– Я жутко волнуюсь из-за Генри, – пожаловалась Ева тете Джоан. – Звоню, звоню – семь раз уже сегодня – а его дома нет.
– Может, он в колледже? Читает курс, о котором ты говорила. По традициям и культуре для канадцев.
– Но это час, от силы два в день. И не в шесть же утра, – возразила Ева. – Разница ведь пять часов, да?
– У вас на пять часов больше. Там сейчас около полуночи, – сказала тетя Джоан. Дядя Уолли, в кресле у телевизора, застонал. Весь день он изо всех сил гнал от себя мысли о докторе Коэне и своей будущей скандальной славе содомита. Увы, тщетно. А вдруг оставаться в Уилме станет невозможно? Сейчас, когда он подумывает о вхождении в фармацевтический бизнес… Ужасно неподходящее время для всякой шумихи! А тут еще на голову навязалась дура, которая не знает, что в Англии на пять часов больше, чем в Америке. А что солнце встает на востоке, она в курсе?
– Но тогда он должен быть дома! – воскликнула Ева. Беспокойство охватило ее с новой силой. – Я звоню каждый день примерно в это время, потому что к полудню он заканчивает в колледже и никогда долго не задерживается. Думаете, надо позвонить еще?
– Да, – твердо сказал Уолли. – Обязательно надо. Может, с ним что случилось. Вот в Алабаме прошлой осенью один мужик сверзился со стремянки, а жена тоже звонила-звонила, а он даже до телефона доползти не мог. А до холодильника тем более. Так и умер от голода. И жажды. Его долго никто не находил, а потом какой-то пацан залез в дом – а там уж одна кожа да кости.
Можно было не продолжать – Ева полетела к себе в комнату.
– Зачем ты такое говоришь? – укорила тетя Джоан. – Это жестоко.
– А я вот говорю и ничего не жестоко. Я сам здесь как в тюрьме, с ней и с твоими разлюбезными племяшками.
– Они и твои тоже, Уолли Иммельман, и твои тоже.
Уолли препротивно улыбнулся и помотал головой.
– Я женился на тебе, моя сладкая, а не на твоей поганой семейке. Мне они не кровная родня.
Но тут вернулась Ева: она звонила-звонила, а Генри так и не подошел. Очередное полномасштабное семейное сражение не состоялось.
«Видно, у парня есть дела поважнее», – подумал Уолли, однако озвучивать эту мысль не стал.
– А ты не можешь позвонить каким-нибудь знакомым и попросить их узнать, где Генри? – спросила тетя Джоан.
Ева ответила, что Моттрэмов Генри не любит, а с соседями не в ладах.
– У него лучший друг Питер Брейнтри. Попробую позвонить ему.
Она снова ушла к себе и через пять минут вернулась.
– Тоже никто не подходит, – вздохнула она. – Правда, они всегда уезжают на летние каникулы.
– Может, Генри решил поехать с ними? – предположила тетя Джоан.
Но Ева усомнилась:
– Если б у него были такие мысли, он бы сказал. А он четко и ясно заявил, что не едет со мной из-за канадского курса. Потому что нам нужны деньги девочкам на учебу.
– Судя по тому, что твои девочки говорили преподобному Куперу… – начал Уолли, но умолк под взглядом своей жены.
– Завтра поедем кататься на лодке и устроим пикник, – объявила та. – В это время года на озере просто изумительно.
Четверняшки, между тем, резвились в бассейне.
– Подумайте, до чего девочкам нравится плескаться, – сказала тетя Джоан. – Они прямо на седьмом небе.
– Это точно, – отозвался дядя Уолли. Он начинал понимать, отчего девчонки настолько странные. Да при такой дуре-мамаше спасибо, что разговаривать научились! Уолли, не без удивления для себя, впервые испытал к четверняшкам некоторую симпатию. Хотя бы отвлекли от тяжелых мыслей.
А Ева могла думать только о Генри. Как это на него не похоже – все время где-то шататься! Уехать он не мог… Если б и уехал, обязательно позвонил бы предупредить. Даже непонятно, куда обратиться. Конечно, если бы что-то случилось, например, Генри сбила бы машина или он заболел, ей бы непременно сообщили. Записка с ее именем и фамилией и адресом тети Джоан висит на самом видном месте, на пробковой доске в кухне – к тому же, на всякий пожарный, она дала свой американский адрес Мэвис Моттрэм. Конечно, Генри не любит Мэвис и Патрика, а уж они от него точно не в восторге – Ева подозревала, что чувства Мэвис переросли в настоящую ненависть после того, как она приставала к Генри, а он ее послал куда подальше, – но все равно, о несчастье Мэвис сообщила бы первая. Причем с наслаждением. Зато Еве совершенно не хотелось звонить ей узнавать про Генри. Только в самом крайнем случае. А пока она постарается утешиться тем, что девочки узнают столько всего нового и славно проводят время.
Ева даже не догадывалась, насколько верны оба этих утверждения. Джозефина с Самантой извлекли магнитофон из-под кровати и, под предлогом, что хотят спокойно послушать музыку у себя в комнате, попросили у дяди Уолли наушники. Чтобы не беспокоить его и тетечку Джоан.
Дядя Уолли воспринял идею с радостью.
– Конечно, конечно, пожалуйста, – сказал он с энтузиазмом и повел девочек в музыкальную студию. – Свою систему я собрал сам. Пусть это будет нескромно, но все-таки скажу: по нашу сторону от Нэшвилла лучше вы ничего не найдете. Черт, да такому мощному агрегату сам Элвис бы позавидовал! Я называю эту комнату «музыкальная операционная». На моей технике можно забабахать такую Тину Тернер, что за три мили отсюда лодки повзлетают над водой! А все гребаные… короче, все медведи в радиусе пяти сотен ярдов начисто оглохнут. Я вам так скажу, девчонки: децибелов много не бывает, а колонки, верьте на слово, у нас здесь где только не понатыканы, и на деревьях, и везде. Водонепроницаемые, им вообще никакая погода не страшна. А мощь! Если включить запись приземления «шаттла», звук будет посильнее, чем от настоящего. Это для вашей тети, раз уж она так боится медведей; я еще сделал запись пулеметной очереди и установил на таймер – когда нас нет, тут каждый час пальба. Причем время я могу менять как хочу. Иногда пленка заводится каждые четыре часа, а потом, через несколько минут, еще пара выстрелов. Есть крик банши, это от взломщиков. Если кто вздумает влезть через забор, датчики во дворе сразу его засекут, и такое начнется – врагу не пожелаешь! Я испытал эту штуку на одном парне, который пришел вручить мне предписание. Пропустил в ворота, чин-чином, а потом автоматически закрыл за ним и врубил на всю катушку! Не знаю, орал он или нет, пока я не выключил всю эту музыку, но видно было, что мужику хреново – носился по двору как наскипидаренный, лез на ворота. В конце концов бросился в озеро. Пришлось вылавливать – несчастный идиот не умел плавать. Еще и слышать перестал. В общем, предписание он мне так и не вручил. Небось, потерял вместе со слухом. Ну, не навсегда, на время. Хотел подать на меня в суд, да что толку? Свидетелей нет, медведи показания давать не умеют, да и влияние у меня в этих краях какое-никакое имеется. Когда Уолли Иммельман говорит, люди прислушиваются, без дураков. И на ус мотают.
Четверняшки сказали спасибо дяде Уолли, взяли наушники, отнесли к себе и прослушали запись ночного скандала. И безусловно, кое-что намотали на ус. Пользуясь тем, что дядя Уолли во дворе играет в механика и возится с башней «Шермана», а тетя Джоан с Евой на кухне пекут печенье под рассказы Евы об упрямстве Генри и о том, как ему нужна новая работа вместо старой, в этом его замшелом Техноколледже, девочки незаметно вернулись в музыкальную операционную и тихо занялись своим делом. Это было такое дело, которое не понравилось бы ни маме, ни тете Джоан, а уж тем более дяде Уолли. Четверняшки разыскали кассету и переписали прослушанную запись – при немалом содействии самого дяди Уолли, который уже начинал думать, что вся беда несчастных девочек в их безбожной школе, где верховодят монашки. Чего им не хватает, так это хорошего американского образования и кой-каких американских ноу-хау. Он вылез из башни и еще раз показал девочкам, что и как работает, как устанавливается таймер и переписывается пленка, и был просто потрясен, до чего быстро дети все усвоили.
– Девчонки твои обалденно способные, – сказал он Еве, когда они перед ужином пили кофе на кухне. – Ты должна отпустить их сюда, к нам. Пусть учатся. Походят в колледж в Уилме и, не успеешь оглянуться, станут настоящими американками.
Еве эта идея очень понравилась, в чем она охотно призналась. Жаль только, Генри ужасный сидень, он и слышать не захочет об эмиграции.
К вечеру дядя Уолли, по просьбе четверняшек, уже настроил музыкальный центр, установив таймер так, чтобы пленка включилась во время пикника, когда они будут на островке посреди озера. Там у дяди Уолли тоже была оборудована площадка для барбекю.
– Я бы вам показал, на что способна моя система в смысле децибелов, да только ваша тетя не любит громкой музыки, – сказал Уолли. – Ну, что мы с вами поставим? Давайте что-нибудь легкое. Вашей тете нравится «Абба». Для вас это, пожалуй, чересчур старомодно, но мелодии приятные, и мы их прекрасно услышим. – Он вставил кассету, запустил систему, и дом мгновенно наполнился грохотом. Тете Джоан, чтобы Ева ее расслышала, пришлось повысить голос до крика.
– Я от этой «Аббы» с ума сойду! – проорала она. – Сто раз твердила, что больше ее не люблю, а он ни черта не слушает! Ох уж эти мужики! Я говорю: «Ох уж эти мужики»!
Ева ответила, что Генри ее тоже совершенно не слушает. Тысячу раз говорила: нужно иметь больше честолюбия! Тетя Джоан покивала. Она не поняла ни слова.
В музыкальной операционной дядя Уолли выключил запись и улыбнулся со счастливым видом.
– Назад перематывается автоматически, – объяснил он. – Получается музыка нон-стоп. Как-то у меня тут Фрэнк Синатра месяц без передышки распевал «Мой путь». Я, понятно, при этом не присутствовал, но говорят, слышно было за пятнадцать миль, причем с подветренной стороны. Одному дяде из Лохвилля пришлось купить пулемет, а то бы ему медведи весь дом разнесли – так они отсюда улепетывали! Я уж сказал вашей тете: теперь достаточно просвистеть «Мой путь», медведей как ветром сдует! Близко не подойдут. К тому же здесь своя подстанция. Если кто к нам полезет и перережет главный кабель, толку от этого не будет. Тут автономное питание. Вот это я и называю «американское ноу-хау». В Англии, небось, такому не научат. А уж монашки из римской церкви вообще ни черта ни в чем не смыслят. Раз они никогда не…
Короче, вам, девчонки, от американского ноу-хау выйдет только польза.
Откровенно говоря, польза уже вышла. Как только дядя Уолли ушел смотреть кино и пить виски, девочки сняли наклейку с «Аббы», прилепили на свою кассету и вставили в музыкальный центр, как показал дядя Уолли. Затем стерли «Аббу», убрали пустую кассету в коробку и отправились вести вежливые беседы с тетей Джоан и есть печенье.
Назавтра шел дождь, и даже дядя Уолли признал, что о пикнике не может быть и речи.
– Пожалуй, лучше вернуться в Уилму. У меня завтра важная встреча, а такой дождь, он надолго.
Они сложили вещи в джип и по размокшей дороге покатили через лес. В музыкальной операционной зловеще тикал таймер, установленный на шесть вечера и на максимальную громкость. Которая, если верить дяде Уолли, равнялась тысяче децибел.
По дороге домой Ева сказала, что, хоть Генри и не ладит с соседями, она, пожалуй, все равно им позвонит.
– Он такой скрытный, – пожаловалась Ева. – Терпеть не может, когда суют нос в его дела.
– И правильно, – заявил дядя Уолли. – В свободной стране человек имеет право на личную жизнь. Это же первая поправка. О недоносительстве.
– Как это «о недоносительстве», дядя Уолли? – спросила Эммелина.
Дядя Уолли быстро и охотно обернулся. Он любил отвечать на вопросы, потому что знал все ответы.
– Недоносительство значит, что человек волен не говорить того, что может навредить его репутации или привести к судебному разбирательству. Это как будто три слова: «недо», «нос» и «сито». Так и надо запоминать длинные слова – разбивать их на маленькие кусочки.
Из съемного дома напротив Паловски и Мерфи смотрели, как к поместью «Старфайтер» подъезжает джип и как автоматически открываются ворота.
– Большая шишка прикатила, – передал Мерфи в наблюдательный фургон, стоящий в бывшем открытом кинотеатре за стенкой, увитой какими-то растениями.
– Они у нас на экране, – раздался ответ. – Порядок. Звук и изображение в норме.
Мерфи откинулся на стуле. Действительно, все системы работали нормально. Экранная тетя Джоан вышла из джипа и направилась к дому.
– Беда с этой миссис Иммельман. Не влезает целиком в экран, – сказал он Паловски. – Прямо борчиха сумо. Стероиды она, что ли, трескает?… А вот и вторая баржа заплывает. – В холл вошла Ева с дочерьми. – Ни за что не буду смотреть, как они раздеваются. Еще останешься на всю жизнь импотентом.
Но Паловски куда больше занимали девочки Уилт.
– Гениальная идея – задействовать таких детей. Четверняшек. Это же само по себе так необычно, что никому и в голову не придет, что из них могут сделать курьеров. Эта миссис Уилт прямо камень какой-то! Ведь лишат же родительских прав! Если бы я своими глазами не видел отчета, который прислали бриташки, ни за что бы не поверил, что она имеет отношение к этому делу. Подумай, сколько она может потерять!
– В плане веса – до фига, и еще мало будет. А если серьезно, то знаешь, некоторым все нипочем, а девчонки – великолепное прикрытие. При хорошем адвокате, да если как следует надавить на жалость, она, может, в тюрьму не сядет. Смотря, конечно, сколько они перевозят.
– Сол вроде бы говорил, это пробный образец. Она может сказать, что ничего не знала.
– Это уж будьте уверены. Но она меня не сильно волнует. Мне бы гадюку Иммельмана прижать. Кстати, а что у нас со вторым домом, тем, что на озере?
Мерфи переговорил с наблюдательным центром.
– Говорят, должны уже были войти. Думаешь, там удастся что-то обнаружить?
– А что, там своя посадочная полоса. Место для нарколаборатории идеальное.
Но Мерфи его не слышал – тетя Джоан пошла в туалет.