Уилт незнамо где

Глава 35

Не легче приходилось и женщине-психиатру, сотруднице клиники Метьюен, которой поручили освидетельствовать Уилта. Он с поразительной легкостью – как будто всю жизнь только тем и занимался – прошел все стандартные проективные тесты; при этом навыки разговорного общения оказались таковы, что лишь окончательно запутали картину. Единственное, что вызывало подозрение – отношение испытуемого к сексу. Процесс совокупления он находил утомительным, немного противным и, по большому счету, смехотворным. О серьезном подавлении либидо свидетельствовало и то восхищение, с каким больной отзывался о способе воспроизводства, принятом у амеб и земляных червей. Ведь они размножаются простым делением – добровольным у амеб и принудительным у червей; последних, насколько известно Уилту, делят лопатой. Черт с ними, с амебами, но к сексу – насколько, учитывая внешние данные, она могла на него рассчитывать – мозговедша относилась с пиететом. А потому откровения Уилта произвели на нее крайне негативное впечатление.

– То есть, вы хотите сказать, что скорее дадите разрубить себя пополам, чем станете спать с женой? – спросила она, надеясь из полученного ответа вывести заключение об имеющихся у больного симптомах раздвоения личности.

– Разумеется, нет, – возмутился Уилт. – Хотя, увидев мою жену, вы поймете, что ответ мог быть иным.

– Она не привлекает вас физически?

– Этого я не говорил. И вообще это вас не касается.

– Я только пытаюсь помочь, – сказала психиатр.

Уилт скептически на нее посмотрел.

– Правда? Мне казалось, ваша задача меня освидетельствовать, а вы самым неприличным образом вмешиваетесь в мою интимную жизнь.

– Выяснение вашего отношения к сексу – часть процесса освидетельствования. Нам нужна всеобъемлющая картина состояния вашей психики.

– Состояние моей психики никак не изменилось из-за того, что меня избили, стукнули по голове и бросили без сознания. Я не преступник и, как вам давно следовало бы понять, пребываю в здравом уме. А коль скоро это так, моя семейная жизнь не должна вас касаться. И если вы думаете, что я извращенец, то мы с моей женой Евой, к вашему сведению, произвели на свет четырех дочерей, а точнее, чтобы уж у вас больше не возникало вопросов, четырнадцать лет назад моя жена Ева родила четверню. Надеюсь, теперь вы убедились, что я обыкновенный человек, отец и гетеросексуал до мозга костей? Если нужно пройти еще какие-нибудь идиотские тесты – пожалуйста, я готов. Но обсуждать свою семейную жизнь не намерен. Для этого у меня есть Ева. Кстати, я, кажется, слышу ее голос. Какая умница, пришла меня навестить, и так вовремя! Надеюсь, вы меня извините – мне лучше вернуться под защиту полиции.

Очкастая докторша глупо разинула рот и вытаращила глаза, а Уилт торопливо вышел из комнаты и заспешил прочь от громкого голоса Евы, требовавшей, чтобы ее немедленно пропустили к дорогому Генри. Слышно было и четверняшек, которые, чуть тише, объясняли кому-то, что у него вовсе не двоится в глазах.

– Мы не двойняшки, мы четверняшки, – хором тянули они.

Уилт быстро шагал по коридору и тыкался во все двери, тщетно надеясь найти незапертую. Вдруг из туалета для посетителей вышел инспектор Флинт, а из приемной ввалилась Ева и сразу же столкнулась с психиатрессой – та как раз выглянула из кабинета и, близоруко щурясь, стала всматриваться вдаль, чтобы понять, что, черт возьми, происходит. В образовавшейся свалке докторша, пока инспектор поднимал ее с полу, успела переменить мнение о Уилте.

Если мастодонт, который ее уронил, и есть миссис Уилт – а судя по четырем практически одинаковым девочкам, это она, – становится понятно, почему пациента так мало занимает сексуальная сторона супружеской жизни. И почему он нуждается в защите полиции. Она пошарила рукой, нашла очки, нацепила их на нос и скрылась в своем кабинете. Ева и инспектор вошли следом; Ева – чтобы извиниться, а Флинт, куда неохотнее – узнать, как прошло освидетельствование.

Врач с сомнением поглядела на Еву, но решила не высказывать возражений по поводу ее присутствия.

– Хотите знать мое мнение о пациенте? – спросила она.

Инспектор кивнул. При Еве чем меньше слов, тем лучше.

– Он производит впечатление вполне нормального человека. Я провела все тесты, которые применяются в подобных случаях, и не обнаружила никаких признаков расстройства психики. Я считаю, что его можно выписать домой.

Она закрыла историю болезни и встала.

– А я вам что твержу? С ним все в порядке! Слышали, что говорит доктор? – напала на инспектора Ева. – Вы не имеете права задерживать Генри! Я забираю его домой.

– Думаю, нам лучше продолжить этот разговор с глазу на глаз, – сказал инспектор.

– Если не возражаете… я, видите ли, здесь работаю… веду прием, – забормотала психиатр, стремясь поскорее выпроводить из кабинета этот бронетранспортер в женском обличье. – Вы можете пройти в комнату для посетителей.

Вслед за Евой Флинт вышел в коридор.

– Ну? – бросила Ева, едва инспектор закрыл за собой дверь. – Немедленно говорите, в чем дело! Зачем вы притащили моего мужа в это ужасное место?

– Миссис Уилт, прошу вас, сядьте, и я, как смогу, постараюсь объяснить, – начал инспектор.

Ева села.

– Уж будьте любезны! – рявкнула она.

Флинт внутренне заметался, соображая, как рассказать обо всем помягче: баба-то бешеная.

– Я привез вашего супруга сюда на освидетельствование, чтобы забрать его из больницы до появления представителей американского посольства. Они должны были допросить мистера Уилта по поводу одного происшествия в Штатах. Что-то связанное с наркотиками. Не знаю, что именно, да и не хочу знать. А еще, и это гораздо серьезнее, его подозревают в убийстве члена теневого кабинета министров, некоего Ротткомба, и… Конечно, я знаю, он не мог убить… – заторопился инспектор, но Ева уже вскочила с места.

– Вы что, псих? – истерически завопила она. – Да мой Генри мухи не обидит! Он мягкий, добрый – и в правительстве ни с кем не знаком!

Инспектор Флинт попробовал ее успокоить:

– Поверьте, миссис Уилт, мне это прекрасно известно, но Скотланд-Ярд располагает доказательствами, что мистер Уилт был в том районе, откуда исчез министр, и поэтому они хотят его допросить.

Ева, чуть ли не впервые в жизни, обратилась к логике:

– И сколько еще тысяч человек находилось в то же время в том же… что за район?

– Херефордшир, – сам того не желая, сказал инспектор.

Глаза Евы выпучились, а лицо побагровело.

– Херефордшир? Херефордшир? Нет, вы точно сумасшедший. Да он там никого не знает! И не был ни разу! В отпуск мы всегда ездим в Озерный край.

Инспектор, словно отталкивая Еву, выставил вперед ладони. Ему подумалось, что болезнь Уилта – высказываться невпопад – очевидно, очень и очень заразна.

– Конечно, конечно, – забормотал он. – Не сомневаюсь, что это именно так. Я только говорю, что…

– Что Генри разыскивается Скотланд-Ярдом по подозрению в убийстве теневого министра. И это у вас называется «только»?

– Я не говорил, что он разыскивается по подозрению в убийстве. Но они надеются на его помощь в расследовании.

– Мы все прекрасно знаем, что это означает, разве нет?

Инспектор искренне попытался усмотреть в этой фразе хоть какой-нибудь смысл, но, как всегда бывало с Уилтами, не смог.

Уилт, битых полчаса слонявшийся по главному вестибюлю клиники в поисках выхода, тоже не мог добиться своей цели – все двери были заперты. При этом на его белый халат слетелось аж четверо настоящих сумасшедших. Двое истово доказывали, что у них уже нет никакой депрессии и они больше не станут лечиться электрошоком. Два других, которые явно находились под воздействием чего-то психотропного, подошли бочком и страшненько захихикали.

Уилт, испугавшись психов и досадуя на свой идиотский вид, побежал дальше. За окном виднелся огороженный колючей проволокой участок газона, где, сидя на скамейках, грелись на солнышке либо бродили пациенты клиники. Попасть бы туда – уже легче. Но, раньше чем Уилт успел разыскать дверь на улицу, из комнаты для посетителей выбежала Ева и бросилась к нему:

– Генри, мы едем домой. Пойдем скорей. Этот ужасный инспектор порет невероятную чушь! Слышать его больше не желаю!

Уилт в кои-то веки спорить не стал. Он устал от здешней гнетущей атмосферы, от странных людей, блуждающих с отсутствующим видом. Вслед за женой он вышел через главную дверь и направился к машине, стоявшей на гравиевой площадке. Но не успели они до нее дойти, как из больницы донесся визг.

– В чем дело, что за шум? – сердито спросила Ева у пробегавшего мимо крошечного недоумка.

– Там у девчонки грудь ползает! – крикнул тот, в панике уносясь прочь.

Ева прекрасно поняла, о какой девчонке идет речь. Чертыхаясь про себя, она развернулась и решительно направилась к больнице. На ходу она расшвыривала в разные стороны несчастных психов, улепетывающих от страшной ползающей груди. Фредди, раззадоренный успехом представления и в то же время до смерти напуганный истошными воплями, исполнял привычный трюк с невиданной доселе прытью. При виде третьей девичьей грудки, с немыслимой быстротой снующей туда-сюда, запаниковали даже те, кто принимал очень сильные седативные средства. Они, конечно, знали, что больны – но не подозревали, до какой степени… Это намного хуже, чем галлюцинации.

Когда Ева добежала до Эммелины, крыса успела спрятаться в хозяйкиных джинсах. Истерика, охватившая сумасшедших, из вестибюля быстро распространилась по всей больнице, включая закрытое отделение. Ева, волоча за собой дочерей – хулиганки просто упивались эффектом, который произвела взбесившаяся грудь, – раскидала ополоумевшую толпу, скопившуюся у выхода, и, благодаря невиданной силе и размерам, вырвалась наружу. Наконец она и девочки подошли к машине, где на заднем сиденье прятался Уилт.

– Быстро садитесь и прикройте папу, – приказала Ева. – Охрана не должна его видеть.

В следующий миг Уилт очутился на полу. Девочки упирались в него коленями. Ева завела машину и, пока ехала к воротам, увидела в зеркале инспектора Флинта. Тот как ошпаренный выскочил из больницы, споткнулся – и упал, впечатавшись лицом в гравий. Ева прибавила газу. Через пять минут автомобиль вылетел из ворот клиники и помчался в направлении Оукхерст-авеню.