Уилт незнамо где

Глава 19

Шериф Столлард с Бакстером тоже неслись – в полицейской машине, по грязной дороге, к озеру Сэссеквесси. Их вызвал житель Лохвилля, которого одолели перепуганные медведи. Кроме того, он сказал, что мистер и миссис Иммельман жутко скандалят – стыдно сказать, о чем, – и если полиция не поторопится, без кровопролития не обойдется. Это крайне озадачило шерифа. Он не мог взять в толк, как человек, который, по его собственному утверждению, находится в десяти милях от дома Иммельманов, может слышать, что у тех происходит. Но за пять миль до места происшествия уже все понял. Даже при закрытых окнах в машине было отлично слышно, как вопит тетя Джоан: мол, хрен она позволит иметь себя в зад и раз Уолли такая скотина и извращенец, пускай поищет себе какого-нибудь гомика, они это любят. Шерифу это совсем не понравилось, а мужик из Лохвилля закричал, что его супруга уже просто не может. В смысле, слышать этого не может. Все, он подает в суд! И так пришлось возиться с лицензией на отстрел медведей, когда животных надо защищать, а чертова полиция… Шериф отключил связь. Про доктора Коэна было намного интереснее – и намного лучше слышно. При том, что до дома оставалось целых четыре мили. Чего, впрочем, шериф не знал, так как никогда не был у Иммельманов. И не подозревал, что люди могут настолько громко орать – даже если слушать из соседней комнаты. Мужик из Лохвилля прав: ссора из разряда последних и решительных. Но все эти вещи, про каньон, отчекрыживание и вкус Уотергейтских слушаний… Уму непостижимо! Словами не высказать! Тем паче на весь мир.

– Сколько осталось? – проорал шериф.

– Две мили, – ответил Бакстер.

Шериф вылупился на него как на сумасшедшего.

– Как две мили? Ну-ка останови. Они где-то здесь, совсем рядом.

Бакстер затормозил. Шериф приоткрыл дверцу, намереваясь выйти из машины, и тут же ее захлопнул.

– Блин! – воскликнул он, зажимая уши руками. – Давай быстрей отсюда!

– Что вы говорите? – переспросил Бакстер, тщетно пытаясь перекричать тетю Джоан, которая рассуждала о Книге Бытия и ее авторе-еврее, тезке доктора.

– Я говорю, сваливаем, пока не оглохли. Свяжись со службой общественного правопорядка. У них должен быть кто-то для таких случаев. Скажи, тревога номер один.

Бакстер развернулся на мокрой дороге. Машина заскользила у самого края глубокого оврага, и шериф схватился за ремень безопасности. Они понеслись обратно в Уилму. Бакстер включил рацию, но смог поймать только визг несчастного лохвилльца: я схожу с ума! Почему никто ничего не может сделать! Да сбросьте вы наконец бомбу на ублюдков Иммельманов! Кто-нибудь, что-нибудь, ради Христа, и… дорогая, дорогая, пожалуйста, опусти ружье, можешь, конечно, меня застрелить, но шуму меньше не станет. Слышен был и голос жены, которая клялась застрелиться сама, если это не прекратится.

– Передавай «три А» по всем частотам! – орал шериф в летящей на бешеной скорости машине.

– «Три А»? – крикнул в ответ Бакстер. – Угроза ядерного нападения? Да вы что, нельзя! Третья мировая начнется!

Он еще раз попытался связаться с соответствующими службами, но его не услышали. Между тем, семейная сцена постепенно сошла на нет. Однако после короткой передышки, как только перемоталась пленка, все поехало по новой. Тетя Джоан снова закричала про медузу и шиньон.

Шериф Столлард не мог поверить собственным ушам.

– Она это уже говорила. Слово в слово! Совсем сбрендила баба.

– Может, они нового наркотика наглотались? – сообразил Бакстер. – Не иначе – этак-то голосить. Что же это за страсть за господня?

– Господи, пошли и мне такую же страсть, я тоже наглотаюсь! – истово взмолился шериф и вдруг задумался: «Что, если Господь уже исполнил мою просьбу? Сколько работаю, такого несусветного грохота никогда не слышал».

То же самое думала и бригада электронщиков, которую послали в Медвежий Форт устанавливать жучки. Они полезли через ограду как раз тогда, когда часы с таймером показали шесть, и аудиосистема включилась одновременно со сложнейшими устройствами для отпугивания воров. Знаменитое американское ноу-хау Уолли использовал на всю катушку. Он даже придумал, как пустить в дело свою военную коллекцию, и та приобрела не только музейно-историческую, но и практическую ценность. Стоило первому эксперту по жучкам свалиться на землю, как включились сенсорные датчики. Четыре противовоздушных прожектора, быстро развернувшись, нацелились на перепуганного человека, а «Шерман» и прочие боевые орудия навели на него пушки. Электронщики в ужасе попадали на землю. Лучи прожекторов скользнули над ними. Вдалеке, у ограды, внося свою лепту в общий гвалт, истошно вопил и лихорадочно метался один из агентов. Бедняга ослеп от яркого света и оглох от криков тети Джоан, отказывавшейся разогреть Уолли. Тут с ревом ожили двигатели боевых машин, стоявших за прожекторами, те погасли, но все вокруг озарилось ярчайшим сиянием. Когда к агенту Нёрдлеру вернулось зрение (но не слух), он увидел стремительно надвигающийся танк «Шерман» – и немедля, ужасающе воя, кинулся к ограде. С несвойственной для себя резвостью он взлетел на самый верх, свалился на другую сторону и как сумасшедший понесся прочь, петляя между деревьями. Танк тем временем отъехал от ограды и встал на свое место. Освещение выключилось, и – если не принимать во внимание возмущенный голос дяди Уолли, с громкостью в тысячу децибел вопрошавший, склонял ли он хоть раз за тридцать лет супружества тетю Джоан к содомскому греху, – воцарилась тишина. Оригинальная сигнализация Иммельмана сработала идеально.

Столь же идеально работали системы аудиовидеонаблюдения, установленные в особняке «Старфайтер». Все, что происходило в доме, передавалось на монитор в наблюдательном фургоне. И хотя эпизоды с тетей Джоан в сортире были, прямо скажем, излишне натуралистичны, прочие обитатели особняка вели себя в полном соответствии со схемой, заранее сложившейся в головах борцов с наркотиками. Уолли Иммельман торчал в своем логове, жевал сигару, расхаживал туда-сюда, успокаивался скотчем и поминутно хватался за телефон, намереваясь позвонить адвокату. Однако всякий раз передумывал и клал трубку на место. Он явно нервничал, и очень-очень сильно.

– Думаешь, прочухал? – спросил у Паловски Мерфи. – Кое у кого из них прямо-таки шестое чувство. Знают, когда за ними следят. Помнишь, панамца во Флориде? Ну, тот, вуду? Вот у кого было чутье, не проведешь.

– У мужика, который женился на миссис Иммельман, никакого шестого чувства быть не может. Первого и того нет.

– Говорят, за каждым богатым мужчиной стоит великая женщина, – сказал Мерфи.

– Великая? Не то слово. Великанская!

Они переключились на четверняшек. Те выполняли задание своей англичанки и в рамках проекта по изучению американской культуры деловито описывали брачные ритуалы дяди Уолли и тети Джоан.

– Как пишется «содомит»? – спросила Эммелина.

– «Содом» через два «о», потом «и», потом «т», – ответила Саманта.

– Дядя Уолли настоящий женоненавистник. Так говорить про это ее местечко – кошмар!

– Дядя Уолли – хрен в рассоле. Нет, он правда кошмарный. Хотя, конечно, они оба хороши. Помните, как он рассказывал про войну, про то, как японцев сжигали этой огненной гадостью? Как он их назвал?

– Бегающие жареные индейки, – напомнила Джозефина.

– Ужас какой! Я больше никогда не смогу есть индейку, всегда буду вспоминать про бедных маленьких япошечек.

– Японцы не все маленькие, – заметила Пенелопа. – Есть же эти огромные борцы.

– Как тетя Джоан, – сказала Саманта. – Она такая отвратная.

В ответ на это высказывание Паловски и Мерфи, в наблюдательном фургоне через дорогу, согласно закивали.

Однако следующее высказывание было уже совершенно из другой оперы – причем весьма и весьма интригующее.

– А чего мы все это пишем? Весь компромат на кассете.

– Если поставить ее в классе, мисс Дрочетт, хоть она, конечно, очень крутая, хватит кондрашка. Интересно, что она скажет о дяде Уолли?

– Жалко, это не видео, – проговорила Эммелина. – Представляете: дядя Уолли не может найти чего надо у тети Джоан и лезет ей в попу. Мы бы могли целое состояние заработать.

– Состояние мы бы заработали, если б сделали по-моему, вместо того, чтобы ставить запись в проигрыватель, – возразила Джозефина. – Вот бы посмотреть, что там сейчас творится – ведь уже давно шесть часов. У дяди Уолли точно крыша уедет. Он бы за эту пленку заплатил огромные деньги. Миллионы. Ведь если все узнают…

– Если? – переспросила Эммелина. – Не «если», а «когда». Когда дядя Уолли узнает, он нас убьет.

Саманта помотала головой и уверенно заявила:

– Не убьет. Я спрятала оригинал в таком месте, где он ни за что не найдет.

– Где? – хором спросили сестры, но Саманта не призналась.

– Где он не догадается. Больше ничего не скажу. А то Эмми пойдет и все ему растреплет.

– Не растреплю. Вы же знаете, что не растреплю, – расстроенно пробормотала Эммелина.

– Когда мы писали сама знаешь что преподобному Васко на компьютер, ты говорила то же самое, а сама…

– Это не я! Это Пенни сказала, что я записала.

– Но ведь так и было, это же ты придумала! И вообще, я этого маме не говорила. Она сама всегда идет к тебе, потому что знает, что ты ябеда.

– Хватит, – перебила Саманта. – Я все равно не скажу, никому и ни за что, понятно?

Разговор перешел на обсуждение предстоящей поездки на Флоридские острова. Дядя Уолли обещал повезти Девочек на яхте охотиться на акул, а тетя Джоан и Ева собирались в Майами, пробежаться по магазинам.

Но внизу, на первом этаже, происходило такое, что планы Уолли Иммельмана менялись от секунды к секунде.

– Говорите, кто-то попытался залезть в Медвежий Форт? – кричал в трубку дядя Уолли. Он беседовал с шерифом Столлардом, который уже вернулся в Уилму, частично обрел слух, и позвонил узнать, как связаться с мистером Иммельманом.

– Залезть не залезть, бог его знает, – крикнул в ответ шериф. – Но только один гражданин из Лохвилля собирается подавать на вас в суд за нарушение спокойствия и правил приличия. Я, правда, не очень хорошо его расслышал…

– Видно, проклятые мишки опять врубили музыку. Вечно этот Лохвилль жалуется. Но при чем тут правила приличия? Это же Фрэнк Синатра, «Мой путь».

– Как скажете, мистер Иммельман, я вам верю, – ответил шериф. – Хотя если честно…

– Если честно, я вру. Я же «Аббу» поставил. Старую добрую «Аббу».

Шериф замялся. Не хочется, конечно, перечить самому Уолли Иммельману, но… если это «Абба», то он больше не Гарри Столлард.

– Как бы там ни было, я бы вас просил это выключить. У вас есть дистанционное управление?

– Что? Да вы в своем уме? Какое дистанционное управление за двадцать пять миль, через леса и горы? Как будто у меня свой спутник.

– Я считал, что у вас есть возможность выключить систему, – сказал шериф.

– Отсюда – нет. Там свой генератор, питание не вырубишь. И вообще, вам-то какое дело?

Кажется, пришло время сообщить пренеприятное известие, подумал шериф.

– Я что хотел сказать, мистер Иммельман… Вряд ли ваш разговор с миссис Иммельман стоит транслировать на всю округу. Мужчина из Лохвилля говорит…

– Да пес с ним, с этим нытиком! – воскликнул Уолли. – Говорю вам, он вечно жалуется. – Уолли замолчал. Слова шерифа дошли до его сознания. – В каком смысле – разговор с миссис Иммельман?..

Шериф Столлард сжал зубы: наступал самый сложный момент.

– Не хотелось бы повторять, сэр, – пробормотал он. – Это вроде как… интимное.

– Интимное? – вскричал Уолли. – Вы что, пьяный? Или сумасшедший? Мы с миссис Иммельман?

Шериф внезапно почувствовал, что сыт по горло всей этой историей, и ужасно разозлился.

– И еще доктор Коэн! – выпалил он. На другом конце провода хрипло охнули. – Вы слышите, мистер Иммельман?

Мистер Иммельман слышал. Только что-то не то. Бред какой-то…

– Что вы сказали? Последнее? – наконец спросил он ослабевшим голосом.

– Я сказал, что вы и миссис Иммельман обсуждаете деликатные подробности вашей… думаю, вы сами знаете, что вы обсуждаете.

– Что? – потребовал уточнения Уолли.

– Ну, доктора Коэна и…

– Черт! – завизжал Уолли. – Вы говорите, что болван из Лохвилля… о господи!

– Он позвонил и сказал, что ваш разговор слышен на всю округу. Нам показалось, вам это будет небезынтересно.

– Мне будет небезынтересно? Небезынтересно… Что он еще сказал?

– Вообще-то он хотел, чтобы вы это выключили, потому что грохот доводит его жену до бешенства. А из-за того, о чем вы с миссис Иммельман спорите, про вашу сексуальную жизнь и чего она вам не позволит, ей еще хуже.

Могу себе вообразить, мелькнуло в голове у Уолли. Он и сам был в бешенстве – как разговор в спальне попал в проигрыватель? И теперь транслируется на весь мир с громкостью в тысячу с лишним децибел? Невозможно, немыслимо!

– Понимаете, это надо как-то выключить, – настаивал шериф. – Мы вызвали отряд Национальной гвардии. Может быть, они… Мистер Иммельман? Что с вами?

В трубке было слышно, как что-то тяжелое с грохотом упало на что-то еще – по всей видимости, на стол.

– Мистер Иммельман, мистер Иммельман! О черт! – закричал шериф. – Бакстер, «скорую» туда быстро! Похоже, у него инфаркт.