Уха в Пицунде

Диана

О том, как живут люди в Германии, я узнал в Болгарии. И дело совсем не в том, что в первой и второй мировых войнах Болгария воевала на стороне Германии. Отдыхая в Созополе под Бургасом, я познакомился с Виктором, русским человеком, живущим в Германии.

Появление Виктора на пляже было если не триумфальным, то во всяком случае величественным. С большой сумкой в руках он шёл во главе семейства. Жена несла сумку поменьше. Девочка-подросток тащила пляжный зонт. Пятилетний мальчик замыкал процессию подобно эсминцу, охраняющему флагман эскадры. Виктор был в капитанской фуражке, на груди у него болтался огромный бинокль.

Эскадра уверенно рассекла море из людских тел и бросила якорь возле зонта, под которым расположился я. Из сумок были извлечены три больших полотенца, Виктор установил зонт.

— Купаться, — отдал приказ капитан.

Семейство ушло в море.

Виктор взял в руки бинокль и навёл на спасателя с чудовищно развитыми мышцами. Тот со зверским выражением лица хватал маленького мальчика и швырял в море. Пацанёнок с восторженным визгом шлёпался в воду. Я знал, что спасатель играет с сынишкой, и не обращал на них внимания.

— Неужели он ещё ни на кого не нарвался? — посмотрел на него Виктор.

Он безошибочно определил во мне соплеменника, но я этому не удивился. Наш брат хорошо виден даже среди голых.

— Кто? — спросил я.

— Вон тот качок, — показал на спасателя Виктор.

У Виктора тоже хорошая мускулатура, но он был спасателю по плечо.

— Нарвётся, — сказал я.

— Конечно, — кивнул головой капитан. — У нас в Германии он сразу получил бы по кумполу.

— Давно там живёшь? — спросил я.

— Двенадцать лет. Жена казахстанская немка, а я из Оренбурга.

— Хороший город, — кивнул я. — Родина Черномырдина.

— Это кто? — покосился на меня Виктор.

— Газовый король, — сказал я. — Теперь дипломат.

— Много денег в кармане?

— Писали, не один миллиард.

— Долларов?! — разинул рот Виктор.

— Да у нас миллиардеров, как собак нерезаных, — сказал я. — Один сейчас в тюрьме сидит.

— Абрамович? — проявил осведомлённость Виктор.

— Этот в Англии футбольную команду купил.

— Ага… — повертел в руках бинокль Виктор. — У нас миллиардеров немного.

— Конечно, — согласился я. — Разве немцы догадаются разложить по карманам национальное достояние? Это только русским под силу.

— Кое-что до нас доходит, но чтоб в кармане был миллиард… — почесал он затылок. — В Москве, говорят, шестисотых «мерседесов» больше, чем во всей Германии.

— В Германии? — хмыкнул я. — Их у нас больше, чем во всей Европе. А то и в мире. Всё ближнее Подмосковье застроено особняками по миллиону долларов.

— В Германии так только профессора живут, — сказал Виктор. — У кого голова хорошо соображает. А таких ведь немного. У вас тоже профессора на шестисотых разъезжают?

— У нас в основном бандиты.

— Бандитов надо в тюрьму сажать.

— Чтоб не посадили, они становятся депутатами. Некоторые в губернаторы пролезли.

— Да, я слышал, — кивнул Виктор. — Если один бандит станет губернатором, это сколько ж братков он от тюрьмы отмажет?

— У нас бандиты уже целыми регионами управляют.

— Комического артиста выбрали губернатором, — рассмеялся капитан. — Я свою мать зову к себе, но она не хочет. Говорит, восьмидесяти долларов ей хватает.

— У нас денег не хватает только миллиардерам, — согласился я. — Но ты, я вижу, хорошо устроился.

— Неплохо, — скромно опустил он глаза. — В Германии если есть работа — можно жить.

— Чем занимаешься?

— Работаю в фирме, опыляющей виноградники. Про мозельские вина слыхал?

— А как же, — сказал я. — Говорят, хорошие. Лично я пью крымские.

— О, крымские! — оживился Виктор. — Я, правда, больше люблю водку.

— Кто же её не любит, — сказал я. — Но в жару можно и вина выпить.

— Если дадут, — посмотрел на выходящее из воды семейство Виктор. — Я литр выпиваю без напряга.

— В Грузии за ночь выпивают по пять, — сказал я, — но белого. Идёт легче.

— В красном сахар задавливает, — тоном знатока сказал Виктор. — Надо бы здешнего попробовать.

Я пожал плечами. В принципе, меня в Болгарии устраивала «Плиска».

— В прошлом году мы отдыхали на Золотых песках под Варной. Кошмар! — сказал Виктор и посмотрел на жену, приглашая её принять участие в разговоре.

— Что так? — спросил я.

— Не курорт, а резервация! — махнул он рукой. — Согнали всех в одно место. А мне немцы и в Германии надоели.

— Там и турки есть, — сказал я.

— Турки им страну отстроили, — поднял палец Виктор. — Теперь имеют полное право на проживание.

Я согласно кивнул головой. В феврале я неделю прожил во Франкфурте-на-Майне, и меня поразило обилие темнокожих на улицах финансовой столицы Европы. То ли индусам, то ли пакистанцам принадлежала и гостиница «Савой», в которой я жил.

— Сейчас немцы предпочитают жениться на чёрных, — будто подслушав мои мысли, сказал Виктор.

— Почему? — спросил я.

— А ты немок видел?

Немок я видел. Но если бы мне предложили на выбор немку и негритянку, я всё-таки выбрал бы белую.

— Современных немок семья не интересует, — растолковал Виктор. — Пьют, курят, гуляют. В газетах полно брачных объявлений — жён ищут. Некоторые на русских женятся.

— Это они зря, — сказал я.

Жена Виктора засмеялась. Виктор посмотрел на неё, но ничего не сказал.

— Чем ты занимаешься в своей фирме? — сменил я тему разговора.

— Вертолёты крашу. Вообще-то я электрик, но для того, чтобы работать по специальности, надо было экзамен сдавать.

— Не захотел?

— Так он же на немецком! Я в Германии говорю по-русски.

Жена что-то сказала по-немецки мальчику. Тот надел пляжные тапочки.

— Пусть он по-немецки шпарит, — кивнул на сына Виктор. — Чем только я не занимался, пока не пристроился. Машины в Калининград гонял, сараи строил… Но теперь всё в порядке. Недавно шефу машину покрасил.

— Доволен?

— А то! В этом году закон страшный приняли, уравняли в правах старых и новых эмигрантов. Многие ребята, с которыми я начинал, на социалку сели.

— Это что значит?

— Живут на одно пособие. А я крашу и в ус не дую.

— Несправедливый закон, — сказала жена. — Не учитывается прежний трудовой стаж.

По-русски она говорила вполне сносно.

— Забастовки начались! — вскочил на ноги Виктор. — А что осенью будет… Феликс, сойди с дядиной одежды!

Мальчик его не понял. Жена повторила по-немецки, и Феликс, сердито посмотрев на меня, сделал шаг в сторону.

— Ничего, — сказал я. — Подтянут уровень жизни на восточных территориях, потом станут эмигрантам помогать.

— Его ещё пятьдесят лет подтягивать будут, — хмыкнула жена. — На востоке полная разруха!

«Если в бывшей ГДР разруха, тогда что у нас? — подумал я. — А она газеты читает. Или телевизор смотрит».

— Я телевизор не смотрю, — сказал Виктор. — Главное, чтоб на столе было. Но колбаса у них — тихий ужас!

Я снял тёмные очки и положил на шезлонг. Надо было идти купаться.

— Ты немецкую колбасу ел? — не отставал Виктор.

— Не приходилось.

— Повезло. Синтетика, а не колбаса. Здесь как с едой?

— Мне нравится. Сейчас искупаюсь и пойду есть кебапчи.

— Это что?

— Свиные колбаски. Рыба неплохая — форель, ципура. Цаца к пиву хороша.

— Цаца?

— Жареная килька, прямо с головой едят.

— Слушай, я придумал. У них есть экскурсия в Несебр, вечером ужин в ресторане. Можно хорошо посидеть.

Он подмигнул мне.

— Ольга, ты как насчёт экскурсии?

— Посмотрим.

Мы договорились встретиться завтра на этом же месте, и я ушёл купаться.

Отдыхать в Созополе мне нравилось. Основанный греками в незапамятные времена, городок был разделён узким перешейком на старый и новый город. В старой части сохранились развалины древнего храма, несколько церквей, ветряная мельница. В порту у причала стоял трёхмачтовый парусник. Чуть поодаль вырисовывались на небе хищные силуэты двух натовских кораблей.

С утра до вечера по узким мощёным улочкам городка бродили толпы туристов, в основном поляков. На набережной готовили «дюнер кебап», который у нас называется шаурмой, и пекли блинчики. В бесчисленных кафе за чашечкой кофе сидели парочки. Старики неспешно цедили пиво. От сувенирных лавок рябило в глазах. В старом городе на ступеньках домов, покрытых красной черепицей, сидели кошки, без особого интереса наблюдая за туристами. Шумело море, кричали чайки, гремел шлягер молдавской группы «О зон».

По утрам меня будили бакланы. Они сидели на печных трубах соседних домов и пронзительно орали. Их крик напоминал рвотные позывы кошки, обожравшейся мясом. Я выходил на открытую веранду и смотрел, как бледнеют звёзды на розовеющем небе. Вставало солнце, и я шёл досыпать.

Но вот приехал Виктор, и размеренный ритм моего отдыха был нарушен.

— Завтра едем на экскурсию в Несебр, — сказал он, когда я пришёл на пляж.

— Завтра? — удивился я.

— Следующая экскурсия через неделю. А оттуда в деревню Бата. Там будут танцы на раскалённых углях.

— Я не умею танцевать, — сказал я.

— Да не ты будешь танцевать, а для нас! — расхохотался Виктор. — В ресторане гвоздь программы — танец на раскалённых углях. Народная традиция.

Теперь мне всё стало ясно. Танец предполагался в ресторане, а в них, как известно, не только танцуют.

— Едешь с семьёй? — спросил я.

— Феликс затемпературил, — понизив голос, сказал Виктор. — Вдвоём отправимся. Я уже забронировал места.

— Где?

— В агентстве на площади. Там такая девушка!..

Он закатил глаза.

— Не немка?

— Какая немка! — Виктор оглянулся на жену, которая наблюдала за купающимися детьми. — Таких я и в Оренбурге не видел. Волосы — во!

Он широко развёл руки.

Надо сказать, последний раз я был в Болгарии двадцать пять лет назад, и за эти годы с болгарскими девушками что-то произошло. Нет, среди них ещё попадались экземпляры, несущие явственный отпечаток османского ига. Как и православные церкви, построенные в то время, они были приземисты, грубо скроены и мрачноваты. Но в подавляющем большинстве это были длинноногие красавицы, отбросившие все предрассудки и недостатки прошлых времён. От их прожигающих взглядов у меня уже не раз пробегали по спине мурашки. А может, все дело было в том, что четверть века назад мне самому было двадцать пять? В эти годы на девушек смотришь по-иному. Тем более, в Болгарию я приезжал с группой студенток из Витебска. На их фоне бледно выглядели бы не только немки с болгарками.

— Ну что ж, — сказал я, — если ты настаиваешь, пусть будут танцы на углях. Хотя на углях лучше всего готовить шашлык.

— Это на даче, — хохотнул Виктор. — Я, конечно, уже не тот, что раньше, но отдохнуть могу. Ты шарики из баксов кидал?

— Шарики? — не понял я.

— Скатываешь десятку в шарик и бросаешь музыканту. Песни заказывали, — объяснил Виктор. — Девкам деньги в трусы засовывали.

— В Советском Союзе этого не было, — сказал я.

— Я тоже случайно в Германию залетел, — стал серьёзным Виктор. — Сначала самолёты обслуживал, теперь крашу вертолёты.

— Ты уже говорил, — кивнул я.

— А про то, что ребята, которые вместе со мной кидали шарики, теперь палец сосут, говорил?

— Нет.

— То-то. Дочка вот переходный экзамен сдала, теперь может дальше учиться.

— Не каждый сдаёт?

— Меньше половины класса. В Германии не всё так просто.

— В России не просто, что уж говорить про Германию, — согласился я.

— Цивилизация тоже дойдёт до вас, — сказала Ольга, незаметно оказавшаяся рядом с нами.

— Может, и дойдёт, — вздохнул я, — но ещё многое не разграбили. Земля вот не продана.

— Слушай, а почему вы свою нефть англичанам продали? — вмешался Виктор. — У нас пишут, вся сибирская нефть в руках «Бритиш петролиум».

— У меня не спрашивали, кому продать.

— Недра и их богатства должны принадлежать нации, — сказал Ольга.

— Тогда будет мало миллиардеров, — посмотрел я на неё. — Кто станет футбольные клубы покупать?

— Странно: сидит в тюрьме и покупает футбольный клуб! — покачал головой Виктор.

— Это другой.

— Но может купить?

— Вполне.

— В Германии ему не разрешили бы.

— Знаешь, какой пласт населения в России самый бедный?

— Фермеры.

— Профессора.

— Не может быть! — сказал Виктор. — Этого не может быть даже в России.

Я не стал с ним спорить.

Ольга с детьми ушли на набережную есть блинчики.

— Хорошо на отдыхе! — сказал Виктор, прикладывая к глазам бинокль. — Вон та чёрненькая ничего.

— Без лифчика?

— Ну да.

— При ней вон какой бугай.

— Тут и без бугаёв хватает, — опустил бинокль Виктор. — А наша Диана лучше всех.

Итак, она звалась Дианой.

— Когда едем? — спросил я.

— Завтра в три часа.

— Искупаюсь и пойду пить пиво с цацей, — сказал я.

— А вечером?

— Погуляю по старому городу.

— А я с семьёй, — вздохнул Виктор.

— Завтра оторвёмся, — утешил я его.

— На все сто!

Он снова приложил к глазам бинокль. У меня отдых уже заканчивался, и я был пресыщен видом девушек, загорающих топлесс. Через неделю про бинокль забудет и Виктор. Солнце, море, песок, — что ещё надо человеку для полного счастья? С этой мыслью я и поплыл к дальним буйкам.

Диана ничем не отличалась от своих сверстниц, которыми был переполнен Созополь. Стройная, с пышной шапкой искрящихся на солнце волос, глазастая. Может быть, плохо загорела, но ведь на работе человек.

— Сколько нас едет? — спросил я Виктора.

— Человек восемь, — пожал он плечами. — В микроавтобус больше не войдёт.

Экскурсанты полезли в «Форд», и я оказался лишним.

— Садитесь рядом ко мне, — помахала рукой Диана.

— А я?! — обиженно крикнул из дальнего угла салона Виктор.

— В следующий раз, — сказал я, захлопывая дверь.

Диана говорила по-русски с заметным акцентом, но понять её было можно.

— Вы местная? — спросил я.

— Ехала на работу.

— Издалека?

Диана помотала головой, и я от неё отстал. Русский скоро перестанут понимать не только в Болгарии, но и на Украине. «В Украине», — поправили бы меня братья-хохлы.

Автобус тронулся. Виктор быстро утешился и стал громко рассказывать соседкам — двум мамашам с дочками — про жизнь в Германии. Я глазел по сторонам. Диана учила текст, написанный от руки.

«Студентка, — подумал я. — Рот великоват, но её не портит. Не зря Виктору понравилась».

Дорога до Несебра заняла около часа. Он тоже делился на старый и новый город. Мы остановились у развалин древней крепости. Диана принялась рассказывать её историю. Как я понимаю, именно этот текст учила она в автобусе. Я отошёл в сторону и побродил по развалинам, которым около двух с половиной тысяч лет. История Созополя и Несебра одинакова. Греки, булгары, пришедшие с Волги, турки, в одночасье сделавшие хозяев рабами. Христианские церкви, строившиеся тогда, не могли быть выше турка, сидевшего на коне. Но в этом и очарование болгарских храмов. Зодчие умудрялись сделать их величественными даже при двухметровой высоте. Внутри храмов живыми глазами смотрели на нас святые Константин и Елена, Никола, Стефан, Иоанн…

— Слышали ли, что я рассказывала? — подошла ко мне Диана. — Я могу повторять для вас.

— Не надо, — сказал я. — Через сколько отъезжаем?

— Через час, — выскочил из толпы туристов Виктор. — Ты куда пропал?

— В церковь зашёл.

— Может, пивка? — галантно предложил Диане Виктор.

Она закивала головой.

— Вот сюда и зайдём, — показал на ближайшее кафе Виктор.

— Болгары кивают головой, когда говорят «нет», — сказал я. — Так?

— Так, — улыбнулась Диана. — Я биру не пью.

— А кофе?

— Пью.

— Значит, идём в старый город пить кофе.

— Погоди, — остановил меня Виктор. — Получается, у них всё наоборот?

— Конечно! — замотала головой Диана.

— А если ты согласна?

Она опять помотала.

— Чтобы разобраться, надо хорошо выпить, — сказал Виктор. — Я с немцами тоже часто вхожу в ступор. Особенно по пьяни.

— Пьяные все одинаковы, — пожал я плечами.

— Не скажи! — загорячился Виктор. — Немцы по-другому дуреют. Но при девушке я не буду…

Старый Несебр был сплошной сувенирной лавкой, в которой продавцов значительно больше, чем покупателей. И здесь не было кошек, с презрением глядящих на праздношатающихся двуногих. А старики, цедящие пиво, появятся ближе к вечеру. Интересно, они тоже пьют его с цацей?

Диана и в Несебре выглядела белой вороной.

— Вы умышленно не загораете? — спросил я.

— Что? — растерялась она.

— Нет, ничего.

Я тоже плохо понимал болгарскую речь. Написанный текст воспринимался гораздо лучше. Я знал, что дело в структуре языка, болгарский намного архаичнее. Некоторые слова в нём мне очень нравились, например, брашна — зерно.

— Бысть или бяше? — спросил я Виктора.

— Чего?! — уставился он на меня.

— Диану надо вывести на пляж. Видишь, какая бледненькая?

— Не надо, — улыбнулась Диана. — Загорать буду без работы.

Да, местные жители почти не загорают. Мой друг из Сухуми Володя на пляже не бывал годами. А его пятилетний сын просто не знал, что такое море, ходил круглый год в соплях. Каково им сейчас на тонущем корабле под названием «Сухуми»?

Мы опять погрузились в автобус и поехали в Бату. Вдоль дороги тянулись поля с редкими виноградниками.

— Много пустующей земли, — сказал я Диане.

— Колхозы разогнали, — ответил вместо неё водитель.

— И кому теперь принадлежит земля?

— Раздали крестьянам. Но одному трудно обрабатывать…

Водитель по-русски говорил намного лучше Дианы.

Я вспомнил своего родственника Алексея, недавно приезжавшего к нам со Смоленщины. Ему было за шестьдесят, но все его звали Лёшкой, и он ни капельки не обижался.

— Что у вас вместо колхоза? — спросил я его.

— Товарищество.

— Поля по-прежнему пустуют?

— Уже нет.

— Слава Богу! — обрадовалась жена. — Неужели стали засевать?

— Нету полей, — посмотрел на неё Лёнька, — один сплошной лес. Пошёл на прошлой неделе по грибы и заблудился. Вроде, в этом месте было поле, а я всё из леса не выберусь, петляю, как пьяный заяц. Деревья высокие, с небом разговаривают. Километров пять лишних прошёл.

— А кто в товариществе работает? — не отставал я.

— Кто-кто — старики. В колхозе было тысяча двести коров, сейчас сто. Молодых на работу в Москву возят.

— Кто возит?

— Наёмники. Наберут бригаду, отвезут на стройку в Москву, через месяц выдадут половину заработка и привезут назад.

— Почему только половину?

— Чтоб ты вернулся за второй половиной. За неделю всё пропьёшь — и опять на стройку. Я их так и зову — товарищи. «Опять нажрался, товарищ?» А он даже хрюкнуть не может. Тишина в деревне…

Болгарские деревни тоже не казались шумными. Оживление царило лишь в Бате, куда один за другим подъезжали автобусы с туристами. У высоких ворот ресторана, стилизованного под деревенский дом, нас встретил официант с подносом, на котором плотно стояли глиняные стаканчики с ракией.

— Гульнём? — взял я в руку стаканчик.

— А как же! — торопливо осушил два стаканчика подряд Виктор. — Третий день на отдыхе, и до сих пор ни в одном глазу.

Мы вошли во двор. Слева под навесами располагались столы, справа эстрада с музыкантами, посередине большая танцевальная площадка. У задних ворот, ведущих на соседнюю улицу, стоял грустный ишак в пёстрой попоне. Чуть поодаль ярко пылал костёр.

Мы сели за свободный стол. Виктор заглянул в кувшины, стоящие в центре стола.

— В одном красное вино, в другом белое! — объявил он. — Какое пьём?

— Красное, — сказал я.

За соседним столом загалдели чехи. Один из них схватил пустой кувшин и побежал к кухне. Несмотря на большой живот, бежал он быстро.

— Я принесу ещё, — улыбнулась Диана, проследив за моим взглядом.

— А сколько кувшинов полагается? — строго спросил Виктор.

— Три.

— Я добавлю, — посмотрел на меня Виктор. — Денег хватает.

Деньги и у меня водились. Вино было жестковато на вкус, но пить можно.

— Славянское братство, — огляделся по сторонам Виктор. — Странно, немецкого языка не слышно.

— У нас много немцев, — привстала Диана. — Вон там сидят, за первым столом.

— Ну и чёрт с ними, — разлил по кружкам вино Виктор. — Но я до сих пор не понимаю, как можно заработать миллиард. Это ж голова должна быть как у профессора!

— В России это проще простого, — сказал я. — Например, в одной из российских республик существует огромный завод, назовём его «Пластмасса». При советской власти его строили всей страной. Контрольный пакет акций завода за двести миллионов долларов приобретает один бизнесмен и через месяц продаёт его американской компании за двадцать пять миллиардов. У тебя в школе что по арифметике было?

— Тройка, — поднёс кружку к губам Виктор — и поперхнулся. — За сколько миллиардов?!

— За двадцать пять.

— А кто этот бизнесмен? — спросила Диана.

— Секрет, но вам я скажу, — наклонился я к её уху. — Сын президента республики, на территории которой находится завод.

Кончики волос Дианы попали мне в нос, и я чихнул.

— На здраве! — рассмеялась девушка.

— Ни хрена себе! — посмотрел в свою кружку Виктор. — Ну ни хрена себе!

Российская действительность сделала его русский язык если не богаче, то значительно экспрессивнее.

— Козлы! — налил он себе в кружку. — Пока только одного козла посадили?

— Больше нельзя, — я тоже налил себе вина. — Разбегутся вместе со своими миллиардами. Частная собственность у нас — это святое.

— Понятно…

— А почему русские очень часто обижают животных? — исподлобья взглянула на меня Диана. — Козы очень красивые. Ишак мне тоже нравится.

В этот момент чехи фотографировались верхом на осле. В каждом мужике было не меньше ста килограммов, но ишак стоически выдерживал их тяжесть. Самого толстого чеха взвалили на него в десять рук. Осёл не повёл и ухом.

— Как русский народ, — сказал я. — Любого миллиардера снесёт.

— А революция? — поднял голову Виктор. — Мой прадед против Колчака воевал!

— Не будет больше революций, — вздохнул я. — Если русскому народу хребет сломали, что уж про остальных говорить.

— Русские нас от турок спасли, — сказала Диана.

— Вас спасли, а самим кирдык, — хмыкнул Виктор. — Не вернусь я в Россию. Пусть дети немцами становятся.

— А ты? — спросил я.

— Да я уже почти привык. Говорить не могу, но понимаю как собака. Я хоть в чужой стране живу, а вот как вы своих миллиардеров терпите…

— Обыкновенно, — сказал я. — Чистим, моем, убираем. Некоторые задницу лижут. За это хорошо платят.

— Я, если честно, тоже лижу, — повесил голову Виктор. — Диана, принеси вина!

Девушка с готовностью вскочила, схватила кувшин и ускакала на кухню. Хорошая козочка.

— Эх, не был бы я женат… — посмотрел ей вслед Виктор.

— Не жил бы в Германии, — сказал я.

— Она к тебе подсаживается, а не ко мне.

— Молодая ещё.

— Но она хоть чувствует, что мне нравится?

— Это они всегда чувствуют.

Диана принесла вино.

— Надо идти на танец, — сказала она.

— Какой танец? — удивился Виктор.

— На угли.

Действительно, ради чего мы сюда приехали? Чехи уже в полном составе столпились вокруг костра. И немцы там, и поляки, хохлы в первом ряду стоят. Мы присоединились к ним. Диана прижалась ко мне тугим бедром. Её волосы опять защекотали у меня в носу, но на этот раз я сдержался.

Какой-то человек ходил по кострищу, сгребая кочергой раскалённые угли в кучки.

— Босой! — толкнул меня в бок Виктор.

— Это и есть танец? — спросил я Диану.

— Да! — помотала она головой.

— Ему не больно?

— Не знаю.

Под звуки болгарского танца человек принялся разбивать кучки ногами. Угли разлетались в темноте, как трассирующие пули. Танцор, крепкий мужчина средних лет, вдруг схватил одну из туристок, вынес её на середину кострища и наклонился вместе с ней к углям. Она завизжала. Народ довольно захохотал.

— А в других местах танцуют на углях? — спросил Виктор.

— Нет, — кивнула Диана, — только в Бате.

— Может, попробовать? — шагнул вперёд Виктор.

— Не надо! — схватила его за руку Диана.

— Шучу, — покосился на меня Виктор. — Пойдём выпьем.

Мы сели за стол и выпили по кружке.

— Не будет у вас цивилизации, — сказал Виктор и вытер тыльной стороной ладони рот.

— Почему? — спросил я.

— Цивилизация — это социальная справедливость. У вас её нет и в помине. Когда у одного двадцать пять миллиардов, а у другого пенсия восемьдесят долларов, народ не может быть единым. Ты заметил, что в террористических актах у вас гибнут только бедные?

— Ещё бы, — сказал я, — миллиардеров охраняют. И в метро они не ездят. Но народ не был единым и при коммунистах.

— Тогда все были бедные! — удивился моей тупости Виктор. — А кто побогаче, тот прятался. Теперь вы капитально разделились. И бить вас будут по одному.

— Кто станет бить?

— Да все кому не лень!

Чувствовалось, Виктор уже устал втолковывать мне очевидные истины.

Диана, молча сидевшая рядом с нами, вдруг вскочила со скамьи.

— Ты куда? — попытался остановить её я.

— Народный танец! — крикнула она и умчалась на площадку.

Там уже образовался огромный круг. Диана подпрыгивала не хуже других.

— Умеет, — с завистью сказал Виктор.

— Чем меньше народ, тем он лучше знает свои танцы, — ответил я.

Праздник заканчивался. Напоследок Виктор всё же сходил на кухню и притащил ещё один кувшин вина.

— Больше не лезет, — сказал я.

— А мы стоя и не наклоняясь, — хохотнул он. — Диана, кто больше пьёт: русские или болгары?

— Чехи, — покосился я на соседей. — Опять толстый побежал с кувшином.

— У них пивная закалка, — сказал Виктор. — Диана, приезжай ко мне в Бонн. Встречу и устрою по высшему классу.

— Спасибо, — перестала улыбаться Диана. — Заработаю деньги — обязательно приеду.

— Можно и без денег, — напыжился Виктор. — Слава Богу, неплохо зарабатываю.

— Она хочет приехать на свои деньги, — сказал я.

— И ты приезжай, — Виктора заклинило. — За покрашенную машину хозяин знаешь сколько мне заплатил?

Только теперь я понял, что Виктор окосел.

— Приедем, — кивнул я, — но сначала в мой любимый Созополь, в котором море, храмы, Диана… Нет, сначала Диана, потом море.

Мы сели в автобус, и опять я оказался рядом с Дианой. Виктор выкрикивал что-то невразумительное всё из того же дальнего угла.

— Устали? — спросил я девушку.

— Немного, — положила она голову мне на плечо.

— Завтра поплаваем в море, и опять в бой, — сказал я, боясь шевельнуться.

— Завтра работа, — пробормотала Диана.

Я вспомнил, что местные не купаются, но говорить ничего не стал. Была уже глубокая ночь. Яркий свет фар встречных машин бил в глаза, не позволяя задремать. Впрочем, Диане он совсем не мешал.

В Бургасе автобус вдруг затормозил у одной из остановок. На ней стоял высокий плечистый парень с бритой головой. Диана встрепенулась, взбила рукой волосы и оглянулась на туристов.

— Чао-чао! — сказала она. — Спасибо за компанию. Я уже приехала.

Она была свежа как огурчик, можно залюбоваться. В хоре голосов, благодаривших её, я не услышал баритона Виктора. Он мирно спал в своём углу.

Диана помахала всем рукой, посмотрела на меня ясными глазами, по-птичьи ткнула носом в щеку и выскочила из машины. Парень обнял её за плечи, и они пропали в темноте.

Я вдруг вспомнил кошек, сидящих на ступеньках домов в Созополе и следящих прозрачными глазами за прохожими.

Они, как и Диана, были с другой планеты.