулась об железо обратно.

— Ай!! — «включилась» Стелла.

— Где. Патроны. К пулемету? — рявкнул я, выдавая ей слабую пощечину.

— А? Что? Где? — подпрыгнула та на месте, а затем, увидев пулемет, ткнула в него пальцем, завопив, — Вот же!!

— Еще где?!

— Больше нет!

— Да вы не контрабандисты, а херня какая-то! — рявкнул я, не сдержав разочарования, а затем начал быстро полосовать ножом крепежный канат. Увидев, что Стелла собирается что-то сказать, рявкнул на нее, — Бегом за штурвал! Выводи свою желтую посудину над фортом! Там тварь!

Слава яйцам, оно «включилось», пискнув и ломанувшись к рабочему месту! Сработал, наверное, даже не мой рев, а то, что «Солнышко» во всем своем желтом и кустарном великолепии, начало покачиваться, угрожая без управления начать тыкаться в другие деревья. Ну что же, на войне все средства хороши. А теперь нужно посмотреть, как обстоят дела в бандитском притоне.

Тварь преуспевала. Она уже смогла частично проникнуть внутрь и, вроде бы, даже кого-то сожрала, но не могла разнести солидное строение по бревнышку, от того и лютовала, бегая вокруг и периодически вламываясь в окна. В доме орали, проклинали всё на свете и стреляли, но ничего в деталях разобрать я не мог. Даже понять, где в данный момент находится здоровенная туша и что именно она делает. Зрение кида работало на постоянной основе, предоставляя мне информацию лишь о силуэте зверствующего ихорника и о паникующих орчанках, сидящих внутри здания. Их было куда меньше, чем я насчитал, когда подходил на переговоры. Так я ничего не смогу сделать. Несколько десятков патронов, способных зацепить зверюгу, но я не вижу, если ли между мной и ей препятствия!

Клац.

— У тебя что, есть гребаные прожекторы, но всего три десятка патронов к пулемету?! — возмутился я, щуря глаза от внезапно яркого света, излучаемого «Солнышком».

— Пошёл в жопу! Почему у меня сиськи голые?! — заорали мне в ответ хоть и непоследовательно, но справедливо. Хм, неужели она стабилизируется, когда жареный петух вовсю примеривается к заду?

— Нашла, о чем думать! Держи свою развалюху ровно, коза зеленая! — заорал я в ответ, начиная привыкать к ярко освещенному двору и пытаясь сфокусироваться на нервно бегающей под нами твари.

Свет той определенно не нравился, от чего она и ломанулась в дом с куда большим, чем ранее, успехом. Разглядеть ихорника я успел, увиденное не радовало совершенно: полу-волк полу-крокодил, слегка косолапый, но сами конечности универсальные, похожи на кошачьи. Это мне напомнило помесь медведя и хищной кошки, что водилась когда-то на Земле — у твари были чрезвычайно мощные челюсти и дурная привычка обрушиваться на добычу с деревьев, прокусывая той череп или позвоночник. Только вот у неё не было ничего похожего на ороговевшую шкуру крупными квадратами, топорщащуюся скудной коричневой шерстью! Эта сволочь бронирована!

— Отлетай вбок! — дал я новое указание, — Так, чтобы я мог довернуть пулемет! И поднимись выше, оно может прыгать!

— Может, тогда совсем высоко подняться?! — задала истеричным тоном вопрос Стелла, — Совсем-совсем высоко, а?!

— Телега с топливом во дворе, — парировал я, действительно наблюдая телегу с короткой массивной цистерной, установленной на деревенском транспорте, — Надо попробовать убить тварюгу!

Когда в тебе полтора метра, а в пулемете два, то очень сложно устроиться так, чтобы вести прицельный огонь. Сошек нет, ствол скользит, оружие не пристреляно, до потенциальной цели, доедающей, кажется, последних бандитских баб, метров двадцать, а понимание происходящего заставляет «нетерпимость законника» тебя дёргать. Условия, настолько далекие от идеальных, что даже матерящаяся контрабандистка, ни черта не понимающая, что раскачивать дирижабль совершенно ни к чему, уже не служит отвлекающим маневром!

Кое-как поймав беснующегося в здании зверя в прицел, я нажал на гашетку, делая три выстрела. Толку ноль, лишь отлетевшая от бревен щепа, но зато понял отдачу нового оружия. Мощное. Хорошее. На голову превосходит всё, что я пока видел на этом континенте. Только вот угол наклона нужно уменьшить, чтобы я смог прицельно долбануть по животине, когда та вылезет.

Проинструктированная полугоблинша нехотя начала снижение «Солнышка», отводя корабль еще чуть дальше от форта. Вот теперь можно стрелять с некоторой надеждой на попадание. Я лег поудобнее, упираясь ногами в удачно расположенную внутреннюю дверную коробку. Ждем.

Шерудящая в доме тварь вновь вывернула на улицу, прямо под прицел. И удачно, и неудачно — пулемет в моих руках рявкнул очередью на пять патронов, по пяткам больно ударила лютая отдача, погашенная упором, а ихорника отшвырнуло назад. Понимая, что попал как минимум два раза, я с надеждой начал шерудить тяжеленной железякой, желая во что бы то ни стало вновь поймать тварюгу в прицел. И вот тогда… тогда и понял, что именно вышло неудачно.

Оба попадания (я не ошибся) оказались скользящими, вспоров грубую и мощную шкуру хищного урода так, что пару жестких кусков естественной брони размером с хорошую такую книгу буквально оторвало от тела! Зверюга, мотая головой, заорала диким голосом, хаотически носясь по внутреннему двору. Я попробовал пальнуть еще, но в этот момент Стелла слегка повела дирижабль в сторону, от чего очередь ушла в «молоко».

— Не дергай корыто, дура!! — с досадой рявкнул я, глядя как огромное ревущее животное с утроенными усилиями вламывается в дом, где корчатся на втором этаже еще четыре истекающих серым флером страха силуэта. Были они недолго. Тварь, как-то совсем уж немыслимо дергаясь и почти постоянно вопя, пролезла на второй этаж, а затем буквально раздавила орков за считанные секунды. Меня внутри дёрнуло, но слабо. «Нетерпимость» определенно признавала, что в данный момент я действовал правильно.

— Все мертвы. Готовься уводить корабль резко вверх, как только я скажу!

— Поняла!

Ихорники хищные, но умом не отличаются. Сложно им развить высшую нервную деятельность при организме, способном чрезвычайно быстро подстраиваться к меняющимся условиям. Они как крокодилы или акулы — изначально почти идеальный хищник, обладающий богатейшим арсеналом более простых и эффективных приспособлений для охоты. Всё зависит от «базы», изначального организма, зараженного ихором. В данном случае это было существо, прекрасно понимающее, что такое боль. Сделав выводы, что в его поверхностных, но чрезвычайно болезненных ранах виноваты не сидевшие в доме, оно вновь выскочило наружу.

Я снова успел его поймать, когда оно на долю секунды замерло, привыкая к яркому свету прожекторов «Солнышка». Получилось даже лучше, чем в прошлый раз, из шести патронов первые три попали в цель, неплохо разворотив твари грудь и сорвав с его спины еще одну пластину естественной брони. А вот дальше я понял, что сильно недооценил интеллектуальные возможности наполовину уже ободранной зверюги. Оскалив вытянутую пасть, тварь стремглав понеслась в сторону слепящего её света!

…на почти ровном месте, если не считать трехметровый частокол, она была быстрой.

— Взлетай! — успел взвыть я, подскакивая на месте и принимая тяжелый механизм огромного пулемета на свои руки.

Это было неудачным решением? Движением? Фразой? Не суть важно. Главное то, что я как дурак вскочил на ноги с «дурой», весящей столько же, сколько и я сам, а сидящая как на иголках гологрудая пигалица что-то втопила, от чего «Солнышко» дёрнулось норовистой лошадью. Пулемет длинный и тяжелый, гном сильный, но легкий, люк железный, но открытый…

Я вывалился с высоты метров в пятнадцать, продолжая сжимая здоровенную пушку.

«Боевой режим»

Эмоции тут же выцвели, а время слегка замедлилось. Не так сильно, как хотелось бы, но достаточно, чтобы оценить траекторию будущего рывка твари, оседлавшей частокол. Чертовы контрабандисты строили на десятки лет, использовали толстые бревна, поэтому частокол смог выдержать тяжелую окровавленную тушу твари и даже послужить ей трамплином для рывка дальше. Прямо на только что освобожденное мной нагретое местечко в люке.

Первый выстрел с небольшой донаводкой я делаю почти под себя, чтобы докрутить свой корпус с железякой. Приходится сильно изогнуться, то ли размахивая пулеметом, то ли крутясь вокруг дула. Второй выстрел сделать еще сложнее, несмотря на вымороженные эмоции и филигранное управление собственным телом. Туплю доли секунды, пытаясь понять, на какой градус мне нужно развернуть получившуюся «юлу» в падении. Стреляю. Пора думать о приземлении, но тут нужно делать выбор: либо шашечки, либо ехать. Выбираю шашечки — окровавленный бок вытянувшейся в прыжке твари, где так удачно сорвана «крышка» брони.

Выстрел. Выстрел. Попадание.

Не успеваю рассмотреть результат, мозг заставляет руки разжаться, отталкивая в сторону железяку. Земля близко. Отдача частично сменила угол падения?

Да.

Воздух вырывается из легких от приземления, но угол есть угол, а осенняя мокрая подушка листвы, мерзкая, противная, влажная, но присутствующая, позволяет даже сохранить кое-какой контроль над собой. Качусь, кручусь, пенек, больно. Мелочи. Вскакиваю. Грязные мокрые руки одновременно ныряют за спину и за пазуху, вытаскивая нож и револьвер. Был бы нормальный, рассмеялся бы. Сейчас не смешно. «Боевой режим».

Был бы нормальный — сощурился бы и растерялся. Свет, яркий свет, излучаемый «Солнышком», хаотично дёргается туда-сюда, из-за чего перед глазами то черно, то ослепляюще бело. Я, здесь и сейчас, лишь догадываюсь, что гоблинский дирижабль получил тварью в бок, но в сам проход она не попала. От удара кабина раскачивается под гондолой. Наверняка Стелла сейчас орёт. Да, точно, слышу. Хорошо.

Ищу цель. Нахожу. Тварь как игривая кошка азартно крутит хвостом, напряженно сидя на земле и задрав голову. Её привлекает раскачивающийся и орущий дирижаблик. Она зла, очень зла. Окровавленный бок повернут ко мне, видна рана. Большая, глубокая, из неё толчками выплескивается ихор. Наверное, будь она сантиметров на пять выше, была бы победа, перебило бы хребет. Но чего нет, того нет.

Боевой режим подсказывает, что «нетерпимость законника» внутри меня целиком и полностью похожа на этого напрягшегося зверя. Стелла — невиновна по всем параметрам, ей требуется защита, между мной и ей существует договор, по которому я должен её защищать. Определить нюансы не могу, это простое понимание сложного события, прямая интерпретация сломанной системы, диктующей мне простую истину — убьют полугоблиншу, умру и я. В муках. Если не сделаю до момента её смерти достаточно.

Стреляю без перерыва. Идя по земле, всего в полутора десятках метров от ихорника, промахнуться из револьвера я просто не могу. Не с «мастером огнестрельного боя», чью целью ярко освещают прожекторы на раскачивающемся дирижабле. Маленькие свинцовые комки калибра в 9-10 мм даже при точном попадании в рану не заставляют крокодилокошку отвлечься. Поначалу. Шестой, последний выстрел, сделанный на бегу, всё-таки вынуждает её развернуть морду ко мне.

Посмотрела. Дёрнула широким носом. Вновь уставилась на дирижабль. Напряглась. Мышцы у ихорника так резко обрисовались под толстой шкурой, что это было похоже на взрыв внутри. Из раны плеснуло ихором, показалось белое сломанное ребро. Прыжок. Тушу с воткнувшимся в рану ножом уносит вверх, а меня вбок. Слышен скрежет металла, переливчатый вопль контрабандистки, успеваю лишь вскинуть голову, чтобы увидеть, как ихорник падает спиной вниз, на землю. Дирижабль снова «танцует».

Бросаюсь на тварь, втыкая руку в рану, пытаясь нащупать нож. Ихорник ревет, крутится на месте, пытается достать меня лапой. Держусь за свалявшуюся шерсть у него на загривке одной рукой, второй — за виденный ранее обломок ребра. Ищу нож. Нахожу. Тварь скачет и рычит, мимоходом отмечаю, что в данный момент быть мелким и легким крайне удобно. Залитым с ног до головы ихором? Нет. Это для кидов смертельно. Для меня, уже искупавшегося в подобной дряни… не знаю. Я могу сдохнуть от истощения после столь длительного «боевого режима», могу от ихора, но еще вполне могу сдохнуть, если сожрут Стеллу. Сейчас известно одно — нужно относительно коротким лезвием ножа дотянуться до пары крупных узлов внутри тела твари, расположенных там, где у нормального организма млекопитающего находятся почки. Одну поразить получается. Зверь хрипит.

Очередная попытка меня стряхнуть в нелепом прыжке на месте. Срываюсь со спины, удерживая нож и… распахиваю от силы на противоходе противнику бок. Под лезвие попадает стенка желудка, теперь из раны на боку урода вывешивается зеленая женская рука. Нажрался. Отпускать нельзя. Регенерирует. Да и «отпускать» не то слово. Сам не уйдет.

Кружим друг вокруг друга. Смахиваю ихор с глаз, он еще живой, он светится, мешает. Зверь кидается на меня, успеваю уйти кувырком, он слишком массивен и слишком много потерял жизненно важной жидкости, чтобы иметь шансы меня поймать. Даже полуослепшего. Еще бросок. Еще. Вновь пытаюсь его оседлать, чтобы продолжить терзать уязвимое место, но теперь все куда сложнее. Тварь начинает припадать на раненый бок, падает спиной за грязь, на листья, «стирает» меня с себя. Видно, что он продолжит так делать дальше.

Плохо. Нужно решение.

Оно есть.

Рука хватает руку. Дергаю изо всех сил и… отскакиваю от ихорника с добычей — откушенной по локоть рукой орчанки. Хорошее начало.

«Боевому режиму» нет никакого дела до абстрактных понятий. Он не знает, что есть приемлемо, что нет, что отвратительно, а что прекрасно. Он утилитарен, беспощаден и последователен в рамках выполнения задачи, которая мне известна. Если ближайший путь к победе лежит через выдергивание из распоротого желудка частей орочьих тел, чтобы занять их место и начать наносить монстру повреждения из безопасной зоны… он это делает. Я это делаю.

И у меня получается. Уворачиваться, «воровать», отскакивать… а потом и нырнуть туда самому.

Режим продолжает работать даже после того, как я попадаю внутрь. У меня даже проскакивает одна посторонняя мысль, видимо, от слишком нудной работы, во время которой зверь воет, бегает и бьется обо все подряд. Я думаю, что в этом мире, в этой жизни, у меня получается оказываться в чрезвычайно редких обстоятельствах по два раза. Два раза на столе безумных вивисекторов, два раза в потрохах ихорника. Забавно?

А это что такое? Система что-то пишет?

— Абсорбция.

— Абсорбция.

— Абсорбция.

Меня вырубает вместе с «режимом». Прямо там, внутри. Даже не успеваю понять, что это я сейчас прочитал.

Через некоторое время я приду в себя. Уже не там, не в зловонных потрохах сдохшего ихорника. И даже не на бандитской хате. Это будет приятным сюрпризом. Неприятным будет другое: фраза, которую я услышу, вскоре после того, как открою глаза:

— Мастер Магнус Криггс! Очень рад с вами познакомиться! Меня зовут…

Интерлюдия

Ветер беспощадно трепал легкое платье, что она надевала на работу. Там, в недавно законченной ратуше, бывшей лишь жалким подобием прежней, было жарко. Жарко, а еще пыльно и душно из-за круглосуточно работающих разумных, продолжающих строить, отделывать, переносить вещи и документы. Запах колотого камня так за день надоедал девушке, что сейчас, стоя на ступеньках той самой ратуши, где провела свой рабочий день, она просто застыла, глядя в затянутое вечным туманом небо и глубоко дыша свежим воздухом.

Ветер. Такого там не было.

Один брошенный на неё взгляд и человек, неторопливо шедший по своим делам через главную площадь района, срывается на поспешный шаг. В его глазах паника, голова втиснута в плечи, а немытые руки дрожат. Явно не от холода. Но это же не она такая страшная? И уж точно не стоящая возле ратуши на карауле нежить?

Полупрозрачные зеленоватые руки скрещиваются на груди девушки с длинными волосами пепельного цвета. Её со спины обнимает вторая, слегка парящая над каменной поверхностью плиток главного входа.

— Элли, снова пугаешь народ? — в голосе обнимаемой укоризны нет, скорее легкая насмешка.

— Увидела тебя в окно, — невпопад объясняет девушка-призрак, — Захотела уйти тоже. Все равно работы нет. Да и он не в настроении. Руки болят.

— Ну да, ну да, — вздыхает Эльма, сжимая запястья сестры своими руками, теплыми и живыми, — А с чего у тебя работа будет, госпожа секретарь мэра, если за год в районе лишь двадцать семей поселилось?

— А они, — кивнула девушка-призрак в спину уже почти скрывшегося мужчины, — тут особо и не нужны. Забыла манифест? «Хайкорт воскресший — новое пристанище для магов и ученых. Цитадель свободы и знаний, оберегаемая неживыми». Мы ждем особенных жителей, так-то, сестра!

— Мы? Ждем? — с непередаваемым сарказмом протянула Эльма, вывернувшись из объятий, а затем сбежав по ступенькам, взирая с нового места на сестру снизу вверх, — Мы ждем?

— Ну, в манифесте так написано, — пожала плечиками призрак, легко слетая вслед за сестрой, — А вот мы с тобой ждем кое-кого конкретного, да?

Некоторое время сестры двигаются домой молча. Идти им недалеко, настолько, что даже смешно желание зеленоватого полупрозрачного призрака «идти домой вместе». Вопрос, заданный игривым тоном, висит между ними незримой тяжестью. Эльма ответит позже, уже войдя в дом, затворив дверь, и сев за кухонный стол. Взглянув на левитирующую перед ней сестру, она, проглотив ком в горле, выдавит:

— Я… не верю. Ни Ахиолу, ни Лейлушу. Они сами признались, что отступили, что не знают того, что было дальше. Он может быть жив.

— Ахиол сказал, что не чувствует клятвы, — личико девушки-призрака, обычно бывшее беззаботным, смотрит на сестру строго и пронзительно.

— А Лейлуш сказал, что из-за того, что было там, слететь могли не только клятвы! — в сердцах шлепает Эльма ладонью по столу, — Мы не можем гадать!

— А мы и не будем. Сидим, ждем, верим, — вновь обнимает её сестра, подлетев поближе, — Работаем, копим деньги, заказываем и читаем газеты. Если он жив, он вернется. Не к нам, так за нами. Верно, госпожа главный счетовод?

— Верно, госпожа секретарь.

Правда, если бы в этот вечер незнамо каким образом в дом сестер Криггс заглянул бы их приёмный отец, которого в данный момент болтало по свету в разных гадких и сырых местах, зрелище двух распивающих бутылку вина девочек ему бы точно не понравилось.